Любовь смертельная сила, не так ли?

Глубокий вдох. Дима закрыл глаза, сжав край своего пиджака с такой силой, что был уверен — на пиджаке вмятины от ногтей останутся уже навсегда. Он стоял в готическом зале, ожидая начала съёмок, когда очередной приступ настиг его в такое неподходящее время. Он взмолился всем богам, что бы мучающий его кашель подождал буквально час - до первого перерыва, и тогда можно будет уйти в глубины здания и найти укромное место, что бы прийти в себя не на глазах у экстрасенсов и всей съёмочной группы. Съёмки уже шли почти пятьдесят минут, Матвеев мысленно отсчитывал каждую секунду до конца мотора. Чернокнижник сглотнул, пытаясь дышать. Он закусил костяшку указательного пальца правой руки, надеясь, что вот-вот камеры выключается и долгожданный маленький перерыв войдёт в свои права. Кажется, с момента, когда Матвеев смотрел на циферблат, и время показывало, что до конца мотора оставалось десять минут, прошла целая неделя. Небольшой вздох вырвался у него из груди, и парень почувствовал, как начал гореть лоб, словно температура в готическом зале поднялась с комфортных восемнадцати до жарких тридцати пяти градусов. Лицо начинало гореть, и Дима надеялся, что в кадре этого не видно, он бы не хотел огласки и переживаний за свое самочувствие ибо соврать о том, что все в порядке миллионам зрителей будет весьма проблематично. — Дорогие зрители, все снова в ваших силах и судьба на шоу каждого из здесь присутствующих экстрасенсов в ваших руках. Не забывайте голосовать за сегодняшнюю тройку участников в эту субботу! - подводил выпуск к концу Марат Башаров. Глаза начали слезиться. Только, блять, не это. Дима прекрасно знал, что последует за такими симптомами, но каждый раз пытался всё спихнуть на какие-то другие факторы, надеясь, что в этот раз обойдётся. Он еле удерживался от нового всплеска кашля. Ещё один сдавленный вдох, который через ладонь едва ли можно было принять за кашель. Ещё немного до конца. Пожалуйста. Чернокнижник мысленно молился всем богам о том, что бы съёмки быстрее подошли к концу. Долгожданная отмашка от режиссера, говорящая о перерыве на обед воспринялась Димой как самый желанный подарок в этом мире. Он пулей вылетел из готического зала, растворяясь в прохладе коридоров здания. Он бежал в поисках самого отдаленного туалета, из которого до гримерной не долетит ни одного звука его мучительного кашля или хриплого вздоха. Ещё один толчок двери в туалет и звук закрывающегося замка, и потом он, наверное, пожалеет свои колени, которые сбил, упав на плитку в туалете, хотя это такая глупость в подобной ситуации. Колени, руки, веки... этому всему недолго осталось ему служить в любом случае. Дима не верил в свое выздоровление, он чувствовал что это конец, мучительная пытка, хоть и по-блядски красивая. Дима втянул ртом воздух и открыл крышку унитаза, кашляя. Темно-фиолетовые лепестки усеяли белый ободок, и если бы не приступ боли в грудной клетке, он наверняка бы разразился хохотом. Ирисы, серьёзно? Олег прекрасно ассоциировался у него с ними. Ирисы идеально ему подошли. На вид мрачные и как будто колючие, но на ощупь бархатные и приятные. Ирисы изящные и красивейшие цветы, одни из любимых Диминых растений. Спустя пару приступов кашля Дима почувствовал, как занемели его пальцы, и уже ужас сковал горло парня, на секунду даже переборов колющую боль. Разве у ирисов есть шипы? Что-то ему подсказывало, что он это скоро узнает, и эта перспектива его абсолютно не радовала. Матвеев закричал, когда режущая боль прошлась прямо по внутренней стороне предплечья. Дима мог поклясться, что увидел там зелень лепестков и совсем миниатюрные нераскрывшиеся бутоны цветов, которые вскором украсят тело парня. Да, он любил украшать свое тело путем новых татуировок, но блять не цветами же. Дима попытался встать и поправить высокий воротник на водолазке, — одной из тех, что он заказал в последние несколько месяцев. Его гардероб очень изменился, если же в первом выпуске он пришел в одном пиджаке, одетым на голое тело, то сейчас Матвеев всегда одет в водолазки и кофты с высоким воротом, но даже так становилось очевидно, что совсем скоро скрывать что-то будет невозможно. Такого не происходило раньше, поэтому, несмотря на всё, чернокнижника захлестнула паника. Он был готов к смерти. Вот уже несколько месяцев проигрывал у себя в голове самые ужасные сценарии. С тех самых пор, когда понял, что с ним происходит. В интернете по этой теме едва ли нашлось пара достойных статей, так что он уже отчаялся и понял, что умрет от совсем неизвестной болезни. В России об этом заболевании знали мало, таких случаев не было, либо они не были зарегистрированы, это разочаровывало и опустошало чернокнижника. Он чувствовал резь около плеча. Дима предпологал, что, скорее всего, через пару часов там появится ещё пара цветов. Уж слишком долго Олег не попадался Диме на глаза до этого дня, чтобы сердце так просто ему это простило. Матвеев хорошо знал способы «излечения». То, что от ханахаки спасения не было, являлось очевидной вещью, которая встречалась в строчках об этой редкой болезни так часто, будто все книги пытались не допустить развития надежды у отчаявшегося. В них раз за разом повторялось, что это неизлечимо. Был всего один способ, который заключался в том, что тот, кто спровоцировал эти цветения, должен ответить взаимностью. Диме вроде бы полегчало. Он знал, что между приступами кашля у него есть примерно три-четыре часа. Перерыв все ещё шел и Дима решил не терять времени, он хотел ещё успеть пообедать сегодня, но перед этим ему жизненно необходимо было покурить. Матвеев вышел на крыльцо через запасный выход и достал из кармана сигареты с зажигалкой. Чернокнижник выкурил две подряд и вернулся в гримерную. Там он застал Лину и Олега за беседой. Матвеев слегка онемел, когда увидел объект своего обожания и по совместительству причину его смерти. Дима попросил Лину отлучиться с ним на пару минут, предварительно извинившись перед Шепсом. Лина Джибисашвили - лучшая подруга Димы, они познакомились во время участия Матвеева в 20 сезоне битвы. Их дружба пережила ссоры, расстояния, ревность партнёров с обоих сторон и многое другое. Только Лина знала о специфической болезни Димы, и ее сердце каждый раз разрывалось при виде изнеможденного и усталого после каждого приступа парня. Чернокнижник попросил Лину выйти с ним, что бы показать ей соцветия ирисов на плечах и предплечьях. Лина, кажется, ещё несколько недель назад плакала, находясь у Димы в гостях после рассказа о цветочном кашле, просила, почти умоляла рассказать кого же так сильно он смог полюбить. Может, он сможет проявить взаимные чувства к Диме в ответ и все цветы в лёгких погибнут? Тогда можно будет оставить один-единственный бутон в память о Диминых страданиях. Наивная. Чернокнижник лишь улыбался, каждый раз отвечая, что всё будет хорошо, неумело пытаясь скрыть хрип и кашель, которые в такие моменты начинали душить с утроенной силой. Дима знал, что его уже невозможно спасти, нужно только совсем немного подождать. Знал, что никто ему не поможет. Смерть скоро сама придёт за ним.