Твое существование — мой конец

      Торжество закончилось поздно, и практически сразу всех первокурсников разогнали по гостиным. Ламия успела познакомиться с Луизой Барнс, которую шляпа тоже распределила на Когтевран, и с некоторыми призраками, но их имен она не запомнила. Как и имен профессоров, которых им представили под конец вечера. Да и как бы она смогла, если все мысли были лишь о том, что она оказалась разделена с братом.       Из размышлений ее смогли вывести только лестницы Хогвартса, по которым вел староста Когтеврана — высокий парень с кудрявыми каштановыми волосами, тонкими чертами лица, ярко выраженными скулами и добрыми глазами разного цвета: один голубой, другой карий. Он то и дело поглядывал на Эстре, которая с нескрываемой опаской и даже страхом поднималась по ступенькам. Ламия все время ловила на себе взгляды других первокурсников, когда резко замирала на месте, чувствуя сильное головокружение. Кажется, староста сразу понял, в чем проблема. Он помог ей идти дальше и спрашивал о её самочувствие каждый раз, когда она замирала на месте и начинала глубоко дышать, чтобы прийти в себя.       Но худшее ожидало впереди. Перед гостиной Когтеврана главным препятствием оказалось не то, что нужно отгадать загадку, а винтовая лестница, ведущая на самый верх башни. Однако и тут староста помог. Ламию это смущало, она чувствовала вину, ведь из-за неё приходилось вставать посреди лестницы. А на вопросы: «Все в порядке?», она дрожащим голосом со слабой улыбкой отвечала: «Да, не беспокойтесь».       Однако уже в гостиной страх улетучился, будто его и не было. Стены там были прорезаны изящными арочными окнами с шелковыми занавесями, куполообразный потолок расписан звездами, а в нише напротив входа к спальням расположилась статуя Кандиды Когтевран. Вся гостиная была сделана в синих и голубых оттенках. Страх сменился похожим на восхищение чувством. Ламия, как и большинство первокурсников, встала посреди комнаты, осматривая всё вокруг с удивленной улыбкой. Подобное, конечно, не сравнится с заколдованным потолком в зале, но осознание, что первый курс и все последующие Ламия будет видеть это каждый день, радовало.              Она повернула голову, в надежде поделиться впечатлениями с братом, но, увидев Луизу, вспомнила, что они на разных факультетах.       — Красиво, да? — спросила Луиза, посмотрев на Ламию с яркой улыбкой на лице.              — Да. — Ламия слабо улыбнулась и отвела взгляд.       — Теперь прошу девочек и мальчиков пройти каждый в свою спальню. Завтра вас ждут первые уроки, и нужно набраться сил, вам предстоит много трудиться и учиться, чтобы в конце года наш факультет получил кубок. — Староста улыбнулся, и все ученики разошлись по спальням.

***

      Гостиная Пуффендуя — точнее, вход в неё — находилась в том же коридоре, что и кухня. Это была уютная круглая комната с низким потолком, напоминающая нору барсука, выполненная в черном и жёлтом цветах. Медный цвет деревянных столов и круглых дверей, которые вели к жилым комнатам, только дополняли атмосферу.       Как раз сейчас в комнате мальчиков на деревянной кровати, покрытой лоскутным одеялом, сидел Франческо, а рядом на подушке лежала белая кошка. Большинство первокурсников осталось в гостиной: кто-то хотел познакомиться со старшекурсниками, кто-то поговорить со старостой, а кто-то просто рассмотреть все подробнее. Потому Фран был в полном одиночестве, когда разбирал вещи. Одновременно он думал о Ламии, которая сейчас точно переживала о том, что они попали на разные факультеты. Он прекрасно знал сестру и был уверен, что в скором времени она приспособится. Ламия точно успеет обзавестись новыми друзьями за короткое время, и они помогут ей справиться со всеми невзгодами, когда его не будет рядом.              Ещё до начала учебного года и получения письма из Хогвартса Фран осознал, что, хоть внешне он и Ламия были похожи, их внутренние миры совершенно разные. Он понимал, что его трудолюбие, терпение и честность идут вразрез с её умом, креативностью и нередко безрассудностью. Тем более для него распределение на разные факультеты не означало конец взаимоотношений, в отличие от Ламии.       Разобрав вещи, он вздохнул с облегчением, довольный проделанной работой, хоть и небольшой. Дома отец всегда говорил ему и Ламии наводить порядок в шкафу, часто им это не нравилось. Однако сейчас, когда отца рядом не было, Фран разобрал все вещи по полочкам и чувствовал себя довольным из-за такой мелочи. Правда, никто сейчас и не даст ему за это любимых конфет.       Франческо сел на край кровати и посмотрел на кошку.              — Тебе вообще не о чем беспокоится, да, Астер? — Он хихикнул, гладя ее по голове: — Ты везде чувствуешь себя как дома.       Убирав руку, Фран обратил взгляд к двери, которая в тот же момент медленно открылась, в комнату вошел мальчик.       Фран сразу заметил его золотистые короткие волосы, что вились как морские волны и одновременно выглядели мягкими, будто облака. А после его взгляд опустился, осматривая черты овального лица: голубые глаза, усыпанные веснушками нос, скулы и шея, пухлые щёки. Он видел этого мальчика на распределении, однако не помнил его имени. И кажется, он тоже рассматривал Франа.              — Ты же Франческо Эстре? — резко спросил мальчишка слегка взволнованным голосом с каким-то непонятным акцентом.       Внезапный вопрос, конечно, немного смутил Франа, который поначалу не понял, откуда этот мальчишка его знает. Он кивнул, поняв, что имя, скорее всего, незнакомец узнал на церемонии распределения и всего-навсего запомнил.       — А ты?..       — Калеб Эттвуд! — радостно представился мальчишка и в ту же секунду оказался близко к Франу, беря его за руку и пожимая. — Ты ведь из Франции, да? Я это понял по твоей фамилии, её носят только чистокровные французские волшебники! Ах, тебе, наверное, и не думалось встретить в Великобритании земляка! А уж тем более такого же волшебника!       Быстрая речь Эттвуда, смешанная с неясным акцентом, совсем чуть-чуть тормозила Франа, который пытался уловить одно слово, когда Эттвуд уже произносил другое. Фран даже не успевал задавать вопросы, как сразу получал на них ответы.       — Земляка? — спросил Фран, все ещё пытаясь разобраться в нескончаемых словах нового знакомого, который, кажется, не понимал, что значит понятие «личные границы», и подошёл чересчур близко.       — Да-да! Именно так! Земляка! — ответил он радостным голосом и тут же начал объяснять: — По моим имени фамилии это неясно, но я с рождения жил во Франции, конечно, пока отец не решил вернуться на родину после развода с мамой. Это произошло год назад, когда отец и мама стали чаще ссорится, хотя ссорится они стали ещё раньше, когда я разбил мамину вазу, не знаю, что было в ней ценного, но отец всегда защищал меня, наверное, поэтому мама назвала отца жалостливым, но, с другой стороны, это всего лишь ваза, хотя и была дорога маме, её можно было просто склеить каким-нибудь заклинанием, но мама не обладала магией, как и отец, хотя была из семьи волшебников…Хотя вещи я часто ломал, поэтому она должна привыкнуть, отец всегда говорил, что мама слишком много придавала значения ненужным вещам, хотя, когда я разбил ещё одну вазу с какой-то пылью внутри, она плакала, а значит, эта ваза была нужна, получается, мама не придавала много значения ненужным вещам, но…       Фран перестал слушать почти сразу, как только услышал второе «но». Его разум не мог воспринять столько информации, сколько за несколько секунд мог выдать Калеб. Однако его энергичность чем-то привлекала, поэтому Франу не хотелось перебивать его и говорить, чтобы он замолчал. Тем более отец всегда говорил, что перебивать кого-то — признак неуважения, а если ты не уважаешь других, то никто не будет уважать тебя. Одновременно с этим Фран считал эти слова бессмысленными, ведь так, получается, нужно уважать всех, даже тех, кто этого не заслуживает. Разве это не странно?              Что ж, в любом случае ответ на вопрос Фран не получил: из потока мыслей, помогающих отвлечься от болтовни Калеба, его вывели входящие однокурсники. Отвлекся и Калеб, который тут же повернулся к ним.       Это были трое мальчишек, все на одно лицо: пухлые, с темными волосами, карими глазами и тонкими губами. Сразу стало ясно, что эта тройняшки. На секунду в комнате воцарилась тишина, однако через несколько секунд Калеб подошёл к тройняшкам и радостно улыбнулся:       — Точно, я вас помню! Вы же Девин, Кевин и Киллиан Селливаны! — Произнося имена, Калеб указывал пальцем на каждого мальчика. Фран просто стоял и наблюдал, надеясь, что скоро он пойдёт спать, так как если и эти трое окажутся такими же говорунами, как Калеб, он точно не уснёт.       — Вообще-то я Киллиан, а это Кевин и Девин, — сказал мальчик, на которого Калеб указал самым первым.       — А, да? — Калеб смущенно почесал затылок и посмотрел на Франа. — Их не отличить! — удивленно прошептал Эттвуд, хотя на самом деле его слышали все.       Фран же уже заметил, чем отличается каждый мальчик. Киллиан казался немного худее на фоне остальных, у Кевина была родинка на скуле, а Девин просто смотрел на него и Калеба нахмурившись.       — Меня зовут Калеб! А это Фран! Приятно с вами познакомиться! — радостно улыбнулся Калеб.       — У тебя акцент? — спросил Девин, от чего Калеб заулыбался ещё шире.              — Да! Понимаете, я…       Фран был готов выйти из комнаты, когда Эттвуд начал рассказывать о своей истории с самого начала. И ни один из тройняшек не успевал даже слова вставить! Они только смотрели на Калеба, иногда переглядываясь в замешательстве и смущении.       С этого момента Фран понял, что спать он пойдёт нескоро и, видимо, ему придётся найти где-нибудь беруши или сделать их самостоятельно.

***

      Утро встречало ярким солнечным светом, что прорывался через окна комнаты Когтеврана. Но даже это не могло разбудить Ламию, которая уснула поздно ночью из-за нелепых переживаний, и она могла бы спать дальше в объятиях мягкого одеяла, если бы не Луиза Барнс, которая трясла ее за плечо.              — М-м-м, я не хочу вставать, ещё слишком рано, — промычала Ламия немного невнятно, однако Барнс продолжила трясти, даже когда она повернулась на другой бок и накрылась одеялом с головой, явно выказывая нежелание просыпаться.       — Ламия! Староста собирает всех, чтобы отвести на завтрак! — Луиза произносила слова с возмущением, как будто будила Ламию уже долго. — Все ждут только тебя!       — Староста? — Она устало зевнула и, наконец, слегка приоткрыла глаза, чтобы посмотреть на Луизу, которая с облегчением выдохнула:       — Да! — И убрала руки от Ламии, прекратив трясти её за плечи.       — М-м-м-м… — промычала она и привстала, потянувшись, — сейчас, пять минут, и я буду готова.       Наконец в гостиной Когтеврана собрались все первокурсники, многие из которых стояли с заспанными лицами. В их числе была и Ламия. Однако были и те, кто совсем не выглядел сонно, напротив, эти дети были взбудоражены и активны. Например, как Луиза.       — Почему завтрак так рано?! — с хныканьем спрашивала неведомо кого Ламия, явно не привыкшая к ранним завтракам. Ведь дома она могла вставать и есть когда захочет. С другой стороны, она знала, что в Хогвартсе всё будет по-другому.       — Ламия! — позвал староста Когтеврана, который стоял возле выхода из гостиной. — Подойди сюда, пожалуйста.       Ламия тотчас напряглась, не понимая, для чего старосте потребовалось её звать. Тем более она вообще не думала о том, что староста мог знать её имя, ведь она его имя не помнила, а спрашивать было отчего-то стыдно. Сначала она немного засомневалась, идти к нему или нет, но, когда Луиза подтолкнула её, так как староста ждал, Ламия наконец направилась к нему.       — Что-то случилось? — неуверенно спросила она, на что он с легкой улыбкой ответил:              — Ламия, я попрошу тебя идти рядом со мной. Насколько я понял, у тебя климакофобия, верно? — спросил староста, на что Ламия кивнула и стыдливо отвела взгляд. — Не стыдись, всё нормально, я хочу, чтобы ты находилась рядом со мной, чтобы я мог помочь тебе. Ты не против? — Он снова непринужденно улыбнулся, отчего Ламия смутилась ещё больше. Добрый симпатичный староста вел себя как принц на белом коне, как одиннадцатилетней девочке не смущаться?       — Х-хорошо, — ответила Ламия.       Затем все первокурсники вышли из гостиной, начали спускаться вниз по винтовой лестнице, ступеньки которой освещались осенними лучами солнца, проникающими внутрь из арочных окон. Спуск по лестнице не так сильно влиял на Ламию, как подъём, однако она чувствовала, как быстро бьется сердце и как дрожит тело. Чтобы удержать равновесие, она держалась за перила.       — Ламия, — позвал староста, и взгляд Ламии переместился со ступенек на него. — Может, возьмешь меня за руку? — По его доброй улыбке и несколько обеспокоенному взгляду, а также протянутой руке, Ламие несложно было догадаться, о чём он беспокоился: — Тебе так будет легче, не стоит смущаться, это нормально, у всех нас есть страхи.       Эстре, недолго думая, всё-таки решила взяться за руку старосты. Она заметила, как он на долю секунды вздохнул с облегчением, она не до конца поняла почему, но не стала реагировать на это и начала спускаться по лестнице увереннее, чем прежде.       Наконец, добравшись до Большого зала, студенты Когтеврана расселись по местам. К тому момента Ламия уже успела полностью проснуться и почувствовать сильный голод, когда увидела, что стол накрыт множеством разных блюд. Конечно, первым делом она начала искать взглядом брата, которого не могла разглядеть в сидящих за столом Пуффендуя студентах, а почувствовав, как урчит живот, решила, что сначала будет лучше позавтракать.       — Я не думала, что и на завтрак будет так много вкусностей! — удивилась появившаяся рядом Луиза. Ламия видела, что её глаза сверкали от восхищения, как и её улыбка. Для Ламии такой масштаб отчасти тоже казался удивительным, однако дома за завтраком, если, конечно, Ламия завтракала вместе с отцом, братом и бабушкой, стол также был заполнен разной едой.       Сев за стол, Ламия довольно быстро сориентировалась в том, что именно хочет, потому положила в тарелку только то, что точно съест. Однако краем глаза она заметила, что Луиза, кажется, не могла определиться с тем, что ей выбрать, либо же просто не была голодна.       — Ты не хочешь есть? — поинтересовалась Ламия, наклонив голову, чтобы увидеть лицо Луизы.       — Нет, хочу, — помотала головой та и вздохнула, повернувшись к Ламии, которая в свою очередь выпрямилась. — Просто я впервые вижу такие… Эм, блюда. Дома у нас на завтрак часто было одно тоже и не в таком количестве.       Ламия увидела, как Луиза неловко улыбнулась, а затем отвела взгляд, возвращаясь к блюдам на столе.       — Ну, ты можешь попробовать это. — Ламия пододвинула к Барнс тарелку с порезанным на равные части творожным пудингом, внутри виднелись яблоки и изюм. Эстре заметила, что Луиза смотрела на пудинг так, будто видела впервые, как, в общем-то, и остальные блюда.       Барнс, наконец, начала есть, и Эстре не сводила с неё глаз, наблюдая за реакцией. Сначала Луиза нахмурилась, пытаясь разобраться во вкусе, а затем её лицо озарилось улыбкой:       — Вкуснотища! Теперь это мой самый любимый завтрак из всех! — радостно воскликнула она. Ламия улыбнулась, возвращаясь к собственной тарелке.       Когда прошёл завтрак, старосты начали собирать первокурсников у выхода из зала. Старосты Гриффиндора, Пуффендуя и Слизерина просто пересчитывали детей. Староста Когтеврана быстро называл каждого по имени, попросив поднять руку, когда их имя прозвучит. Когда очередь дошла до Ламии, руку она не подняла: искала среди пуффендуйцев брата, а когда наконец нашла, радостно улыбнулась и собиралась позвать его.       — Ламия! — раздался голос будто над самым ухом. Она подпрыгнула от неожиданности и посмотрела на старосту, подняв руку       — Я здесь! — отозвалась она, и тот вздохнул.       — Ламия, пожалуйста, в следующий раз отзывайся сразу, как только тебя зовут, — сказал старшекурсник и слегка улыбнулся, а затем обвел взглядом всех первокурсников и продолжил. — Первым уроком у вас Защита от Темных искусств, затем прорицания, история магии, обед, а после все остальные занятия по расписанию. Эту неделю я буду водить вас по кабинетам, чтобы вы не заблудились и ознакомились с замком, однако со следующей будете самостоятельно добираться до классов. Поэтому, пожалуйста, запоминайте, где находятся те или иные классы. Коридоры Хогвартса непредсказуемы и могут меняться, ваша задача приспособиться.       Ламия уловила требовательность в голосе старосты, который не казался таким милым, каким был в гостиной. Он не шутил и говорил как есть, ставил их перед фактом. Это насторожило Ламию, она уже боялась того, что потеряется.       — Поделитесь на пары и не отставайте.       Только что строгий голос снова стал ласковым и добрым, легкая улыбка возникла на лице старосты, и он двинулся к выходу из зала.       — Что за бред, как мы можем запомнить пути к кабинетам, если они все время меняются! — послышались возмущения однокурсников Ламии, которые будто озвучивали её мысли.       Перед тем как выйти, Ламия перевела взгляд на толпу пуффендуйцев, однако Франческо среди них снова затерялся, и она не могла его найти. Её взгляд привлекли пронзительные тёмные глаза мальчишки, что стоял в толпе юных слизеринцев и глядел на неё.       «Ой, это же Том…» — пронеслось в голове у Ламии, она улыбнулась, помахав ему рукой, однако реакции не последовало, он просто отвернулся.       — Ламия, идем. — Луиза потянула её за рукав мантии, увлекая за собой.       — Да-да, идем, — ответила она и пошла за ней, кинув последний взгляд на пуффендуйцев, которые тоже двинулись к выходу, а затем на Реддла, который выделялся среди остальных и выглядел одиноким.       Следуя за старостой по коридорам и лестницам, Ламия держала за руку Луизу, которая без умолку болтала о портретах — они были развешены почти в каждом коридоре и на каждой лестнице Хогвартса, — а также о том, какой добрый Эмит. Как оказалось, так зовут старосту Когтеврана, и Ламия обрадовалась, что узнала имя, не спрашивая о нем напрямую, ведь если бы спросила, ей стало бы неловко. Казалось, все уже запомнили его имя, и Ламия побоялась показаться невежей.       — Так, здесь, мои юные волшебники, я вас покину. После Защиты от Темных искусств я буду ждать вас тут же, однако, если задержусь, никуда не разбегайтесь, пока я не вернусь. Слушайте профессора Вилкост внимательно, она не терпит бездельников! — С этими словами Эмит покинул первокурсников, легко улыбаясь.       — Хорошо, мистер Таккар! — выдала Луиза, её лицо осветилось, когда она помахала старосте.       Ламия на секунду смутилась громкому ответу Луизы на обычную просьбу старосты, которая не нуждалась в ответе, однако почему-то Барнс все же решила это сделать. Почему? Ламия не понимала, хотя и не стала спрашивать, вместо этого она последовала за однокурсниками, которые начали проходить в кабинет.       Кабинет Защиты от Темных искусств встретил первокурсников Когтеврана скелетом дракона, висевшем на потолке вместе с люстрой и первым попавшимся на глаза ученикам. Затем их взгляды скользнули к трем рядам парт, на которых уже лежали учебники, пергаменты и чернильницы с перьями, каменным стенами, картинам и зеркалам, к большим окнам под потолок. И наконец — к книжным полкам, что стояли около небольшой лестницы, сделанной из белого камня и ведущей на маленький балкончик. На нем, опираясь о парапет, стояла Галатея Вилкост.       В отличие от церемонии, сейчас на ней были надеты длинное темно-синее платье с серебристыми узорами и рукавами, свисавшими до пола, и очки. Она осматривала учеников тем же серьезным, властным взглядом, как и в коридоре перед церемонией распределения.       — Не толпитесь на входе, я не кусаюсь, — сказала она без тени улыбки строгим тоном, спускаясь по лестнице. Стук её каблуков, скрытых под подолом платья, разносился по кабинету. — Занимайте места, если не хотите потратить время впустую.       Каждый тут же начал садиться на первый попавшийся стул, и Ламия решила занять четвертую парту третьего ряда, чтобы не сидеть слишком близко к профессору Вилкост. Она немного опасалась её. И примостившаяся рядом Луиза, судя по всему, тоже, так как Ламия заметила, какой она стала собранной и напряженной — как и остальные в классе, особенно те, кто оказались прямо перед носом профессора Вилкост. Они сидели выпрямившись, будто не дышали.       Видимо, все были напуганы её строгим образом, и Ламию это веселило. Ей хотелось повернуться и рассказать об этом Франу, но вместо него сейчас была Луиза и, возможно, будет до конца обучения в Хогвартсе. Ламие стало грустно на секунду, но мысль: «Я расскажу ему на обеде», успокоила. Такой грусти, которая была прошлым вечером, Ламия больше не чувствовала.       — Повторю для тех, кто мог не запомнить. Меня зовут Галатея Вилкост, для вас профессор Вилкост. Я буду преподавать Защиту от Темных искусств всё ваше обучение в Хогвартсе. Мой предмет обязателен с первого курса по пятый, на котором вы будете сдавать СОВ и демонстрировать, что выучили за все эти годы. Поэтому вы должны учиться на моих уроках, а не бездельничать. Также, так как я являюсь деканом Когтеврана, несу за всех вас ответственность, и, если вы попадете в ситуацию, подразумевающую наказание, моё слово — решающее. Я прошу вас не попадать в такие ситуации, ведь, помимо наказания, с нашего факультета будут сняты очки.       Во время монолога взгляд Вилкост перемещался от ученика к ученику, останавливаясь почти на каждом не более чем на две или три секунды, голос её был требовательным. Казалось, никто не двигался и не дышал, только слушал.       — У вас есть вопросы? — спросила она после минутной тишины.       Никто, в том числе и Ламия, вопросов задавать не стал. Строгость и недружелюбность профессора отпугнули. От чего у неё сложилось не лучшее впечатление и спрашивать что-либо не хотелось.       — Вопросов нет? Отлично, записывайте тему: «Проклятье призраков».

***

      Урок по Защите от Темных искусств прошёл скучно. Во-первых, проклятье призраков не было связано с призраками вообще, оно просто вызывало сильный насморк и озноб. Во-вторых, отработки этого проклятья не было, так как это первый урок и практика начнется немного позже. В-третьих, Ламию и Луизу отругали за то, что они шептались. Шептали они о скелете дракона, что висел на потолке. Они просто делились догадками о том, кто его одолел. Как оказалось, некая Профессор Гекат, которая преподавала в Хогвартсе Защиту от Темных искусств, получила этот скелет в результате облавы на браконьеров в 1878 году. Эта информация, конечно, оказалась интересной, однако Ламии стало немного стыдно: учеба только началась, а её уже отругали! И теперь Вилкост будет думать о ней как о бездельнице! Но мысль о том, что Фран тоже мог попасть в эту ситуацию, если бы был с ней, успокоила. Ламия даже слегка улыбнулась, зная, чтобы он сказал на то, что ей стыдно: «Это всего лишь первый урок, Ламия, ты ещё успеешь доказать, что не бездельница».       — Как прошёл первый урок Защиты от Темных искусств? — спросил староста, подходя к первокурсникам. — Как вам профессор?       Ламия перевела взгляд на толпу, никто из них не хотел говорить о том, что думает. Видимо, не она одна посчитала уроком скучным.       — Ясно, так и думал, что вам первый урок не понравится, — заметил Эмит, хмыкнув.       Ламия посмотрела на Луизу, которая молчала, как и все остальные. Эстре ожидала, что Барнс скажет что-нибудь, хотя та была тихой уже довольно долго, ещё с того момента как их отругали. Возможно, ей, как и Ламии, было стыдно или просто не хотелось говорить.       — Ладно, не беспокойтесь, вы только начинаете обучение, в будущем устанете от практик заклинаний с профессором Вилкост. А сейчас у вас Прорицание со слизеринцами, так что прошу не ссориться с ними, если они будут вести себя вызывающе. Некоторые из них могут считать себя лучше остальных.       При одном лишь упоминании слизеринцев у Ламии возник в голове одинокий образ Тома в большом зале, когда он смотрел на неё. Ей стало интересно узнать у него о том, как он себя чувствует на факультете. Когда она увидела его в зале, не могла не заметить, как Том выделялся среди остальных слизеринцев. Кажется, он совсем не вписывался в окружение.              «Надо будет узнать, познакомился ли он хоть с кем-то!»       Наметив в голове цель — поговорить с Томом, — Ламия улыбнулась и, поправив лямку сумки, поспешила вместе с остальными однокурсниками за старостой в класс.       Скоро первокурсники достигли кабинета Прорицаний, который уже был заполнен учениками Слизерина, и многие из них шептались друг с другом так, что шепот перерос в тихий шум, заполнивший весь кабинет. Когтевранцы неуютно суетились в узком ходе, а некоторые еще остались на винтовой лестнице, ведущей в кабинет. Так получилось, что староста покинул их перед входом в северную башню, сказав только, чтобы после прорицания они ждали его внизу и лично подошёл к Луизе, давая указание о том, чтобы она присмотрела за Ламией. Видимо, он ожидал, что с лестницей все справятся и без него. Однако, как только он ушёл, сразу же нашлись мальчишки-слизеринцы, которые решили поиграть там в гонки. Ламия не стала подниматься, она остановилась на пятой ступеньке вместе с Луизой, когда троица резко побежала наверх, расталкивая тех, кто уже поднялся.       — Эй! — возмутилась Луиза, когда её толкнули в стену. Она сразу же хотела побежать за ними, но Ламия успела вовремя схватить её за рукав.       — Луиза, подожди меня… — сказала Эстре, видя, как некоторые начали гнаться за троицей, как и хотела сделать Барнс.       — Тебе опять стало страшно? — поинтересовалась она, и Ламия кивнула. — Ладно, тогда будем подниматься медленнее. — Луиза улыбнулась и взяла ее за руку.       Правда, когда многие уже оказались наверху, а девочки ещё только добирались до конечной точки, Ламия сказала Луизе идти в кабинет и занять место, что Барнс сделала с радостью.       Хотя, даже когда Ламия поднялась, оказалось, что в кабинет никто не прошел, и она стояла на ступеньках, пытаясь найти в толпе когтевранцев Луизу. Она увидела, как золотистые локоны Барнс исчезают среди учеников, когда та расталкивала их. Наконец началось движение.       Она зашла в кабинет предпоследней и увидела, что все места заняты.       — Ламия! — донесся голос Луизы с левого ряда.              Но Ламия не успела повернуться — её почти сбил с ног блондин-когтевранец, который пропустил Эстре вперед, когда она проходила в кабинет. Он занял место с Луизой, и та сразу начала на него ругаться.       Ламия не расстроилась, так как увидела пустое место неподалеку от подруги. Она села за него и наклонилась, чтобы достать учебник.       — Привет, — донесся спокойный голос, когда она, вздрогнув, подняла голову. Это был Том.       «Том! Как он тут оказался!» Ламия испугалась, так как не заметила его сразу — ей вообще показалось, будто здесь никто не сидел. Однако в следующую секунду она вспомнила о цели, которую страх почти успел развеять в голове.       — Том! — радостно сказала она и улыбнулась. — Я видела тебя на завтраке, помахала, но, кажется, ты не заметил!              — Я заметил, поэтому поздоровался сейчас, — ответил он холодно, — не хотел показаться невежливым.       Том перевел взгляд на учебник прорицания, открывая его. Слова шли вразрез с его тоном.       — А, ладно, — сказала Ламия, немного смущенная его странным, как и вчера, поведением.       «Помахать для него не значит поздороваться?» — подумала она, не понимая, почему он не мог просто помахать ей в зале. Но она всё-таки решила придерживаться плана:       — Как тебе факультет, Том? Ты познакомился с кем-то?       — Нет, — кратко ответил он, открывая учебник на первой главе.       Ламия немного помедлила, ожидая, что он продолжит, однако Реддл молчал.              — Ясно… — протянула она и отвела взгляд, услышав хихиканье позади. Обернувшись, она увидела двух мальчишек-слизеринцев: у одного из них были черные короткие волосы со слегка вьющейся чёлкой, худое лицо, бледная кожа и темные глаза, другой был русоволосым, с оливковым цветом кожи, серыми глазами и немного пухлым лицом. Также Ламии показалось, что светлый мальчик был немного выше темного.       — Это Престон Эйвери и Натаниэль Лейстрейндж, — сказал Том, и Ламия тут же вздрогнула, повернувшись к нему.       — Ты же сказал, что ни с кем не познакомился?       — Я с ними незнаком, они странные, — продолжил Том, поднимая взгляд на Ламию.       — Тогда откуда знаешь их имена? — Она усмехнулась и наклонила голову в бок.       — Они слишком громко о них заявляли вчера за столом, — произнес Том так, как будто это было очевидно, и Ламия снова посмотрела на мальчишек, которые общались друг с другом и продолжали хихикать.       «Эйвери и Лейстрейндж, откуда я знаю их фамилии?»       — Кхм, кхм, кхм, — послышался внезапный кашель, заставляя всех разговаривающих замолчать и обратить внимание на высокого мужчину, что стоял, опираясь одной рукой о стол, и с легкой улыбкой на лице осматривал учеников в кабинете.       Ламия сразу же начала разглядывать профессора и, конечно, первым делом обратила внимание на его тёмный пиджак с золотыми пуговицами, затем на виднеющийся из-под него жилет, такой же тёмный, по краям его покрывали золотистые узоры. После она посмотрела на большой галстук на шее, сочетающий одновременно изысканность и некоторую странность. Наконец Ламия обратила внимание на волнистые темно-русые волосы профессора, серые глаза, прямой нос и бородку.       — Добро пожаловать на Прорицания, дорогие первокурсники! — начал громким голосом профессор, отходя от стола вперед и складывая руки за спиной. — Меня зовут Давейн Донован, и я буду вашим профессором. Возможно, кто-то из вас знает, что раньше Прорицания преподавались с третьего курса. Однако наше Министерство магии решило, что сейчас время выявить таланты к прорицанию среди юных волшебников. Вы спросите: для чего? — Профессор Донован оглядел учеников, и Ламия также осмотрела класс, она совершенно не думала, что Прорицания должны преподаваться только с третьего курса, поэтому вопросов у неё не возникло, как и у рядом сидящего Тома, который, судя по сосредоточенному взгляду, внимательно слушал. — Ни для кого не секрет, что темные силы сейчас медленно начинают набирать мощь, и Министерству магии нужны не только опытные мракоборцы, но и те, кто смогут предугадать следующий ход противника. — Профессор замолчал, воцарилась напряженная тишина. Он на секунду прикрыл глаза, а затем усмехнулся: — Правда, среди вас я пока не вижу задатки сильных ясновидящих.       Ламия немного нахмурилась.       — Он говорит так, будто сам сильный ясновидящий, — сказала она на ухо Тому, на что тот промолчал. Однако Ламия была готова поклясться, что видела, как дрогнули уголки его губ, будто он собирался улыбнуться.       — Откройте шестьдесят первую страницу учебника и прочитайте тему нашего занятия. — Профессор Донован взмахнул палочкой, лежавший на столе мел подлетел к доске и стал быстро выводить аккуратные буквы. Вскоре появилась надпись «Хиромантия». — Итак, кто из вас знает, что такое хиромантия? Поднимете руку и не забудьте сказать своё имя — спросил профессор, и Ламия тут же подняла руку с радостной улыбкой на лице.       Профессор кивнул, и она вскочила с места:       — Меня зовут Ламия Эстре, профессор Донован. А Хиромантия — это один из древнейших способов гадания об особенностях человека, чертах его характера, пережитых им событиях и его грядущей судьбе по кожному рельефу ладоней, — ответила Эстре и гордо улыбнулась.       — Верно, молодец, — сказал профессор. Ламия села на место, поправив юбку и убрав прядь волос за ухо.       — Не вижу такого понятия в книге, — сказал Том тихим голосом, смотря на Ламию пронзительными темными глазами.       — Я знаю его от бабушки, она разбирается в прорицании. — Ламия слегка улыбнулась и перевела взгляд на профессора.       — Многие маги, имеющие талант к прорицанию, считают, что Хиромантия не очень проста для того, чтобы её изучали на первом уроке, однако я другого мнения. У всех вас есть руки, и на этих руках уже есть линии. Для того чтобы гадать по руке, не требуется много усилий. Главное — знать, что означает каждая линия и что она может вам сказать. Конечно, в будущем вам лучше выучить все значения, но сегодня мы рассмотрим только линию жизни. Для начала выпишите из учебника самое важное о линии жизни, затем — что означает отчетливая и длинная линия жизни, малозаметная, короткая и так далее. У вас есть пятнадцать — двадцать минут, а затем вы приступите к практике.       Ламия вздохнула, начиная писать конспект по линии жизни, о которой в учебнике было написано слишком много, чтобы выписать все, что профессор назвал, однако у неё не было выбора.       Когда наконец все дописали, профессор Донован дал первокурсникам задание — узнать, какая линия жизни у соседа по парте, а затем записать всё, что каждый выяснил, и поведать об этом ему, желательно, с объяснением. На это он дал ровно десять минут.       Ламии показалось задание сложным, она уже не понимала, как отличить малозаметную линию от отчетливой. По её мнению, эта линия жизни в любом случае заметна!       — Кто из нас начнет первый? — спросил Том, который как будто уже во всем разобрался. Но в этом был и плюс: Ламия могла посмотреть, как Том будет размышлять над её линией жизни, а потом попробует сделать так же.       — Можешь ты, — ответила она и протянула ему ладонь, ожидая, что Том возьмёт её руку, чтобы рассмотреть поближе. Но тот не стал её касаться, просто пододвинулся и начал рассматривать ладонь.       Ламия почувствовала себя неловко, в классе стояла тишина, все выполняли задание профессора. Всё было странно, даже нелепо. Столько детей, и все сидят, смотря на ладони соседей по парте.       — Хм… Понятно… — наконец произнёс Реддл и взял перо, начиная что-то записывать в пергамент.       — Что понятно? — спросила Ламия и удивилась тому, как быстро закончил Реддл. — Расскажи, что ты обо мне узнал?       — Ну. — Том вздохнул и отстранился от пергамента, положив перо на парту, а затем вновь посмотрел на ладонь Ламии. — Она отчетливая и длинная, в учебнике сказано, что это выявляет позитивного и жизнерадостного человека, который легко адаптируется к переменам и обладает крепким здоровьем. Также она разветвляется в конце, это значит, что человеку предстоят годы усердной работы, которые окупятся во второй половине жизни.       Когда Том оторвал взгляд от руки Ламии, она посмотрела на него с нескрываемым восхищением. Она особо не поняла, как Том определил, что линия жизни именно отчетливая и длинная. Однако то, как он рассказал, что о ней понял, правда удивляло. Ламия восхитилась им, и теперь ей казалось, что им точно нужно подружиться!       — Вау! У тебя талант! — сказала она и улыбнулась.— Теперь моя очередь. Ламия попыталась взять руку Реддла, но тот успел её убрать:       — Мне нужно всё записать, — сказал он и вернулся к пергаменту.       — А, хорошо. — Ламия кивнула и решила подождать Тома. Пока он был занят, она просматривала свой конспект на наличие ошибок.       Наконец, когда все закончили, Ламия и Том решили первыми поведать о проделанной работе профессору. Они подошли к нему, положили свои пергаменты на стол, затем профессор спросил:       — Так, кто из вас начнет первым?       — Давай ты, Том, — ответила Ламия, на что тот просто кивнул.       Профессор взял руку Ламии в свою, и пока Том рассказывал ему всё, что понял по её линии жизни, Донован делал свои выводы об Эстре.       — В целом, ты всё рассказал правильно, однако ты не увидел маленький крестик на линии жизни Ламии. — Профессор отпустил руку Ламии, и та тут же посмотрела на ладонь. Она попыталась увидеть этот самый крестик, но так и не поняла, про что говорит профессор. — Вы записали, что значит крестик в начале линии жизни?       — Кресты предвещают опасные ситуации, — ответил Том, и Ламия снова удивилась, не понимая, как он так быстро вспомнил значение.       — Верно. То, что он почти незаметный, не значит, что на него не нужно обращать внимания.То, что сейчас он малозаметный, значит, что опасность произойдет не скоро. Ламия ничего не ответила, просто кратко посмотрела на Тома, а затем вернула взгляд к профессору.       — Теперь я, да? — спросила она, взяв пергамент чтобы зачитать то, что узнала. Донован кивнул и попытался взять руку Тома, который не позволил ему сделать это. Профессор сначала нахмурился, но, видимо, решил обойтись без прикосновений.       — Линия жизни Тома длинная, это значит, что и жизнь будет длинной, также на линии есть разрывы, а это означает, что он слаб здоровьем. У Тома есть линии, которые идут от линии жизни вверх, это значит, что у него будет много достижений и успехов.       Ламия закончила быстро читать записи, однако профессор ничего не ответил. Он рассматривал руку Тома с задумчивостью, а затем отстранился и сказал:       — Интересно, очень интересно. — Ламия немного нахмурилась в замешательстве. — Вы проделали очень хорошую работу, Мисс Эстре, хотя, конечно, Реддл не будет часто болеть, его ждёт нечто другое. — Мистер Донован посмотрел на Реддла и улыбнулся, Ламие показалась эта улыбка странной. — Что ж, садитесь на свои места.       Профессор подтолкнул Эстре и Реддла, чтобы они вернулись за столы.

***

      На обеде Ламия молчаливо сидела за столом своего факультета, так как Луиза отсела от неё к мальчишке, который ещё на Прорицаниях занял с ней место. Конечно, Эстре была не против, наоборот, после истории магии, что была следом за Прорицаниями, она пыталась понять, как делать домашнее задание, которое задал профессор Катберт Биннс, ведь она уснула через пятнадцать минут после начала урока и не помнила, почему это произошло! Однако она не была исключением: почти все, кто были на истории магии, погрузились в сон. Ещё перед историей магией Эмит говорил Ламие и другим первокурсникам о том, что профессор имеет манеру безостановочно и бесцветно бубнить исторические факты, превращая даже самые волнующие страницы истории в навевающие сон мантры. Но Эстре думала, что на самом деле староста преувеличивает, ведь профессор-призрак не может оказаться таким скучным! Хуже стало от того, что профессор в первый день обучения задал подготовить конспект его лекции.       «Может, попросить у кого-то, кто не уснул?» — продумывала Эстре возможные способы решения проблемы, но вариант списать казался неправильным.       Она подняла голову и оглядела сидящих вокруг. Многие выглядели сонными, видимо, ещё не отошли от лекции профессора Биннса, но были и те, например Луиза, кто смеялся и общался.       — Как прошёл день? — послышался голос сбоку, и, повернувшись, Ламия увидела Франа. Сначала она не узнала его, но спустя пару секунд на лице возникли радость и удивление.       — Что ты тут делаешь? — спросила она с радостной улыбкой, обняв брата, и забыла обо всех беспокойствах.       — Обедаю, — ответил Фран и слегка улыбнулся, ответив на объятия Ламии.       — Я не про это, разве можно сидеть за столами других факультетов?       — Да, конечно, ты не знала? — спросил Фран и немного хихикнул.       — Нет, я думала, все должны сидеть там, где их факультет, — ответила она и скрестила руки на груди, видя, как Фран хихикает.       — Ладно, в любом случае расскажи, как прошли первые уроки? — Фран подпёр голову рукой в ожидании интересной истории, и, когда Ламия начала рассказывать всё о прошедшем дне, его выражение лица сохраняло расслабленную улыбку. А когда Ламия перешла к части с Прорицаниями, он вздохнул: — Я всегда говорю тебе, что ты быстро адаптируешься к изменениям, почему ты поверила только тогда, когда об этом сказал Том?       — Тебя что, интересует только это? — возмутилась Ламия.       — Нет, просто ты слишком впечатлена тем, что Том быстро сообразил, что значат все эти линии. Я не думаю, что это талант, потому что хиромантия — это, как и сказал профессор Донован, самое легкое, что есть в магии ясновидения. — Фран улыбнулся, на что Ламия закатила глаза. Иногда её раздражало то, что он не скрывает, что думает.       — Ха! Мог бы хотя бы сделать вид, что удивлён.       — В любом случае Том явно белая ворона среди всех слизеринцев. Хотя это неудивительно, на Слизерине одни чистокровные, те же Эйвери и Лейстрейндж, о которых ты говорила. Он один маглорожденный на весь первый курс, я в этом уверен. — Фран вздохнул, а Ламия немного задумалась, посмотрев в сторону стола Слизерина.Она искала взглядом Тома, но не могла найти. Однако стоило ей отвести взгляд на самый край стола, где почти никто не сидел, она увидела его, а рядом — пустые места.       Ламия наблюдала за Томом несколько секунд, а затем повернулась к Франу.       — Говоришь, можно подсаживаться к любому факультету? — спросила Ламия, на что Фран кивнул.       Ламия снова посмотрела в сторону Тома.       — Ты хочешь подсесть к нему? — спросил он, увидев, на кого посмотрела Ламия.       — Да, думаешь, не стоит? — Эстре взглянула на брата, тот вздохнул, начиная вставать из-за стола.       — Думаю, что, если ты хочешь подружиться с ним и он тебе интересен, можно и подсесть. Тем более мне тоже интересно поладить с ним. Хотя бы попытаться, — сказал Фран, и Ламия радостно улыбнулась, вставая и беря тарелку супа и ложку.       Они направились к столу Слизерина и без каких-либо трудностей подсели к Тому.       — Привет, Том, — поздоровался Фран, чем быстро привлек внимание Тома, который не скрыл удивление, увидев близнецов.       Ламия слегка улыбнулась, понимая, что, скорее всего, в голове Тома возник вопрос на подобие: «Что вы тут забыли?»       — Мы увидели, что ты один, и решили подсесть, если ты не против. — Ламия улыбнулась, однако от её слов лицо Тома быстро стало таким же бесстрастным, каким оно обычно было.       — Не нужно заставлять себя сидеть со мной только из-за жалости, — сказал он, опуская голову и продолжая есть.       — Мы подсели к тебе не из-за жалости, Том, — сказал Фран и улыбнулся. — Как и в поезде, мы всего лишь хотим с тобой подружиться.       — Да, Фран говорит правду. Мы хотим быть твоими друзьями! Если ты не можешь найти друзей среди тех, кто учится с тобой на одном факультете, то есть мы.       Ламия, произнеся свою речь, смотрела на Тома, однако он молчал, будто игнорировал их. Близнецы переглянулись и вздохнули.       — Ладно, скажи, Том, у тебя когда-нибудь вообще были друзья? — спросил Фран, и Том перестал есть, вновь поднимая голову.       — Нет, — ответил он, и Ламия с Франом, кажется, не удивились.       — А ты пытался завести их? — уточнила Ламия, пристально смотря на Тома. Но на её вопрос он лишь неуверенно пожал плечами.       Ламия посмотрела на брата, призывая к тому, чтобы тот что-то сказал. Фран умел говорить то, что могло изменить мнение человека или повлиять на него, покрайней мере, так казалось Ламии. И Фран, поняв, чего от него хочет сестра, посмотрел на Тома.       — Слушай, Том, я и Ламия понимаем, что такое быть без друзей. Когда мы жили во Франции, у нас не было ни одного друга, все сторонились нас из-за нашего отца. А после того, как мы переехали в Англию, ничего не поменялось. Хогвартс стал нашим шансом завести друзей. Хотя, честно сказать, Ламия больше, чем я, хотела этого.       — Да! Фран говорит правду, мы, как и ты, до Хогвартса были без друзей. Мы пытались завести их, но все считали нас странными и всегда сторонились! — протараторила Ламия и в конце сильно повысила голос, от чего Фран ткнул её локтем в бок.       Том некоторое время смотрел на них, а затем задумчиво перевел взгляд в свою тарелку.       — На прорицаниях мы ведь хорошо работали вместе, верно? Мы хорошо справились с заданием, и мне было правда интересно сидеть с тобой, а ещё мне понравилось то, как быстро ты узнал всё обо мне! — Ламия радостно улыбнулась, надеясь, что Том сейчас обдумывает, стоит ли ему сближаться с ними или нет. И кажется, она была права.       — Да, мне тоже понравилось… — ответил Реддл, поднимая взгляд, и близнецы едва сдерживали себя, чтобы не сказать: «Наконец-то!»       — Так, значит, ты хочешь, чтобы мы трое были друзьями?       Ламия смотрела на Тома в ожидании, и он неуверенно кивнул.       Ламия обрадовалась ещё сильнее и была готова даже захлопать в ладоши, но постаралась сдержаться от такого всплеска эмоций. Фран, находящийся рядом, лишь спокойно улыбнулся: в отличие от сестры, он просто был рад, ни больше не меньше.       Он понимал стремление Ламии подружиться с Томом, у них не было друзей, тем более друзей магов, а Ламия еще перед тем, как ехать в Хогвартс, все время говорила, что она должна завести много друзей и, если получится, со всех факультетов. Но Франу хватало и её, он мог спокойно обходится один, без друзей. Но раз Ламия хотела, чтобы и он подружился с Реддлом, почему бы и нет?       В любом случае как может навредить дружба с мальчиком-слизеринцем?