Atomic Reactions

      — Т/И, пожалуйста, не надо, я больше не выдержу...       — Дим, давай, всего одну ложечку, за "Коллектив", за Серёжу, за Штока, за Левую и Правую, за Харитона...       — Товарищ Сеченов, советуем Вам перестать оказывать сопротивление для Вашего же блага.       Дмитрий смотрит сначала на держащих его чуть ли не по рукам и ногам близняшек, а после переводит взгляд на тебя, настырно тычащей в него ложку с сиропом солодки. Сколько уже лет прошло, он до сих пор его ненавидел. Но вариантов у него особо нет, тело начинает затекать, да и высморкаться сейчас бы не помешало. Никто не любит болеть. А Волшебник и подавно.       Да и не столько он волновался за своё здоровье, сколько за оставленное предприятие. Даже когда несколько дней назад чувствовал себя ещё хуже, когда глаза застилала слëзная пелена, нос напоминал протекающий кран, а кашель был слышен в каждом уголке Челомея, академик не смел покидать свой пост. А ты терпела, терпела со скрежетом зубов и налитыми кровью от злобы глазами, и лопнуло наконец терпение твоё, когда мужчина от бессилия чуть не потерял сознание. Не без помощи балерин ты дотащила его до медпункта, где вновь был бунт, где вновь были порицания и угрозы позвать Нечаева, который, как были все уверены, сгрëб бы Сеченова в охапку и унёс в сторону юга, под солнышком прогревать и фруктами закармливать, чтобы витамины были. А потом и в ласковом южном море можно поплавать.       Забота Сергея была куда страшнее и параноидальнее твоей, поэтому выбора особого не было.       Поэтому сейчас Дмитрий через силу проглатывает лекарство, жмурится и кривит лицо как в агонии, подавляет рвотные позывы, и зло на тебя глядит, заслышав злорадные смешки. Почти как по команде Левая переносит его с дивана на кровать, пока вы с Правой идёте на кухню разбирать недавно доставленный пакет из аптеки.       Перейти на домашнее лечение казалось хорошей идеей. Как же он заблуждался...       — Ого, Дим, смотри, что тут в подарок дали!       Мужчина, которого предварительно завернули в одеяло, чтобы не думал даже заняться какой-либо деятельностью, кое-как поднял голову и почти тут же страдальчески опустил её обратно на подушку и вообще повернулся спинной кверху, чтобы точно не видеть этого ужаса. А если говорить точнее, банку на полкилограмма, доверху забитую лакрицей...       Ехидно ухмыляясь, ты ложишься рядом и легонько хлопаешь беднягу по спине, обращая на себя внимание. Тот нехотя поворачивает голову и смотрит на тебя такими грустными щенячими глазами, какие мог делать только провинившийся Нечаев. А они с Дмитрием точно не родственники? Хотя ладно, ты уже успела заебать майора шутками, что тоже скоро будешь его "сынком" называть, так что особо это мысль не держишь. Вернёмся к лакрице.       — Ну что, осилишь пару штучек? Может и сироп пить не надо будет.       — Т/И, иди ты н... Н..!       — Так-так-так, куда это я должна пойти? Скажи погромче, у меня со слухом проблемы.       — Нет, не скажу...       — Давай, родной мой, не ломайся!       — Ты всë-таки услышала, как у меня колени хрустнули, когда я вставал, да?       Ты давишься порцией смеха и кое-как берёшь себя в руки. Восстановив дыхание, ты вновь обращаешься к академику, уже с деловым предложением.       — Давай так: я закидываю это банку в самый дальний угол, распутываю тебя из одеяла и уменьшаю свою "гиперопеку", как ты это обычно называешь, а ты договариваешь ту фразу, идёт?       Мужчина притупляет взгляд, обдумывает и на одном дыхании выдаёт "Т/И, иди, пожалуйста, нахуй!" о вновь прячет лицо в подушку, только уже не страдальчески, а стыдливо. Нет, он не был яростным противником мата во всех его проявлениях, однако то, как к сквернословию относились в семье, оставило свой отпечаток. А особенно как от этого отучали детей, начиная типичной постановкой в угол и заканчивая намазыванием на язык горчицы... Поэтому горчицу Сеченов тоже не любит. Ну а ты лишь победно улыбнулась и погладила мужчину по спине.       — Не волнуйся, Димочка, если я и пойду на хуй, то только на твой.       Дима кажется начал кричать куда-то в себя, так как комната наполнилась неопределённым приглашённым звуком. А потом и вовсе кашлем.       — Да ладно тебе, не драматизируй! Может как-нибудь судьба повернётся и ты тоже так меня стебать будешь.

***

      — Нет, Дима, пожалуйста, не надо!       — Извини, любовь моя, но я обязан это сделать. Левая, Правая, держите руки крепче! И зафиксируйте голову...       Слëзы текут сильнее, ты вертишься и пытаешься выбраться, но безуспешно. Руки, голову и всю верхнюю часть тела держат близняшки, академик сёл тебе на ноги, так что коленкой тоже не ударить. Пальцы становятся ближе к твоему носу, пара секунд и ты чувствуешь ЭТО.       Ебучая мазь "Золотая звезда", твой самый главный страх. Едрёная, вонючая, заставляющая глаза буквально течь а нос сопливить ещё сильнее, из жизни когда-нибудь уходит, но в памяти навечно. И это вновь оказывается у тебя на носу. Кто же знал, что Дмитрий тебя заразит? Вот теперь ты и расплачиваешься. И за беспечность, и за акты психологического и не только насилия над Сеченовым.       — Ах да, не забудь, что тебя ещё горчичники ждут.       — ГОСПОДИ, БЛЯТЬ, НЕТ!