take my tongue (take it and run)

его нэн не вернулся. гон понятия не имел, навсегда ли это, но он не собирался проводить свои дни погрязнув в отчаянии, поэтому он вернулся на небесную арену. отсутствие нэн не означало, что он будет сидеть сложа руки, пока остальные становятся сильнее и занимаются невероятными вещами. гон был за пределами китового острова — он видел, как выглядит мир, и он не мог довольствоваться малым, оставив все позади, когда он легко мог быть частью этого мира. и небесная арена была одним из тех мест, где он мог заняться собой, чтобы стать сильнее — возможно, даже тренироваться, пока его нэн не вернется к нему каким-либо образом. конечно, без киллуа здесь все было совсем по-другому, но все было в порядке — зуши был здесь, и он успел стать мастером этажа. и хисока тоже был здесь. будто почти ничего и не изменилось, не считая, конечно, того, что изменилось все. он начал свой путь с первого этажа. он не хотел спешить, собирался действовать медленно, заново искать свой стиль боя. это дало ему время на размышления. и все же он на удивление быстро добрался до сотых этажей. было ли так и в первый раз? казалось, будто прошла вечность с того момента. он не раз сталкивался с хисокой, и тот всегда был готов исполнить его просьбу о спарринге, что, по правде говоря, подразумевало под собой швыряние гона по всему тренажерному залу двухсотого этажа. пусть хисока и дрался без нэн, чтобы все было честно, в основном он просто укладывал гона на пол ударами в течение нескольких часов, пока ему не становилось скучно. спарринги с зуши не слишком отличались от этого. зуши не делал ему поблажек, потому что не хотел обидеть его, и гон это ценил. его нэн вернется. или нет. в любом случае он должен быть готов к обоим исходам и тренироваться, чтобы компенсировать тот факт, что его противники чаще всего будут иметь преимущество перед ним. вот только противники в чем? не то чтобы у него была какая-то конкретная цель. он нашел джина. и что теперь ему делать? что ж. это было одной из причин, по которой он вернулся на небесную арену, разве нет? чтобы не торопиться и во всем разобраться. мито-сан хотела, чтобы он вернулся на китовый остров и закончил школу. он сам хотел закончить школу. в конце концов, школа была важна. он также хотел вернуться в свардени. он хотел провести время с киллуа и аллукой, когда те вернутся из путешествия — киллуа держал его в курсе и присылал забавные смс и фотки всех мест, которые они посещали, и всех вещей, которыми они занимались. это было сложно — отсутствие киллуа ощущалось как физическая рана. фантомная конечность, которой больше не было на месте. хуже потери нэн было только не видеть рядом с собой киллуа. хисока предусмотрительно обходил эту тему стороной. да и гон в любом случае едва бы рассказал ему что-то о киллуа — он знал, что хисока близко общается с иллуми. его любимый фокусник пригласил его на утешительный обед после очередного тренировочного боя, в котором гон выплюнул свой последний молочный зуб. люди на небесной арене всегда сходили с ума, когда видели хисоку в гриме и боевом костюме — они любили его, а его фанатки были просто ненормальными. он всегда приветствовал толпы обожающих его фанатов улыбкой и взмахом руки и размашисто подписывал любую футболку, плакат или часть тела, которые ему преподносили. по большей части именно поэтому, когда хисока выбирался на улицу, он растрепывал волосы и стирал грим, заменяя яркие цвета своей привычной звезды и капли на более спокойный неброский вид. однако он все еще надевал обувь на каблуке. гон получил очередное сообщение от киллуа — они с аллукой сидели на слоне, позируя у вывески перед въездом в этнографическую деревню, и указывали на табличку, которая гласила, что это место восстановил джин. это был милый снимок, но от него у гона сжалось сердце. — могу я поинтересоваться? — хисока крутил розовую соломинку от своего фруктового напитка между длинными ловкими пальцами. гон тут же кивнул. — значит, киллуа-кун прекрасно проводит время? — в его голосе звучало искреннее любопытство. — конечно, — не уточняя, ответил гон. хисока кивнул и не стал выпытывать подробности. — парень с 213 этажа собирается сразиться со мной, — сменил он тему. — у тебя уже есть билет? конечно же у гона был билет. наблюдение за боями хисоки было настоящим уроком мастерства. он видел, как зуши разгромил своего противника пару недель назад, и это было потрясающе. винг-сан тоже пришел посмотреть бой, и у них с гоном выдался шанс поговорить. было очень приятно вновь встретиться со своим старым наставником и почувствовать облегчение от успокаивающего присутствия винга. на мгновение гон задумался, не слышал ли винг что-нибудь о биски-сан, но спрашивать не стал. он не был уверен, что хочет видеть ее сейчас, когда в нем не было ничего особенного, хотя она наверняка стукнула бы его по голове и сказала, чтобы он взял себя в руки. — если нет, — продолжил хисока, и гон понял, что так и не ответил на вопрос, — то я могу отдать тебе один из своих забронированных гостевых билетов. — у меня уже есть, спасибо. — гон совершенно не хотел делить ложу с иллуми. ни за что. хисока наклонил голову набок, внимательно разглядывая его, затем пожал плечами и отвел глаза. гона нервировало то, как легко хисока иногда мог прочесть его, хотя гон предполагал, что это умение приходит с возрастом и опытом. — и все же, почему тебе не нравится иллуми? — спросил хисока спустя пару минут. он охотился соломинкой за клубникой на дне стакана для смузи — гон сжалился над ним и протянул ему вилку. некоторое время он размышлял над вопросом хисоки. неужели это было так очевидно? — на самом деле не важно почему, — наконец произнес он. — достаточно того, что тебе он нравится, правильно? — он широко улыбнулся. хисока был застенчивым и почти не говорил о своих чувствах. он был диким и непредсказуемым, но чутье никогда не подводило гона. — очень смело с твой стороны хотеть выйти за него замуж, зная, что у него за семья, — добавил он. хисока подавился клубникой, его глаза комично распахнулись. гон бросился к нему, чтобы похлопать по спине, пока он не восстановит дыхание. — прости, прости! я не должен был этого говорить! — как ты?.. — хисока все еще смотрел на него так, будто у него выросла вторая голова. гон со смехом вернулся за стол на свое место. — разве ты до сих пор не понял, хисока? я знаю все, — радостно произнес он, отвечая хисоке его собственной фразой. хисока положил руки на стол и уставился на свои ногти светлого пыльно-розового оттенка. — возможно, я действительно плохо на тебя влияю, — тихо и изумленно пробормотал он себе под нос. гон рассмеялся еще громче. он переключил внимание на свою еду — всякий раз когда хисока покупал ланч, он настаивал на том, чтобы гон заказывал самые большие порции и брал еду с собой. от этого жеста веяло теплом, и хотя гон не мог сформулировать мысль, каким-то образом он знал, что для хисоки было важно, чтобы он взял еду. сегодня у него на обед была огромная порция жареной картошки с карамелизированным беконом, запеченным в кленовом сиропе. он уминал свое блюдо, пока хисока медленно ел закуски — ломтики дыни, завернутые в тонкую розоватую ветчину. хисока аккуратно брал их пальцами и откусывал небольшие кусочки, почти как птичка, медленно пережевывая и осторожно глотая, словно каждый кусочек имел уникальный вкус. гон задумался, достаточно ли прошло времени, чтобы он смог спросить о том, что его беспокоило. — хисока? — хм? — хисока вскинул бровь и пристально посмотрел ему в глаза. — могу я кое о чем спросить? он почувствовал, как хисока напрягается. обычно гон сразу переходил к делу, но было немного странно делать так с конкретной темой, которая его интересовала. он подумывал спросить у винга, но не был уверен, что найдет у него ответы — все же винг-сан не выглядел как кто-то, кто много знает о таких вещах. и гон не знал, стоило ли писать мито. и джина не было рядом для расспросов. — как понять, что ты влюблен? лицо хисоки расплылось в широкой улыбке, и было видно, что он очень старается не рассмеяться над ним. гон оценил его сдержанность, но ему нисколько не нравилось снисходительное отношение. — что? — хисока прикрыл рот ладонью, качая головой и все еще беззвучно смеясь, его широкие плечи дрожали. — прости, прости. я знаю, что ты спрашиваешь на полном серьезе, — он взмахнул руками в успокаивающем жесте, но его глаза все еще были прищурены. — однако, не думаю, что смогу это объяснить. для каждого это происходит по-разному. буду ли я скучным взрослым, если скажу, что «ты поймешь, когда подрастешь», и закончу на этом? гон закатил глаза. это и был скучный взрослый ответ. он ожидал большего от хисоки. с досадой гон воткнул вилку в картофелину. хисока все еще смеялся над ним — гон видел это по его глазам. у него не оставалось выбора. когда он вновь встретился с вингом, тот позвал его на ужин в лапшичную, где была самая вкусная лапша, которую гону доводилось есть за пределами острова жадности. — винг-сан, ты ведь взрослый и все такое, да? винг-сан с полным ртом прожевал, прежде чем ответить: — конечно, а что? — ну, у тебя есть девушка? или парень? винг-сан подавился. гон подлил ему воды. — какая острая фрикаделька попалась, — выдавил тот. — что за вопросы, гон? — мне просто интересно, знаешь ли ты… как понять, что ты влюблен? винг-сан сделал еще несколько глотков воды. медленных глотков. затем он опустил взгляд в свою тарелку. — это… сложный вопрос. думаю, когда ты знаешь наверняка, тогда ты просто как бы… знаешь. если ты действительно кого-то любишь, то в твоей груди появляется очень теплое ощущение. гон кивнул. это имело смысл, но не особо помогало. — из тебя такой же помощник, как из хисоки, — уныло пробормотал он, уставившись на свою лапшу. винг подавился во второй раз за этот вечер. — ты спрашивал хисоку? и что он сказал? — что я пойму, когда стану старше. винг вздохнул с облегчением. он не был уверен, что сможет победить хисоку в честном бою, но с праведной яростью и заботой о благополучии гона… вероятно, он смог бы. хорошо, что до этого дело не дошло. — что ж, полагаю, он прав. я думаю, что если ты начинаешь спрашивать об этом сейчас, возможно, ты уже сам все знаешь, — винг-сан пожал плечами и снова взял палочки в руки. — ты собираешься смотреть бой хисоки? — конечно! — гон с энтузиазмом закивал. — это еще более захватывающе, когда наблюдаешь за ним без гё — словно настоящая магия! — ну, что ж… не зря же его фокусы называют магией. — ты будешь смотреть? винг-сан кивнул. — зуши достал мне билеты. это наверняка будет хороший бой — как и все бои хисоки. они приятно поболтали за ужином. рядом с вин-саном гон ощущал то же самое, что рядом с мито — спокойствие и близкую связь, и он задавался вопросом, неужели так можно себя чувствовать, когда у тебя есть отец. впрочем, винг-сан никогда не сравнится с джином — в конце концов, джин был слишком потрясающим. по пути в свой номер гон проверил расписание боев на предмет чего-нибудь интересного — у зуши пока не было запланировано следующего поединка, но помимо него было несколько бойцов с нижних этажей, за которыми он следил. он думал о том, чтобы остаться на китовом острове на подольше — сначала, он так и хотел и героически с этим справлялся первый месяц, но в конце концов… вокруг было столько всего. он был уже не тем человеком, каким уезжал с острова, и гон не мог объяснить это мито или абе-сан, поэтому он тихо собрал вещи и вновь отправился в республику падокия. однако гон все равно взял с собой все школьные задания. он твердо намеревался выполнить их и получить образование, и не только потому, что пообещал мито-сан. по всей видимости, винг-сан учил зуши, и даже хисока окинул гона испытующим взглядом и спросил про школу. он сказал что-то о том, что образование это очень важная привилегия и к нему нельзя относиться легкомысленно, а затем швырнул гона через всю комнату, когда тот обвинил его в том, что он стал скучным под влиянием иллуми. гон все еще был в хорошем настроении после ужина, к тому же винг-сан рассказал несколько интересных фактов об истории боевых искусств, так что гону не терпелось сесть за стол и записать их. он разбирался с папками с домашними заданиями, и некоторые из них давались ему легче других. география и история были понятными — изучать их было интересно, но когда он открыл учебник по биологии с подробным разделом о насекомых, то едва успел добежать до ванной, прежде чем его вырвало. вероятно, он сможет подкупить зуши, чтобы тот сделал за него биологию. или что-то в этом духе. он размышлял над несколькими задачами со временем движения автомобилей и над их самыми сложными разновидностями, где все было весьма субъективно и требовало определения, а для каждой задачи надо было нарисовать четыре отдельные схемы. по его мнению, это было излишне, но правительство хотело, чтобы он знал это, так что ему придется выучить этот раздел. он приложил усилия к схемам, потому что у него не было намерения прилагать реальные усилия для решения проблемы. он просто напишет тот ответ, который первым придет в голову. иногда нельзя победить во всем, и в этом нет ничего страшного. хотя он не был уверен, что хочет делать со своей жизнью, он был абсолютно и твердо уверен, что ни математика, ни биология не будут иметь решающего значения в его будущем. по правде говоря, он скучал по киллуа. очевидно и просто. он не знал, чем хочет заниматься, но больше всего он скучал по киллуа. курапика вновь занимался чем-то опасным, леорио получал медицинское образование, а гон скучал по киллуа и своему нэн и все еще был без отца, и математика была дурацкой, и задачи специально сбивали с толку, но он обещал тете мито, что не забьет на свое образование, и поэтому… стук в дверь застал его врасплох. постукивание было не настойчивым. быстрым и прерывистым. буквально что угодно было лучше, чем пытаться вычислить, с какой скоростью должен ехать автомобиль, чтобы избежать столкновения на дороге йорбии, поэтому гон встал и потянулся. — уже иду, — крикнул он тому, кто стоял за дверью. стук прекратился. гон поднялся на цыпочки, чтобы сначала заглянуть в глазок. это был хисока. и выглядел он не очень хорошо. гон быстро распахнул дверь. хисока был в повседневной одежде — пудрово-розовой кофте, заляпанной кровью, и расклешенных белых штанах, на которых было множество мокрых пятен и грязных разводов. его макияж почти стерся, обнажив покрытую синяками кожу, помада размазалась по распухшим разбитым губам. тонкая струйка крови подсыхала на виске, вытекая откуда-то из-под растрепанных волос. он дрожал так сильно, что гон слышал, как стучат его зубы. он выглядел таким диким и взвинченным, каким гон еще никогда не видел его раньше, даже на экзамене на охотника. он держал руки на животе, его бледные запястья были неестественно вывернуты. костяшки пальцев распухли и были покрыты кровью. — м-можно я воспользуюсь твоим душем? — его голос был глухим, хриплым, он заикался, стуча зубами. его левое ухо было порвано и кровоточило в том месте, где кто-то вырвал сережку. гон, слишком потрясенный для внятного ответа, отошел из дверного проема. — хисока, ты сражался с кем-то? хисока осторожно кивнул, его движения были резкими, дерганными. — заходи, заходи, ты ранен? — глупый вопрос, совершенно очевидно, что да. гон видел, как спокойно хисока отнесся к тому, как ему оторвали обе руки менее чем за пять минут. он не мог даже вообразить, что могло его так задеть. он хотел протянуть руку и успокоить его, но сейчас он не осмеливался прикасаться к хисоке. его дикий перепуганный взгляд был чем-то, чего следует опасаться, особенно теперь, когда у гона не было нэн. хисока зашел внутрь, лишенный своей обычной пластичной грации. он хромал в потертых туфлях на шпильках такого же вызывающего неоново-розового цвета, что и его ногти и губы. гон закрыл за ним дверь. — могу… я могу как-то помочь? хисока обернулся, глядя на гона так, будто видел его в первый раз. — все в порядке, — он все еще дрожал, словно ему было холодно. — я в порядке… мне просто нужно… я хотел… — он замолчал и не закончил фразу. он неподвижно стоял в центре комнаты. до гона неожиданно дошло, что хисока пытается обнять себя, но не может из-за вывихнутых запястий. — почему бы тебе не, эм… почему бы тебе не пойти в душ, а я схожу за аптечкой? — спросил гон. сейчас лучше обращаться с хисокой как с раненым агрессивным животным. хисока не был одет для боя. вероятно, он гулял по городу, занимаясь тем, что он делал, когда не раздражал людей, практиковался в фокусах или любовался иллуми. он не был готов к этому — и это по-настоящему разозлило гона. — хорошо… — хисока кивнул в оцепенении. — хорошо, да. ты такой хороший мальчик, — его голос звучал так отстраненно, будто он говорил скорее сам с собой, чем с гоном. прихрамывая, он направился в ванную, и гон услышал, как щелкнул замок. он внимательно прислушивался к шороху одежды, падающей на пол, а затем к включенной воде. он вытащил аптечку из-под кровати. хисока, наверное, захочет надеть что-то, не заляпанное кровью, но под рукой у гона была только мешковатая форма винг-сана — с того раза, когда они устроили спарринг. он собирался вернуть ее сегодня вечером, но потом отвлекся, а затем чуть не опоздал на встречу с ним, и… несколько секунд гон раздумывал над тем, чтобы принести что-нибудь из одежды хисоки с 200-го этажа. но затем он услышал очень странный звук. будто хисока… смеется? но это не совсем точно. гон так много раз слышал смех хисоки — искренний, истеричный, дразнящий, но это звучало скорее как… хисока что, плачет? замерев, он встал посреди комнаты и слушал, как хисока всхлипывает в душе. он не знал, что делать. ему никогда не приходилось утешать кого-то, кто плачет. он даже не знал, что произошло, помимо того, что хисока сражался. и он не… он не понимал. наконец, ужасающие всхлипы стихли. гон заставил себя порыться в сумке винг-сана в поисках слишком большой толстовки с капюшоном и спортивных шорт. винг-сану нравилось выглядеть максимально собранно на людях, поэтому он всегда переодевался в спортивную одежду, когда участвовал в спаррингах или когда показывал гону и зуши что-то, требующее физических усилий. и сейчас это пришлось очень кстати. гон направился на кухню и включил электрический чайник. у него был только мятный чай, но он должен сгодиться. в последней посылке киллуа были семена, и гон посадил их в маленькую кружку — мята росла как по волшебству. он как раз поливал листики, когда услышал, как открылась дверь ванной. клубы пара ворвались в комнату. он даже не хотел думать, насколько горячей, должно быть, была вода. хисока стоял на ковре, и с него капала вода. он был плотно закутан в один из пушистых халатов, которые шли в придачу к номеру, и все еще дрожал, его ушибленные пальцы впивались в мягкую белую фланелевую ткань. — хисока? — тихо позвал гон. и вновь хисока выглядел так, будто слышал его сквозь толщу воды. он медленно моргнул и повернулся к гону. без макияжа синяки еще сильнее выделялись на его лице. — я сделал тебе чай и нашел немного обезболивающего, — мягко сказал гон. — позволишь мне осмотреть себя? я не врач, но могу помочь. его особенно беспокоили пальцы хисоки. он видел, с какой легкостью хисока вправил их во время игры в вышибалы с рейзором. хисока ответил «ладно» таким же механическим голосом. его зубы больше не стучали. он позволил гону отвести себя к кровати и осторожно сел на край, запахивая халат так, словно это было его последнее средство защиты. его взгляд продолжал скользить по комнате. он был так напряжен, так напуган чем-то, что гон не мог увидеть или ощутить. мысль о том, что хисока боялся его, была нелепой, ведь совсем недавно тот использовал гона в качестве пресловутой боксерской груши. хисока был… он был тем, кого представлял гон, когда думал о силе. взгляд хисоки постоянно возвращался к большой игрушке в виде йорбианского барана, еще одного подарка от киллуа и аллуки из их очередного пристанища во время путешествия. гон осторожно взял игрушку и протянул хисоке. это была обычная большая подушка с бараньей мордочкой и ногами, и гон любил обнимать ее перед сном. — его зовут бонифаций, и ты можешь взять его, если хочешь, — тихо произнес гон. хисока взял барашка и посадил к себе на колени. он положил руки на мягкий шерстяной мех. — могу я прикоснуться к тебе? — мягко спросил гон. долгое время хисока не двигался. наконец, он протянул руки гону. его запястья были опухшими и темно-фиолетовыми. гон осторожно ощупал его кожу. запястья больше не были в таком неестественном положении — должно быть, хисока сам вправил их в ванной, так что гону оставалось только зафиксировать их. вероятно, было бы более логично использовать для этого банджи-жвачку — благодаря свойствам резины и жвачки, — но гон ничего не сказал, а просто принялся тщательно перебинтовывать его руки. пока гон заклеивал пластырями порезы на чужих пальцах, он заметил, что некоторые ногти хисоки были сколоты или сломаны. он переключился на лицо хисоки, начал протирать порез на скуле спиртом. хисока даже не вздрогнул, просто неподвижно сидел, позволяя гону приводить себя в порядок, и иногда гладил бонифация. — есть ли что-нибудь еще, что..? — гон осекся. хисока открыл рот. ему потребовалось несколько попыток, но он наконец выдавил: — мне нужно, чтобы ты вправил мне плечо. я вывихнул его. я не могу сделать это сам. это была самая длинная фраза, которую гон слышал от него за весь вечер. он подождал, пока хисока стянет халат с плеча, чтобы он смог вправить сустав. однажды он делал это для зуши — тот вывихнул плечо в спарринге, и вин-сан научил его, как вправлять сустав на случай, если ему это когда-нибудь понадобится. хисока не издал ни звука. когда гон протянул ему кружку с чаем, хисока осторожно взял ее обеими руками. — хисока, — гон старался говорить как можно спокойнее и ласковее, — что случилось? хисока медленно покачал головой и сделал большой глоток чая. гон не хотел давить на него. вместо этого он протянул ему таблетки обезболивающего, уже вытащенные из блистера, так что хисоке оставалось только проглотить их. гон сел на край кровати рядом с хисокой, оставляя между ними достаточно места, чтобы тот мог оттолкнуть его, если бы захотел. — я устал, — сказал хисока, когда чай закончился. левая нога гона онемела, но он не хотел менять позу, не хотел нарушать хрупкий покой, воцарившийся между ними. — ты можешь лечь здесь, — с готовностью предложил гон. ему не слишком нравилась идея отправлять хисоку в одиночку в его номер. — я постелю себе на полу, все будет в порядке… хисока ощутимо напрягся рядом с ним, замер, так неестественно неподвижно, будто собирался просто исчезнуть. гон видел, как сокращаются мышцы его горла, словно ему было трудно дышать. — я не хочу… — начал он, и его голос звучал так сдавленно, будто кто-то выкачал из него весь воздух, выжал его, словно лимон, безжалостным кулаком, и больше в нем ничего не осталось. гон не знал, что такого он сказал, чтобы вызвать такую реакцию. не знал, что сказать, когда хисока в таком состоянии, почти непостижимом для улыбающегося, самонадеянного фокусника, которого знает гон. — хочешь, я провожу тебя до твоей квартиры? — предложил он другой вариант. хисока все еще был до ужаса оцепенелым. он крепче сжал бонифация, впиваясь поврежденными пальцами в мягкую шерсть. он опустил глаза на игрушку на своих коленях, обвел взглядом комнату, затем посмотрел на гона, и, кажется, будто шестеренки в его голове начали крутиться. гон замер, окаменел так же, как когда охотился на хисоку на экзамене, замолчал, стал невидимым — просто ждал. — ты будешь спать на полу? — наконец спросил хисока. его голос звучал так, словно он весь день глотал колючую проволоку. — ага, — кивнул гон. — или я могу пойти к зуши! — уже довольно поздно, но он уверен, что зуши не будет против. хисока покачал головой. — не хочу… не хочу оставаться в одиночестве. сейчас. гон кивнул и улыбнулся. улыбка ощущалась неправильной и фальшивой на лице, но ему нужно вести себя как обычно, и, возможно, это успокоит хисоку быстрее, чем если он будет открыто волноваться. — хорошо, — произнес гон. — тогда ты можешь лечь здесь. я дам тебе чистую одежду, — он указал на стопку с вещами винга, которые он сложил на стуле. — я пока уберусь в ванной, хорошо? скажи мне, когда можно будет выходить. он спрыгнул с кровати и почти что побежал в ванную комнату. снятая одежда хисоки валялась кучей на полу рядом с его туфлями на шпильках, небрежно скинутыми. это свидетельство того, в каком тяжелом состоянии хисока. несмотря на всю его беспечность, которую можно применить к другим аспектам жизни, он всегда был очень щепетилен в отношении своей внешности. гон не раз видел, как он использует банджи-жвачку, чтобы замазать пятна и царапины и сохранить первозданный облик. он поставил туфли на пол. один из каблуков был опасно согнут, почти сломан. мыски безнадежно испорчены. гон уже поднимал штаны, чтобы сложить их, когда заметил: в куче кашемира и льна виднеется скомканное кровавое месиво бледного шелка и кружев, порванное и заляпанное самым ужасным образом. гон отдернул руку, глядя на доказательство преступления. это была не схватка, не такая, как он думал. он, наверное, не должен… не должен прикасаться. если хисока захочет выдвинуть… обвинения, правильно? обычно мито и абе-сан укладывали его спать, а сами уходили на кухню, пили чай и слушали вечерние новости, и иногда гон незаметно спускался на первый этаж и подслушивал через кухонную дверь. он услышал много разговоров о джине таким образом, а также кучу новостей, от которых мито с абе пока оберегали его. он знал о том, что мужчины — плохие, злые мужчины — иногда делают с девушками и женщинами. он не знал, что такое может случиться с мужчиной, хотя логично, что если кто-то мог сделать что-то настолько ужасное с девушкой, вероятно, это же могли бы сделать и с парнем. и кто-то сделал это с хисокой. хисокой, который был самым сильным человеком из всех, кого только гон знал лично, и тот пришел к нему, перепуганный и дрожащий… гон осторожно отодвинул ногой кучу одежды. хисока не должен увидеть ее завтра, но… он физически не мог заставить себя притронуться к ней. когда хисока наконец сказал, что можно выходить, он уже лежал в постели, практически вжавшись в стену и завернувшись в одеяло, словно в кокон. его длинные руки мягко обнимали барашка бонифация, а распахнутые золотые глаза внимательно наблюдали за гоном. гон вытащил из шкафа запасной комплект постельного белья и устроился на полу. — давай поспим, ладно, хисока? тот кивнул. — оставь, — он прочистил горло. — оставь лампу на столе включенной. и гон так и сделал. в ее бледно-голубом сиянии он мог различить очертания фигуры хисоки в кровати, он все еще был скован и неподвижен. гон прислушивался к тому, как выравнивается дыхание хисоки, однако заснул раньше, чем чужое дыхание полностью успокоилось. и все же гон проснулся рано — яркое солнце светило ему в лицо через окно. хисока все еще спал, неподвижно лежа в постели в прежнем положении — свернувшись калачиком под одеялом. гон набросал короткую записку, что пошел за завтраком, и оставил ее на столе. он выводил буквы с особой тщательностью — он заметил, что хисока с трудом читает рукописный текст, поэтому он использовал обычный печатный шрифт. в любом случае так было легче писать. он вышел из комнаты, ступая как можно тише, закрыл за собой дверь, придержав задвижку, чтобы она не щелкнула, а затем помчался в комнату хисоки. если бы кто-нибудь спросил, он бы сказал, что у него есть запасная ключ-карта Хисоки на случай непредвиденных обстоятельств, но правда была в том, что он украл ее у него. просто чтобы посмотреть, получится ли у него. и у него получилось. и он оставил ее у себя. что очень сыграло ему на руку. это не считается за проникновение со взломом, если у тебя есть запасной ключ, верно? в квартире царил приемлемый уровень беспорядка для двух живущих вместе людей, один из которых был опасным убийцей с международной известностью, а другой — по скромному опыту гона — самым эпатажным фокусником, который когда-либо жил. гон порылся в комоде хисоки в поисках самой мягкой домашней одежды, которую только мог найти, затем заглянул в холодильник, ища продукты на завтрак. гон предпочитал чай и тосты на скорую руку с утра, но он знал, что хисока пьет кофе. в номере были две кофейные банки, подписанные аккуратным почерком, который мог принадлежать только иллуми. кофе иллуми пах странно. у гона было почти все, что нужно, но ему пришлось пристальнее поискать то, что было настоящей причиной, по которой он пришел сюда. телефон хисоки валялся на диване. на заставке у него была фотография с ним и иллуми. хисока широко улыбался, иллуми — нет, но он уткнулся лицом в шею хисоки, приподняв тонкую бровь. «пожалуйста, только не пароль, пожалуйста, только не пароль», — отчаянно молился гон, зажав кнопку «главный экран». у хисоки не было пароля. при обычных обстоятельствах гон бы не устоял перед искушением покопаться в телефоне хисоки — это что, уведомление от официальной страницы фанклуба паристона хилла? — но ему нужно было только одно, и он был почти уверен, что контакт «любовь всей моей жизни» было тем, что он искал. иллуми берет трубку после второго гудка. — что? — эм, это иллуми-сан? говорит гон фрикс, — он практически видит, как иллуми морщится на другом конце провода. — я не был уверен, что стоит звонить тебе, — начинает гон, — но я по поводу хисоки. он слышит приглушенные звуки вдалеке. — что он натворил на этот раз? — иллуми звучит одновременно настороженно и раздраженно. — ничего такого. он был, эм… был ранен. сильно. и я думаю, было бы… было бы хорошо, если бы ты приехал. — сильно? насколько сильно? — теперь он звучит обеспокоенно. тон его голоса такой же напряженный, как когда он говорит о киллуа. это та же самая жестокая собственническая любовь, из-за которой он бы убил гона несколько лет назад, если бы ему не помешала защита хисоки. но гон не может заставить себя сказать это вслух. он просто не может. он лишь надеется, что иллуми прочитает это в его голосе. — неважно, — говорит иллуми. — я все равно почти закончил с работой. могу вернуться на небесную арену завтра утром. — спасибо, — искренне благодарит гон. — он это оценит. иллуми молчит на другом конце провода. гон думает, что, возможно, тот повесил трубку, но потом слышит тихое «позаботься о нем». а затем звонок обрывается. когда он возвращается вниз, хисока все еще спит. должно быть, он не мог заснуть до глубокой ночи. или, может быть, просто устал. в любом случае это дает гону шанс убрать свое постельное белье с пола и закинуть в тостер замороженные вафли, которые он стащил из холодильника хисоки. он ставит почти разряженный блестящий телефон хисоки на зарядку рядом со своим телефоном-жуком и оставляет на стуле стопку одежды, которую он взял для хисоки. гон устраивается на полу, убивая время за невыполнимыми математическими задачами с машинами, а также составляя в голове аргументированные — как он был уверен — письма в отдел образования своего региона. он ждет.