Рыцари и полёты

— Сиракс быстро растёт. Скоро будет такой же большой, как Караксес. Алисента встречает подругу добродушной улыбкой. — Она почти достаточно большая, чтобы уместить двоих. — Думаю, я предпочту остаться в роли зрителя, спасибо. Рейнира не может перестать смотреть в эти большие, сверкающие в отблесках утреннего солнца глаза. Старшая отворачивается в сторону кареты, и принцесса провожает её взглядом, выпуская изо рта воздух вместе с накопившимся напряжением. Рейнире пятнадцать, и она хочет поцеловать свою лучшую подругу. — Когда принцесса Нимерия прибыла в Дорн, кого она взяла в мужья? — Мужчину. — Как его звали? — Лорд кто-то там. Рейнира знает, что её саму этот поцелуй не уничтожит, нет, — её разум свободен, а порой даже немного дик. Но она знает так же и то, что Алисенту с её кротостью и набожностью этот поцелуй уничтожил бы наверняка. — Ты всегда такая, когда волнуешься, — заключает Хайтауэр, оставляя попытки заняться историей. Погода сегодня воистину прекрасна. Красные листья чардрева ярче, чем когда-либо — дерево пышет жизнью, юностью и вечным летом. — Какая? — Ворчливая. Рейнира закатывает глаза, удобнее устраивая голову на чужих коленях. Алисента говорит что-то про короля, долгожданного сына и место при дворе. Несомненно младшую волнует всё это — с одиннадцати лет, а может и раньше — она уже не помнит, когда появилась эта тревога в груди. Возможно, она была всегда. Возможно, это проклятие всех Таргариенов. Зелёный сон, как называла его Рейнира, приходил к ней с годами всё чаще и практически стал наваждением. Покой она находила лишь рядом с дочерью Десницы и не собиралась этот покой нарушать серьезными разговорами о будущем. Богороща — их безопасное место, в котором нет места взрослым. — Я хочу летать с тобой на драконьей спине, любоваться чудесами земель за Узким морем и питаться одними пирожными. Усмешка трогает губы принцессы. Её мечта красива, но не настолько, насколько красива Алисента в этом простом светлом платье, с волосами, рассыпающимися по плечам и изредка задевающими кончик носа Рейниры. Знала бы дочь второго по важности человека в государстве, что дочь первого думала о побеге и раньше. Много раз. В какой-то момент это стало верным способом заснуть — стоило только начать представлять свистящий в ушах ветер, дрожащие руки, от страха впившиеся в кожу где-то в области талии, и чужое сбитое напрочь дыхание рядом с собственным затылком. Да, летать старшей бы определённо не понравилось — по крайней мере, в первый раз, — но ей бы определённо понравилось освободиться от всех обязанностей, убежать от ответственности и обязательств — вырваться на волю. Она бы никогда не призналась в этом желании, но Рейнире и не было нужно слышать эти слова, чтобы знать, что они правдивы. — Я серьёзно, — раздражение, плохо скрывающее за собой тревогу. Вид Алисенты в подобном настроении отчего-то приносит принцессе небывалое наслаждение. Ей нравится выводить её из себя своим «ребячеством». — Я всегда серьёзна насчёт пирожных. — Ты не беспокоишься о своём положении? — Оно мне нравится. Я нахожу его весьма удобным. Книга закрывается с резким хлопком — знак того, что пора заканчивать издеваться. — Куда ты идёшь? — устало тянет Таргариен, нехотя поднимаясь с травы. — Домой. Уже поздно, — старшая мастерски умеет сдерживать порывы гнева, но принцесса узнаёт их, когда видит. Она примирительно подходит ближе, сокращая расстояние между ними. — Принцесса Нимерия увела райнаров за Узкое море на десяти тысячах кораблях, прочь от валирийских врагов. Она вышла замуж за Морса Мартелла, дорнийского лорда, и сожгла флот у Солнечного копья, дав понять своим людям, что побег окончен. — Что ты делаешь? — Алисента, уже с лихвой шокированная познаниями подруги, удивляется ещё больше, когда та грубо вырывает из книги страницу и протягивает ей. — Тебе на память. На странице миниатюра, сопровождаемая несколькими строчками. Это ощущалось, как что-то простое, но отчего-то очень важное. Невесомый лист бумаги олицетворял всю суть их отношений, пусть ни одна из них и не понимала этого тогда. Слишком молодые, чтобы говорить о том, о чём говорить страшно. Слишком взрослые, чтобы делать, не думая о последствиях. Они возвращаются в замок, смеясь над чем-то своим. В покоях Алисенты спокойно и уютно. По крайней мере тогда, когда туда приходит Рейнира и садится на кровать, начиная поиски своей подушки. — Ты виделась с Деймоном сегодня, — это не вопрос. Старшая знает, а может просто удачно угадывает. — Да, дядя не мог пропустить завтрашний турнир, ты же знаешь его, — в тоне Таргариен скачет непринуждённость. Она не видит проблемы ни в его возвращении в столицу, ни в их тайной встрече в тронном зале, однако принимает спонтанное решение не рассказывать подруге о его подарке. Почему-то Алисенту всегда расстраивало подобное, пусть она и пыталась не показывать это. — Знаю, — уголки губ старшей дёргаются. — Завтра будет весело, я это чувствую, — восклицает Рейнира, обнимая подушку. Она не смеет упоминать о том, какой прекрасной возможностью для милорда Десницы будет этот турнир, чтобы в очередной раз попытаться сосватать свою дочь какому-нибудь напыщенному лорду. Эта тема под негласным запретом — обеих она слишком расстраивает. — Отец постарался, чтобы организовать всё лучшим образом. Будет много новых лиц, — продолжает она, пока Алисента снимает кольца и аккуратно кладёт их в шкатулку. — Гвейн будет выступать, — наконец, подаёт голос она. Младшая в один шаг оказывается рядом. Встаёт сзади и нежно кладёт руки на плечи подруги. — Он славный воин. Всё будет хорошо, — Таргариен смотрит на них в отражении зеркала. Растрёпанные волосы и до нелепого большие украшения. Обнимаясь вот так, держась друг за друга изо всех сил, они напоминают детей, решивших притвориться взрослыми. Они не готовы встретиться с тем, что пошлют им Боги, и в глубине души Рейнира это осознаёт. Это страшит её временами. — Да, — старшая слабо улыбается зеркалу, зная, что подруга смотрит. Поворачивается, оказываясь лицом к лицу так близко, что дух захватывает. Взгляд Рейниры невольно опускается на губы Алисенты. Она знает, что это неподобающе, но не может не смотреть. Губы Хайтауэр бледные и пересохшие, и принцесса открыла для себя, что если смотреть на них достаточно долго, то на языке почувствуется привкус сахара. — Я… — она думает лишь секунду, прежде чем отдалиться на безопасное расстояние. — …пойду принесу нам пирожных с кухни, — потребность в сладком нарастает в желудке с неожиданными темпами. — Я подожду тебя здесь, — соглашается дочь Десницы, не в силах пошевелиться. Она отмирает только когда за принцессой закрывается тайный проход. Непонятно откуда на лбу образовалась испарина. Рука хаотично перебирает складки платья, пока не находит страницу, сложенную вчетверо. Алисента вертит лист в руках, не зная, куда положить его для сохранности. Было бы ненадёжно класть это вместе с украшениями или одеждой — служанка запросто может выкинуть, приняв за хлам. Девушка медлит в нерешительности. Высыпает из небольшой коробочки немногочисленные безделушки и бережно кладёт на их место страницу. Плотно закрывает для надежности. Делает робкий шаг в проход, через который совсем недавно убежала Таргариен, и спускается по нему до ближайшего мало-мальски просторного угла. Она давно не была здесь. Как правило, Рейнира пользовалась этим путём. Старшая слишком боялась нарваться на крысу, испачкать подол платья или поскользнуться на ступенях в темноте. Одной находиться здесь слишком страшно — Алисента чувствует это, пока спешно ставит коробку на пол. Это место мрачное и беспощадное в своей пустоте. Девушка ёжится от холода каменных стен и скрещивает руки на груди. Холодно. Сыро. Жутко. Не так, как казалось в детстве. В каждой тени больше не видится монстр, но неизвестность, прячущаяся за каждым поворотом, страшит в разы больше. Но она дождётся подругу здесь. Рейнира придёт в восторг, когда обнаружит её посреди темноты туннеля — одинокую и беспомощную, растерявшую свой столь бережно выращенный самоконтроль. Таргариен будет счастлива продемонстрировать свою смелость и осветить им путь назад. Они проведут весь вечер, поедая пирожные и обсуждая придворные сплетни, а потом принцесса заснёт в постели Алисенты и на целую ночь останется свободной от кошмаров. Годы спустя обе будут вспоминать этот день как последний день их вечного лета.