опианариум

      ты потеряешь смысл кому-либо доверять.         больно так, что разрывает, – хочется не просто плакать, нет, это банально и неинтересно, хочется рыдать, раздирая глаза в кровь, чтобы слёзы были алые, хочется нечаянно (обдуманно) шагнуть с балкона, желательно с этажа девятого. тебя везут на каталке, потому что месяц или больше лежал, ноги не слушаются, встав, ты падаешь, а теперь лежишь и, закрыв глаза, слушаешь стук. санитары завозят тебя в лифт, все внутри сводит от напряжения и волнения, вы едете недолго, в гробовом молчании. если бы ты даже мог, ты бы не сдвинулся, всё тело сковывает от страха перед неизвестностью, ты заламываешь пальцы так, что костяшки белеют.         – Фёдоров, – говорит санитар некому мужчине, – лежачий пока.         – на анализы и флюорографию, – отвечает тот.         слова мажутся и стекают по тебе, твои глаза плотно закрыты, ты весь превращаешься в слух. каталка гремит и сдвигается с места. опять лифт, опять тебе кажется, что ты задохнёшься, хотя ты никогда не страдал клаустрофобией. минуты две и вы едете по коридору, ты это понимаешь только по смене ощущений. тебе грозно говорят встать, и ты открываешь глаза, свет бьет так, что кружится голова, а ты и так не особо чувствуешь ноги, качаешься и падаешь обратно на каталку. но «быстрее» и ты снова на ногах. ты нетвёрдой походкой идёшь к аппарату и останавливаешься. дышать – не дышать. ты идёшь обратно, едва не падая. тебя везут обратно.         – в какую палату? – спрашивает санитар.         – вторую, – отвечают ему.         тебе говорят снова подняться, и ты открываешь глаза. палата на двенадцать человек, вокруг пахнет сигаретами и потом, одно окно, которое после реанимации кажется чем-то нереальным. на людях твой взгляд не задерживается, ты неспешно плетёшься до свободной койки и падаешь на неё. состояние сонное, а ещё хочется вскрыться. ты сворачиваешься лёжа на боку и начинаешь дремать. в голове Сестрорецк – тепло, слепящие солнце, вёсла, состояние абсолютного счастья, родной голос. его голос. голос, который довёл до передозировки.         – Фёдоров, – ты дёргаешься, поворачиваешься. перед тобой строгая женщина средних лет, она в медицинском халате, и ты сразу понимаешь, что это местный врач, она говорит: – ну что, рассказывайте, зачем выпили столько таблеток?         – перепутал дозировку, – ты уже миллион раз отвечал на этот вопрос и знаешь, как это сделать правильно, ощущение все равно тяжелое, ты вспоминаешь, как целенаправленно вытаскивал одну таблетку за другой, как глотал и ненавидел себя, тебе становится некомфортно, потому что по глазам врача ты видишь, что она не верит.       – то есть правду мы говорить не будем, – вздыхает она, – хорошо, отдыхайте. подъем в восемь, отбой в девять, курение, если актуально, до восьми и с четырёх, каждые два часа. Можно использовать стационарный телефон один раз в день.         ты киваешь и думаешь, что никто даже не передаст ему сигарет. может, он бы передал, но в груди при одной мысли о нем сковывает и болит, становится так тревожно, и эта тревога тянется невыразимое количество часов. за время в реанимации ты привык не курить, хотя первое время ломало, выкручивало, но очистительные капельницы помогали и с этим. но вот последняя фраза врача тебя зацепила: ты встаёшь и стучишь в окно, где медбрат, просишь телефон. внутри странное волнение, пальцы сами набирают знакомый номер. его номер. – Дима? – ты почти теряешь голос.   – вы ошиблись номером.