Будущего нет

Князев Андрей Сергеевич – местный депутат, как говорится, при нём имеется хорошая квартира, дом, жена для красивой картинки, деньги не льются рекой, но присутствуют в предостаточном количестве. У настоящих мужчин должны быть правильные увлечения, они тоже есть – стрельба, клубы, шлюхи... Андрей знает, как преподнести себя народу, поэтому делает по заученному и вложенному в когда-то бедовую головушку. Рок-концерты – маленькая слабость Князева, к которой он относится щепетильно и аккуратно, чтобы ни один журналюга не прознал. Атмосфера второй волны пробивала на дикие пьяные танцы и дебоши, а музыка заставляла сердце давиться собственным удовольствием. На одном из таких вечеров он и встретил человека, который тоже случайно стал маленькой слабостью, вот только скрывать её не получалось.

***

В ВИП-комнате нет ни камер, ни запретов. Андрей монотонно взбалтывает жидкость в бокале слабыми движениями руки. Его волосы, когда-то осветлённые, слегка зализаны, но больше растрёпаны, а на плечах любимая кожанка. Тишина, музыка едва доносится из основного зала, из освещения только фиолетовые светильники по углам потолка. Атмосфера напрягает и расслабляет, но ожидание заставляет невольно волноваться. Стоит об этом подумать, дверь с хлопком открывается, впускает сначала ногу в тяжёлом, массивном берце, а следом и человека. Михаил высокий, с длинными, до плеч, волосами и вечной азартной ухмылкой, его глаз не видно в полутьме, но Андрей не может сдержать улыбки – ждал всё-таки, а этот спешил: грудь быстро вздымается из-за загнанного дыхания, выдавая излишнюю торопливость хозяина. - Мих, – больше, собственно, ничего не требуется. Горшенёв хмыкает, разваливается по дивану и хлопает по образовавшемуся между ног расстоянию. А Андрей и пересаживается, давно перестал с ним спорить. Он откидывает голову назад и натыкается на чужую шею. От Михи пахнет одеколоном и кожей, натуральной и прочной, которую только для дорогих шмоток и использовать. Он одет в длинный плащ, штаны, берцы – всё из кожи, а Князева откровенно ведёт. Он поворачивает голову и принюхивается к вещам. - Давай, надевай плащ и снимай свою эту куртку стрёмную, – голос у Горшенёва хриплый от скуренных за жизнь сигарет и уличной прохлады, а слова забавные и слишком очевидные. На противоположенный край дивана отправляются все Андреевы вещи, кроме кожаных штанов, которые он купил совсем недавно и тщательно прятал от общественности, чтобы потом покрасоваться перед кем-то определённым. Князев остаётся с голым торсом, украшенным новой, мягкой портупеей. - О, ты выполнил мою просьбу, – Миша рычит довольно и бодается лохматой головой, ей богу огромный пёс. - А ты мою? – вместо ответа в его руке оказывается небольшой поводок, который Андрей тут же сжимает и тянет на себя. – Молодец. - Хороший мальчик, ебать, – Горшенёв смеётся, но на действие ведётся, не может не. Шею окольцовывает крепкий ошейник, давит на кадык и не даёт путей сопротивления. Андрей улыбается и влажно целует кожу, чувствуя колебания сонной артерии. Он подставляет шею под болезненные укусы, которые завтра будут придавать ему пугающий облик. Клыки впиваются сильно, но кожу не рвут. Андрей неосторожно дёргает поводок и от него тут же отрываются с недовольным выдохом. - Хватит, – голос звучит твёрдо и прохладно, но Князев не сможет на самом деле запрещать Михе что-то делать, его самообладание не выстоит против, казалось бы, ужасного человека, который всё равно вызывает неконтролируемый всплеск эмоций. Андрей пересаживается на диван напротив и откидывает голову назад, за спинку, тело начинает расслабляться, а возбуждение накатывать волнами, питаясь приятными парами кожи, исходящими почти от всех вещей. Цепь растягивается над столом, это нервирует страшно, поэтому недовольный взгляд Горшенёва не удивляет даже. Андрей распахивает плащ сильнее – открывает вид на портупею и кожу, которая немного проминается под тонкими ремешками и блестит на фиолетовом свете. Его облизал голодный взгляд, а колени мелко задрожали от атмосферы в комнате. Она распаляла, заставляла дышать чаще и кратче. Цепь поводка натянулась и зазвенела. Миха смотрел исподлобья, он растёкся по дивану, закинул ногу на ногу и откинул голову. Кадык упирался в ошейник, и, боже, это пиздец как Андрею нравилось. - И насколько долго ты планируешь это делать? – вопрос прост и понятен, но ответа нет, поэтому Князев с самым расслабленным видом водит руками по собственному торсу, даже не глядя в сторону говорящего. Кожа горячая и приятная, Миша хочет её коснуться, но, пока ему не будет позволено, ничего не получится. Андрей позаботится. Горшенёв закуривает и расслабляется ещё больше. Курит он красиво, вкусно даже, на такое только смотреть и смотреть, а Князев и не отрывается, не моргает почти. Он сглатывает и едва слышно стонет, чувствуя окружающий его запах кожи обострённее. Это притягивает Мишин взгляд, такой же неотрывный. Он выпускает струю дыма и смотрит, облизывает губы, поправляет волосы и не отводит глаз. А Андрея ведёт по-страшному, он скользит рукой по рязгорячённой коже к ширинке: не расстёгивает, надавливает и захлёбывается стоном. - Мих, подойдёшь, – цепь звенит в ответ очень даже согласно, а через секунду в губы впиваются клыки, на груди и животе появляются тяжёлые, сухие и горячие руки. Горшенёв целуется слюняво, иногда он по-звериному кусается, а может вылизывать мокро и с удовольствием. Его руки держат крепко и приятно, кожа изгибается, поддаётся, как пластилин, пластичной становится. Миша сжимает мягкие выпуклости в районе груди и укусами своими к ним же движется, вот-вот ухватится – не оттащишь. Но Князев не мешает, только глаза почти до затылка закатывает, извивается. Миха и правда вгрызается крепко, а руками продолжает бока оглаживать и на ладонь на ширинке надавливать. От него перманентно пахнет натуральной кожей и сигаретами, Андрея, впрочем, устраивает всё. Он до звёздочек в глазах жмурится, принюхивается. - Сядешь на колени? – остаётся только спрашивать, потому что Горшенёв в послушании на волка тянет – вольное животное, он, если не захочет, делать не будет. По ногам, от бёдер до лодыжек, спускаются тяжёлые ладони, а на пол валится что-то громоздкое и тяжёлое. Андрей удивлённо распахивает глаза и видит в ногах Мишу, который пожирает взглядом, но не двигается, притаился, замер. Это греет душу, заставляет счастливо жмуриться. – Можешь трогать. Князев раздвигает шире ноги и закрывает глаза. Миха хватает под коленями и закидывает икры на плечи, оглаживая почти любовно. Кожа начинает гореть, казаться огненной, но снимать штаны – это что-то неподходящее, пусть лучше так. Горшенёв поднимается, чтобы вцепиться в губы с почти звериным пылом. - Не надо меня так гнуть, – Андрей говорит с трудом, против действий Михи идти уже совсем не хочется. Он расстёгивает ширинку и холодными пальцами лезет туда. - Извини, да, ты просто такой, – договорить не может, ошейник давит на мышцы шеи и затыкает. Горшенёв молча соглашается и спускает ниже чужие трусы. – Не найдётся чего-нибудь? - Обижаешь, – Андрей кивает на сумку на соседнем диване и ослабляет поводок. Его ноги на несколько мгновений освобождаются. Миша возвращается с маленькой баночкой вазелина и недовольным от расстояния лицом. Субстанция холодная, а Горшенёв не согревает, ему и так весело. Он обхватывает чужой член и тянет Андрея на себя, чтобы прикусить губы и не дать от себя отстраниться. Тут даже ошейник не поможет – у бандитов не может быть страха боли и слабовольности, этот выстоит. Цепляется за головку и гладит под ней пальцами, вторую руку поднимает от бедра к яйцам, сжимает их и ведёт по шовчику смазанными подушечками. Возвышается и сладко целует то шею, то торс, больше внимания уделяет соскам. Андрей открывается для касаний полностью, едва поводок не роняет, полностью отдаёт контроль в кой-то веке. Колени заходятся мелкой дрожью, а лёгкие давятся от невозможности вздохнуть полностью. Князев стонет на грани слышимости, но это вызывает вполне очевидную реакцию. Миша обкусывает, кажется, всю голую кожу. Его рука, язык и щекочущие кончики волос смешались воедино. Андрей чувствует всё и от этого его потрясывает. Холодная рука Горшенёва доводит до иступления и пережимает член, в который раз мешая кончить. Князев дрожит и захлёбывается, дёргает ошейник, оставляет себе синяки портупеей: тонкие совсем ремешки больно впиваются в кожу из-за излишних движений. Миха стонет, они, кажется, синхронизировались. Он дрочит обоим в одном ритме и в этом же ритме кончить не даёт, а самого уже дёргает, хочется Андрея либо с концами съесть, либо прекратить всё это. Он делает последние несколько движений, и оба кончают. Стонут почти в унисон. Миша укладывает голову на чужое колено, обтянутое кожей, и довольно скалится. - Ну чё, Андро, как тебе? – Князев прибить его хочет за это, но зеркалит улыбку и, склонившись, бодается. Они садятся настолько близко, что это вызвало бы вопросы, будь в помещении люди, но тут только запах секса, пота, кожи, сигарет и немного спирта. Андрей улыбается, когда чувствует мокрый поцелуй на шее, и ему немного грустно, что так нельзя делать каждый день. Они не партнёры по сексу, почти полноценные любовники и шли к этому долго, получилось, правда, всё само. Ходят вместе по ресторанам и паркам в ночи, никто ведь не скажет ничего крутому политику, а в сторону Горшенёва ещё страшнее пискнуть, такая он крупная шишка. Девяностые в самом расцвете. Улицы пахнут рок-н-роллом, панками, алкоголям и безудержным весельем, а во дворах совершаются громкие и не очень убийства. Многие из них – прямое Михино указание. Но это ничего. Главное – жить. Ведь если ты живёшь, тебе ещё можно стать лучшей версией себя.