Чёрная кровь

      Когда Яков открывает глаза, всё вокруг плывёт, он не может сфокусироваться даже на деревянных балках потолка. Впрочем, наконец ему удаётся сделать это и солдат пытается было подняться, однако ощущает, как тело отдаёт болью, отчего вновь падает обратно на кровать. Со стороны двери слышатся шаги, и парень безошибочно определяет, кто идёт: с годами подозрений и паранойи он научился отлично определять по шагам, если кто-то знакомый идёт. Впрочем, эти шаги его совсем не радуют: когда-то это было что-то мягкое, немного неуверенное, но при этом с какой-то решительностью, что звучит как полный оксюморон. Теперь же шаги звучат как будто бы без тени сомнения, но при этом как-то... пусто. Не слишком быстро, не слишком медленно, не слишком тихо и в меру громко, без резкости, без капли злости, радостных подпрыгиваний или грустной торопливости. Ничего. Обычные бесцветные шаги.       — Проснулся, — констатирует факт Вальтер, пройдя внутрь и совершенно проигнорировав недовольный взгляд Якова.       — Что произошло в главном штабе? — уточняет тот, даже не пытаясь шевелиться: тело, видимо, ещё не восстановилось после выстрела. Впрочем, кто стрелял? Они вырвались без происшествий? Нужно знать обстановку.       Вальтер смотрит на него безразлично и рассказывает, точно докладывая отчёт:       — Мой отец нас заметил и выстрелил в тебя. А потом ещё пару раз. Я, Сэм и Том взяли тебя и притащили в лагерь староверов. Как оказалось, одна пуля повредила какой-то важный механизм в сердце, который нельзя было починить здесь: не хватало всего необходимого. Не было шанса спасти тебя.       — Не пудри мне мозги, я ещё жив, — фыркает Яков, начиная разматывать повязку на теле, чтобы посмотреть на рану. — Принеси новые бинты, я планирую сменить повязку. Мало ли, вдруг кто-то обработал эти ядом.       Вот только он ощущает слишком большой шок, когда из ран начинает лить яркая алая кровь. Шок настолько сильный, что парень торопливо зажимает рану руками, не в силах взять себя в руки и додуматься замотать всё обратно, выдыхая торопливо:       — Какого чёрта? Я в каком-то персональном Аду? Зря не верил?       Вальтер сохраняет спокойствие, вынимая из кармана бинты, вату и перекись, прежде чем присесть рядом и с механической методичностью приняться обрабатывать рану, вынудив Якова лечь обратно.       — Я итак собирался перевязать твою рану, — сообщает юноша, не отрывая взгляда от окровавленной дыры в теле и даже не вздрагивая при её обработке. — Так уж вышло, что я вытащил тебя, только чтобы понять прошлого себя. Если бы ты умер, всё бы потеряло смысл. Тебе лучше не знать, какими методами я пользовался, чтобы добиться твоего спасения любой ценой. Сэм и Том не были уверены, что получится, но это был хоть какой-то шанс. Они спасли твой мозг, чтобы позволить тебе выжить, избавили от твоего сердца... В общем, с помощью сложных манипуляций они смогли поддержать жизнь твоих органов, выкачать "кровь" и заменить её кровью молодого солдата, решившего отдать жизнь для твоего спасения: он был действительно благодарен за нашу помощь. Кроме того, в тебя пересадили его сердце, а после вернули мозг на место. Тому и Сэму было сложно поддерживать тебя живым, да и сердце поначалу не хотело приживаться, однако удалось стабилизировать твоё состояние. Так что ты больше не чёрный отступник. Не слишком сильный, быстрый или выносливый, простой солдат с паранойей. И с сердцем старовера.       Яков смотрит на него недоверчиво, шокировано. Бред. Невозможно. Нет никакого желания принять реальность, пусть это и вероятно, раз уж существует и возможность создания чёрных отступников, шанс убить эмоции или выработать невосприимчивость к боли. Хотя, если говорить честно, он даже рад. Особенно учитывая, что он может прожить дольше, если не погибнет на войне. Не жалкие пять или десять лет.       Мысли возвращаются к не менее важному вопросу, так что он смотрит внимательно на Вальтера и уточняет:       — Как прошло столкновение с твоим отцом? Ты пошёл против его приказа?       — Я его не слышал, — без единого жеста признаётся тот, продолжая смотреть прямиком в глаза солдата. — Хотя тебя это не должно удивлять: вытаскивая тебя из тюрьмы и спасая от смерти, я уже нарушил порядки, что установил мой отец.       Яков хмыкает задумчиво, явно собираясь поразмыслить над этим вопросом, однако неожиданно Вальтер касается его губ своими. Чуть иначе, чем в кастеляной: на короткий миг, сразу отстраняясь. Но так же бессмысленно и бездушно.       — Ну и зачем? В прошлый раз ведь не сработало, — фыркает юноша, переводя взгляд на потолок, а тот поясняет, произнося столь ожидаемые слова:       — Могло ведь сработал. Буду пробовать, пока не получится. С твоей стороны это будет честной платой за жизнь.       — Манипулятор, — шипит Яков, явно недовольный положением вещей. — Я не просил меня спасать. Смерть, конечно, пугает, но иногда приходит в голову, что в таком мире, это единственное спасение.       Пальцы касаются груди, нащупывая на коже зашитую совсем недавно рану: через неё, видимо, и пересаживали сердце. Немного необычно чувствовать не механический ритмичный стук, а что-то быстрое и пульсирующее, столь непривычное после прошедшего времени. Живое сердце. Чужое сердце, с которым ему придётся научиться жить.       — Я всего лишь действую в своих интересах, — замечает Вальтер, внимательно следящий за каждым движением Якова, на что тот замечает ехидно:       — Отклоняешься от идеологии отца всё сильнее? Ты пошёл против его интересов, несколько раз спася меня, а сейчас желаешь блага для себя, а для Шмидта и его революции. Ты уже не его марионетка, не идеальный чёрный отступник.       Солдат ничего не отвечает на это, а в комнату тем временем заходит один из спасённых учёных, Сэм. Он бросает на Вальтера недовольный взгляд, прежде чем деловито заговорить с Яковом:       — Похоже, ты очнулся. Знал бы ты, сколько сил пришлось приложить мне и Тому, чтобы вытащить тебя с того света без необходимых для чёрных отступников объектов. Но так даже лучше, я думаю. Ты вряд ли горишь желанием вернуться к ним. Знал бы, сколько сын генерала Шмидта угроз использовал, чтобы заставить нас тебя спасти. Мы потеряли неплохого солдата: он был талантлив, пусть и весьма молод, наш сверстник.       Парень не спешит ответить, не зная, что и сказать. Наконец он всё же интересуется, бросая быстрый взгляд в сторону Вальтера:       — Возможно, я могу доверять вам хоть немного, раз вы спасли мою жизнь, поэтому спрошу: вы сможете хотя бы вернуть ему эмоции? Конечно, думает он лучше без эмоций, однако бесит невозможно, ещё и может в любой момент вернуться к подчинению Шмидту.       — Ты прав, важный вопрос, — качает головой собеседник. — Вот только я не уверен, что мы с Томом сможем ему помочь, сумеем изменить что-то. Можем попытаться, но ничего обещать не стану. И ещё... Так как у нас нет практически ничего для поддержания состояния чёрных отступников и прочее... Нам придётся пожертвовать человеком и сделать с ним то же, что и с ним в итоге. Ты попросил, так что возьми на совесть грех: чужое убийство.