Избранный

      Первая поездка в Хогвартс — знаменательное событие для каждого волшебника. Оно неповторимо, хранится незыблемым воспоминанием в черепной коробке долгие-долгие годы, чтобы когда придет время, раскрыться для потомков, накрыв запахами елей, свечей и чего-то приторного, как раздувающий раствор.       Для Аль-Хайтама же этот день ощущается совсем другим. Как и прочие, сегодня он вышел за рамки, но картины у них совсем иные. Пока другие дети хоть как-то проводили время с обществом магов или магглов, Хайтам чинно восседал дома с бабушкой. Он бы и дальше предпочёл провести свою жизнь в компании умного человека, вот только бабушка упёрлась — для безопасности, говорит, должен поехать в Хогвартс. Сама она магглорожденная, но лет тридцать назад отца Хайтама в Хогвартс таки спровадила.       Родители. Ещё одно отличие между Аль-Хайтамом и другими детьми. Его у них нет. Умерли, когда ему был год. Бабушка говорит, что это дело рук злейшего мага современности — Волан Де Морта, но при всем уважении Хайтам не верит ей. С чего бы злейшему волшебнику современности заявляться к ним в дом, чтобы разобраться с его родителями? Да и нет уже никакого Волан Де Морта, в газетах — что в маггловских, что в услужливо заказываемых бабушкой, магических — ни слова о нём.       Качнув головой, мальчик покрепче сжал ручку чемодана, через плечо кротко улыбнулся бабушке и прошел сквозь стену. В первую секунду ему казалось, что это абсурд, и слова бабушки и книг — бред, но шум, мгновенно окутавший его, стоило ему сделать шаг, отмел все сомнения. Уж лучше бы носом в стену впечатался, честное слово.       Смирившись, что уютной тишины, как дома, тут не будет, Хайтам принялся считать шаги, пытаясь хоть как-то отвлечься. Казалось, что в его голове всплывают не цифры, а ноты похоронного марша, в чем он был уверен и без знания этих самых нот. — Я сейчас поймаю, на переживай!       В следующий миг Хайтама едва не сбивает с ног что-то яркое, громкое, с запахом лимонных конфет, от которых он всегда кривился. Слишком кисло. — Ой, я тебя сшиб? Прости!       Яркое-громкое-лимонное нечто придерживает его под локтями, яшмовые глаза поблёскиквают, а массивные, при том не потерявшие своего изящества, серьги, позванивают. — Эй, Кавех, моя лягушка сейчас убежит, почему ты встал?       К ним подходит ещё один мальчишка и ахает. Платиновая чёлка съехала, открывая всем вид на молниевидный шрам на лбу Хайтама. — Это Хаджар Аль-Хайтам! Ребят, настоящий! — Да ты брешешь, где? — Да вон же, вон!       Если до этого у Хайтама и был микроскопический шанс на тихое проживание, то сейчас его у него наглым образом отняли. Хайтам всегда считал себя терпиливым человеком, но его чаша переполнилась в первый час нахождения в обществе. А впереди ещё десять месяцев, вот черт.       Хайтам тряхнул головой, пряча шрам за чёлкой и прошептал, направив палочку в толпу: — Даклифорс.       Мгновение, и уже на месте ярко-громко-лимонного нечта лежит резиновая уточка, обиженно взирая на него снизу вверх. Внимание переключилось всего на пару секунд, но Хайтаму хватило этого, чтобы, наконец, проскользнуть в поезд.       Скрываясь, он зашёл в первое купе, где уже сидели двое детей. Мальчик рассказывал о том, каким классным квидиччистом он станет, а девочка напротив терпиливо кивала. Казалось, этот сценарий у них проигрывался не один десяток раз.       Хайтам внутри взмолился, чтобы те не слышали то, что происходило снаружи, и, желательно, ничего не знали ни о нем, ни о Том, Кого (якобы) Нельзя Называть.       Увидев его, девочка с ярко-зелёной чёлкой приглашающе кивнула ему, но Хайтам, не проронив ни слова, с грохотом закрыл дверь купе.       Проверив каждое купе, Хайтам разочаровался — везде уже кто-то был, а он чисто физически не был готов к новым людям. Делать было нечего, пришлось вернуться. Увидев его снова, девочка совсем не по-девчоночьи хмыкнула, и протянула руку: — Тигнари. Можешь не представляться, мы знаем. Тебе похоже не везёт, а?       Хайтам внимательно оглядел, как оказалось, мальчика перед собой и осторожно пожал ему руку. Второй мальчишка, не желая оставаться третьим лишним, тоже протянул ему руку, хоть и выглядел сейчас куда серьезнее, чем в первый раз. Хайтам пожал руку и ему, про себя отметив что рука у Сайно — как представился третий мальчишка — крепкая, превосходящая даже его, Хайтама, силы. — Я вам не помешаю. Надеюсь на обоюдный покой.       Хайтам сел на свободный диванчик, придвинулся к окну и открыл книгу. Страниц через двадцать в купе ввалился ещё один попутчик. Тигнари и Сайно, подняв головы, расплылись в улыбках, а Хайтам, почуяв запах лимонных конфет, только сильнее уткнулся в книгу. Если хорошо постарается, то сможет слиться либо с обивкой, либо с пейзажем за окном, либо с той же книгой. — Вы не представляете, почему я опоздал! — Тигнари и Сайно переглянулись и кивнули в знак того, что готовы слушать товарища. — Меня превратили в утку! В резиновую, мать его, утку!       Дружный смех разлетелся по купе, не обойдя и Хайтама, чуть дернувшего уголком губы. Это единственное заклинание, которое он знал, и теперь он понял, что не зря всю неделю оттачивал его.       Сайно, вытирая выступившие слезы, прохрипел: — Ты хотел сказать: «В резиновую, селезня его, утку»?       Тигнари тут же изменился в лице. Ещё пару секунд назад он смеялся, а сейчас смотрел на Сайно со вселенским непониманием того, почему ещё водит с ним дружбу, во взгляде. Поняв это по-своему, Сайно подвинулся ближе. — Ну смотрите, тут же дело в чем. Мать утки это утка, но тогда была бы тавтология, поэтому пусть будет селезень, смысл-то почти так…       Договорить он не успел — Тигнари всунул ему в рот пряник. Тут уже пришла очередь Кавеха прыснуть со смеху. — Кавех, а ты что такого сделал-то? — сменил тему Тигнари, вновь впихнув пряник в только открывшийся рот Сайно. — Да просто снёс этого избранного! Я торопился, но даже остановился и извинился. Из-за этого потерял слишком много времени и так и не смог помочь тому когтевранцу… — Забавно то, что ты подставил человека, и даже не включаешь это в свой пересказ. — прервав Кавеха, едко бросил Хайтам, прищурившись. — Твой альтруизм понёс за собой жертву. — Ты… — брови Кавеха сначала смешно взметнулись, а потом сошлись у переносицы. — Какое зло я тебе сделал? Я же извинился!       Пряники под рукой Тигнари закончились, и освободившийся Сайно с хитрой улыбочкой — под стон все того же Тигнари — достал из-за пазухи коробочку с картами Священного призыва. — Любые споры решаются в поединке. А так как стреляться заклятиями нам сейчас нельзя, — выразительный взгляд в сторону Хайтама. — решим всё в Священном призыве Семерых. — А давай! — согласился распалившийся Кавех. Пёрышко в его причёске, не замеченное Хайтамом раньше, возбужденно покачивалось в такт движениям хозяина.       Да уж, утка из него никакая, скорее петух.       Тигнари и аль-Хайтаму пришлось лишь обречённо переглянуться.       Священный призыв Семерых оказался схож с обёртками от шоколадных лягушек. Только помимо великих волшебников на картах были изображены магические артефакты, а ещё их нужно было не собирать, а играть на подобие оригинальных карт. Сайно одержал безоговорочную победу, Тигнари занял второе место и сидел в своем уголке, нарочито часто кидая истосковавшиеся взгляды на лежащий на столике альбом. — Выходит я победил. — расплылся в улыбке Кавех, сверкая, как начищенный галеон. — Полагаю, ты хотел сказать «кря-кря-кря». — припечатал его аль-Хайтам, вернув лицу привычную безэмоциональность. — Послушай меня, избранный, ты не особенный. Хватит вести себя так, будто одно твое присутствие честь для нас. Ты такой же, как и все. Я не сделал тебе ничего плохого и только пытаюсь выйти на контакт…       Дальше Хайтам уже не слушал. «Ты такой же, как и все» звучало непривычно приятно. Как горячий, обжигающий всё горло, кофе. Приятно. — Ты меня вообще слушаешь? — Нет, — честно ответил Хайтам.       Кавех подавился воздухом и плотно сжал губы. Попросив у Тигнари листочек и карандаш, тот угрюмо отсел на дальний край диванчика, к дверям, и затих. Сайно и Тигнари что-то тихо обсуждали, и Хайтам, наконец, вернулся к чтению.       А потом начался ад. Вместо трёх людей рядом с ним оказались сотни, и все что-то говорили, шли, толкались углами чемоданов и локтями. Невыносимо. Хуже стало только в момент, когда шляпа провозгласила на весь зал: — Хаджар аль-Хайтам — слизерин!       В зале повисла неловкая тишина, только кто-то за гриффиндорским столом продолжал невозмутимо клацать вилкой по дну тарелки. Сняв — содрав — с себя шляпу, Хайтам ушёл к слизеринкому столу. Несколько ребят нестройно хлопнули в ладоши пару раз, а потом отвернулись к своим компаниям.       Действительно, нонсенс. Избранный пророчеством герой — на слизерине. Что ещё более дико, полукровка — на слизерине.