that's so cliché

— Ты поцеловал меня прямо во время трансляции, — Субин попытался вложить в свои слова хоть каплю строгости, но Бомгю в ответ ожидаемо собой загордился. Это было в его стиле, — Ты перепил, Гю, иди к себе и ложись спать. Бомгю капризно захныкал и сильнее сдавил в руках его шею. У Субина сил было явно больше, к тому же, младший сильно напился: он обвил его тело руками и ногами, лежа на кровати, и не хотел отпускать его от себя. В бок упирался совершенно недвусмысленный стояк. — Я никуда не пойду, — его привычка включать ребенка сейчас была совершенно не к месту. Субин не без разочарования понял, что угомонить его капризы одними словами не получится. — Ладно, спи здесь, только ложись пожалуйста, — он предпринял слабую попытку отстраниться, но получилось только опереться руками по обе стороны от чужой головы. Бомгю никак его не отпускал. Его глаза блестели в тусклом свете потолочной лампы, щеки покраснели от духоты и градуса в крови, и он постоянно облизывал губы. Картина, достойная музея — Субин Бомгю за это просто обожал. — Поцелуй меня, — он снова захныкал, надул губы. Этот прием давно стоило запретить. — Ты уже получил свой поцелуй. Думаешь, никто не догадался? — настроение балансировало между раздражением и легким возбуждением: в последнее время Бомгю опасно часто выпивал и неизменно приходил к нему, после чего не отставал, пока не получал свою дозу ласки. И Субин правда готов был ее давать, но не на пьяную голову: трезвый младший был куда отзывчивее к прикосновениям, поцелуям и сексу, но, стоило ему выпить, сразу раскрепощался. Нужно быть глупцом, чтобы этим не воспользоваться, когда вы состоите в отношениях. Субин себя умным никогда не считал. — Тогда я пойду к Ёнджуну и он меня точно поцелует, — на лице — наглая ухмылка. Несмотря на свою угрозу руки он не расцепляет. — Иди. Сейчас. Субин не ревнует. Такова прелесть свободных отношений: они вроде влюблены друг в друга, но все еще лучшие друзья, не обремененные обязательствами. Пусть идет куда хочет и делает что угодно, но не сейчас, когда в голове каша из-за алкоголя и есть риск натворить что-то, что выйдет за рамки приличия и сможет навредить их группе изнутри. Хотя Ёнджун — не худшая партия. — Напиши ему. Пусть придет сюда. — Ну уж нет. Не мне это надо. На такого Бомгю смотреть и бездействовать сложно: хочется выполнить его просьбу, обнять крепче и коснуться везде, куда дотянутся руки. Но потакать ему — значит проиграть, а он не из тех, кто привык оставаться в дураках. — Ладно, — от чужих движений уже сносит крышу. Бомгю ерзает под ним, когда пытается повиснуть на его шее и прижать ближе к себе, а когда тянется к телефону, то упирается открытой чуть вспотевшей шеей в его лицо, отчего Субин непроизвольно вдыхает его запах. Пахнет гелем для душа и привычным собственным ароматом его тела. Он до конца уверен, что Бомгю просто провоцирует его в надежде вывести на эмоции или, быть может, на ревность, хотя последней в их отношениях никогда не было и не будет, но крупно ошибается. Он слышит, как тот печатает что-то, но не смотрит в его телефон, чтобы подыграть: пиши-пиши, я не сдамся. Однако, когда он откидывает телефон в сторону и резко притягивает его к себе для поцелуя, а Субин им увлекается, хотя пообещал себе этого не делать, дверь в номер тихо приоткрывается и они оба не сразу это замечают. — Какого хрена? — Ёнджунов голос звучит как сквозь толщу воды, но захлопнувшаяся дверь вырывает из тумана обоих резким звуком. Субин поворачивается в его сторону неверяще: Ёнджун пялится на них, как на восьмое чудо света, — Ты позвал меня, чтобы я посмотрел, как вы тут трахаетесь? Бомгю громко смеется. Ему весело, Субину — нет. Субин в ужасе, потому что их поза чересчур компрометирующая, а занятие, за которым их застали, и вовсе делает очевидным все то, что они пытались скрыть от согруппников и друзей, почти семьи. Но Ёнджун не выглядит так, будто ему противно. Он скорее слегка раздражен нетрезвым ребяческим действием Бомгю, чем зол или чувствует отвращение. — Я позвал тебя присоединиться, — его язык слегка заплетался. Не из-за алкоголя, из-за возбуждения: Субин чувствовал его своим животом и видел во всем Бомгю сразу: в его раскрепощенности, затуманенном взгляде и мелких толчках бедрами в попытках потереться и доставить себе такое незначительное удовольствие. — Я в шоке, Субин, какого черта? От Бомгю было сложно оторваться, когда они были наедине, а теперь, когда тот возбудился еще сильнее, оторваться стало невозможно. Кажется, не одному ему тут сносило крышу. Он смог только пожать плечами и сесть на пятки, лишь бы перестать светиться перед старшим в такой позе, однако Бомгю потянулся за ним и в одно движение оказался на его коленях. — Если не хочешь, уходи, — он, кажется, был доволен произведенным фурором. И Субину не было смысла скрывать, что его вид и присутствие в комнате еще одного человека, перед которым Бомгю так раскрылся и явил себя такого, возбудили его. И Ёнджун, кажется, не планировал оставаться в стороне. — Значит, он не врал, когда сказал, что вы переспали? — Бомгю не врал, очевидно, но Субин знать не знал, что он решил поделиться этим с кем-то еще. Они договорились оставить свои отношения в тайне еще в самом их зачатке, когда впервые оказались в одной постели по воле случая и признались друг другу в симпатии, но в неготовности к чему-то серьезному, что будет отвлекать их от работы. Однако Ёнджуну, вероятно, можно было доверять, раз сейчас он так свободно уселся в кресло напротив них, а не вышел из номера. — Я никогда не вру, — Бомгю засмеялся и, наконец, оторвался от Субина. Кожу, где он прижимался всего секунду назад, обдало прохладой. Бомгю сполз с его колен, на четвереньках дополз до края кровати и, поднявшись на ноги, напоследок поцеловал его еще раз — легонько совсем, едва касаясь его губ своими. Довольный, он опустился перед Ёнджуном на колени. — Серьезно, так просто бросишь его? — от взгляда Ёнджуна у Субина, кажется, поджались колени. Он никогда не дрейфил ни перед кем, кроме иногда излишне настойчивого Бомгю, и сейчас начинал чувствовать себя полной тряпкой. Он издалека наблюдал за тем, как Ёнджун провел раскрытой ладонью по чужой щеке, как Бомгю к ней прижался и повернулся, чтобы облизать кожу. Он выдыхал в полустонах, ластился и ладонями скользнул от расставленных в стороны коленей к паху. Ёнджун неторопливо пропустил его волосы сквозь пальцы, слегка сжал на затылке и притянул к себе: Бомгю пришлось привстать, чтобы дотянуться до его губ в жадном поцелуе. От развернувшейся перед глазами картины Субин готов был кончить прямо сейчас: вид разомленного, изгибающего спину Бомгю, подставляющегося под оттягивающую пряди руку и позволяющего целовать себя, хватающегося за крепкие бедра, скользящего по ковру коленями, сносил крышу. Невероятно красивый, он притягивал к себе взгляд одним своим существованием. Субин не хотел бездействовать, но ноги не слушались. Он старался не показывать свое состояние внешне и, кажется, весьма успешно: Ёнджун, отрываясь от Бомгю, смотрел на него с довольной ухмылкой на занятых губах и у Субина выходило ответить ему тем же. Он гордился тем, что Бомгю принадлежал ему. Не полностью, но он все равно оставался единственным, кто мог наблюдать эту картину всегда, когда захочется. Он не слышал, что Ёнджун шепнул младшему на ухо, но увидел, как сильно у того покраснели уши. Откинувшись на руки за спиной, Субин неотрывно наблюдал за тем, как Бомгю спустился поцелуями по скулам и шее к оголенным широким вырезом ключицам и широко лизнул кожу, а затем укусил. Ёнджун вздрогнул. Субину показалось, что он ощутил фантомный укус на себе: настолько привычными были действия Бомгю. Он не стал надолго задерживаться на шее, опустился к груди, помог стянуть с тела майку и опустился к шнуровке на спортивных штанах. — Мылся? — пробормотал он, глядя снизу вверх на Ёнджуна, на что тот кивнул. Они расправились со шнурками в четыре руки. Несколько секунд, и Ёнджун откинулся на спинку кресла совершенно обнаженный. Красивый, как скульптура, с твердыми мышцами, перекатывающимися под золотистой кожей, с этим выражением лица: довольно-возбужденным. Он смотрел на Бомгю, будто хвалил, и рукой приглаживал волосы на его затылке, пока тот целовал его бедра и живот, намеренно избегая паха. Субин знал его наизусть: сначала подразнит, а потом не выдержит сам и лизнет во всю длину, чтобы сразу заглотить настолько сильно, насколько позволит узкое горло. Он не станет церемониться, но не из-за того, что захочет поскорее удовлетворить партнера. Из-за того, что сам от этого возбудится только сильнее. Он оказался прав. Ёнджун крупно вздрогнул, запрокинул голову и громко выдохнул, стоило Бомгю взять в рот наполовину. От медленных движений у него поджимались пальцы на ногах и он сжал каштановые пряди, не насаживая, но не давая отстраниться. У Субина не хватило выдержки просто смотреть и он быстро плюнул на свой план оставаться в стороне наблюдателем. От того, как упоенно Бомгю сосал, как мелко постанывал от удовольствия и наверняка от того, что сейчас на него смотрели двое, его вело. Он опустился на колени позади Бомгю, пробрался руками под ткань свитшота и сжал кожу на талии — младший вздрогнул и замычал чуть громче, довольный тем, что Субин наконец присоединился. Он выпустил член изо рта и часто задышал. Субин не видел его лица, но слишком ярко помнил, как оно выглядело в такие моменты, поэтому совершенно не удивился, когда Ёнджун притянул его к себе для очередного поцелуя. Они вдвоем стянули с Бомгю мешающую кофту, вдвоем оглаживали его стройное тело: его период, когда он мечтал набрать мышечную массу, давно закончился практически сразу, и теперь он хоть и продолжил заниматься, но уже не так усердно. Плечи снова стали узкими, руки — тонкими, и спина точеной и слегка костлявой. Он весь в своих изгибах и остроте выпирающих костей казался хрупким, несмотря на свой немалый рост. Зажатый между ними, он казался Субину еще меньше. — Расскажешь, что ты хочешь? — Ёнджун целовал открытую шею и ухмылялся слишком откровенно довольно. Субину сложно было оторвать от него взгляд. — Субин-а, — Бомгю откинул голову на его плечо, прижался спиной к груди, но в нежелании разрывать телесный контакт с сидящим напротив Ёнджуном лишь завел руки за спину, чтобы притянуть Субина ближе к себе и снова встать на колени, — Хочу тебя, пожалуйста. Весь этот фарс, вся игра очевидно была затеяна лишь за этим: вывести Субина на эмоции, в очередной раз доказать себе, что, хоть он и ведомый, но любит над Субином главенствовать. Он всегда добивается своего, и даже сейчас, когда ради достижения своей цели ему пришлось позвать Ёнджуна, он все еще выигрывал. Старший на его просьбу не обиделся. Он будто все понимал и не претендовал на роль того, кто сегодняшней ночью будет рядом с Бомгю. Или он просто понимал, что и ему достанется. И Субин понимал это тоже, но теперь, когда он так возбудился и раззадорился, упускать свое он был не намерен. Бомгю в его руках всегда ощущался до неправильного комфортно, но сейчас, когда он видел, как красиво длинные руки Ёнджуна скользили по его телу, как тонкие пальцы сжимали его талию чуть выше рук Субина, как упоенно и настойчиво он целовал, он начинал думать, что Бомгю в любых руках будет выглядеть так. Даже будь на их месте Кай или Тэхён. Кто угодно. И это звучало еще более неправильно, но Субин просто не мог удержать свою фантазию при себе. И, хоть Бомгю и не терпелось, хоть он прижимался задницей к его паху, оттягивал кромку домашних штанов и откидывался затылком на плечо, провоцируя на действия, ему было сложно сконцентрироваться. Мысли расползались в стороны. Кажется, такое с ним творилось впервые. Он помог Бомгю снять с него штаны с бельем, сам стянул с себя верх, но не спешил раздеваться полностью. Ему нравилось, как контрастно они выглядели, когда Бомгю был полностью раздетым. Он выглядел беззащитным и совершенно открытым перед ним, и с появлением в их маленькой игре Ёнджуна это не изменилось. Бомгю, оказавшись обнаженным, вернулся к старшему. Он наклонился, провел языком широкую дорожку от живота к ключицам и поцелуями спустился вниз. Когда Субин укусил его за затылок в собственническом порыве, он сжал ладони на чужих бедрах крепче. Выдохнул, тихо застонал и наклонился к Ёнджунову члену. Стоящий на четвереньках, с таким упоением вылизывающий чужой член, он тихо постанывал даже от легких касаний к своему телу. Он обычно много болтал в процессе, но сейчас был будто не способен на любые звуки, кроме глубоких тихих стонов. Субин тоже не нашел в себе сил на разговоры. Он провел дорожку поцелуев от острых лопаток к пояснице, руками огладил тело от плеч к бедрам и крепко сжал. Он знал, как сильно Бомгю обожает, когда он оставляет следы. Засосы, синяки от того, как сильно он сжимает пальцы на его коже, укусы и царапины. Везде, куда мог дотянуться, лишь бы не на виду. Сейчас, когда их сценические костюмы открывали слишком много кожи, это оказалось более проблемно, но ему все еще ничего не мешало сдавить его ягодицы и укусить одну. Бомгю крупно вздрогнул. Вибрация в горле от стона наверняка принесла Ёнджуну невероятное удовольствие. Субин помнит это чувство так отчетливо, будто сам испытывает это прямо сейчас. — Ты такой открытый для нас, — Ёнджун говорит, как сквозь зубы, и сжимает волосы в ладони. Субину хочется сказать, чтобы тот приходил, когда они будут трезвыми. Чтобы он увидел, каким Бомгю умеет быть: как он плаксиво просит войти глубже, как смущается, стоит Субину похвалить его и сказать, какой он красивый, когда лежит под ним. Какой он красивый всегда, и его реакции — улыбка, чуть розовеющие щеки, то, как он отводит взгляд и насколько довольным становится от комплиментов, — они чудесны. Бомгю умеет быть совершенно разным, и он нравится Субину весь. У Бомгю мягкая кожа, податливое тело, излишне чувствительная спина. Субин пользуется этим в угоду себе: целует поясницу и лопатки, пока сухим пальцем толкается в горячую узость, и наслаждается звуками, что тот издает. До смазки тянуться совершенно не хочется, но на сухую нельзя, и ему приходится тянуться свободной рукой до сумки, в которой неизменно лежит тюбик с фруктовым запахом и упаковка презервативов. Бомгю может приспичить когда и где угодно, и Субину — тоже. — Готов? — зачем-то спрашивает он, хотя знает: младший не способен сейчас трезво мыслить и в любом случае согласится со всем, что ему скажут. У него член во рту, широкая ладонь на спине, смазанные пальцы в заднице, и оттянутые волосы на затылке. Его трогают со всех сторон, и он плавится, опьяненный алкоголем и касаниями, вниманием, которого теперь в два раза больше. Субин спешно разрабатывает его, уже неспособный терпеть, и смотрит на Ёнджуна из-под ресниц. Тот откинул голову на спинку кресла, у него плотно сжата челюсть, он едва слышно постанывает и, кажется, готов вот-вот кончить от того, как усердно Бомгю ему сосет. — Хён, — зовет он. Бомгю недовольно стонет и крутит бедрами. Нетерпеливый, он не любит, когда от него отвлекаются. Ёнджун, на удивление услышавший его, вскидывает голову, — Хочешь? Желание в затуманенном взгляде читается слишком явно. Ёнджун, несомненно, хочет, а Субин готов делиться. Хоть он и тот, кого Бомгю сейчас так сильно хочет, ради которого устроил все это представление, у него тоже есть право поиграть. Уступить его другому, тому, кому они доверились. Словно Бомгю игрушка, и в обычный день Субин проклял бы себя за одну мысль об этом, но сейчас она возбуждает его до состояния почти полной невменяемости. Они меняются местами, пока Бомгю утирает большим пальцем слюну с уголка губ и встречает его с улыбкой и обожанием. Наблюдает, как Субин садится в кресло, и тут же тянется к нему за поцелуем, сжимая в руке набухший член сквозь ткань штанов. Одежда уже приносит дискомфорт, но Субин не снимает ее сам. Знает, как красиво будет выглядеть младший, когда сам начнет стягивать с него штаны, как потянется с поцелуями к паху и мазнет распухшими губами по ткани белья, станет дразнить и не спустит его, пока оно не станет влажным от его слюны. Но сейчас все идет не по плану. Сейчас позади Бомгю недовольный отсутствием внимания Ёнджун, который притягивает к себе младшего за шею, разворачивает к себе за щеки и утягивает во влажный поцелуй. И Бомгю выгибается, прижимается грудью к ткани кресла между разведенных коленей Субина, а задницей упирается в пах Ёнджуна. И скользит ладонью по его телу вниз. — Презерватив, — говорит сквозь поцелуи едва разборчиво. Ёнджун раскатывает презерватив по члену и возвращается к поцелую. Довольный Бомгю сам смазывает его и направляет в себя. Он морщится, прикусывает чужую губу, но настойчиво насаживается. Кажется, в спешке Субин растянул его недостаточно хорошо, но никого из них это не останавливает. От дискомфорта Бомгю сильнее сжимает в пальцах его бедро и низко стонет. — Сильнее, — просит он, хотя Ёнджун даже не начал двигаться, и упирается лбом в живот Субина, — Ну. Ёнджун толкается сначала на пробу, затем чуть сильнее и упирается бедрами в его ягодицы с тихим шлепком. Вид у Субина открывается просто замечательный: он видит выгнутую спину, видит, как между ягодиц скрывается крупный член, как соприкасается влажная кожа и как расползаются колени Бомгю по жесткому ковролину. У них завтра концерт, на котором Бомгю будет в шортах, и он будто наяву видит, как красиво будет выглядеть красная содранная кожа на тонких ногах. Какой шум они поднимут. Как им потом прилетит, но вряд ли кто-то из них будет этим разочарован. — Иди сюда — Субин поднимает его голову за подбородок, чтобы заглянуть в лицо, и едва остается в здравом уме: у Бомгю приоткрыты в частых стонах губы, блестящие от слюны, и затуманенный взгляд. У него на глаза падает прямая челка и дергаются ресницы от частого моргания. Он настолько красивый сейчас, в тысячу раз красивее, чем когда-либо, Субин будто пропитывается его красотой. От толчков и того, как тело Бомгю двигается в такт движениям Ёнджуна позади, Субину трудно его целовать. Он ловит стоны своими губами, сцеловывает их, пробует на вкус. Бомгю в их руках плавится. От резкого толчка он не удерживается на дрожащих руках и падает грудью на кресло, лицом упирается в Субиново бедро и скользит по ткани, то и дело ударяясь плечами о его колени, и Ёнджун лишь ускоряется. Шлепки, смешанные с его низкими стонами, с хриплыми стонами Ёнджуна, заполняют номер. Кажется, будто все вокруг их слышат, но даже если так, это последнее, что сейчас волнует обычно собранного и ответственного лидера. Сейчас он может только помочь Бомгю снова приподняться, стянуть с себя, наконец, надоевшую ткань, и огладить ладонью его порозовевшую щеку. — Ты бы себя сейчас видел, — он не может удержаться от комплимента, знает — от этого Бомгю возбудится еще больше и совсем потеряет голову, — Такой красивый. Бомгю сглатывает, прячет взгляд, упирается лицом в его пах и широко лижет ствол от основания к самой головке. В этот раз он действует непривычно неспеша: не то от того, что ему трудно сосредоточиться на минете, когда Ёнджун сзади не перестает двигаться и сжимает его член в широкой ладони, не то от непрекращающихся прикосновений четырех рук по всему телу. Такой нуждающийся даже тогда, когда получает все и сполна, он хнычет и перетягивает ладонь Субина на свои волосы. Хочет, чтобы он сжал их, оттянул, как Ёнджун минутами ранее, и чтобы был груб. То, чем он разительно отличался от себя трезвого. Субин выполняет его немую просьбу без колебаний. Пальцами второй руки он оттягивает растянутую вокруг члена нижнюю губу и толкается в жар заполненного рта. Кажется, Бомгю на грани. Он подмахивает бедрами, заводит одну руку за спину и прижимает Ёнджуна к себе за бедро. Просит остановиться, но не вслух, и сам двигает задницей по кругу. Он тяжело дышит, упоенно сосет, ногтями обеих рук царапает их кожу. Дает себе импровизированную передышку, а потом снова отнимает от них свои руки, и Субин не сразу замечает, как Ёнджун перехватывает его запястья и одной ладонью сжимает их у его поясницы. Теперь единственная его опора — кресло, на которое он упирается грудью и едва держится на слабеющих коленях. Он кончает с громким стоном, выпускает член изо рта и упирается лицом в Субинов живот в попытке отдышаться, пока Ёнджун все еще двигается сзади. Он не отпускает его запястья, не перестает сжимать уже вялый член, даже не замедляется. Кажется, он и сам не сильно соображает, даже когда Бомгю просит быть помедленнее и едва не скулит от того, насколько остро наверняка ощущаются движения внутри. — Ты молодец, — Субин подбадривает, как может, сам ужасно возбужденный. Ему не хватает, кажется, пары движений, чтобы кончить, и сейчас он готов оставаться до конца эгоистичным, хоть потом и будет долго извиняться перед Бомгю, — невербально, целуя и обнимая его ночи напролет за то, что воспользовался им уставшим и почти бессознательным. Он притягивает его к себе за волосы, свободной рукой направляет член к его рту и насаживает так глубоко, как Бомгю сможет принять, и дергает бедрами. Сейчас, когда Бомгю совсем обессилел и еле держался на разъезжающихся коленях, он тихо хныкал, но не отстранялся. Едва смыкал губы, наваливался на него всем телом и вяло реагировал на хаотичные движения Ёнджуна. Они оба на грани, оба уже не сдерживают себя и кончают с разницей в несколько секунд. Уставшие, сами едва держатся на ногах. Ёнджун опускает руки Бомгю, отстраняется и одним отточенным движением стягивает и завязывает презерватив в узел. Он откидывает его в сторону мусорной корзины и попадает в цель, слабо улыбается своему победному броску, такой привычный в этом жесте, и опускается на колени. Разомленный, растрепанный не меньше их двоих, он оглядывает обессиленного Бомгю от макушки до пяток. Довольный, как наевшийся сметаны кот. Субин уже думает, что Бомгю уснул, когда тот прерывает нарушаемую их частым дыханием тишину своим смешком: — Я же говорил, Ёнджун меня поцелует, — он медленно шевелится и поднимает голову, чтобы заглянуть Субину в глаза, — И ты тоже. Он устало подбирает под себя колени, пока Субин и Ёнджун не сдерживают смех. Ожидаемо, Бомгю не замолкает даже тогда, когда проваливается в сон от алкоголя и изматывающего секса. — Бу-бу-бу, во время трансляции, — он передразнивает, сонно причмокивает. Так умиляет, что Субин резко вспоминает, почему вообще когда-то влюбился в этого немного придурочного человека. — Зато как обсуждать будут… Он уже совсем засыпает. Ёнджун, до этого молча пытающийся отдышаться, снова смеется. — Твое счастье, что он позвал меня, а не Кая, — он поднимается, треплет Бомгю по волосам и подбирает одежду. Субин, глядя на него обнаженного, в очередной раз понимает, что в Бомгю он действительно влюблен. Его совершенно не возбуждает и даже не сильно привлекает чужое тело, однако прижавшийся к его колену щекой и уже посапывающий младший вызывает в груди легкий трепет и желание крепко его обнять в ту же секунду, как Ёнджун выйдет из номера. Ему, в любом случае, еще тащить эту сонную тощую тушу в душ и укладывать спать, так что и обнять, и поцеловать и даже проклясть его пару раз он еще успеет.