Чаепитие в Мытищах

             Они оказались в другом мире и занимали чужие тела. Как и почему это произошло, Юэ Цинъюань и сам не до конца понимал. Последнее, что он запомнил из своей предыдущей жизни,  — это блеск обнажённого Сюаньсу, а дальше его зрение помутилось и вновь вернулось к нему тусклым пятном горящего окна в надвинувшейся на него башне. Постепенно он разглядел другие окна, тёмные, словно опустевшие глазницы, незнакомую растительность вокруг, причудливое крыльцо и чёрную дверь входа, и то, что сам он лежит на земле, точнее, на вымощенной странным ровным материалом улице.       — Я сразу почувствовал, что ты там, наверху, в этом сияющем окне, сяо… шиди, — Юэ Цинъюань сглотнул и погладил его запястье. — У меня в руке был ключ, но я не мог пошевелить и пальцем, пока не понял, что помимо того, что с этим телом было что-то не так, меридианы его ни разу не использовались. Но, погрузившись в обычную медитацию, мне удалось накопить и пустить по ним каплю ци — и спустя какое-то время я смог подняться и добраться до двери.       Юэ Цинъюань спокойно и мерно рассказывал, как ему удалось проникнуть внутрь за мгновение до того, как сверкающая огнями повозка пронеслась мимо того места, где он ещё недавно лежал, но пальцы его ощутимо выбивали дробь по венам Шэнь Цзю. Чужая духовная энергия, впрочем, вливалась в него по-прежнему достаточно ровно, и Шэнь Цзю слушал дальше.       — Мне удалось попасть в эту похожую на муравейник башню, и за дверью с такими же символами, как на прикреплённой к ключу подвеске, я нашёл человека со знакомой аурой и лицом: он лежал без чувств у окна, а в комнате царил запах лекарств и долгой болезни. Этим человеком был ты, шиди. Я думал, что снова не успел, но потом почувствовал, как твоё золотое ядро ожило, и аура больше не угасает, а становится все сильнее. Мне оставалось только быть рядом и поддерживать циркуляцию ци. Периодически мне приходилось самому уходить в медитацию, чтобы накопить достаточно духовной энергии, поэтому процесс затянулся. Но я знал, что когда-нибудь ты очнёшься…       Улыбка Юэ Цинъюаня поплыла, пальцы на запястье Шэнь Цзю задрожали так, что больше не попадали по меридианам, но в этом и не было особенной надобности: Шэнь Цзю больше не чувствовал, что вновь скатывается в бесконечную бездну. А вот Юэ Цинъюань, очевидно, достиг своего лимита и внезапно рухнул ему на грудь, уткнувшись лицом тому в плечо.       Шэнь Цзю наконец высвободил руку и, поколебавшись мгновение, всё-таки вытащил так и торчавшую из тела ложку, отбросил её подальше на заставленный мисками стол. Рана оказалась неглубокой, и, вспомнив времена ещё до пика Цинцзин, когда он вынужден был подлатывать сам себя, и не только, Шэнь Цзю придавил пальцы к нужным точкам и кое-как остановил кровь, затем стянул концы, запечатав их своей слюной: у него было не так много духовных сил, чтобы исцелять своей ци, но некоторым количеством цзин — жизненной энергии — он готов был поделиться.       Конечно, это была весьма смехотворная попытка — целительством он мог скорее покалчеить, чем принести пользу, но будь иначе, он бы оказался в своё время на пике Цяньцяо, а не Цинцзин, хотя Ци-гэ никогда раньше не жаловался, наоборот, частенько хвалил маленького Цзю за заботу и весьма преувеличивал его умения. Сам же Шэнь Цзю всю жизнь считал, что из уст его может сочиться только яд, как у гадюки. Все остальные были того же мнения.       А вот у Юэ Цинъюаня явно были все задатки целителя, не устреми он всего себя на совершенно противоположное поприще.       Пока мужчина неподвижно лежал на груди Шэнь Цзю, тому оставалось только исследовать диковинную обстановку и собственное тело — никаких признаков какой-либо болезни, кроме духовного истощения, он так и не почувствовал. Даже золотое ядро, которое он обнаружил ещё в первый миг, было крохотным, но цельным. Без каких-либо искажений струящейся по нему энергии.       Постепенно, с каждым собственным вдохом и тихим сопением так и уснувшего на его груди Юэ Цинъюаня, Шэнь Цзю чувствовал, как эта новая жизнь становится для него все более реальной.       Тёплая тяжесть чужого тела убаюкивала, ароматы, исходившие от незнакомой одежды и непривычно обрезаных волос, укутывали сладким дурманом так, что в какой-то момент он тоже прикрыл глаза и открыл их вновь, когда уже ярко светило солнце.       Рядом никого не было, но из небольшой арки в противоположной стене доносились шаги — в это раз Шэнь Цзю узнал их немедленно. В чужом теле Юэ Цинъюань двигался так же уверено, но, судя по звуку, отчего-то едва заметно приволакивал одну ногу.       Он заглянул в комнату, и улыбка расцвела на его лице.       — Шиди, ты проснулся! — Юэ Цинъюань прижал руку к груди и улыбнулся ещё шире. — Спасибо!       Шэнь Цзю не понял, за что тот его благодарит, но зато осознал, что не может ни вдохнуть, ни отвести глаз.       Одежда на Юэ Цинъюане была уже другая, но не менее странная: слишком тонкая однослойная ткань подчеркивала все детали подтянутой фигуры, и, если бы не накинутый поверх пестрый фартук, разглядывать его дальше было бы верхом неприличия.       Шэнь Цзю сглотнул, кое-как приподнялся, и Юэ Цинъюань подошёл ближе.       — Тебе чем-нибудь помочь?       — Нет, — невнятно прохрипел Шэнь Цзю, и ему немедленно протянули пиалу с водой. Он жадно проглотил всё, почти ожидая, что пустой желудок скрутит от боли, но вода оказалась необычайно вкусной и мягкой и спокойно улеглась внутри.       — Принести ещё?       Ошалевший от такой щедрости Шэнь Цзю закивал. Впервые за долгое время он вновь испытал настоящую жажду.       Напившись вдоволь, он осторожно присел, опершись на ловко подоткнутую ему под спину подушку, и принялся разглядывать помещение. Комната была небольшая, чуть меньше его спальных покоев, но плотно заставленная всякой мебелью и прочими вещами: несколько шкафов, кресло, стол, на котором разместилось нечто похожее на хрустальный экран и множество других предметов. Знакомыми и привычными из этого многообразия оказались только стопки бумаг и книги. Юэ Цинъюань присел рядом на стул, но молчал, давая Шэнь Цзю время оглядеться.       Над узкой кроватью висела простая картина: бамбуковая роща и хижина точь-в-точь, какая была когда-то у Шэнь Цинцю, словно нарисованная его собственной рукой. Он невольно сложил пальцы так, как привык держать кисть — это действие не вызвало затруднений, пальцы оказались гибкими, как и раньше.       Он снова вгляделся в картину — вдалеке через туман едва различимо проступали очертания пика Цюндин.       Кто бы ни был человек, чьё тело досталось Шэнь Цзю, в этот миг он почувствовал с ним некоторе сродство.       Наконец оторвав взгляд от пейзажа, он перевёл его на замершего рядом Юэ Циньюаня, щеки того отчего-то полыхали цветками мэйхуа, и Шэнь Цзю, сам не зная зачем, поспешно отвернулся и уставился в другую сторону.       За покрытой ковром стеной, похоже, находилась ещё одна комната, и, судя по сочившимся оттуда запахам, это была кухня. С кровати Шэнь Цзю видел через арку только коридор и закрытую дверь, возле которой стояло нечто похожее на дорожный ларец, на котором аккуратно была разложена предыдущая одежда Юэ Цинъюаня — похоже, тот успел отстирать от неё капли крови и высушить.       — Долго я спал?       — Нет, совсем нет. Отдыхай ещё, шиди, если чувствуешь такую потребность. Я не буду тебя беспокоить.       Юэ Цинъюань хотел встать, но рука Шэнь Цзю метнулась быстрее, чем он сам успел подумать, и удержала за край одежды.       — Я имел ввиду не обычный сон. Нам нужно поговорить.       Шэнь Цзю не обернулся, но краем глаза заметил, как Юэ Цинъюань напрягся.       — Так сколько я был в трансе?       — Около месяца или чуть больше.       — И ты всё это время сидел здесь со мной?       — Не совсем, шиди… — виноватая улыбка вновь скользнула на лицо Юэ Цинъюаня, — мне пришлось отлучиться несколько раз в поисках пропитания и по другим делам. Видишь ли, шиди, наш прогресс совершенствования в этих телах находится только на начальном этапе, и к тому же здесь мы оказались не в полном уединении.       Он развёл руки и вздохнул:       — Место, куда мы попали, мне тоже не знакомо. Тут довольно своеобразный уклад жизни и много обитателей — возникли некоторые сложности со взаимопониманием. Боюсь, мы с тобой и вовсе оказались в другом времени или мире. Но, к счастью, наши предшественники тоже были тут не совсем свои, и мне простили мое невежество и скудоумие. Более того, некоторые из наших уважаемых соседей пришли мне на помощь, очень выручив. Например, старейшина…              Шэнь Цзю слушал и украдкой поглядывал на Юэ Цинъюаня, на его запачканную чем-то белым щеку, на непривычно спадающие на лоб волосы, которые даже в пучок теперь было не забрать — такие короткие. Чувствуя и сам непривычную легкость на голове, он предположил, что и его волосы были обрезаны подобным образом.       Запустив в них пальцы он окончательно в этом убедился — действительно, словно обкорнали от вшей.       Юэ Цинъюань заметил движение и прервал рассказ.       — Тут так принято, ты выглядишь очень… достойно. Они скоро отрастут, но если хочешь, я могу попробовать перенаправить ци…       — Не надо! — Шэнь Цзю отпустил дотянутую до глаз прядь — она была такой-же иссиня чёрной и гладкой, как и раньше, до плена. Но главное, что у него теперь наличествовали руки и ноги.       — Я могу принести зеркало, шиди, тут отличные зеркала! Но, поверь мне, ты выглядишь так же прекрасно и безупречно, как и прежде! — всё не унимался Юэ Цинъюань.       Это даже было не смешно, неужели Юэ Цинъюань повредился головой и забыл о том, как выглядел Шэнь Цинцю, глава поверженного пика Цинцзин, в Водной тюрьме?       Нет, всё-таки смешно…       Шэнь Цзю хрипло расхохотался и смеялся так, пока его каркающий смех не прервал отчётливый запах гари, разносящийся из кухни. Он закашлялся.       Подхватив злополучную ложку и несколько пиал со стола, Юэ Цинъюань поспешно поднялся.       — Шиди, погоди немного, я сейчас вернусь, — Юэ Цинъюань ласково улыбнулся, совсем как в детстве. — Ты пока осваивайся. А я принесу тебе обед.              Ложка была наполнена киноварно-красным. Шэнь Цзю неуверенно сглотнул, но позволил поднести ее ближе.       — Это лекарство?       — Нет. Просто еда… — Юэ Цинъюань выговорил какое-то непонятное слово. — Тут нет пилюль для поддержания тела, а в других местных снадобьях я ещё не успел разобраться.       Шэнь Цзю скептически окинул пиалу взглядом: в ярком бульоне плавали какие-то смутно знакомые овощи. Пахло не плохо, скорее непривычно.       — Шиди, тебе нужны не только духовные силы. Я приготовил, что смог.       — Пахнет странно…       — Да, этот суп необычен, но вполне съедобен, — Юэ Цинъюань смущенно улыбнулся. — Похоже тот, кто жил здесь до тебя, либо ел крайне странное, либо предпочитал питаться где-то ещё: мне не удалось найти привычных ингредиентов ни в этом жилище, ни в окрестных лавках. Но старейшина Та-ся помогла мне с рецептом, я расскажу потом. А сейчас, пожалуйста, поешь хоть немного. Потом я постараюсь сделать рисовую кашу или что ты захочешь…       Шэнь Цзю с удивлением пронаблюдал, как шею и щеки Юэ Цинъюаня вновь заливает красным. Он не видел такого густого румянца у него с тех пор, как тот впервые привёл его в Цанцюншань.       — Прости этого Юэ, но я немного поил тебя водой, бульоном, и некоторыми отварами, пока ты был не в себе. Чтобы твой желудок не отвык принимать пищу. Теперь, когда ты очнулся, то сможешь есть нормально…       Шэнь Цзю нетерпеливо перехватил так и замершую у его рта ложку и глотнул. Вкус и правда оказался сомнительным, но он продолжил есть, чувствуя, как живот наполняется тёплыми и сытным. Аппетит тоже постепенно возвращался к нему, и в итоге он съел почти всё.       В конце Юэ Циньюань отставил миску и внезапно, но осторожно положил ему ладонь на живот, чуть ниже груди.       — Сяо… шиди, приляг. Я помогу пище усвоиться нормально. Тебе ни к чему сейчас лишняя трата сил. Отдыхай. Поспи ещё, если хочешь…       Шэнь Цзю упрямо замотал головой, но буквально через несколько мгновений почувствовал, как по телу расползается приятное тепло от поглаживающей его живот ладони, а за ним и ощущение сытости и дрёмы. Он и не думал, что ещё когда нибудь сможет есть нормально, без скручивающих все тело спазмов, вызванных кровяными паразитами. Определённо, это было невероятным везением оказаться в теле, ими не поражённом.