Рандеву с Радио-Демоном.

      Ночь в аду ничем не отличалась от дня. Этот факт уже настолько въелся в женскую голову, что начинал раздражать. Алана, сидя на диване, прижимала обнажённые колени к груди, слегка покачиваясь. Это состояние постепенно становилось нормой для истощённого организма. Алана, засмотрелась на кровавую луну, освещающую комнату из приоткрытого окна, через которое в комнату попадал непривычный для ада запах леса. Кроны деревьев заигрывали с неощутимым ветром, напевая успокаивающие колыбельные.       Поломанные ногти впились в и так истерзанную кожу ног, медленно направляясь вверх к острым коленям, оставляя новые глубокие царапины. Неожиданно Алана дёрнулась в сторону, быстро перебирая ногами в ритме джаза. Тень, схватившая девушку за запястья, из сгустка тумана стала Радио Демоном, явно недовольным действиями ланьки. Алана, не смущаясь своего внешнего вида, наблюдала за горящим взглядом Аластора. Наконец, подхватив грешницу под колени, демон усадил девушку на подоконник, открывая окно ещё больше.       Теперь лёгкий свет высокой луны падал на тощее тело, открывая чужому взору не зажившие побои, раны с запёкшейся кровью и ярко-выраженные рёберные и тазовые кости. Аластор, не снимая лёгкой, но широкой улыбки с лица, пробежался взглядом по Беле, сидящей перед ним лишь в нижнем белье. Алана была больше похожа на подростка, нежели на женщину, у которой уже есть ребёнок. Груди у неё не было, возможно, за счёт огромнейшего дефицита массы. Талия была заметна, но она не была осиной или пленительной для большинства мужчин. Единственное, за что мог зацепиться похотливый взгляд какого-нибудь извращенца — это пятая точка ланьки. Несмотря на малый вес, бёдра были округлыми, ляжки мягкими, а сама попа была заметно упругой.       Прижав к голове ушки, Алана прикусила нижнюю губу, стыдливо опуская взгляд. От горящего алым светом взгляда внизу впалого животика медленно завязывался узел, позволяя бабочкам щекотать своими крылышками внутренности. Аластор чувствовал тот жар, который постепенно заполнял хрупкое тельце. — Душа моя, неужели тебе так нравиться ощущать боль? — вопрос был скорее утверждением, не требующим ответа. — Знаю! Ты никак не можешь забыть Люциана, который издевался над тобой. Не можешь забыть какой кайф испытывала, когда он поднимал на тебя руку? Неужели ты и правда извращённая мазохистка? — Аластор… — шёпот девушки был проигнорирован. — Неприятно? — улыбка демона стала шире, а левая ладонь опустилась на обнажённую ляжку, аккуратно постукивая острыми когтями по нежной коже, заставляя ланьку вздрогнуть. — Тебе нравится, когда с тобой обращаются, как с использованной, сломанной вещью? — Ай!.. — Алана вскрикнула, резко замолкая, ощущая длинные пальцы, сжимающие шею в кольцо.       Ляжка ныла острой болью, когти демона продолжали её сжимать. Из закрытых глаз текли ручейки слёз, но Алана не вырывалась, не кричала, не возмущалась. Она молчала, дрожала, боялась, но продолжала молчать. Гнев лавой заполнял грудную клетку грешника, отражаясь садизмом в его алых глазах. Склонившись над ланьим ушком, Аластор издевательски выдохнул в него, маниакально улыбаясь от женской реакции. — Аластор, мне больно… — Что прости? — Мне больно!.. — Я тебе не верю, Алана. — Отпусти меня, мне больно! — наконец, девушка встретилась взглядом с садистом, хватаясь двумя ладонями за его правое запястье, пытаясь отодрать от своей шеи. — Аластор, отпусти! — Тебе ведь нравится, — усмехнулся Радио Демон, сильнее сжимая хрупкую шею. — Тебя это заводит, душа моя. Я это чувствую. — Отпусти! — ланька активизировалась, заставляя грешника слегка отстраниться. — Мне не приятно! Меня это не заводит! Я устала от этой боли…       Аластор, услышав женский крик, разжал когти, теперь нежно проводя рядом с областью глубокого ранения. Отпустив женскую шею, он выпрямился, наблюдая за мученицей, которая, почувствовав свободу, облокотилась спиной о стекло, нервно выдыхая.       В груди спёрло, перехватывая дыхание. Аластор видел, как Беле вновь прижимает к своей груди колени, не обращая внимания на боль. Видел, как пытается сдержать слёзы. Видел, как она пытается быть сильной. — Почему ты не послушала меня, Алана?       Девушка подняла голову. Аластор редко называл её по имени. Сейчас он выглядел так, будто переживал за неё. Словно все те слова, которые он говорил, и все его действия были направлены на помощь. На самую настоящую, искреннюю помощь. Не ради веселья. — Какая тебе разница, Аластор? — задала Алана вопрос, который так долго волновал её. — Почему ты помог мне вчера? Зачем заключил со мной вторую сделку? Почему заботишься обо мне? — Тебе это неприятно? — Аластор выгнул левую бровь в непонимании. — Хочешь больше жестокости или едкости? — Нет, просто… — Алана прикусила нижнюю губу, сомневаясь в продолжении фразы. — Ты — оверлорд, значимая личность в аду, которую все боятся и, в какой-то степени, уважают. Твоё прошлое для меня является огромной тайной, но ты садист, маньяк, убийца, психопат, транслирующий по радио свою резню. Ты пришёл в отель к принцессе ради собственного веселья. У тебя нет веры в то, что грешники могут измениться, потому что у тебя есть понимание того, что это никому не нужно. Я же, по-факту, представляю из себя обычную работягу, которая еле-еле связывает конец с концом в этом прогнившем месте. Так почему ты носишься за мной? Не пойми меня неправильно, просто… Все твои действия вызывают во мне волну ощущений. Даже сейчас, несколько минут назад, когда ты схватил мои запястья я почувствовала неизвестное мне ранее чувство, которое в романах обычно описывают, как возбуждение. Каждый раз, когда ты так или иначе касаешься меня, моё тело захватывают бабочки, кружащиеся в моём животе в безумном танце. Сердце ёкает приятной болью, когда ты играешься с Аланом, словно с собственным сыном.       Аластор внимательно слушал монолог, ощущая приятное стягивание в области груди. — Знаешь, я думала над этими чувствами и пришла к неутешительному выводу, — горько усмехнулась Алана, вновь встречаясь взглядом с грешником. — Мне кажется, я люблю тебя…       Уши Радио Демона напряглись, а на лице застыла удивлённая гримаса. Признание Аланы стало для него неожиданностью. Приятной неожиданностью. Девушка смущалась. Её щёки покрылись стыдливым румянцем, взгляд был опущен, а руки нервно тряслись, в ожидании дальнейших действий оверлорда. Ей было страшно.       Внутри демона всё перевернулось. Слова ланьки вызвали в нём бурю различных эмоций, начиная от искреннего непонимания, заканчивая удовлетворением. Он резко нагнулся к грешнице, приподнимая её голову указательным пальцем за подбородок. Расстояние между их лицами было минимальным, из-за чего дыхание девушки участилось. — Не плачься потом о своём решении, Лана…       Почувствовав чужие губы на своих, Беле застыла в изумлении, боясь как-либо пошевелиться. Поцелуй был непривычно нежным, аккуратным, в какой-то степени боязливым. Он не хотел спугнуть миниатюрную ланьку. Алана, переместив свои ладошки на мужские плечи, ответила, приближаясь к демону ближе.       Впервые грешница ощущала не холод, не похотливое желание, не чувство обязанности, а искренность. Аластор, словно изучив Алану полностью, дарил ей своими прикосновениями то, чего ей так не хватало всё её существование. Он отдавал ей то, чего ей не хватало. То, что когда-то дарила ему мать…

*

      Кожа цвета топлёного молока коснулась прохладной простыни, из-за чего девушка слегка прогнулась в спине. Алана не помнит как они оказались в тёмной комнате, освещённой лишь красной луной, но она отчётливо ощущала любимые губы, блуждающие по израненному телу. Девушка, издавая тихие стоны, впервые ощущала от половой близости кайф, а не боль. Ей нравились большие ладони, блуждающие по бокам, которые дарили ей чувство защищённости. Нравилось, как оверлорд, возвышаясь над ней, игриво проводил подушечками пальцев по мягким ляжкам, заставляя с каждой секундой всё громче скулить от желания, что болезненным комом застыло внизу живота.       Очередной поцелуй был прерван удовлетворённым женским стоном. Чувствуя осторожное вторжение внутрь изнемогающего лона, ланька учащённо дышала, прикусывая нижнюю губу. Аластор нетерпеливо выдохнул в хрупкую шею, слегка прикусывая нежную кожу. Алана была слишком хрупкой, слишком узкой. Он боялся навредить ей, не хотел причинять боли.       Толчки не были резкими или грубыми, наоборот, Алана ощущала плавные, осторожные движения, заполняющие её всё больше и больше. Грешница, царапая мужскую спину, прижимала грешника ближе, добавляя чувственности в процесс.       Аластор выпрямился, делая пробный резкий толчок, от которого Алана мило ойкнула, сжимая в кулачках уже мятую простынь. Ланька была слишком милой, манящей: щёки покрыл алый румянец, дыхание сбилось, из-за чего грудь быстро вздымалась и опускалась. С этой ночи тело Беле стало его. Ладонь левой руки легла на мягкую ляжку, обвивая её пальцами, а правая упала на бок талии, сжимая его. Движения стали резкими, более грубыми, но вместе с тем осторожными. Стоны стали громче.       Этой ночью куклу, которую однажды сломала жизнь, починил один человек, просто полюбивший её.

Теперь Аластор не вернёт её Люциану.