Тихая истерика

      Облака пара заполонили ванную комнату, из душа шла горячая вода. Горе не чувствовала кипяток, сильно бьющий по спине. Она тупо пялилась на плитку, рассматривая витиеватые узоры. Вдруг непонятный шум взбодрил её, заставив прислушаться: Саня уехал на учёбу ещё утром, дома больше никого не было. Таинственный глухой звук походил на чьи-то тяжелые шаги, как будто кто-то быстро прошёл мимо ванной комнаты и притаился. Внутри нарастала паника: сейчас сюда зайдёт маньяк с ножом и повторит для неё судьбу Мэрион Крэйн из фильма “Психо”. — Да перестань ты! — разговаривала Горе сама с собой. — Показалось тебе…       И всё же она решила не задерживаться в душе надолго.       Через пару минут, уже в халате и с полотенцем на голове, Горе медленно выползла из ванной комнаты. Свежий воздух обдал лицо приятной прохладой, в квартире стояла полная тишина, только на кухне тикали часы. Заглянув во все комнаты и убедившись, что ей действительно показалось, она свалилась на кровать лицом к потолку и закрыла глаза. “Как же я устала… Никогда в жизни не чувствовала себя так беспомощно!”.       Горе казалось, что её преследуют. И такое предположение было не безосновательным…       На прошлой неделе они с Саней поздно вечером возвращались домой и решили зайти на вокзал купить ту самую Мытищинскую шаурму, лучшую в мире! При входе стояли два амбала, курили и что-то бурно обсуждали, но когда увидели ребят, подходивших к заведению, тут же замолкли и тупо уставились на них, не давая пройти: — И чё эти додики так пялятся на нас? — спросила Горе у Сани и, не дожидаясь ответа, уже обратилась к мужикам. — Может, подвинетесь, а? Не обязательно у входа курить, вон, вокруг полно места!       Мужики выглядели скорее нелепо, чем устрашающе. С забитыми рукавами и чёрными банданами — они были похожи на байкеров. Амбалы переглянулись и начали усмехаться: — Малышка, тебя не учили как со старшими нужно разговаривать? — Малышка у тебя в штанах! — съязвила Горе. — Я разговариваю так, как считаю нужным, но могу на вашем языке повторить, если с первого раза не поняли: свою пыхтелку дымите в падике, а не здесь!       Горе казалось, что у неё получилось поставить этих придурков на место, но ответ одного из них её удивил и даже напугал: — Лизок, поменьше выёбывайся! Может тогда подольше проживешь.       В это время второй мужчина демонстративно достал из кармана “финку” —блестящий острый ножик — и начал крутить его из стороны в сторону. Саня инстинктивно сделал шаг вперед, пряча за своей спиной подругу. Первые секунды были самыми страшными, но уже через мгновенье Горе взяла себя в руки (вспомнила про камеры наблюдения на вокзале) и спросила: — Откуда… Откуда вы знаете моё имя? — Ну, вот, уже на “вы” обращаешься, быстро схватываешь! Но вопрос у тебя глупый — ты же медийная личность, всё-таки. — Блоггер-хуйёгер, блядь, — отозвался обладатель ножика, смачно сплюнув. — Ты же не удивляешься, когда к тебе подписчики селфи подходят сделать. Может, мы тоже твои фанаты и хотим сфоткаться? Ты же нам не откажешь?       Разговор заходил явно куда-то не туда. Ребята начали делать мелкие шаги назад. Амбалы, заметив это, принялись сокращать дистанцию. “Дают – бери, бьют – беги”, пронеслось в мыслях у Горе. Она схватила Саню за руку, резко развернулась и вместе они побежали в сторону оживлённой улицы. — Оборачивайся почаще! — крикнул им вслед мужик, тот, что был самым разговорчивым, — Лиза Горенская, ты слышала меня?! Каждый, сука, шаг свой продумывай!!! ***       Эта фраза до сих пор стояла у Горе в ушах. Даже сейчас, лёжа на мягкой кровати в халате и с полотенцем на голове, у неё не было чувства безопастности. Она действительно думала о каждом своём шаге: весь следующий день после неприятной встречи Горе просидела дома. Гугл пестрил запросами: “Запись с камер наблюдения Мытищинский вокзал”, “Следственный комитет Мытищи”, “Самооборона для девушек”. Ей хотелось отвлечься от этой ситуации, посидеть в чатике "первых горелых" или разобрать анонимку. Последнее показалось Горе отличной идеей и она открыла телеграмм. Но вместо приятных комплиментов и нелепых вопросов за ночь накопились десятки сообщений с угрозами. Все они были похожи по содержанию: “Ты либо бери ответственность за свои слова, либо побыстрее бегай! Иначе в следующий раз тебя догонят…”. К некоторым анонимкам прилагались фотографии, на которых Горе, ничего не подозревающая, шла по улицам Зеленограда. Вот она возвращается с колледжа домой, вот они с Саней садятся в тачку, а вот они с девочками из Elevate стоят на крыльце у входа в студию. — Твою мать… — прошептала Горе.       И сейчас, вспоминая эти сообщения, её вновь начала одолевать тихая истерика. Это состояние, когда пытаешься держать невозмутимое лицо и спокойствие в движениях, но внутри всё переворачивается вверх дном. Паника всегда начинается с желудка, потом поднимается вверх к лёгким, обвивает шею и проникает в голову, где и живёт, пожирая все силы. Горе резко села на край кровати, мокрое полотенце упало с головы. Кисти непроизвольно сжали края покрывала, а дыхание участилось.       В голове проносились флешбеки (практически вьетнамские) как они с Саней ходили в полицию, как их оттуда послали за неимением доказательств, как она просила руководство вокзала отдать ей записи с камер, как она дёргалась от каждого уведомления в телефоне, но самым страшным было другое воспоминание. Пару дней назад она получила в анонимку очередное сообщение:       “А вот жаловаться ты зря пошла, Лизок! Полиция за твоё поведение отвечать не должна, только ты сама. И я тебя сразу предупреждаю — если ты собираешься рассказывать о своём незавидном положении подружкам или попытаешься поднять резонанс через соц.сети, то всех вас будет ждать неприятный сюрприз”.       Вслед за этим преследователь отправил ещё пять сообщений. Это была личная информация о всех участниках Elevate, включая полные ФИО, домашние адреса с номерами квартир, места учёбы и работы, номера телефонов. Горе посмотрела на своё “досье” — там фигурировал адрес её Красноярской прописки. “Значит, у них есть все наши паспортные данные”, — догадалась она, — “Блядь, во что я вляпалась… Неужели они так заагрились, просто потому что я назвала их додиками?!”. Такой информации нельзя было попадать в открытый доступ! Да, наверняка трушные эйвы не стали бы названивать девочкам или караулить их у двери, но невозможно было ручаться за всех.       Это был момент, когда Горе приняла решение уехать домой. Даже не просто уехать, а сбежать! Спрятаться в Сибири, пропасть без следа из уже полюбившегося Зеленограда, оставить здесь всё — учёбу, работу и команду.       Последние пару дней Горе почти не спала. Иногда её вырубало на полчасика, но она вскакивала при первом же шорохе. И сейчас, отдышавшись и немного успокоившись после панической атаки, её вновь начало клонить в сон. Она потянулась к полочке, на которой лежали телефон и электронная сигарета. “Как же я хочу курить!”, подумала Горе. Тут она обратила внимание на вспыхнувший от очередного уведомления экран и увидела штук пять пропущенных звонков от Эли, последний из которых случился буквально минуту назад.       “А-а-а-ай, как же мой микрочелик волнуется!”, — противное чувство стыда не покидало её со вчерашней тренировки, когда она так глупо сбежала, оставив подруг в неведении. — Я ненавижу эти сраные недомолвки! — разозлилась Горе. — Я же всегда презирала это говно, а теперь что?! Сама стала лицемером…       Она втянула горький дым электронки и бросила взгляд на экран. Он то вспыхивал от новых уведомлений, то опять гас, вновь и вновь указывая своей владелице на пять пропущенных от абонента “эля елевава”. — Перезвони ей, — сказала Горе сама себе и впервые за этот день взяла в руки телефон.       Не прошло и пяти секунд, как Эля подняла трубку: — Господи, я уже успела с ума сойти! — Сорри-сорри, я была в душе.       Из динамиков послышался громкий шорох — это Эля облегчённо выдохнула. — Ты решила сегодня не ходить на пары? — Да-а-а… Там ничего интересного. — Пон-пон…       Горе показалось, что Эля специально делает большие паузы между репликами, чтобы подобрать правильные слова. — Как ты вообще… себя чувствуешь?       “Как я могу себя чувствовать? — усмехнулась в своих мыслях Горе. — Меня тут сталкерит какой-то мудак, угрожает, говорит никому об этом не рассказывать, иначе он сольёт все наши личные данные, я боюсь выходить на улицу одна, а ещё я за трое суток поспала три часа и Саня до сих пор не вернулся, хотя уже полчаса как должен быть тут!”. — Всё гуд, — ответила подруге Горе, — Бывало и лучше, конечно… — Не хочешь встретиться пораньше, перед тренировкой? Можем у меня посидеть, разобрать новую хорягу стреев. Или ты в Мытищах сейчас? — Да, я в Мытищах, но…       “…но мне так хочется тебе всё рассказать! И девочкам тоже. Я подставила нас всех и мне ужасно плохо от этого, но откуда мне было знать, что это всё так далеко зайдёт?! Мы одна команда и проблемы у нас общие! Может, так срываться с места и бежать это не выход? Может, когда я уеду, они переключатся на тебя, или на Женю, или на Сашу, или на Тая, или даже сейчас, пока я тут, возьмут и сольют наши данные! Я не знаю, что делать!!”, — Горе начала ходить из одного угла комнаты в другой, истерично соображая. Её пугала мысль об опасности, на которую она обрекает Элю и девочек, если расскажет им правду. Но врать родным людям, придумывать какие-то тупые отмазы — это отвратительно, и как потом жить со своей ложью она тоже не понимала. Из двух зол нужно выбирать меньшее, и Горе всё же смогла принять решение: — …я ещё в Мытищах, но скоро Саня вернётся и мы будем выезжать в Зелик. Так что жди, через пару часиков я к тебе приеду и… …всё расскажу.