Чёрная кровь

      Сидя за решёткой после очередного эксперимента, как и остальные его товарищи, Яков устало прикрывает глаза. Недавно до него дошли новости, что чёрные отступники победили в войне и теперь в мире устанавливается порядок прогресса и отсутствия веры в Бога. Если говорить точнее, порядок принуждения несогласных к становлению чёрными отступниками и уничтожение всяких чувств, кроме разума. Было бы ему проще, если бы он согласился на повторный эксперимент и отказался от того, что чувствует? Отбросил смешанные чувства ненависти и сожаления к Оливеру, теплоту, соединившуюся с раздражением, по отношению к Немо, хоть какую-то, но любовь к своим товарищам, членам отряда? Сложно сказать. Вряд ли его ждёт что-то хорошее: он уже наговорил гадостей Не... нет, Вальтеру, сыну генерала Шмидта, чтобы разбудить его, напомнить, с чего всё начиналось и кто он такой, заставить бороться, пробуждая прошлую личность, личность Немо. Это была бесполезная попытка. Ему пришлось сдаться, принеся свои извинения в итоге. Парень на выпады в свой адрес не отреагировал и солидарность к Оливеру не проявил, хотя Яков и знал прекрасно, что гнев — самая сильная и легко вызываемая его эмоция. У него вообще не было шансов против идеального чёрного отступника?       Больше времени на сожаления ему не даётся, так как к решётке в тот момент подходит Вальтер собственной персоной. Серьёзно глядя на Якова, он замечает бездушно, отпирая камеру и жестом веля ему следовать за собой:       — Идём.       — А вот и момент казни с убийством эмоций наступил, — саркастично фыркает солдат, не сопротивляясь и шагая к нему: всё равно заставят. — Ведёшь меня к своему ненаглядному папочке, точно папенькин сынок? Хочешь превратить меня в то, что ходит почти каждый день по этим коридорам без каких-либо чувств, но продолжает называться твоей матерью? Я считал тебя более умным, чем ты есть, господин Немо. Чертовски ошибся. Только полный дурак согласился бы стать чужой марионеткой добровольно и отдать свою свободу за безумную идею, которая нас всех и уничтожит.       Ему нетрудно разглядеть в темноте горящие алые глаза юноши и понять по ним, что тот как не чувствовал ничего, так и не чувствует. Разум побеждает эмоции. Но без эмоций разум не способен победить ничто. Поэтому отступники могут выиграть войну, но долго не проживут: если начнётся борьба за власть или какие-то ресурсы, они бесчувственно истребят друг друга. А Яков не хочет такой участи ни для себя, ни для своих товарищей, ни для Немо.       Тот, что удивительно, даже не поправляет его, когда слышит прошлое имя, чем удивляет остальных ребят в камере, однако и не выказывает никаких чувств прежнего себя. Наблюдая за тем, как Якова собираются увести, Дорис всхлипывает и замечает с привычной для неё добротой:       — Омен, пожалуйста, не делай этого! Я знаю, что Яков мог поступать с тобой не очень хорошо, но отчасти он делал всё это для нашего блага. Пожалуйста!       — Бесполезно. Ты же видишь: он сейчас словно бездушная машина, — шикает на неё Хельга, и девушка тут же замолкает, пока Руф обнимает боевую подругу за плечи. Та в этот раз не спорит.       Оливер кладёт руку на плечо, а Элиас и Ганс даже не пытаются подать голоса и сказать хоть что-то: они слишком подавлены.       — Я Вальтер, а не иначе. Не Омен, — поправляет наконец Дорис юноша, уводя за собой Якова.       В коридорах не достаёт освещения, точно некому заменить в нём лампочки, отчего вокруг царит неприятный, тревожащий душу полумрак. Яков привык к темноте, однако в этот раз даже он чувствует себя не слишком хорошо: эта темнота отличается от той, что ему привычна. Та дарила ощущение безопасности, как будто бы скрывала от врагов и друзей, позволяя видеть то, что не должен, и строить планы, о которых не узнают до нужного момента. Эта же дарила ощущение непредсказуемости, сложно сказать, что случится дальше. Гнетущая, пугающая, прячущая в себе какие-то отдалённые крики неудачных образцов, на которых проводили эксперименты для создания идеального человека. Того, кем хотят сделать Якова.       Вот только он неслабо удивляется, когда Вальтер ведёт его к выходу из главного штаба, коротко веля:       — Притворись, что ты такой же, как я. Для твоего же блага.       По правде говоря, Якова удивляет такая просьба, однако он без лишних споров в этот раз выполняет её, пока идеальный чёрный отступник ведёт его мимо ворот с охраной штаба, поясняя равнодушно:       — Выполняю приказ отца.       Возражений не поступает, и юноши уходят на достаточное расстояние от нужного места. Когда они оказываются вне зоны досягаемости всех, кто находится в главном штабе, Яков честно замечает, глядя на него со слишком уж явным недоверием:       — Не понимаю.       — Я тоже, — признаётся Вальтер. — Но, похоже, он хотел этого. Я лишь пытаюсь понять, почему он так страстно желал спасти такого слабого и бесполезного человека. Без разума ты был бы намного сильнее да и полезнее стране. Яков сразу понимает, о ком идёт речь, а потому уточняет всё так же недоверчиво:       — Он хотел этого? Да с чего ты взял?       Солдат знал, что это его шанс на какую никакую, но свободу, однако просто не мог держать себя в руках рядом с этой личностью... Хотя какая из него личность, так, генеральная кукла без своего мнения. Не чета шпиону с тем же милым личиком, но такими бурными эмоциями...       — Потому что я помню всё, чем жил прошлый "я", — признается тот равнодушно. — Вот только никак не пойму, почему ты был для него настолько важен. Он не использовал тебя, чтобы сбежать, когда застрял с вами в лагере, не нашёл способ использовать тебя, чтобы связаться с отцом. Привязанность к тебе в прошлом слишком бессмысленно. Что это за эмоции и чувства были такие?       Яков не может поверить своим ушам. Дурак. Нужно было сказать Немо всё, как есть, возможно, тогда всё сложилось бы иначе: их взаимоотношения были бы намного лучше, а ещё они смогли бы избежать победы чёрных отступников, как минимум, лишив тех символа, ведущего революцию. Идиот. Впрочем, теперь поздно сокрушаться.       Вальтер наблюдает за ним внимательно, а солдат уточняет осторожно тем временем с мрачноватой усмешкой:       — И что дальше? Ты отпустишь меня? Спасёшь остальных? Каков твой план, Вальтер?       Имя его парень произносит с непередаваемыми издёвкой и отвращением, словно то ему совершенно не подходит. Впрочем, тот не слишком реагирует на это, лишь беря его за запястье и ведя за собой, замечая:       — Мне нет смысла спасать остальных. Возможно, позже обдумаю этот вопрос, если это будет важно. А пока ты пойдешь со мной. Раз он хотел спасти тебя, я хочу понять ту причину, по которой он это делал.