Ни с кем не делиться счастьем

— Ты? Что ты здесь делаешь? — испуганно прошептал Шастун смотря на незнакомца в черном. — Я пришел поквитаться с тобой. — ответил грубый голос, приближаясь к парню с ножом в руке. — Пожалуйста, нет! — кричал парень, срывая глотку. Он даже сделать ничего не мог — руки крепко перевязаны веревкой. Человек в черном присел рядом с жертвой, заглядывая в зеленые глаза и, замахнувшись, резко провел ножом по шее парня, задевая сонную артерию и оставляя истекать кровью, которая тут же хлынула фонтаном, закрывать глаза, от потери сознания. — А! — Антон резко садится в постели, размахивая для безопасности ногами и глубоко дышит, как будто не делал этого уже минут пять. Парень хватается за шею, ощущая остатки холодного металла на ней, но она цела, крови нет. Это был сон… Так вот почему он в холодном поту. — Антон? — спрашивает Арсений, заходя в гостиную. Громко надо было кричать, что б парень проснулся, потому что даже шумные вечеринки по ночам его не беспокоили, насколько Антон помнит. Друг включает приглушенный свет на лампочке около дивана и садится рядом с Шастуном, который смотрит на него диким, явно отдалленным от этого мира взглядом. — Шаст, что произошло? — не унимается Попов. Антон лишь что-то шепчет себе под нос, держа слабую голову дрожащими руками, качаясь взад-вперед и Арсений не сдерживается — убирает мокрую челку парня со лба, прикасаясь к нему рукой, чувствуя, какой он горячий. — Блять. — описывает ситуацию брюнет. — У тебя жар. — он удаляется из комнаты, оставляя лишь слабый свет и ретируется на кухню. У Шастуна хуже, у него — пиздец. Его охватывает пиздец какая сильная паника от всего происходящего. Мозг кипит, плавится, но фрагменты из сна появляются в ней ярко и отчетливо. От одной лишь мысли, что это все правда, что это скоро может стать не сном, шатена бросает в дрожь, хотя куда сильнее. — Шаст, на, выпей. — за кошмарным потоком мыслей парень не замечает, как сосед оказывается рядом с протянутым стаканом воды и таблеткой в руках. Его это не волнует. Его только что чуть не убили. — Антон! — зовет его брюнет, но у того ноль реакции, лишь лицо ладонями закрыто и ноги поджаты под себя. — Шаст, блин! — он кладет стакан с таблеткой на столик и садится на диван, располагаясь между поджатых ног шатена, берет обе его руки в свои, отрывая их от лица, на котором видны соленые дорожки от слез и новые капли, текущие из глаз. — Антон… — выдыхает Попов, тут же ослабляя хватку и пересаживаясь так, чтобы можно было прижать парня к себе. — Ты, ты чего? Спокойно… — с запинками говорит он, гладя парня по светлой макушке. — Они убьют меня… — руки трясутся, тело ломит, голова не слушается, единственная точка опоры сейчас — серая футболка напротив, за которую шатен цепляется, как за спасательный круг. — Что? Нет, нет, не убьют, успокойся. — Арсений правда не знает, что довело друга до истерики, но ему в сотый раз стыдно, потому что он догадывается, что это из-за него. Он мог понять, насколько Антону плохо сейчас, насколько страшно было, когда они вели разговор на кухне. Что он только что из больницы, где его с того света вытащили. Что это все — как минимум стресс. Страх, что за тобой придут. Его квартиру, — его крепость, место, которые все люди наивно считают самым безопасным, называют его таким теплым и родным словом «дом», — обакрали. Бесцеремонно проникли и разбросали все, что человеку было дорого. Как после этого можно жить спокойно? Зная Антона, Арсений до сих пор не понимает, как только тот еще не сошел с ума. Этот человек банально боится ужастиков, а тут жизнь, похуже триллера. Шастун успокаивается, но вот его температура нет. Попов чувствует ее даже через ткань футболки. Он аккуратно отстраняет Антона от себя и укладывает на кровать, давая лекарство. Шатену завтра будет очень стыдно за ночную истерику, но он просто не смог сдержать эмоции в себе. Ему правда было страшно. Остается только запить таблетку водой и покорно лечь на кровать, засыпая, пока кто-то укроет его одеялом и уйдет спать. Больше Антон не просыпался. Только под утро он открыл глаза, чувствуя слабость в теле, лежа и не двигаясь, надеясь что хуже не будет. — Доброе утро? — в комнату зашел сонный, помятый, домашний и уютный брюнет, с растрепанной прической на голове, с дневной щетиной, потирая непроснувшиеся голубые глаза и чересчур длинными, пушистыми ресницами. Он их наращивает? Либо это горячка либо что-то еще, что прошибло голову Шастуну в этот момент, ведь он чуть не залип. — Доброе. — прохрипел Антон, вздрагивая от своего же голоса и делая глаза монетками по пять рублей. Арсений тихо смеется и становится еще красивее в этот момент. На его щеках появляются ямочки и едва ли заметный румянец, челка слегка трясется, а в голубых глазах скапливаются слезы, которые приходится смахнуть. — Ты чего так сильно разболелся? Ты мне еще нужен. — просмеявшись, говорит он, подходя к дивану и садясь с краю. — Сколько время? — спрашивает Антон. — Одиннадцать утра. — Тебе не пора на работу? — скептично спросил шатен. — Нет. Я взял больничный. — просто сказал парень. — Буду тебя лечить. — он широко улыбнулся и, видя как Антон опять выпячивает глаза, не понимая, шутит тот или нет, снова смеется. — Ты серьезно сейчас? Нахрена? Мне ж не пять лет. — недоумевает Шастун, складывая руки на груди. — Ты вчера чувствовал себя очень плохо. — огибает опасные сейчас слова Арсений. — Я подумал, что если ты дома будешь не один, — намек, — то тебе будет легче восстановится, так и мне и тебе спокойней. — Я вчера что-то сказал, да? — делает догадку Антон. — Все нормально, Тох, не переживай. Ты как себя чувствуешь? — Херово. — сухо отозвался тот. Арсений дотрагивается рукой до чужого лба и быстро убирает ее, увидев недовольный взгляд напротив. — Лоб горячий. Насколько сильно херово? — Слабость в теле и ломает. Сдохнуть хочется. — отвечает шатен грубо, лишь бы не показать то, что он ответил. Если Антон все правильно понял, то этой ночью он сказал и показал уже слишком много, больше он не хотел. Он правда не помнил вчерашней истерики, как в бреду. Была ли она вообще? Была. Да, он помнит, что была. Но все остальное вышибло из памяти и все ночные разговоры (если они были) останутся лишь в голове Арсения. — Не говори так, вылечим тебя, будешь, как новый. — Попов легонько улыбается и уходит на кухню. Когда брюнет пропадает из поля зрения, Антон тихо хнычет, спускайся головой с подушки, пытаясь спрятаться от боли в одеяле. Как же ему плохо. Шастуну приносят лекарства, которые Арсений буквально запихивает в парня, каждые пять минут подходя с той или иной микстурой. Антон пьет все, пускай и с трудом. Лишь бы вся эта боль в теле отступила. Ну вот за что ему это все? Арсений возился с ним, как с маленьким ребенком, почти весь день. Под вечер ломка отступила и температура спускалась, хотя и была выше 36.6. Попов сказал, что ему нужно отлучится на пару часов, поэтому Антону придется посидеть дома одному. Антон на это показательно фыркнул, он что, не справится один дома, пускай и больной? Ему же не пять лет, ей Богу! Друг все равно проводит инструктаж, что и когда пить, если станет хуже. Ставит рядом еду, воду и таблетки, чтобы парень лишний раз не вставал, и только после этого уходит и Антон остается один. Тишина успокаивает. Пока боль отступила и к тебе никто не подходит каждые пять минут — нужно пользоваться. Шастуну даже не интересно, куда ушел его сосед. Он не будет лезть в чужую жизнь, он уже говорил. Тишина и легкая слабость в теле не предлагают ничего лучше, чем уснуть после тяжелого для организма дня. И Антон, немного подумав, соглашается и проваливается в сон. Арсений приходит спустя пару часов уставший и довольный. На обратном пути он купил продукты и лекарства. Разложив все вещи по холодильнику и аптечке, брюнет заглядывает в гостиную, где беспокойно спит его друг. Антон крутился во все, что-то шептал и зажмуривал глаза, его челка, — влажная и мокрая, — вертелась вслед за лицом, а ноги под одеялом дрожали. — Отпустите… Нет… Не надо. Не трогайте меня! — Шастун начал размахивать руками и ногами, затем вцепился в свои же плечи, обхватывая их, и резко сел в кровати. — Антон! — Арсений, до этого стояв, как вкопанный, не веря глазам (не каждый раз видишь взрослого парня, так крутящегося во сне), срывается с места и подбегает к другу. Шатен распахивает глаза, тяжело дыша через рот. Он весь в поту, а руки продолжают мертвой хваткой держать перевязанные предплечья. — Антон, все нормально, это сон. — успокаивает Попов друга, лишь бы тот пришел в себя. Но Антон не приходит. Он смотрит сквозь парня, соленые капли льются из глаз, а руки… Арсений замечает красные пятна на бинтах в районе кистей. Он вздрагивает. Этого ему еще не хватало. Он кладет свои руки на чужие, аккуратно и медленно убирая их с ран. — Вот так… Смотри, все хорошо? — Арсений смотрит на Антона не отрывая взгляд, чтобы тот смотрел в ответ и не дай Бог увидел кровь. Попову пришлось много проанализировать, что бы помочь Антону и он понял, что кровь может являться одним из запрещающих факторов в его голове. Чужие руки получается убрать и Арсений выпрямляет их, кладя перед собой вверх ладонями. На белых бинтах виднелись небольшие пятна крови. Раны открылись. Это плохо. Надо обрабатывать. Пока Антон в состоянии несостояния и вообще не реагирует на внешний мир и все, что в нем происходит, брюнет срывается с места, со скоростью пули долетает до аптечки, берет ее и бежит обратно, спустя десять секунд оказываясь на том же месте, в том же положении, только чуть запыхавшийся и с аптечкой в руках. — Шаст, ты вообще слышишь меня? — Арсений понимает, что обрабатывать раны человеку, который не понимает что происходит, но может в любой момент очнуться и сделать черт знает что — нельзя, поэтому кладет свои ладони на его лицо и смотрит в глаза — зеленые и светлые, разглядывая в них страх. — Все хорошо. Это был сон, тебя никто не тронет, только прошу, приди в себя. Мне нужен Антон, слышишь? — он говорит как можно спокойней, тихо, чувствуя, как собственный голос подрагивает от хуевости ситуации. Антон моргает пару раз, останавливая слезы, хочет вытереть их, но руки болят, а на кистях бинты с алыми пятнами. — Блять… Не надо… — опять забывается он, бормоча что-то себе под нос. — Тихо, тихо, ничего страшного нет. — быстро схватывает брюнет. — Я сейчас сниму бинты, все обработую и ты ляжешь спать, да? — расписывает он свой план действий парню. Арсению мама так в детстве делала, что бы ребенок не боялся. — Антон, ты мне нужен сейчас. — не увидев реакции, привлек к себе внимание Попов. Шастун глубоко дышит, понимает, пытается понять. Пытается запомнить, осмыслить, сделать все что угодно, лишь бы оказаться здесь и сейчас, а не в кошмарных флешбеках, гуляющих по его голове. Он медленно кивает, когда понимает, что готов, мысленно доверяя Арсению, перекладывая на него всю ответственность, всего себя. Возможно это глупо, тупо и неправильно, но только так он может убедить себя в том, что раны нужно обработать, что он ни за что не сделает этого сам и что друг поможет ему. Арсений смотрит в глаза, буквально видя, как к нему возвращается человек, его приятель, по совместительству сосед, с которым они раньше общались, пару раз ходя друг к другу в гости смотреть какой-нибудь фильм, правда в один момент все стало иначе, все перевернулось, изменилось и будет ли когда-нибудь все так, как прежде, он не знает. Попов убирает руки с чужого лица, медленно перекладывая их на бинты, снимая. Антон дышит через нос, не смея закрыть глаз, иначе картинки той кровавой ночи всплывут в памяти слишком, слишком отчетливо. Он находит спасение в лице напротив, точнее, в голубых-голубых глазах, в которых отражались синие волны и белые блики представлялись, как чайки. Антон засматривается, изучая эмоции на чужом лице. Арсений сидел прямо, смотрел точно на изрезанные руки. Его брови часто сводились к носу, хмурясь, розовые губы сжимались в тонкую полоску, а взгляд голубых глаз был серьезным, сосредоточенным. Даже таким Арсений казался красивым. Напряженный, хлопающий время от времени ресницами, не смея морщиться или хоть как-то показывать отвращение к порезам, что предстали перед ним, аккуратно, осторожно и бережно водящий пальцами по молочной коже, трепетно касаясь чужих рук. Антон залип, залип надолго. И это хорошо, потому что Арсений успел закончить. — Ты как? — позвал его друг, снова смотря в глаза, которые от него даже не отрывались. Только сейчас шатен опустил голову, смотря на свои руки, где были чистые, белые бинты, без намека на кровь. — Страшно. — признался он. Брюнет поджал губы, опуская взгляд в пол, не зная, что на это ответить, потому что не понимал насколько страшно, и вряд ли когда-нибудь поймет. — Надо поспать. — только и говорит он. Антон на это отрицательно мотает головой, машинально тянется к только что перебинтованным предплечьем и испуганно выпячивает глаза. — Я один не усну. Мне страшно. Я боюсь. — брюнет совсем не узнает его. Где тот общительный, но при этом скрытный, дерзкий и живущий одним днем Антон? Кто перед ним сейчас? — Ляг со мной. — жалко просит он, чуть сжимая пальцы на чистых бинтах. Арсений тут же кладет на его руки свои и аккуратно убирает, медленно разводя по сторонам. — Хорошо. — вздыхает Попов и уходит. Шатен встает с дивана, берет одеяло с подушкой и плетется в спальню, где Арсений уже подвинулся, ложась с краю и освобождая место парню. В гостиной они бы не поместились вдвоем, а кровать Попова казалась даже лучше. Антон уснул почти сразу, свернувшись калачиком в собственном одеяле, а Арс охреневал от ситуации, совершенно не зная, что делать дальше. А он так не привык. Всю жизнь он следовал четким планам, всегда находил решение и был уверен во всем. Импровизировать приходилось редко, но даже тогда он рассчитывал дальнейшие шаги с минимальным риском и скорейшим завершением возникших проблем. Сейчас же он был в тупике. Он не знал, что делать. Попов должен был помочь Антону разобраться, что с ним произошло, должен, но все пути обрывались и ему приходилось придумывать новые способы, чтобы идти по ним, все сложнее и сложнее, потому что Антон непредсказуемый. Это единственный человек, по которому Арсений не может понять, что делать дальше. Всегда серьезный, уверенный в себе парень сейчас лежал, чуть подрагивая, свернувшись калачиком на его кровати, время от времени передвигаясь ближе, а до этого бился в истерике, открывая старые раны и признался, что ему страшно. А Арсению непонятно. Он бы помог, да не знает, как. Слишком сильные эти припадки, слишком высокая температура, которая не опускается второй день, слишком непредсказуемый человек. Ему будет очень, очень трудно. Брюнет лишь надеется, что во время очередных кошмаров или флешбеков Антон все же вспомнит, кто превратил его жизнь в ад. Это очень важно сейчас, но кажется нереальным. Попов громко выдыхает, когда теплая рука ложится ему на грудь. Антон во сне почти вплотную прижался к Арсу, с каждым разом начиная размереннее дышать. Арсений замечает это и с любопытством кладет свою руку на чужую спину, отчего Антон прижимается еще ближе, почти впритык, утыкаясь носом в чужое плечо, дыша горячо, но спокойно. Брюнет отмечает про себя, что это помогает. Что ж, возможно не все потеряно и они так и засыпают в обнимку.