Сыновья Кроноса

Пойми, она - мой свет.

Её прекрасный лик

Во мраке этих стен -

Цветок среди руин.

Несмотря на все наши ссоры - мы родственники, мы любим друг друга. И я до самого конца не верил, что случится подобное. И все же я ошибался. Ошибаться свойственно даже богам. Сестра сидела на низкой кровати, прикрывая лицо краем хитона. Персефона держала в руке миску с полотном и аккуратно смывала ихор с лица Геры. Я молчал. Я должен был что-то сказать, но у меня не хватало слов. За меня говорила моя жена. - В следующий раз, когда он просто замахнется на тебя, - ласково объясняла моя супруга, - берешь вот это вот копье, не забудь его, как будешь уходить, и тычешь им... сейчас покажу куда. Милый, подойди-ка на мгновенье. Я люблю свою жену. Она милая, добрая хозяйка, жена, и - в дальнейшем - мать, но не стоит злить Персефону. Ее мать может быть воплощением льда, сама же Персефона становится воплощением адского пламени. - Чем я ему не хороша? - тихо спрашивает Гера. Я снова не нахожу слов. Я люблю свою сестру, возможно, чуть больше, чем братской любовью, но все же чуть меньше, чем могло бы быть. Это мой старший братец клялся ей в вечной любви, не я. Персефона вновь спасает меня. У нее-то всегда есть нужные слова, она знает, как и что ответить нашим горячо любимым родственничкам. - Дело не в тебе. Дело в нем. Знаешь, почему распутных кобелей скопят? Этого вовремя не оскопили, вот и... И я, и сестра вспыхиваем в пламени позорного и тяжелого воспоминания. Может, оно и заставляет нашу мать молчать - ведь это она подговорила старшенького на столь страшный поступок. Но Персефона об этом не знает, да и не нужно оно ей. Возможно, я расскажу ей, но не сейчас. - Я не могу причинить ему боль, - вновь вздыхает Гера. - Да и не хочу, в общем. Он, когда переживает очередную любовь, становится таким.... таким, каким я его полюбила. Это в остальное время он кобыл этих цепляет... вот их поубивала бы! Молчу. Вновь молчу, но теперь от возмущения. Я ведь знал и Ио, и Семелу. Галанфида пострадала лишь оттого, что была послушной девочкой. А Каллисто? Артемида до сих пор припоминаю тебе, что стала убийцей, не так ли? Так стоит ли прикрывать лицо, сестра? Ты пролила крови героев не меньше своего брата-супруга. Если бы не ты, может быть и не началась бы Троянская война, полотно было бы золотым. Ты и другие мои родственники - это вы, а не полотно. Вы цедите мой ихор по капле. Персефона щебетала вокруг моей сестры, а я не мог. Пусть уходит к мужу. Молчу.

***

Три страшные сестры не сказали ни слова, когда я вошел в их обитель. Так положено, так заведено. Проводницы судьбы молчаливы. Я стою перед ними на коленях. Это тоже положено. И сами боги склоняют головы перед мойрами. Сестры поднимают взгляд. Взгляд Клото пронзителен. Женщина без возраста - ее можно принять и как за деву, лишь переступившую брачный порог, так и за мать, давно отдавшую своих детей в чужие дома. Клото - суть настоящего. - Вокруг тебя смыкается кольцо — Тебя хватают, вовлекают в пляску,- Так-так, твое нормальное лицо Все, вероятно, приняли за маску, - тихо произнесла Клото. Лахесис чем-то напоминала мою мать. Она тоже выглядела женщиной без возраста, но это было другое. Ее можно было назвать и вот только, что родившей матерью, так и почтенной матроной семейства. Взгляд ее был не менее пронзителен, чем у сестры. -...И знали бы невольные герои, Борясь, спасая, веря и любя, Что, заполняя летописи кровью, Ни капли не оставят для себя... - грозно вещает средняя сестра. Мойры никогда не говорят ничего прямо, загадки и тайны - это их суть. Кто я такой, чтобы спорить? Возраст Атропос тоже определить сложно. Но она стара - как само это мирозданье. Она старше Реи, она старше Урана. Может, она видела, как рождался Хаос - по крайней мере, так она выглядит. И вот ее взгляд покрыт дымкой. - Мы кружимся во тьме, сплетаясь в хороводы, Покорны хаосу, владыке своему. Мы провозвестники грядущих дней свободы, Мы отпеваем свет, пророча миру тьму. - кричит старшая. Ее выцветшие глаза смотрят на меня пронзительно и сурово. Встаю с колен. Мойры сказали все, что я должен был услышать. Иду домой. Смешно. Где он - мой дом? Боги, как же я завидую смертным. Особенно рыжему. Он возвращался. Я же просто иду. Нет, все же я знаю, где мой дом. Там, где моя Персефона. Она моя, и она - свободна. Она приходит и уходит. Она любит этот мир, смертных, природу, - и она уходит к ним. И всегда возвращается. А значит - мне есть куда идти. Иначе я бы давно бросил все... И сегодня моя любовь, моя судьба смотрит на мои руки и хмурится. Она знает, что ничего не изменить, но ей больно. - Ты ел сегодня? - спрашивает. Мы не нуждаемся в пище, и она это знает, но привычки, привычки... Смертные делают нас ближе к себе, и что-то от них мы принимаем. И иногда это даже неплохо, как, например, печеный свиной бок с травами... эх... Персефона вновь хмурится, и милая складка возникает между ее бровей, чёрных, как мех горностая, густых и прекрасных. Целую эту складочку, целую её висок. Любимая смеётся. - Аид, не уходи от ответа! - улыбается моя жена. Впрочем, из кольца моих рук она так и не уходит. Как же я люблю такие минуты, мгновения покоя, когда не нужно никуда бежать, ничего исправлять... Похоже, я сам себя сглазил. На этот раз было ощущение не удара, а тонкой, тянущей боли, словно из меня выдирают жилы костяного рыболовным крючком. Пытаюсь сохранить спокойствие, но мою любимую, мою проницательную супругу не обмануть. - Опять? - ахает она, и не отстаёт, когда я бегу вниз. Она нечасто сюда приходит, ей здесь неприятно, но сегодня... Полотно изменилось. Или комната. Комната стала больше? Или на полотно изменился масштаб? Раньше я видел великие просторы Илиона, Трою, Колхиду, но сейчас... - Смотри, надписи! - кричит моя внимательная Персефона. И верно. Напрягаю глаза в полумраке, читаю: Афины, Спарта, Микены... ну да, все верно. А вот это уже что-то новенькое! Остальные названия были багряным золотом по светлому золоту, эти же отличаются пурпурный в синеву. Карфаген, Рим. Сердце заныло в неприятном предчувствии. Жена моя обняла меня со спины и прижалась лбом к моей шее. - Мы все выдержит, дорогой, - шепчет она, и я ей верю. - А сейчас все же идём поедим. Салат. Гранаты. Кажется, я десяток раз говорил ей, что не люблю гранаты...