сердце шепчет нежно / the heart shall speak softly

Лю Цингэ в очередной раз покидает Цанцюн, отправляясь на миссию. Его задача — рыдающий каменный призрак, бесчинствующий в одном из крупных городов. Рыдающий каменный призрак — непростой противник: его мощь возрастает с каждым поглощенным золотым ядром. Если сообщения правдивы, демоническая тварь успела пожрать несколько дюжин заклинателей. За чаем непривычно обеспокоенный Шэнь Цинцю обсуждал чудовище с Лю Цингэ, подробно разъясняя сильные и слабые стороны призрака. Кажется, Шэнь Цинцю догадывался, кого пошлют разобраться с тварью — на следующий же день он передал Лю Цингэ аккуратную пачку подробнейших записей о повадках призрака, описанных с дотошностью, всегда вызывавшей у владыки Байчжань восхищение. И недели не прошло, как предчувствия Шэнь Цинцю подтвердились. Письменное распоряжение Юэ Цинъюаня владыке Байчжань гласило: «Отправляться немедленно и уничтожить тварь как можно скорее». Лю Цингэ собирается, отложив текущие дела. Разумеется, он не боится. Еще ни одной твари не удалось победить его в бою. Но теперь в его жизни есть тот, кому страшно. Кто не боится рыдающего каменного призрака, но боится за него, за Лю Цингэ. Шэнь Цинцю ожидает снаружи, беспокойство застыло на лице. — Лю-шиди. Ты отправляешься. Утверждение, а не вопрос. Коротко кивнув, Лю Цингэ осторожно берет Шэнь Цинцю за руку, проверяя меридианы. Не так, как при полном очищении — это слишком долго, а они оба знают, что ему уже пора. К счастью, меридианы Шэнь Цинцю в полном порядке, и Лю Цингэ может отправляться со спокойной душой, зная, что шисюну в ближайшее время ничто не грозит. Он позволяет себе вольность только один раз нежно огладить большим пальцем запястье Шэнь Цинцю (ни больше, ни меньше). Лишь только он пытается отпустить, Шэнь Цинцю порывисто сжимает его руку. — Подожди. У меня есть кое-что для тебя, — одним ловким движением Шэнь Цинцю извлекает из рукава пачку талисманов и вкладывает в ладонь Лю Цингэ. Тот хмурит брови — талисманы буквально источают мощь, он чувствует наполняющую их духовную силу. Для создания явно потребовалось огромное количество ци. Лю Цингэ очень хочет отчитать Шэнь Цинцю за беспечность: такая расточительность может привести к истощению, а учитывая Неисцелимый, это опасно вдвойне. Шэнь Цинцю не должен подвергать себя риску, изготовляя амулеты. — Защити себя, — Шэнь Цинцю сжимает его пальцы на талисманах, словно чувствуя нерешительность, — пожалуйста. Лю Цингэ колеблется. В конце концов Шэнь Цинцю начертал амулеты специально для него, а отказываться от подарков, тем более столь ценных, очень грубо. С другой стороны, полученных ранее записей более чем достаточно. Но дело даже не в высокой цене — он не находит в себе сил отказаться, потому что Шэнь Цинцю переживает. Из всех людей в мире Шэнь Цинцю беспокоится именно о нем. Хотя Шэнь Цинцю всегда и в любом состоянии несравненно красив, сейчас Лю Цингэ больно видеть, как эти изящные брови хмурятся, а нежные губы сжимаются от беспокойства. Ну что ж, если Шэнь Цинцю так спокойнее… Он осторожно сжимает пачку талисманов и бережно, стараясь не измять, прячет в рукав. — Спасибо. Взгляд Шэнь Цинцю светлеет, плечи расслабляются. Тревога все еще не выпустила его из когтей, но хватка явно ослабла. — Я… буду осторожен. — Шиди… ты… — Шэнь Цинцю судорожно сглатывает и произносит столь тихо, что Лю Цингэ приходится обратиться в слух, — береги себя, и… Возвращайся ко мне. Просто возвращайся. Он отступает на шаг, разрушая хрупкое очарование момента. Висящее в воздухе напряжение растворяется без остатка. Отвернувшись, лорд пика Цинцзин призывает Сюя, a Лю Цингэ смотрит на него и не может насмотреться. Прежде чем ступить на меч, Шэнь Цинцю оборачивается. Взгляды пересекаются, и Лю Цингэ в смущении первым опускает ресницы. Шэнь Цинцю улетает, но Лю Цингэ, кажется, все еще слышит его голос. — Возвращайся ко мне, — отдается эхом. — Ко мне. Ступив на Чэнлуань, Лю Цингэ стрелой возносится под облака. Шум ветра в ушах не идет ни в какое сравнение со знакомым голосом Шэнь Цинцю, звенящим в голове. Его слова, как прощание возлюбленного — нежные и полные обещаний. Чэнлуань дрожит под ногами. Чертыхнувшись, Лю Цингэ восстанавливает контроль. Как бы ни был прекрасен Шэнь Цинцю, постоянно думать о нем просто опасно. Лю Цингэ берет себя в руки и старается выкинуть из головы все мысли о Шэнь Цинцю. Ему удается. Почти. —------------------------------- Жизнь в городе Чжэнчжоу кипит ключом. Невзирая на угрозу Рыдающего Каменного Призрака, улицы бурлят толпами. Лю Цингэ, пролетая на мече, чувствует омерзение от сталкивающихся и трущихся внизу друг о друга потных тел. Все здесь ему отвратительно. Едва удостоив город второго взгляда, он опускается в наименее людном месте, внутренне облегченно вздохнув. В конце концов он прилетел истребить тварь, а не развлекаться и болтать с местными. Прежде всего необходимо где-то остановиться. Рыдающий каменный призрак охотится в городе, и Лю Цингэ, к огромному сожалению, не может, как обычно, расположиться где-нибудь в лесу. Проще всего остановиться на постоялом дворе: больше источников информации — больше шансов выследить призрака. Одна мысль об этом вызывает кислую ухмылку — постоялый двор означает тратить время на болтовню, вместо того, чтобы заниматься делом. Лю Цингэ, проигнорировав несомненный интерес кабатчика и его порозовевшие щеки, молча расплачивается за комнату. Он не желает попусту терять времени, отвергая попытки флирта, куда полезнее лишний раз изучить все имеющиеся сведения о призраке. Кабатчик робко старается привлечь внимание: — Этот будет счастлив услужить бессмертному мастеру любым угодным способом. Может, бессмертный мастер желает особых услуг? Лю Цингэ плевать. Кабатчик посылает ему еще один горячий взгляд, но опускает глаза, столкнувшись с полным безразличием. Нельзя сказать, что Лю Цингэ неприятно внимание людей. Напротив! Очень даже приятно. Однако интерес окружающих к нему всегда весьма поверхностный. Ему отлично известно, какими завидными качествами обладает, будучи одновременно лордом пика Байчжань и отпрыском известнейшего заклинательского рода. Его избраннику обеспечены богатство и высокое положение. А если кто не знает, кто такой Лю Цингэ — тот, несомненно, привлечен впечатляющей внешностью. Лишь одному человеку во всем мире (кроме семьи, разумеется), на все это наплевать. Губы ощущают вкус зеленого чая, а прекрасные персиковые глаза ярким всполохом пронзают его разум, будто напоминая об очевидном. Несмотря на все недостатки Лю Цингэ (резкость, прямолинейность, упертость, несговорчивость и просто грубость), Шэнь Цинцю остается с ним. Шэнь Цинцю проводит с ним время, зовет в гости и разговаривает с Лю Цингэ, будто во всей школе Цанцюн не найти более интересного собеседника. Шэнь Цинцю никогда не интересовался его, Лю Цингэ, богатством или легендарными предками. Один единственный раз застенчиво упомянул, что «было бы интересно познакомиться с родителями моего шиди», но дальше дело не пошло. Шэнь Цинцю нравится сам Лю Цингэ. Не из-за близости к семейству Лю и не из-за богатства или известности. Он просто хочет быть с Лю Цингэ. От этой мысли сладко сдавливает грудь, натягиваются, звеня, сердечные струны. И как Шэнь Циньцю умудряется так на него действовать? Стоп! Не время отвлекаться, думая о милом шисюне — Лю Цингэ должен сосредоточиться. Самое время освежить в памяти все, что известно о повадках противника. Заметки Шэнь Цинцю всегда чрезвычайно подробны и точны — те, что он вручил Лю Цингэ, не исключение. Читать их — все равно что слушать Шэнь Цинцю, и Лю Цингэ закусывает губу, сдерживая улыбку. В голове действительно начинает звучать голос Шэнь Цинцю, ведущего урок. Лю Цингэ дочитывает введение и краткое описание Призрака, когда замечает, что верхний лист, выпав из пачки, оказался на полу. Не торопясь, поднимает и начинает читать. Это не описание твари, это личная записка. Читая, он наконец позволяет себе расплыться в улыбке. «Мой дорогой шиди…» Лю Цингэ замирает. Палец осторожно касается изящных каллиграфических знаков. Нельзя сказать, что такое обращение совсем уж неожиданно, но он внезапно понимает, что лицо горит. И наверняка выглядит нелепо, сидя в одиночестве, раскрасневшийся без видимой причины. Пересилив себя, продолжает читать: «Мой дорогой шиди, я знаю, мы все обсудили перед твоим отъездом, но все равно беспокоюсь. Скорее всего, глава Юэ поручит истребить тварь именно тебе. Не сомневаюсь, лучший меч пика Байчжань одержит блестящую победу, но хотел бы быть тебе полезен. В этих записях я собрал всю имеющуюся информацию о рыдающем каменном призраке. Прости твоего шисюна за отвратительный почерк. Я очень торопился, когда писал. Пожалуйста, береги себя и не рискуй понапрасну. Твой, Шэнь Цинцю». Эта короткая записка сражает наповал. Тому несколько веских причин: намек, что владыка пика Цинцзин сделал больше, чем просто взял свои уже готовые исследования и передал их Лю Цингэ, восторженное обращение «лучший меч пика Байчжань». Но более всего взволновало одно единственное слово: «Твой». Шэнь Цинцю добавил к подписи столь нежное обращение, что Лю Цингэ чувствует, будто сияние заполнило его вены. Все еще не веря, осторожно касается слова пальцем. Наверное, он ошибся, просто неправильно прочел. Однако когда убирает палец, надпись ничуть не изменилась. Слово все еще там. Лю Цингэ осторожно откладывает письмо. Позже у него будет время об этом подумать, а сейчас необходимо сосредоточиться на противнике. Наконец-то оставив записку в покое, он берет из пачки следующую заметку и углубляется в чтение. ---------------------------------------------------------------- Рыдающему каменному призраку удается застать его врасплох. Тварь отлично маскируется, притворяясь обычной статуей — шкура, цветом и текстурой напоминающая камень, идеально для этого подходит — но обмануть Лю Цингэ не так-то просто. Несколько недель, с тех пор как приехал в Чжэнчжоу, он кожей ощущал слежку. В конце концов столь сильный совершенствующийся — исключительно лакомая добыча для призрака: мощное золотое ядро многократно усилит его. Призрак нападает поздно ночью. Ожидаемо обдает холодом, когда тварь протягивает лапы, пытаясь затянуть в ловушку. Рыдающий каменный призрак быстр, но Лю Цингэ быстрее. Поняв, что засада сорвалась, тварь злобно шипит, пытаясь увернуться от резкого, рубящего удара. Теперь, когда маски сброшены, предельно ясно — только один выйдет из схватки живым. Разверстая пасть, полная окровавленных клыков, запросто может заглотить Лю Цингэ целиком, а чудовищный треск челюстей эхом разносится по округе, но, как и ожидалось, тварь не теряет ни капли крови. С ужасающим ревом призрак стряхивает остатки маскировки, разворачиваясь во всем безобразии естественной формы: острые каменные осколки разлетаются веером, а сквозь трещины в плоти видны омерзительные внутренности. Единственный способ уцелеть — спасти город, уничтожив тварь. Уворачиваясь от бритвенно острых клыков, он атакует снова и снова, но не может рассечь каменную плоть. Тогда, утяжелив Чэнлуань собственной ци в десятки раз, он размахивается и изо всех немалых сил плашмя лупит монстра. Мелькает мысль, что стоило прихватить боевой молот, но он справится и так. Импровизированный молот разбивает и раскалывает плоть твари, осколки ливнем сыплются на землю. «Всё равно что пытаться расколоть каменную статую», — хмурится Лю Цингэ. Очень крепкую статую — даже самая огромная давно бы рассыпалась в крошку под такими ударами. Тварь все еще полна сил. Битва затягивается, они кружат друг против друга, и в какой-то миг Лю Цингэ отвлекается (непростительный промах!). Мгновенно тварь бросается на него, целя в горло кинжалами когтей. Укрепив тело ци, Лю Цинге готовится к худшему, но… Белая вспышка молнией озаряет тьму, на мгновение ослепляя Лю Цингэ. Обжигающий холод тут же сменяется приятным теплом, разбегающимся по телу. Раны перестают болеть — бросив взгляд, он убеждается, что мелкие полностью исцелились. Глубокая рана на предплечье заживает чуть медленнее, на глазах затягиваясь и исчезая, все так же безболезненно. Раздается протяжный стон, и Лю Цингэ, сообразив, что ничего еще не закончилось, направляет Чэнлуань на тварь. Рыдающий каменный призрак в плачевном состоянии. Огромная уродливая рана рассекает каменную плоть. Внутренности вывалились наружу, напоминая мерзких каменных червей. Не надо быть семи пядей во лбу, дабы понять, что белая вспышка исцелила его и ранила Призрака. Лю Цингэ понятия не имеет, она откуда взялась, но дареному коню в зубы не смотрят. Он методично чередует удары ци с грубой силой, пока призрак не замирает окончательно. Тело твари раскололось пополам, сочась вонючей жижей, оскверняющей землю. Издохнув, тварь окончательно окаменела, трудно поверить, что совсем недавно она двигалась. Какой-то непонятный предмет выкатывается из остатков туши, и Лю Цингэ мгновенно напрягается, но поняв, что опасности нет, вновь расслабляется. Проверив странную штуку собственной ци, окончательно успокаивается и, подняв, подносит к глазам. На его ладони сверкает идеально круглый, прозрачный, безупречно-голубой драгоценный камень. Даже в неверном свете луны видно, что драгоценность (вероятней всего, ядро твари) высочайшего качества. Дважды не раздумывая, Лю Цингэ забирает ее себе. ------------------------------------------------------------ Перед тем как вернуться в Цанцюн, Лю Цингэ решает посетить шумный ночной базар. Обычно его и на веревке не затянуть в подобное место, но сейчас все так изменилось. Вопли торговцев и яркий свет фонариков безмерно раздражают, но улыбка Шэнь Цинцю того стоит. Что же будет лучшим подарком Шэнь Цинцю? Чайный сервиз? Новый веер? Обе идеи весьма соблазнительны, но тут в памяти всплывает владыка Цинцзин, нежно поглаживающий подаренный им таинственный цветок. Новый цветок будет весьма кстати, решает он, озираясь в поисках подходящего торговца. Ему везет — на углу ночного рынка скучает одинокий цветочник. Лю Цингэ сразу направляется прямо к нему — а чего рассусоливать? — Добро пожаловать, — цветочник почтительно кланяется, — этот счастлив услужить. Лю Цингэ внимательно оглядывает выставленный напоказ товар, с сожалением осознавая, что ничего не смыслит в растениях. Кажется, впервые в жизни он жалеет, что не специализируется на травках. — Я ищу подарок, — наконец-то произносит он. В конце концов это не ему, а Шэнь Цинцю. — Что-нибудь необычное. — Этот все понял. Не извольте беспокоиться. Цветочник явно пришел к каким-то выводам, хоть и не понятно к каким. Причудливые хитросплетения людских суждений всегда казались Лю Цингэ слишком запутанными и он предпочитал ими не заморачиваться. Владыка Байчжань вполне полагался на рекомендации цветочника. Обман покупателя — не самая лучшая идея, тем более на ночном рынке, где процветание торговца напрямую связано с репутацией. Не прошло и минуты, как цветочник поставил перед ним глиняный горшок. — Что скажет сяншень? Против ожидания в горшке вовсе не цветок, а маленький бонсай. Он покрыт белыми и пушистыми листьями (наверное, все-таки листьями). Больше всего это напоминает ватные шарики. Словно невесомое белое облако парит над изящным стволом, а тонкие веточки, кажется, просто исчезают в нем. Осторожно прикоснувшись, Лю Цингэ ожидает, что пальцы пройдут насквозь, однако ладонь медленно погружается в мягкое тепло. На ощупь точь-в-точь как облака, какими он представлял их в детстве. — Это облачная нефритовая ива, — поясняет торговец. — Весьма необычное растение… — Беру, — перебивает Лю Цингэ. Едва увидев деревце, он понял: вот идеальный подарок. Он уверен, что у Шэнь Цинцю такого нет, и, по правде говоря, Лю Цингэ предпочитает выслушать лекцию по ботанике от него, а не от базарного цветочника. Тот удивленно моргает на столь грубый ответ, но вежливо не продолжает: — Хорошо. Два серебряных слитка, сяншень… Торговец едва успевает окончить фразу, а Лю Цингэ уже извлек кошель. Оплатив покупку, бесцеремонно подхватывает горшок с облачной нефритовой ивой. Выйдя из лавки цветочника, Лю Цингэ направляется к ближайшим городским воротам. Его миссия завершена: призрак уничтожен, подарок Шэнь Цинцю куплен. Ничто больше в этом городе его не держит. --------------------------------------------------- Полет до Цанцюн долог. Добравшись наконец, Лю Цингэ прямиком направляется на Байчжань. Разбор полетов может подождать до завтра, тем более уже так поздно. Солнце давно село, лишь шепот потревоженных ветром листьев нарушает тишину. — Лю-шиди! — на подходе к дому окликает его кто-то — нет, не просто кто-то! Этот мягкий голос Лю Цингэ опознает где угодно. Даже во сне. Это Шэнь Цинцю. Но что же он делает на Байчжань в столь позднее время? Ему сейчас полагается спать у себя на Цинцзин, в мягкой постели, окруженным немыслимым количеством подушек, и нет никаких причин находиться здесь, разве что… Сердце пропускает удар. Разве что случилось что-то из ряда вон. Пока Лю Цингэ находился в отлучке, могло произойти что угодно, требующее его присутствия, а шисюн Шэнь отличается впечатляющей способностью притягивать неприятности. Мгновенно спустившись и соскочив с Чэнлуаня, Лю Цингэ мчится к Шэнь Цинцю. Сердце готово выпрыгнуть из груди: что же случилось? Может, шисюн ранен, может, это снова Неисцелимый, может… Шэнь Цинцю влетает в его объятья. От неожиданности Лю Цингэ опрокидывается назад и с шумом опускается на землю. Его руки обвивают Шэнь Цинцю, стараясь смягчить удар, и он со смутным удовлетворением ощущает себя подушкой. Мгновенно оправившись, Лю Цингэ резко садится — он немедленно должен проверить состояние шисюна. — Шэнь Цинцю, — напряженно зовет он. Все еще удерживая шисюна в объятьях, пытается проверить того потоком собственной ци. — Шэнь Цинцю, с тобой все..? Поток ци останавливается, и Лю Цингэ замолкает, потому что… вместо того, чтобы чинно отстраниться, Шэнь Цинцю прижимается крепче, обнимая за шею и пряча лицо у него на груди. Это… это… Лю Цингэ застывает, медленно заливаясь румянцем. Кровь стучит в ушах — Шэнь Цинцю в его объятьях, у него на коленях… — Лю-шиди, — слова опаляют кожу. Шэнь Цинцю никак не объясняет свое странное поведение. Лю Цингэ тщетно пытается успокоить дыхание, удержать трепещущее в груди сердце. Он слегка ерзает, пытаясь отстранить Шэнь Цинцю, но тот, похоже, поняв его в точности наоборот, еще крепче приникает, словно стремясь уничтожить все разделяющее их пространство. Лю Цинге старается игнорировать огненный узел, скручивающийся в нижней части живота. — Я так волновался… «Береги себя. Возвращайся ко мне». Прощальные слова Шэнь Цинцю эхом отдаются в голове. Лю Цингэ облегченно выдыхает. Огненный узел, пылающий и готовый взорваться, распускается и исчезает. Плачущий каменный призрак вполне мог его прикончить (почти прикончил), а Шэнь Цинцю еще несколько недель оставался бы в неведении. Все, о чем думал Шэнь Цинцю: Лю Цингэ мог бы погибнуть, а он ничего и не знал бы. — Я здесь, — шепчет Лю Цингэ, осторожно сжимая Шэнь Цинцю в объятьях. Он знает, что не должен столь бесстыдно обнимать его, но все его существо противится идее выпустить Шэнь Цинцю из объятий. В конце концов он просто обязан успокоить Шэнь Цинцю, ведь тот пришел именно к нему, а не к кому другому. — Видишь, я вернулся. Шэнь Цинцю давится смехом, но не спорит. Он слегка отклоняется, и на Лю Цингэ обрушивается сокрушительная сила, имя которой Шэнь Цинцю. Бледно-фиолетовые пятна под прекрасными глазами наполняют сердце Лю Цингэ тяжелым чувством вины — ведь он вполне мог послать весточку, что с ним все в порядке! Шэнь Цинцю полностью отстраняется и грациозно встает. Лю Цингэ сглатывает разочарование и тоже поднимается на ноги. Воздух напоен обещаниями. Ничтоже сумняшеся, Шэнь Цинцю вновь нежно обнимает его. — Ты ранен, — Шэнь Цинцю с беспокойством пускает теплый поток исцеляющей ци, деликатно прощупывая его меридианы, прежде чем сосредоточиться на еще не заживших ранах. — Талисманы, которые я тебе дал, сработали? — Мх-м… Значит, та белая вспышка — результат действия одного из талисманов. Слегка отстранившись, Лю Цингэ запускает пальцы в рукав, но извлекает лишь горсть легкого, мелкого пепла. Его совсем немного, но Лю Цингэ демонстрирует пепел Шэнь Цинцю: — Они оказались очень полезны. Легкий ночной ветерок сдувает пепел с его ладони. Лю Цингэ медленно опускает руку. Шэнь Цинцю переводит взгляд с его ладони и вновь смотрит в глаза. — Я рад, что талисманы помогли, и счастлив, что ты вернулся, — голос Шэнь Цинцю полон неподдельной радости, какой Лю Цингэ раньше никогда не замечал. — Я так скучал! Шэнь Цинцю, должно быть, желает его смерти. Каждое его слово, каждое движение подобны сбывшейся мечте. Лю Цингэ вновь осторожно обнимает его, наслаждаясь ощущениями. Шэнь Цинцю не противится, хотя одеяния его обязательно испачкаются пеплом. — Я тоже, — признается Лю Цингэ. Он бы соврал, сказав, что не скучал, а соврать в таком важном вопросе никак нельзя, тем более что Шэнь Цинцю был столь искренен. Но, как бы ни хотелось продлить мгновение, он не может далее задерживать шисюна. Сейчас уже поздно, очень поздно. Шэнь Цинцю занятой человек, ведь он владыка пика Цинцзин. Каждый его день расписан по часам: уроки себя не проведут, ученики себя не обучат, письменные работы себя не проверят — и это не упоминая об обязанностях стратега и множестве поручений от Юэ Цинъюаня. Даже бессмертным мастерам иногда нужен отдых, а Шэнь Цинцю необходимо высыпаться каждую ночь. — Пора в кровать, у тебя завтра тяжелый день, — неохотно произносит он. Ночь кажется холоднее без головокружительного тепла Шэнь Цинцю. Но взгляд Шэнь Цинцю согревает душу — неужели раньше тот хоть раз смотрел на него столь нежно, столь заботливо? — Хорошо, Лю Цингэ, — отвечает Шэнь Цинцю. Тот удивленно вздрагивает от неожиданно официального обращения. — Увидимся завтра. — Завтра, — эхом отвечает Лю Цингэ. С этим обещанием Шэнь Цинцю разворачивается и уходит. Лю Цингэ наблюдает, как тот, встав на Сюя, улетает прочь, растворяясь в темноте ночи. Завтра он снова увидит Шэнь Цинцю. Завтра, на залитом солнцем пике Цинцзин, они сядут вместе в бамбуковой хижине. Он уже предвкушает радость на лице Шэнь Цинцю, когда преподнесет подарок.