Будущего нет

Андрей собрался оставить его, их дело, их группу, он захотел собрать своих ребят и населить для них новую страну сказок – дивный новый мир. Миша не грустил, он злился, по-страшному срывался на всех и каждого, а потом бухал и рыдал по уходящему другу. Горшок, вообще, грустить не умел, он мог исключительно убиваться, как всегда, всё на максимум: если пить, то до белочки, если есть, то пока не скатишься с дивана мячиком. В общем, больно ему было сильно, а ярость бешеная – это так, побочки. Андрей это всё видел, но ничего не мог поделать: чем себя мучить, лучше переждать пару лет обоим, а потом в прежнюю взаимную любовь непонятную падать. Им перерыв нужен, а не истерики до потери пульса. Но и характер Михин он знал, многое поменялось из-за старого доброго хмурого, но это всё ещё его Мишка, просто более инфантильный что ль. В начале девяностых Гаврила бы, Князев не сомневался, воспринял его уход иначе: избил бы да посильнее, а потом на разговор по душам развёл, а тут вот... и что теперь поделать?

***

Хмурый вид главного солиста не воодушевлял никого. А зачем теперь кого-то вдохновлять и радовать – Князя-то нет. Миха покивал головой в такт финальных ударов палочки о плотный барабан и умчался догоняться водкой, бросив всем что-то вроде "ну, бывайте". Закинув ноги на стол, он закрыл глаза и замолчал. Лёгкая дрожь в руках не проходила, а боль в грудине мешала осознавать происходящее. Нестерпимо хотелось увидеть Андрея, хотя бы одним глазком посмотреть, осознать, что ему тоже больно, и вернуться в свой одинокий мирок. Опрокинув рюмки три, Миша погрузился в небытие: усталость сдавила мышцы, начала крошить кости, а сознание всё тяжелело. Вспомнился мультфильм, который он показывал Сашке, в котором Алиса падала в глубокую кроличью нору. Горшенёв думал, что просто засыпает, конечно, после водки шанс такого исхода был, но на сон это было непохоже – слишком тягуче и черно. Секунда. Он оказывается возле борта колодца, выложенного серым камнем. Вокруг пустошь да деревья. Колодец глубокий, дна не видно, но страсть как тянет в непроглядную темноту. Неведомая сила так и зовёт туда, держит у края крепко, выбора не оставляет, а Миша и сам думает, что в этом смысл, а зачем ещё ему возле этого колодца стоять, травку наминать. Думает несколько секунд перед тем, как сигануть, словно о возможности разбиться позабыв. Дно встречает Горшенёва неземной какой-то болью: болит и тянет всё, но во сне как будто. А до разума замутнённого только теперь доходит безвыходность ситуации. Он на дне, сверху – чернеющее небо и верхушки высоких елей, а вокруг, кажется, никого нет – пустота. Вылезать отсюда как-то не хочется даже, да и не получится самостоятельно, колодец-то глубокий, хороший, такие в старину любили рыть. Миша садится на ледяные камни и радуется, что вода высохла, иначе подох бы от обморожения через пару часов. Ему подумать спокойно хотелось, раз такая возможность в бесконечной тишине побыть появилась. Но не тут-то было. Глаза закрывает – Андрея видит, с открытыми глазами о нём только и думает. Тяжесть какая-то на сердце теперь подползала к горлу, начинала душить. - Миш, эй, ты чего там? – Князь? Среди елей и тёмной синевы появляется такая знакомая голова, все обиды пропадают, и обнять до хруста в костях хочется. - Княже, да я вот, упал, – а тот котом Чеширским улыбается и верёвку с земли поднимает, мол, вытаскивать тебя будем. - Мне сказали, что кто-то в колодец свалился. Не думал, что это ты, – завязывает морской узел на крепление для стоявшего когда-то здесь навеса. - Андрюх, а я скучал, так скучал, ты не представляешь. С тех пор, как вы ушли, я только о тебе и думаю, Дюш, понимаешь? – Миха почти танцует от радости, уже неважны становятся какие-то там колодцы, холод сучий, голод ебучий – ничего не страшно. - Князь, ты идёшь? Там дело какое-то, – знакомый голос Димы заставляет Андрея отвернуться, на счастливые возгласы он даже бровью в излюбленном жесте не ведёт. - Да сейчас я тут, подожди, – голос у Князя такой, будто он вовсе не желал бы помогать Мише, словно даже находиться здесь ему в тягость. - Да чего, посидит он ещё немного, там серьёзное что-то, пойдём, – Каспера видно слегка, но вниз он не смотрит. - Ну, прав ты, наверное, пойдём. Миш, посиди немного, – и Андрей уходит, не послушав даже ответного недовольного согласия. Холод возвращается, становится ещё более промозглым, почти до боли замораживает. Горшенёв сжимается в комок, чтобы согреться, и смотрит вверх, ждёт, как Хатико хозяина своего, но Андрея нет. Час, два, три, десять – он так и не появился, а жизнь отказывается задерживаться в настрадавшемся теле.

***

Миха открывает глаза. Он снова на диване на реп.точке, около него почти пустая стекляшка водки, а на сердце непонятная тянущая пустота. Страшно, что так и будет, что Андрей ушёл и больше они не увидятся. Миша подскакивает и бежит к квартире Князева, он хоть до утра подождёт, главное – хоть раз заглянуть в чужие глаза и увидеть там прежнюю любовь.