Из глубин

Рутинный распорядок возобновился. Медосмотры, антибиотики, обезболивающие, физиотерапия. Боль в колене потихоньку начала спадать, нога Уилла уже меньше напоминала по виду слоновью и, согласно консенсусу врачей, он не нуждался в новых операциях. Это стало второй наилучшей новостью, которую Уилл услышал с тех пор, как очнулся. В одном из выдвижных ящиков в «своей» комнате он нашёл одежду, оказавшуюся его собственной. По-видимому, Джек привез её сюда из мотеля. Уилл поймал себя на смутном любопытстве, кто же в итоге заплатил за его пребывание в том мотеле. Когда он только прилетел, чтобы помочь с делом Дракона, ФБР обещало покрыть эти расходы, но, возможно, сейчас начальство Джека было гораздо менее впечатлено данной идеей. Потихоньку начав справляться с лестницей, Уилл изучил ближайшие к ней комнаты на первом этаже. Охранники оказались на месте, вооружённые огнестрельным оружием, как он и предполагал. Уилл не стал проверять свою теорию насчёт их приказов, поскольку не видел, чем это могло бы ему помочь. Доктор отключил его от последней капельницы и перевёл все его лекарства в таблетки. У Уилла болело всё меньше мест. А некоторые — начинали всё сильнее чесаться. В конце концов ему сняли швы и хирургические скобы. Учитывая все ножевые раны и стекольные порезы, швов было много, и их снятие заняло немало времени. Слишком много, причём всё это время медсестра тыкала в Уилла пинцетом, нависала над ним, трогала его руками; к Уиллу прикасался незнакомый человек. Уилл не хотел, чтобы к нему хоть кто-то прикасался. Посетителей у него больше не было — даже Джек не приходил. Иногда к нему заглядывала Эбигейл; когда он чувствовал себя особенно подавленным из-за… да из-за всего, в общем-то. Уилл не видел её уже больше двух лет, но не удивился её возвращению. В первый раз Уилл её увидел, проснувшись. Это было совершенно обычное пробуждение, по крайней мере, пока он не увидел Эбигейл. Просто открыл глаза — и увидел её возле своей кровати. — Привет, — еле заметно улыбнувшись, сказал Уилл, потому что так люди обычно здоровались. — Привет, — с чуть более широкой улыбкой отозвалась Эбигейл. И этого было достаточно, потому что она вернулась. Уилл по ней скучал. Он всегда по ней скучал, была она здесь или нет. Она появилась не окровавленной. Не убийца, но и не жертва — просто Эбигейл, которая любила Уилла и всегда готова была остаться с ним. Большую часть времени она просто сидела с Уиллом в уютной тишине, что упрощало ситуацию. Это было лучше, чем если бы медперсонал начал докладывать Джеку, что Уилл ведёт длинные монологи сам с собой. Эбигейл впечатлил особняк Вёрджеров — ну разумеется, впечатлил, ей ведь было всего семнадцать. Ей всегда будет семнадцать. Уилл провёл ей обзорную экскурсию по всему зданию, причём не один раз (ему это было полезно для восстановления сил и подвижности), слушая её комментарии о здешней мебели, дизайне интерьера и обшивке. Сам Уилл мало что мог о них сказать. Такие темы ей было бы лучше обсуждать с Ганнибалом. Иногда Эбигейл пробовала заговорить о причинах своего появления; о том, о чём Уилл на самом деле думал, но он мягко уводил беседу в сторону. Эбигейл была упрямой и настойчивой (тинейджер, что с неё взять), но Уилл с неизменным терпением обрывал её попытки, так что в конце концов они снова вернулись к уютному молчанию. Эбигейл всегда была воплощением царящего у Уилла в голове раздрая — в некотором смысле, она олицетворяла его с самого начала, даже пока была жива. Уилл очень старательно не заглядывал в будущее дальше ближайших нескольких дней. * * * Через двое суток после того, как ему сняли последние швы, его снова навестил Джек. Когда Джек вошёл, пышущий уверенной энергией, совершенно не наблюдавшейся во время двух его предыдущих визитов, Уилл сразу понял, что произошли какие-то изменения. — Собирай свои вещи, — сказал Джек, пропуская такую банальную вещь, как приветствие. — Нам пора ехать. Уилл не двинулся с кресла: он как раз уютно устроился на солнце с книгой и чувствовал себя почти умиротворённо. У Аланы с Марго было много книг, а у него — много свободного времени. — Ехать куда? — Мы подыскали тебе домик и врачи говорят, что тебя уже можно выписать, — отозвался Джек. — Там не так много места, как мне хотелось бы, но пришлось выбирать из имеющегося в продаже. Уиллу не требовалось много места. Ему нечем было его заполнить. — Ты сумел провернуть эту покупку за неделю? — Если мне когда-нибудь снова понадобится купить недвижимость, я похищу юристов доктора Блум, — в голосе Джека снова мелькнула прежняя вспышка юмора. Наверное, от некоторых привычек сложно было избавиться. Даже зная, что стоит это сделать. Уилл согласился на этот переезд (в некотором смысле, даже попросил о нём), потому что не хотел здесь оставаться. Поэтому он встал с кресла, поморщившись, когда у него заныли заживающие мышцы в плече, а потом снова поморщился, опершись на колено. Некоторые действия по-прежнему требовали секунды или двух, чтобы к ним привыкнуть. — Дай мне пять минут, — сказал он Джеку. Ему нужно было всего лишь бросить в сумку свою одежду — больше у него здесь ничего не было. Глядя на вещи трезво, больше у него нигде ничего не было: всё его имущество теперь принадлежало Молли. Уилл так и оставил книгу, которую читал, прямо на кресле. У входа, весьма предсказуемо, обнаружился чёрный внедорожник с затемнёнными стёклами: абсолютно стандартный и идеально подходящий, чтобы перевезти кого-то незамеченным. Джек сел за руль, а на пассажирском сиденье рядом устроился один из телохранителей Аланы (со снайперской винтовкой на коленях и пистолетом в кобуре). Уилл забрался назад, сопровождаемый ещё одним клоном-секьюрити в чёрном костюме. Ни такая рассадка, ни атмосфера не способствовали беседе, да Уиллу и не хотелось вести пустопорожние разговоры. Предоставив Джеку вести машину, он посматривал в окно, отслеживая, куда его повезли. Как выяснилось, недалеко. Они пересекли по шоссе №1 Саскуэханну, после чего снова свернули на север: через Оквуд и поближе к воде. Дороги становились всё более узкими, а дома — встречались всё реже, и вскоре их внедорожник подпрыгивал на ухабах по вьющейся среди деревьев просёлочной дороге. А через пять минут — остановился перед небольшим домиком. Это было одноэтажное здание в ремесленном стиле; деревянное, с широким крыльцом и выступающими карнизами. Оно немного напоминало старый дом Уилла в Вулф-Трап, только поменьше и без второго этажа, и Уилла на мгновение кольнула тоска по своему бывшему островку безопасности; по своей лодке, плывущей в океане тумана. Продавать его было странно, но необходимо — Уилл тогда старательно вырезал из своей жизни всё, что было связано с Ганнибалом. И сумел избавиться от всего, за исключением себя самого. Уилл сомневался, что Джек руководствовался его вкусами, когда выбирал этот домик. Просто таков был типичный северо-восточный стиль старых фермерских домов в глухомани, которые никто не удосуживался снести и построить на их месте что-то более современное. Домик стоял на поляне, занимающей, может, с три его площади и со всех сторон окружённой лесом. За таким местом никто не стал бы наблюдать, а значит, не смог бы случайно увидеть человека, которому полагалось покоиться на дне Атлантического океана. Поэтому Джек его и выбрал. Когда открыли дверцы внедорожника, до Уилла донёсся запах земли и влажных листьев, отчего ему отчаянно захотелось поскорее выбраться наружу. С тех пор, как он очнулся, весь воздух был прогнанным сквозь фильтры кондиционеров и искусственным, а Уилл нуждался в чём-то настоящем. Он сидел смирно, пока нанятые Аланой охранники проверяли дом и окрестности, потому что таков был уговор; меньшая из двух тюрем, которую он выбрал. Охранники вернулись, доложив, что всё чисто, и Уилл шагнул из машины на мягкую, пружинящую под ногами влажную почву. Закрыв глаза, он подставил лицо ветру, солнцу и небу, и несколько мгновений просто дышал. Открыв глаза, он снова поймал на себе изучающий взгляд Джека, становящийся всё более знакомым с каждым его новым визитом. Тот самый взгляд, который говорил, что Джек совершенно не понимал, что ему делать с Уиллом Грэмом. В этом не было ничего удивительного: Уилл Грэм и сам не знал, что с собой делать. — Зайдём внутрь, — сказал Джек. — Посмотришь, как тебе тут всё. От поездки у Уилла слегка одеревенело колено, поэтому он медленно заковылял за Джеком по ведущим на крыльцо ступенькам. К тому времени, как он на них наконец взобрался, Джек уже распахнул входную дверь. Внутри оказалось всего четыре помещения: гостиная, кухня, ванная и спальня; всё — очень простенькое, но удобное. Домик был увешан камерами, как внутри, так и снаружи, хотя Уилл не заметил камеры в ванной. Ему не нужно было проверять здешнее окошко, чтобы понять, что оно не откроется. — Телефон, я так понимаю, прослушивается? — спросил он, потому что ему захотелось доказать свою правоту. — А интернет просматривается, — бесстрастно подтвердил Джек. Сугубо факты и никаких намёков. — В телефоне записан мой номер. И номер Фредди — им пока не пользуйся. Значит, с Фредди ещё не поделились большим секретом. Джек определённо был уверен в своей затее, раз пошёл на все эти ухищрения, рассчитывая, что Фредди будет паинькой. — Я оборудовал это место всем необходимым, — продолжил Джек. — Еда, разная всячина для готовки, мыло — весь базовый набор должен быть на месте. Если захочешь что-то поменять или тебе понадобится что-то ещё — дай мне знать, и позабочусь, чтобы это организовать. Уилл стоял посреди гостиной и смотрел на небрежно застеленный покрывалом диван и большой напольный ковёр с замысловатыми узорами. Ему нечего было сказать. Джек вздохнул. — Осмотрись тут. Скажи, если я о чём-то забыл, — с этими словами он вышел на крыльцо, с мягким щелчком закрыв за собой дверь. Уилл продолжил таращиться на диван с ковром. Те были вполне нормальными; здесь всё было вполне нормальным, ничего нельзя было назвать каким-то неправильным… вот только всё было неправильным. Уилл обвёл взглядом комнату, стряхивая с себя… что бы это ни было. Джек сказал ему осмотреться и, наверное, стоило так и поступить. Он не знал, что ему могло понадобиться прямо сейчас, но, может, сумел бы что-то придумать. Он уставился на шкаф у входной двери. Совсем недалеко. Сделав несколько шагов, Уилл открыл дверцу шкафа. Тот казался очевидным местом для хранения верхней одежды, курток, шапок и обуви. Именно они здесь и обнаружились. А ещё пара удочек и набор приманок на полке. Удочки были хорошими: такие же модели, с которыми Уилл рыбачил на Вулф-Трап. «Если подождать достаточно долго, — подумалось ему, — могут найтись свои плюсы в том, чтобы ФБР изъяло и каталогизировало всё твоё имущество в качестве улик по делу об убийстве». А вот приманки оказались покупными, в основном нейлоновыми. Уиллу предстояло сделать свои собственные. — Возможно, тебе придётся снова научить меня рыбачить, — сказала у него за плечом Эбигейл. — Прошло уже столько времени, что я, кажется, уже всё забыла. Она смотрела на Уилла с этой своей полуулыбкой; всегда надеющаяся, что её примут, но никогда не уверенная до конца. Она казалась Уиллу идеальной: с убранными за уши волосами, такая, какой он всегда её знал. Уилл точно так же мягко и грустно улыбнулся ей в ответ. — Я не против. Я по тебе скучал. Эбигейл улыбнулась шире, прежде чем отвести взгляд. — Здесь не так и плохо, — сообщила она, поворачиваясь, чтобы изучить комнату. — Уютненько. В глубине души она всегда оставалась ребёнком, любящим дикую природу; их общая черта с Уиллом. — Здесь есть потенциал для уюта, — признал Уилл. С Эбигейл ему должно было быть не так одиноко. — Идём, я хочу увидеть всё остальное! — в Эбигейл явно разгорелось подростковое любопытство, поэтому Уилл послушно следовал за ней, пока она заглядывала в кухонные шкафчики и холодильник, чтобы обнаружить там всевозможные бытовые принадлежности; ожидаемые и лежащие в ожидаемых местах. Единственным ярким исключением стало отсутствие хороших кухонных ножей: Ганнибал пришёл бы в ужас от здешнего набора, совершенно тупого и с короткими лезвиями. По-видимому, Уиллу нельзя было доверять никаких предметов, которые легко могли стать оружием. Или, может, Джек больше думал о Ганнибале, когда выбирал эти ножи. Ванная оказалось маленькой (как и всё остальное в этом домике) и не соответствовала своему названию: для ванны тут места не нашлось, только для душа. Зато здесь были мыло, шампунь, туалетная бумага и безопасные бритвенные станки. Всё — в очевидных, ожидаемых местах. — Мне нравится эта кровать, — заявила Эбигейл, с раскинутыми конечностями плюхнувшись на вышеупомянутую кровать и без труда там уместившись (свесив ботинки, потому что мама научила её хорошим манерам). Здешняя кровать была больше, а матрас — толще, чем любые другие, на которых Уилл спал, пока не женился на Молли. — Джек пытается проявить любезность. Насколько это возможно в данных обстоятельствах, — прокомментировал Уилл, окидывая взглядом остальную часть комнаты. На прикроватной тумбочке лежали его очки, и он издал нечто среднее между фырканьем и смешком. Он понятия не имел, где Джек их нашёл и зачем вообще стал этим утруждаться. Уилл не помнил, где их оставил; наверное, в том безвкусном и убогом мотельном номере в Балтиморе. Хотя этот домик, по сути, являлся тюрьмой минимальной строгости, та мотельная комнатка ощущалась тюрьмой гораздо сильнее. Изучив содержимое одёжного шкафа и выдвижных ящиков, Уилл обнаружил там ожидаемый ассортимент одежды своего размера и стиля (в основном, разные непритязательные рубашки и свитера). И на этом его осмотр закончился, как и сам домик. Уилл вышел на крыльцо, где его ждал, прислонившись к балке, Джек. — Всё нормально, Джек, — сказал Уилл, поскольку это было почти правдой. Клонов-телохранителей нигде не было видно. Уилл не стал спрашивать, где они. У Джека опять появилось то выражение лица: он смотрел на Уилла со смесью замешательства и тревоги. И с полнейшим непониманием. — С тобой всё будет в порядке? — спросил он. Что ж, Джек мог выдержать ещё одну правду. Он и так уже достаточно их услышал. — Понятия не имею. Если у Джека на лице и мелькнуло удивление, то лишь из-за искренности этого ответа, а не его смысла. — Мне нужно возвращаться, — сообщил он. — Звони, если тебе что-нибудь понадобится. Или если захочешь поговорить. Уилл уже очень давно не разговаривал с ним ни о чём, кроме работы. Со времён похорон Беллы. Открыв дверцу внедорожника, Джек вдруг на секунду остановился и снова повернулся к Уиллу. — Мне что-то предпринять насчёт собак? Можешь посмотреть онлайн-объявления, а я потом отправлю кого-то в Общество защиты животных. От улыбки у Уилла натянулся и заныл неровный свежезаросший шрам на щеке, но это была его первая настоящая улыбка за несколько недель, поэтому он едва почувствовал боль. — Не нужно. Собаки всегда меня найдут. * * * После ухода Джека Уилл остался в домике сам: один, по-настоящему один впервые с тех пор, как очнулся. Он знал, что здесь работали камеры и что за ним будут наблюдать, но это отличалось от необходимости видеть этих людей в своём личном пространстве или прямо под дверями палаты Уилла. Они не нависали над каждым его вдохом и движением на случай, если ему вдруг поплохеет; им было всё равно, что он делал; разговаривал ли он с Эбигейл, или сам с собой — их заботило лишь, чтобы он продолжал там находиться и чтобы он оставался один. Теперь, получив немного свободы, Уилл точно не знал, что ему делать. Он покосился на стоящий в углу комнаты компьютер: почти манящий и наверняка опасный. Да и что он мог сделать? Залогиниться и проверить свою электронную почту? Он не сомневался, что мертвецам и пропавшим без вести слали лишь спам. Уилл не собирался заходить на какие-либо новостные сайты. Он не хотел читать, что остальной мир думал о нём, или Ганнибале, или Долархайде, или ФБР… о чём угодно с этим связанным. Уилл знал, что рано или поздно ему придётся это сделать. Если он отправит Ганнибалу послание Джека, ему придётся погрузиться в зловонные трясины Tattle Crime, чтобы не пропустить ответ — и уж там-то его будут поджидать самые безумные версии всех теорий заговора, которые только можно представить. Уилл не видел ни малейших причин начать их читать прямо сейчас. Он смутно задумался над тем, чтобы зайти на какие-нибудь фетишисткие порносайты (чтобы людям Джека было на что посмотреть) и начать там щёлкать на платные видео. Это было бы мелочно, но Уилл мог признать, что в сложившихся обстоятельствах чувствовал себя весьма мелочным. Однако охранникам было бы всё равно, а все здешние расходы Уилла оплачивали Алана с Марго — никакие его финты не оставили бы на их банковских счетах даже мимолётного следа. Уровень предполагаемого удовлетворения просто не стоил потраченного на это времени. Уилл пошёл на кухню и, порывшись в морозилке, вытащил оттуда какую-то еду для разогревания в микроволновке. Ему не хотелось есть (он не помнил, когда в последний раз испытывал голод; скорее всего, не в последнюю очередь благодаря сочетанию всё ещё принимаемых им антибиотиков и опиатов), но это были знакомые механические действия, совершенно не требующие мысли: знай смотри себе, как кружит и кружит замороженная паста «Альфредо» с курицей и парой грустных соцветий брокколи. Посреди готовки Уилл разок помешал пасту, а когда микроволновка пропищала во второй раз, водрузил пластиковый судок на тарелку и отнёс к дивану, где поставил тарелку на колени и принялся за еду. Он знал, каким взглядом его сейчас одарил бы Ганнибал: и за такую еду, и за вопиющее отсутствие застольных манер — и эта мысль вызвала бы у него улыбку, не осознавай он так остро, что его передышка закончилась. Уилл был один и у него заканчивалось время. Джек обустроил это место и вскоре захотел бы, чтобы Уилл отправил Ганнибалу то сообщение. А значит, Уиллу нужно было решить, что он на самом деле собирался сделать. Но для этого ему нужно было начать смотреть. Возможно, это требовало алкоголя. Механически затолкав в себя ужин всего за несколько минут, Уилл отнёс тарелку с вилкой на кухню. Запасы в этом домике делал Джек Кроуфорд, а значит, здесь точно была бутылка виски (причём неплохого — такого, который Уиллу и впрямь захотелось бы выпить). Та нашлась в небольшом угловом шкафчике такой странной формы, что было совершенно непонятно, что там могло храниться. Взяв бутылку и стакан, Уилл вышел на крыльцо и сел возле Эбигейл на ступеньки. На дворе было холодно, потому что солнце уже зашло, но после двух недель взаперти Уилл нуждался в свежем воздухе и играющем листьями ветре. Плотнее обернув вокруг шеи воротник флисовой кофты, Уилл налил себе виски. Щедро — гораздо большую порцию, чем получил бы в баре, но сейчас ему ведь не нужно было за неё платить. Эбигейл пихнула его локтем и одарила взглядом, намекающим, что он глупо себя вёл. — Ты ведь и так знаешь, что тебе нужно сделать, — сообщила она, вытаскивая из-под шарфа прядку волос. Сделав большой глоток, Уилл проглотил почти половину своей порции виски, наслаждаясь его приятным жжением. — Нет, — возразил он, наблюдая, как оставшийся виски утихомирился на дне стакана. —Я правда не знаю. — Что ещё, по-твоему, тебе нужно узнать? — Для начала было бы неплохо выяснить, что творится в ФБР, — задумчиво ответил Уилл. Большая часть сказанного Джеком должна была оказаться правдой; официальная версия о том, что Уилл «пропал без вести; вероятно, мёртв» наверняка была правдой; он мог проверить это онлайн прямо сейчас. Но Уилла весьма интересовало, что говорили об Уилле Грэме в Бюро неофициально. Это сильно влияло на то, насколько лёгкой будет его жизнь, когда он перестанет здесь прятаться. На этот раз у него не было Беверли. Умной, весёлой, честной Беверли. Умершей из-за того, что она угодила между Уиллом и Ганнибалом, совсем как Эбигейл. В другие времена его ключом стал бы Джек, но сейчас Джек скорее напоминал замок. В ФБР больше не осталось никого, кто был бы готов хоть чем-то рискнуть ради Уилла Грэма. Осушив стакан, Уилл пришёл к выводу, что прямо сейчас ему нужна была новая порция виски. Глядя, как он наливает себе добавку, Эбигейл с подростковым драматизмом закатила глаза. — Ты слишком зацикливаешься на мелочах. Мелочи — это отговорки. Когда ты решишь, чего хочешь, то сможешь придумать, как разобраться с мелочами. — Я хочу очень много чего, но большинство из этого мне не светит, — горько отозвался Уилл. Собственно, Эбигейл занимала в этом списке одну из самых верхних строчек. — Так это лишь упрощает дело, — с намёком на улыбку ответила Эбигейл. — Не так много из чего выбирать. Просто сравни, что ты можешь получить — и реши. В её формулировке это звучало так просто. Исключи всё невозможное, в стиле Конана Дойля — и разберись с тем, что останется. Этот метод хорошо работал для Шерлока Холмса, бесстрастного наблюдателя, но не так хорошо — для Уилла, которому была весьма небезразлична его собственная жизнь. Столько вещей, которые ему пришлось бы исключить, как невозможные, было весьма неприятно терять. Начиная с вероятности наличия у Уилла Грэма хотя бы подобия нормальной жизни в ближайшие десять-двадцать лет. Выпив ещё виски, Уилл опять повернулся к сидящей на ступеньках Эбигейл. Ночной ветерок трепал ей волосы, бросая в лицо, и она сдувала упрямые прядки, чтобы заправить за ухо. — Как ты со всем этим справлялась? — спросил Уилл. Хаос подозрений, вины и публичности взорвался вокруг Эбигейл, когда ей было всего семнадцать, и тогда Уиллу казалось, что он понимал. Но теперь, когда ему предстояло пройти через это самому, не мог даже представить, каково ей было. — У меня был ты. И Ганнибал, — ответила Эбигейл. — Ты относился ко мне, как к нормальному человеку, а не как к фрику. И не так, словно меня унёс бы прочь малейший порыв ветра. — Я мог бы сделать больше, — возразил Уилл, потому что это было правдой. Он сделал бы больше, если бы не был так зациклен на чувстве вины и страха из-за убийства её отца. И если бы его мозг не варился в собственном соку — но с этим он мало что мог сделать. — Когда ты узнал про Ника, стало легче, — продолжила Эбигейл. — Мне было проще, когда не нужно было тебе лгать. Мне не нравилось это делать. У Уилла не было никого, с кем он мог быть честным. Большую часть времени он не мог быть честным даже с самим собой. — Мне тоже не нравилось тебе лгать, — признался он. Он пытался опекать Эбигейл, но она в этом не нуждалась. Она нуждалась в правде. — Прости, что не смог тебя защитить. — Он так никогда и не сказал ей этих слов, а ему хотелось, чтобы она их услышала. Эбигейл снова грустно улыбнулась. — Ты опять ищешь отговорки, — ответила она, — говоришь обо мне, когда сейчас тебе нужно поговорить о себе. Она была права. Разумеется, она была права, потому что её здесь не было и Уилл беседовал сам с собой. Его стакан снова опустел. Уилл решил, что ему не помешает ещё порция виски, прежде чем он по-настоящему начнёт смотреть. * * * Позже, склонившись в рвотных спазмах над кухонной раковиной и исторгая из себя почти половину бутылки хорошего виски с несколькими печальными ошмётками пасты, Уилл пришёл к выводу, что, возможно, это был неправильный подход. * * * На следующее утро Уилл проснулся слегка после рассвета, чувствуя себя совершенно отвратительно (не то чтобы это было хоть сколько-нибудь неожиданно). Как выяснилось, он вчера рухнул в кровать, даже не удосужившись раздеться. Привстав ровно настолько, чтобы схватить стакан воды и пару таблеток ибупрофена, Уилл всё это выпил и снова зарылся под одеяло, по-прежнему в одежде. В следующий раз он проснулся через несколько часов, и на этот раз выбрался в душ, после чего переоделся в вещи, которые не пахли потом и алкоголем с лёгкими нотками рвоты. Уилл был слишком стар для похмелий. Они теперь длились гораздо дольше, чем раньше. Есть ему совершенно не хотелось, но по опыту он знал, что это было единственным способом утихомирить тошноту и волны изжоги. В хлебнице обнаружилась буханка, так что он сунул ломтик хлеба в тостер; к счастью, простой модели, а не такой, как у Ганнибала, с тридцатью разными настройками. Впрочем, Ганнибал всё равно не стал бы делать тосты. Он приготовил бы что-то с яйцами, болгарским перцем, грибами и колбасками (о колбасках лучше было не знать всех подробностей), сопровождая весь процесс готовки комментариями о важности правильного питания и о наиболее эффективных, с медицинской точки зрения, способах нейтрализовать последствия чрезмерного потребления алкоголя. Интересно, что Ганнибал думал о еде в БГБДДП? Уилла почти удивило, что он не объявил там голодовку в качестве протеста. Может, он убедил Алану или служебный персонал кормить его чем-то получше той еды, которую давали Уиллу? Это было бы гораздо больше в его стиле, чем голодная забастовка. Из тостера выпрыгнул поджарившийся ломтик, и Уилл задумался, с чем его съесть, пока желудок не напомнил, что, возможно, безопаснее всего было съесть его всухомятку. Медленно грызя свой тост, Уилл попытался решить, что ему, чёрт возьми, сегодня делать. Вчерашний вечер был… потрясающе неудачным, и не только из-за рвоты. Накачивание алкоголем напрочь перекрыло размышления, так что рано или поздно Уиллу предстояло предпринять новую попытку всё-таки решить, что делать дальше. Ему стоило хотя бы выйти прогуляться, чтобы разогнать похмелье. И, наверное, ему стоило перестать думать о том, чтобы хлопнуть ещё стаканчик виски. Дожевав тост, Уилл решил, что пока что этого хватит; через час, если за это время его не вырвало бы, он мог попробовать съесть ещё что-то. Затем он выпил ещё стакан воды — кофе был слишком рискованным вариантом. Но больше всего ему не хватало свежего воздуха. Утро было великолепным: солнечное и прохладное, идеальное для прогулок по горам. Его любимая погода, будь он в более подходящем состоянии, чтобы её оценить. Выйдя на крыльцо, Уилл сделал глубокий прочувствованный вдох, и уже через несколько минут у него начало проясняться в голове. Он встал на ступеньку, проверяя состояние колена, и, похоже, оно было единственной частью его тела, которая неплохо себя сегодня чувствовала, поэтому Уилл решил заодно осмотреть окрестности. Что бы ни произошло, ему предстояло провести здесь немало времени. От поляны, на которой стоял его домик, расходилось несколько тропинок, и Уилл выбрал пролегающую более-менее параллельно подъезду к дому. Вокруг поляны высились деревья, обрамлённые ярко-зелёной весенней листвой, в которой сновали в утренних лучах птицы… Эбигейл оказалась права: здесь было гораздо лучше, чем в особняке Вёрджеров. Тропинка оказалась короткой, закончившись ещё одной поляной: Уилл нашёл центр управления операцией Джека. Тот должен был располагаться где-то неподалёку. Джек не мог просматривать камеры наблюдения из своего офиса, иначе секрет о Уилле Грэме оставался бы секретом, самое большее, минуты три. А кроме того, группа реагирования должна была караулить где-то поблизости, на случай, если бы здесь кто-то (Ганнибал) появился. Это был полноразмерный фургон-трейлер с затемнёнными стёклами, припаркованный рядом с пристройкой, должно быть, служившей предыдущему владельцу сараем-мастерской. Фургон подключили ко всем коммуникациям напрямую (мониторы для камер наверняка потребляли много электричества, которое должно было поступать к ним в первую очередь) и окружили ещё одной коллекцией камер. Чуть дальше, на ведущей с поляны просёлочной дороге (наверняка выходящей на ту, по которой Уилла сюда вчера привезли) стояло несколько автомобилей. Уилл не видел, что происходило в трейлере, и не отметил никаких явных звуков или движений, но если бы он и не знал, что его надзиратели находились в фургоне, их автомобили явно это выдавали. Уилл игнорировал их существование с тех пор, как сюда приехал. Он мог продолжить делать это и дальше. Знание, где именно они находились, ничего не меняло. Тропинка вела через всю поляну в лес, и Уилл нырнул за сарай, избегая глаз трейлерных наблюдателей. Когда он снова очутился между деревьев, ему потребовалось мгновение, чтобы восстановить внутреннее равновесие, вдыхая ароматы почвы и мха, слушая шёпот листьев, трепещущих под мягкими прикосновениями обдувающего Уиллу лицо ветерка. Тропинка была ровной, утоптанной и не заросшей; предыдущие хозяева этой земли явно часто по ней ходили. Уилл успел пройти, может, с сотню ярдов, прежде чем наткнулся на свою невидимую стену. — Сэр, остановитесь там, где находитесь, — окликнули его сзади. Эти слова сопровождались топотом двух пар ног — не то чтобы бегущих, но весьма целеустремлённо идущих к Уиллу. — Вам дальше нельзя, сэр. «Сэр». Уиллу почти захотелось рассмеяться. Джек с Аланой наняли самых вежливых тюремщиков в мире. «Там не так много места, как мне хотелось бы». Джек говорил не о доме — он предпочёл бы заполучить побольше частной (и находящейся под наблюдением) земли. Уиллу стало любопытно, что произойдёт, если он продолжит идти. В него станут стрелять? Наверное, нет — Джек бы не дал на такое добро. Но Уилл готов был поспорить, что его разрешили задержать, скрутить и силком уволочь назад, если потребуется. А он не нуждался в новой порции синяков — у него ещё не до конца сошли самые внушительные из старых. Он ничего не ответил охранникам, даже не стал на них смотреть. Просто развернулся и побрёл обратно к дому, взвинченный и злой. Ну, по крайней мере, Уилл предпочитал думать, что он брёл: его колено решило, что с него на сегодня хватит, поэтому по мере приближения к дому Уилл больше хромал и ковылял. А вот злость никуда не делась, оставаясь с ним всю дорогу, поэтому он взял телефон и нажал на скоростной набор номера Джека. — Слушаю? — у Джека был настороженный тон. Он знал, кто ему звонил, но не мог назвать Уилла по имени, если находился в офисе. — Твои сторожевые псы уже начали лаять, Джек, — намеренно едко бросил Уилл. — Там кто-то есть? — Только я. Как выяснилось, им сказали, что это проблема. Джек вздохнул — достаточно тяжело и глубоко, чтобы это было слышно даже по телефону. — Это не будет проблемой, если ты останешься на территории участка, рядом с камерами. — Тогда можешь просто привезти меня для допроса и запереть в камере, — ядовито процедил Уилл. — Для меня никакой разницы не будет. — ФБР могло вешать на него что угодно, по их мнению, правдоподобное — если бы Джек решил упрятать Уилла в тюрьму, поначалу его нужно было бы в чём-то обвинить. Вот только без сотрудничества Уилла у Джека не было ничего. Ничего, кроме разозлённого бывшего не-совсем-ФБРовца, удерживаемого в бесконечном и дорогом чистилище. В текущей ситуации у Уилла было мало рычагов для давления, но он был полон решимости использовать их по максимуму — и этот раунд он вполне мог выиграть. В трубке раздалось шуршание, сменившееся щелчком закрывшейся двери. Джек вполголоса заговорил снова. — Мы же договорились, что ты будешь держаться подальше от людей. Если ты отправишься разгуливать по полям, тебя опознают. — Там не было никаких полей, Джек — только сплошной лес. И я умею оставаться незамеченным. На какое-то время повисла тишина, пока Джек обдумывал его ответ. Уиллу не нужно было ничего добавлять — он и так знал, что выиграл эту партию. — Я скажу им немного смягчить ограничения, — наконец отозвался Джек. — Но ты должен будешь оставаться под наблюдением, Уилл. Тебе нельзя расхаживать одному по лесу, когда мы ожидаем Ганнибала. Свыкнись с этим. — Ладно, только… пусть они не лезут мне на глаза. — Я скажу им соблюдать дистанцию, — согласился Джек. Это было лучшим вариантом, на который Уилл мог рассчитывать, поэтому он молча повесил трубку. Порывшись в кухонных шкафчиках, Уилл вытащил оттуда глубокую сковороду и консервированную банку овощного супа, против которого его желудок не должен был взбунтоваться, и поставил суп греться на плиту. Кофе здесь оказался только растворимый, потому что Джек обычно покупал себе кофе, а не варил, но Уилла это устраивало, хоть он и слышал в голове мысленный комментарий Ганнибала по этому поводу. Молли тоже никогда не нравился растворимый кофе, но внутренний голос Уилла стал звучать, как голос Ганнибала задолго до того, как Уилл познакомился с Молли. Выплеснуть на Джека хотя бы толику своей досады оказалось полезным упражнением: Уилл чувствовал себя всё менее напряжённым с каждым простеньким движением, и вскоре обнаружил, что его мигрень из туго сжимающего череп каната превратилась в лёгкое эхо. Ланч в виде супа прошёл вполне приемлемо. Похоже, тело Уилла перешло в компромиссное состояние: при отсутствии измывательств со стороны Уилла, оно готово было вытерпеть остаток сегодняшнего дня, не измываясь над Уиллом в ответ. Остаток сегодняшнего дня всё равно означал ещё много часов. Много часов, за которые Уиллу, строго говоря, требовалось лишь вымыть пару кружек и тарелок, а потом, ближе к вечеру, разогреть в микроволновке какой-нибудь ужин. В его новой гостиной светило полуденное солнце, бросая лучи на узорчатый ковёр. На стене над диваном плясали тени деревьев, подсказывая, как меняется ветер, с каким звуком он играет с листьями, как он трепал бы Уиллу волосы. Согнув на пробу ногу, Уилл пришёл к выводу, что после отдыха его колено более-менее вернулось к своему базовому уровню болезненности. На улице успело потеплеть, поэтому он набросил лёгкий свитер и, преодолев три крылечные ступеньки, пересёк полянку и сел на траву, прислонившись спиной к дереву и глядя на свой домик. Его колено было не в восторге от перспективы снова подниматься, но рядом были ветки, за которые он мог бы подтянуться, и ему нравилось чувствовать под собой траву и землю, а у себя за спиной — шероховатую кору. Здесь, на солнце, было тепло. — Чувствуешь себя получше? — спросила Эбигейл. Она тоже сидела на траве, обхватив руками согнутые колени, и солнце рисовало на её волосах золотисто-рыжие отблески. — В некотором смысле, — слегка улыбнувшись, ответил Уилл. — Такие определения всегда относительные. — Относительные, как время и чайные чашки, — заметила Эбигейл, и выражение её лица сделалось чуточку более грустным. — Он имел в виду тебя, — сообщил ей Уилл. — Я знаю. — А тогда — тоже знала? — спросил Уилл, потому что никогда не был в этом уверен. — Ты хоть о чём-то догадывалась? — Какое у неё тогда было лицо, когда она взяла Ганнибала за руку и повернулась к Уиллу… — Я… я знала, что всё было совершенно неправильно, — Эбигейл крепче обняла свои колени. — Так не должно было произойти. Не должно было. Вовсе, вовсе не должно было. Эбигейл положила на колени подбородок. Ветер взметнул её волосы, бросая ей на скулы тени. — Он так поступил, потому что он тебя любит. — Я знаю. — Это была охрененно ужасная причина, но Уилл всё равно Ганнибала понимал. — Тебя он тоже любил, но его это не остановило. Эбигейл покачала головой. — Он меня не любил. Он… мне симпатизировал. Он знал, что я много для тебя значила, и это делало меня значимой для него. Но речь всегда шла о тебе. Это да, с Ганнибалом всегда так и было. И это было лестно, тревожаще, пугающе и завораживающе одновременно, неразрывными слоями вперемешку, как и всё остальное, связанное с Ганнибалом. — Но вопрос остаётся прежним. Он не изменился, — продолжила Эбигейл. Вопрос, который Уилл задал в церкви в Италии; на который Эбигейл ответила три года назад, хотя уже несколько месяцев была мертва. — Ты хочешь пойти с ним? «Всегда хочу». Но сейчас это был неполный ответ — как и тогда, впрочем. — Я не знаю. Мысли о Ганнибале никогда не способствовали рациональным рассуждениям. Уилл смотрел на сидящую напротив Эбигейл и чувствовал лишь печаль, ни капли злости. — Наверное, мне нужно решить это самому, — добавил он. Его мысли были его собственными, а не её — и ему нужно было быть честным самим с собой. В конце-то концов. — Ты уверен? — Эбигейл снова саркастически закатила глаза. — Вчера у тебя это так славно получилось… — Уверен, — теперь Уилл почти улыбнулся. — Я не стал сегодня брать виски. — Ладно, — Эбигейл тоже улыбнулась, широко и искренне. — Но если тебе надоест хандрить или понадобится совет — ты знаешь, где меня искать. — Знаю, — кивнул Уилл, потому что действительно знал. И он остался один: наедине со свистом ветра, деревьями и всеми своими мыслями. Те представляли собой такой огромный и запутанный клубок, что Уилл даже не знал, за какую ниточку потянуть первой. Большинство из них ничего не прояснили бы — только затянули весь клубок ещё туже, делая его ещё более неприступным. Эмоции… прямо сейчас Уиллу тоже не помогали. Они вели его к обрыву и прыжку в темноту. Думать, чего он хотел, было бессмысленным. Всё, чего он хотел, было или невозможным, или ну очень плохой идеей. Ему стоило держаться фактов и подойти к проблеме с другой стороны: отбросить всё, чего ему точно не хотелось, после чего решить, какие варианты оставались. Варианты… Ну что ж, хорошо. Самый очевидный вариант номер один: Уилл мог обратиться в прессу. Не важно, куда именно, сгодился бы любой журналист, не являющийся Фредди Лаундс. Уилл мог бы с ними связаться и сказать: «Здравствуйте, я Уилл Грэм и я жив». Суд репортёров был бы жёстким — это, конечно, при условии, что Уиллу удалось бы избежать настоящего суда, с юристами. Хотя его шансы выглядели на удивление неплохими. Так удачно, все, кто могли бы его в чём-либо обвинить на основании более веских доказательств, чем собственные предположения, были или мертвы, или числились пропавшими. Уилл не представлял, какие против него можно было бы наскрести улики, чтобы убедить окружную прокуратуру возбудить дело. Возможно, Джек мог бы снова выследить Беделию: он ведь это уже однажды проделал. И, возможно, Беделия достаточно злилась на Уилла, чтобы вывалить всю правду — но ей было бы сложно говорить о Уилле и о Ганнибале, придерживаясь при этом своей придуманной версии событий. Ей не светило получить от Джека и прокуратуры ещё одну сделку о неприкосновенности — только не после того, как она злоупотребила этим в прошлый раз. И у Джека не было на неё никаких рычагов воздействия. В том, что Беделия бросила работу и взяла длинный отпуск, чтобы попутешествовать по миру, не было ничего незаконного, каким бы подозрительным ни выглядело её решение сделать это именно сейчас. Уилл сомневался, что действительно мог угодить обратно в камеру, какой бы выбор ни сделал, но он знал, что Уилл Грэм будет ядом. Больше никаких Молли с Уолтером — даже если бы Молли его и простила, что в данный момент выглядело… маловероятным, Уилл не мог быть с ними, пока Ганнибал жив. С ними или с кем-либо ещё, даже на время. Он больше не собирался ни на ком рисовать мишень. О преподавательской работе тоже можно было забыть, даже если бы он и сумел убедить себя к ней вернуться. Сама мысль о том, чтобы его наняло заведение хотя бы четвёртого уровня аккредитации, была совершенно смехотворной. Уилл рассмотрел бы тренировку собак, но вместе с собаками пришлось бы тренировать и людей, а он не был готов к такому уровню общительности. Он мог бы снова зарабатывать себе на жизнь, работая механиком — несмотря на отсутствие интеллектуального стимулирования, это была хорошая, насыщенная работа, а его стиль жизни не требовал больших доходов. Он уже жил так прежде: один со своими собаками, в тишине и спокойствии, и был вполне доволен, хоть и не то чтобы счастлив. Он мог бы жить так снова. Он уже жил так прежде. Пока в его жизнь не влез Ганнибал, заставив хотеть, чтобы рядом был кто-то ещё; пока у него не было этого коротенького… чем бы это ни было — с Аланой. Пока Эбигейл, и Молли, и Уолтер не заставили его думать о семье. Он уже жил так прежде. Он больше не хотел так жить. К тому же, рано или поздно, неизбежно появился бы Ганнибал. Где бы он ни был, сейчас он явно не чувствовал себя здоровее Уилла, но это изменится. Джек не ошибался: Ганнибал начнёт искать и найдёт. И сколько бы времени это ни заняло, он придёт. Жизнь Уилла Грэма была чем-то, над чем у Уилла Грэма больше совершенно не было контроля. Это не стало для Уилла новостью, но сейчас ему больше не хотелось прыгнуть из-за этого с обрыва. Он мог списать всё на зашкаливающий уровень адреналина и эндорфинов, на экстремальное эмоциональное напряжение, повлёкшее временную нестабильность: всю его душу прошила вспышка чего-то, безумно похожего на любовь, вызвав ужасное понимание, как легко он мог всего за одно ошеломительное мгновение принять поистине судьбоносное решение. Уилл тогда выбрал другой обрыв, более буквальный. Итак, воскрешение Уилла Грэма определённо не сработало бы — оно не сулило ничего хорошего, под каким углом ни взгляни. Значит, решено: никаких журналистов. Вариант номер два был попроще: Уилл мог отсюда уйти и не вернуться. Перестать быть Уиллом Грэмом, стать никем. Он не обладал ресурсами Ганнибала: у него не было ни денег, ни предусмотрительно заготовленных новых документов и профессий. Но Уилл в них и не нуждался. В Америке вполне можно было жить вне поля зрения властей, и у Уилла хватало для этого как знаний, так и навыков. Это по-прежнему означало для не-Уилла жизнь одинокого затворника с собаками, но, по крайней мере, без внимания прессы; без копающейся в его жизни Фредди Лаундс. Ганнибал оставался всегда. Ему потребуется больше времени, если Уилл заляжет на дно, но Ганнибал знал, что Уилл не умер на том обрыве — и он не прекратит поиски. Уилл мог прожить долгие годы, гадая, когда же по возвращении домой обнаружит у себя на диване Ганнибала — и что, чёрт возьми, после этого сделает. Уилл никогда не знал, что сделает, когда смотрел на Ганнибала. Были времена, когда он был абсолютно уверен, что знает — но в решающий момент делал что-то… совсем другое. Было весьма неуютно обладать такой слепой зоной, но после стольких лет Уилл мог признать, что его планы насчёт Ганнибала работали только до тех, пока рядом не было самого Ганнибала. Он также мог признать, что после многолетней жизни в горьком одиночестве не-Уилл сам захотел бы, чтобы Ганнибал его нашёл; не задавая вопросов и не ставя совершенно никаких условий. Уилл и так уже был опасно близок к этому желанию. Данный вариант являлся всего лишь утомительным и извилистым способом оказаться там, куда Уилл мог добровольно отправиться в любую секунду на протяжении последних пяти лет. Теперь Уилл знал уже два варианта, которые ему совершенно точно не нравились. Ну, по крайней мере, этот способ работал лучше, чем вчерашний, хотя Уилл и не был уверен, останется ли в итоге хоть что-то, чего ему хотелось бы. Уилл откинул голову, чувствуя затылком бороздки коры, едва смягчённые его волосами. Закрыв глаза, он провёл ладонью по траве, ловя пальцами и мягко дёргая травинки. Если он не собирался отсюда уходить в качестве Уилла Грэма и не собирался отсюда уходить в качестве кого-либо ещё — надо полагать, на какое-то время он оставался. Как сказала Эбигейл, здесь было не так и плохо. А значит, Уиллу стоило рассмотреть варианты, в которых он здесь оставался бы. Он мог последовать плану Джека и обзавестись в итоге новой личностью. Это был единственный расклад, при котором он получил бы обратно какое-то подобие жизни, какое-то подобие нормальности. Вот только он не мог этого сделать. Он сказал Беделии, что не станет возвращать Ганнибала обратно в тюрьму, и он говорил правду. Уилл провёл в БГБДДП достаточно много недель, чтобы у него начинала зудеть кожа при одной только мысли о Ганнибале, томящемся там годами. Он мог с этим жить, пока об этом не думал, пока ему не пришлось туда пойти, посмотреть и увидеть. Один раз он так уже сделал; он не собирался делать этого снова. Что касается того, чтобы убить Ганнибала — Уилл пытался, по-настоящему пытался, и теперь мог смело сказать, что этого не произойдёт. Не сможет произойти, когда Ганнибал окажется перед Уиллом, живой, и будет на него смотреть (будет смотреть на Уилла так, словно Уилл был единственным, что имело значение во всей этой вселенной). Уилл не смог этого сделать, даже когда Ганнибал гораздо сильнее напоминал монстра, чем его друга. Уилл не смог убить Ганнибала, когда держал в руке пистолет, а Ганнибал вспарывал ему живот. Было бы необоснованным оптимизмом полагать, что он сможет это сделать при более благоприятных обстоятельствах. Ну, может, это было не совсем правдой, строго говоря. Как выяснилось, Уилл очень даже мог убить Ганнибала, если при этом убивал и себя, но он уже решил, что не станет делать этого снова. Одной попытки убийства с самоубийством было вполне достаточно на всю жизнь, даже такую хреновую жизнь, как у Уилла. Особенно если при неудаче ему настолько корёжило тело. Уилл думал, что сможет предоставить Долархайду убить Ганнибала. Встать в сторонке и ничего не делать; думал, что если он не убьёт Ганнибала самолично, это не вызовет в нём чувства вины. Как оказалось, этого тоже не произошло. Если бы Ганнибала попытался убить Джек («упечь Ганнибала Лектера обратно в камеру, или, ещё лучше, убить»)... этот сценарий не предвещал Джеку ничего хорошего. Джек больше не был Уиллу другом — теперь между ними была лишь пустота и раскалённая лава, подёрнутая хрупкой коркой, по которой они ходили. Уиллу не хотелось оказаться вынужденным делать подобный выбор, но волна дрожи вдоль его позвоночника подсказывала, что это произошло бы. Уиллу не хотелось, чтобы умирал кто-либо ещё, кого он знал. Он мог отправить Ганнибалу другое послание: почти такое, как хотел Джек, но с предупреждением держаться подальше. Уилл несколько раз прокрутил эту мысль в голове и так и сяк, изучая под разными углами. Не обнаружив явно кошмарных, он предоставил ей продолжать кружиться. Джек собирался предоставить ему способ связи с Ганнибалом. Уиллу полагалось придумать, как сказать «Здравствуй, это я», не говоря этого всему миру. Тут потребовалось бы некоторое изящество, но ничего сложного. Уиллу нужно было придумать, как сказать «Здравствуй, я приманка, не попадись в ловушку» таким образом, чтобы Джек не начал принюхиваться в поисках крысиного гнезда. Это было задачкой поинтереснее. Возможно даже, довольно увлекательной. Это было единственным, что Уилл мог сейчас сделать для всех, кто хоть что-то для него значил. Это было единственным, что дало бы Уиллу Грэму хоть какую-то цель в его собственной грёбаной жизни. И он этого хотел. Он хотел получить что-то обратно. Солнце приятно грело его выглядывающие из-под закатанных рукавов предплечья. Уилл вдохнул запахи диких цветов и листвы, и поднял взгляд на синее небо. Он нашёл, чего ему хотелось. Ему хотелось обрести контроль.