Шрамы на (моем) сердце вечны

Когда Вэй Усянь и Лань Ванцзи покидают Облачные Глубины после того, как рана Вэй Усяня почти зажила, Вэй Усянь не видит поблизости ни Сычжуя, ни Вансяня. Он обеспокоен и немного огорчён тем, что не увидит сыновей перед уходом, но Лань Сичэнь говорит ему, что ученики на ночной охоте в соседней деревне. Он уверяет Вэй Усяня и Лань Ванцзи, что ночная охота простая, просто небольшая группа ходячих мертвецов, которые беспокоят жителей деревни. Вэй Усянь не упоминает, что до него дошли слухи о том, что мертвецы по всей стране направляются к Могильным курганам, но, по крайней мере, это означает, что Вансянь и Сычжуй в безопасности. По крайней мере, в большей безопасности, чем их родители. Если бы Вэй Усянь не был так уверен в том, что Лань Ванцзи более чем способен справиться сам, он бы действительно беспокоился о том, чтобы позволить своему альфе отправиться с ним в Могильные курганы, но и так попытка заставить Лань Ванцзи остаться была бы не только бесполезной, но и откровенным идиотизмом. Его альфа был одним из самых сильных совершенствующихся, если не самым сильным в мире, и не позволить ему пойти с ним исследовать Могильные курганы было бы потенциально одной из самых глупых вещей, которые Вэй Усянь когда-либо мог сделать. По крайней мере, он не был таким идиотом. Поэтому, когда они вместе с Вэнь Нином достигают подножия Могильных курганов, Вэй Усянь не удивляется, что Лань Ванцзи ничуть не пострадал от тёмной энергии, тяжело клубившейся в воздухе. Он не удивляется ничему, вплоть до того момента, пока они не достигают его старой пещеры, где Вэй Усяня встречают голоса, по меньшей мере не менее сотни младших учеников из разных орденов по всей стране. Больше всего выделяются голоса Сычжуя и Вансяня, и Вэй Усянь чувствует, как его сердце начинает колотиться в груди. Он думал… он пришёл, потому что знал: где бы они ни были, его дети, по крайней мере, в безопасности. Но они оказались здесь, в этой тёмной, промозглой, мрачной дыре, в эпицентре самой опасности, и он не может их защитить. В последний раз, когда они были здесь… В последний раз, когда они были здесь, он умер, и вся их семья умерла, и они вдвоём были вынуждены прятаться, слёзы тихо текли по измождённым щекам, пока Вэй Усянь обещал, что вернётся за ними. Это было единственное обещание, данное его детям, которое он когда-либо нарушал. — Не могу поверить, что он всё ещё жив и бодр, — слышит Вэй Усянь, когда приближается к ученикам, столпившимся в пещере. — Разве кто-то не проткнул ему живот? Ах. Значит, они говорят о нём. — Этот никчёмный, чудовищный пёс Вэй, — продолжает недовольный и расстроенный, пронизанный ненавистью голос. Вэй Усянь не может сдержать горькую улыбку, которая появляется на его губах, даже если никто этого не видит. С момента его смерти прошло тринадцать лет, не прошло и недели, как мир узнал о его возвращении, а он уже снова стал домашним оскорблением. — Этот проклятый… как он может держать нас здесь вот так… Для чего это вообще нужно… — А зачем ему ещё? — раздаётся другой голос, насмешливый и презрительный. В этом мальчике Вэй Усянь узнаёт Цзинь Чана. — Очевидно, для того, чтобы превратить нас в ходячих мертвецов и использовать против наших семей. — Как ты смеешь… — раздаются после этого три голоса, которые Вэй Усянь узнает даже во сне, и резкое тепло, наполнившее его грудь, было неожиданным. Вансянь и Сычжуй выступили в его защиту — это он мог предвидеть, зная, как защищают его сыновья. Но… Цзинь Лин? Мальчик, которого он едва знал, мальчик, чьего отца он чуть не убил, когда тому был всего месяц от роду… — Ты говоришь о моём дяде! Заткнись, или я переломаю тебе ноги! — Что… почему ты его защищаешь? Разве ты не знаешь, что он однажды пытался убить твоего отца? Цзинь Лин хмурится. — Матушка говорит, что он не хотел, он потерял контроль, потому что другие нападали на него! Кроме того, отец всё ещё жив, так что всё в порядке! — Ха! Что за чушь, как будто Старейшина Илин может быть кем угодно, только не злом! — Заткнись! — кричит Цзинь Лин. — Ты ничего не знаешь… Мальчика прерывает резкий вопль Цзинь Чана, и все взгляды обращаются к нему. Цзинь Чан хмурится, и на его щеке, куда его явно ударили, есть красная отметина, и Вэй Усянь видит, как он смотрит на Вансяня. — Ты… — начинает Цзинь Чан с красным от гнева лицом. — Ты смеешь… Только потому, что твой отец — Лань Ванцзи… разве ты не знаешь, что он теперь тоже зло! Посмотри на него, он даже позволил этому псу Вэю похитить своего собственного сына! — Как ты смеешь… В мизинце Ханьгуан-цзюня больше праведности, чем во всём твоём теле! — А это уже Цзинъи, присоединившийся к драке, огрызается на Цзинь Чана. — Вы все, люди Гусу… вы все сумасшедшие! Вы такие глупые, все доказательства прямо здесь, вы что, слеп… — Ладно, ладно, хватит, — неожиданно для себя говорит Вэй Усянь, появляясь в поле зрения. — Серьёзно, вы думаете, что я настолько хорош, что могу заставить людей похитить всех вас после того, как меня ранили в живот? Для меня это большая честь, но это уже слишком, даже для меня. — Ты… В этот момент Лань Ванцзи встаёт рядом с ним. «Ханьгуан-цзюнь!» Облегчённые возгласы Лань Цзинъи и Сычжуя отражаются возгласом Вансяня «Отец!», и Вэй Усянь усмехается, видя, что младшие адепты Гусу Лань полностью верят в своего Ханьгуан-цзюня. — Хорошо! Лань Чжань, Вэнь Нин, вы согласны? — Вэй Усянь хлопает в ладоши, достаёт из рукавов Суйбянь и бросает его Вэнь Нину. Вэнь Нин сначала направляется к Сычжую и тот послушно поднимает руки, и Вэнь Нин легко разрезает связывающие божественные веревки, которыми был пленён Сычжуй. Рядом с ним Лань Ванцзи делает то же самое с Вансянем, а затем переходит к Лань Цзинъи, который смотрит на Лань Ванцзи широко раскрытыми глазами. — Вы ведь не стали злым, Ханьгуан-цзюнь? Выражение лица Лань Ванцзи пустое, но его бровь слегка вздергивается, что Вэй Усянь уловил и начал смеяться. — Ага, — щебечет он, смеясь ещё сильнее. — Определенно злой. Я, страшный и ужасный Старейшина Илин, полностью и непоправимо испортил добродетельного и светлого Ханьгуан-цзюня! Он больше никогда не будет бороться за добро; он будет слушать всё, что я ска… ммпф! — Мммм! — Гм, — начинает Вэнь Нин, оглядывая их обоих. — Молодой господин Вэй, возможно, вам не следовало… — Ммф! — Ах, второй молодой господин Лань, пожалуйста, освободите молодого господина Вэя от заклинания молчания… Глаза Лань Ванцзи сужаются, а Вэй Усянь издаёт ещё более возмущенные звуки. — Эм… — Взгляд Сычжуя метается между Вэй Усянем и Лань Ванцзи. К нему быстро присоединяются Лань Цзинъи и Вансянь, и даже Цзинь Лин перестаёт хмуриться и смотрит на пару в полном замешательстве. Затем Лань Цзинъи моргает и начинает смеяться.  — Ты… ха! Цзинь Чан, ты абсолютный тупица, ты действительно думал, что это воплощение зла? Это самая глупая вещь, которую я когда-либо видел от старших! Лань Ванцзи качает головой и вздыхает. — Цзинъи. Правило номер восемьсот сорок два. Цзинъи вздыхает и бормочет: — Старших всегда нужно уважать. Лань Ванцзи наклоняет голову. — Хорошо. Правила, три раза, когда мы вернёмся в Облачные Глубины. Сычжуй улыбается Лань Цзинъи и утешительно похлопывает его по руке.

*****

К тому времени, когда все младшие были освобождены, и большинство из них убедили рискнуть снаружи с полчищами мертвецов, а не сидеть в пещере и ждать смерти, пришло большинство взрослых заклинателей из всех орденов, в которых отсутствовали младшие адепты. Единственный, кого на самом деле не хватает, насколько Вэй Усянь может видеть, это тот, кто, как он ожидал, будет на передовой. «Где же его нелепый шиди?» Действительно, он ожидал более сплочённой силы. В последний раз, когда он столкнулся с таким количеством заклинателей в этом самом месте, армия, убившая его, была, несомненно, организованной. Но даже тогда его убили не они, а его собственные мертвецы. Какой шанс, они думают, у них был, не имея такой силы, как Не Минцзюэ, и не имея трёх из четырёх глав орденов? К счастью для них, на этот раз Вэй Усянь действительно не был заинтересован в том, чтобы убить кого-нибудь из них. — Вы действительно думаете, что я всегда являюсь большим злом, не так ли? Ха! В прошлый раз, когда вы устроили осаду на Могильные курганы, могу я вам напомнить, что у вас было гораздо больше силы, чем сейчас? Ах, но, тем не менее, я здесь не для того, чтобы сражаться с вами, я здесь по тем же причинам, что и вы. Недоверчивые насмешки звучат так громко, что отражаются от высокого потолка пещеры. Вэй Усянь вздыхает и качает головой. — Ладно, если вы так желаете верить, что я во всём виноват, тогда почему вы до сих пор не напали? Испугались? Какофония голосов, поднявшаяся при этом заявлении, оглушительна. — Ты смеешь… — Ты… — Как ты смеешь… Один голос возвышается над всеми остальными, и Вэй Усянь встречается взглядом с человеком в белых одеждах ордена Молин Су и с гуцинем, пристегнутым к спине. С такой «знакомой» внешностью это действительно мог быть только один человек. Су Шэ — так его звали, не так ли? Имитатор Ханьгуан-цзюня? — Это ты расставлял ловушки по всему пути, заставляя нас терять духовную энергию, а теперь ты смеешь обвинять нас в том, что у нас не хватает смелости напасть на тебя? Наглость! Подождите. Что? Они все потеряли свою духовную энергию? Не может быть, чтобы Цзинь Гуанъяо изобрёл массив, способный расплавить золотые ядра людей, как это мог делать Вэнь Чжулю, верно? Обменявшись взглядом с Лань Ванцзи, Вэй Усянь видит в его глазах то же беспокойство. Но это, вероятно, было просто подавление, а не уничтожение, верно? Невысказанное беспокойство развеивают целители, пришедшие с заклинателями, которые начали хватать других за запястья, чтобы померить пульс. В итоге было решено, что подавление будет временным, но для того, чтобы оно прошло, потребуется не менее четырёх часов. Разумеется, эта новость повергает всю группу в смятение, особенно когда мертвецы начали нападать на заклинателей, стоящих снаружи пещеры, что заставило детей начать затаскивать родителей в пещеру вместе с ними. В конце концов, все они предпочли хотя бы не быть лёгкой добычей для мертвецов снаружи, даже если это означало быть ближе к Старейшине Илин. Вэй Усянь наблюдает за тем, как старшие заклинатели начинают чинить старый массив на земле пещеры, и не может не вздохнуть с облегчением: массив держится, сдерживая волну мертвецов. Вэй Усянь снова сосредотачивается на ситуации. — Какие ловушки? Что я могу сделать такого, что лишит вас всех духовной силы, и никто из вас этого не заметит? Это должно быть что-то, что все вы съели или выпили по пути наверх! — Кто вообще может есть или пить что-либо на горе трупов? Нелепо! — Ха, ты думаешь, что ты такой благородный, проклятый Старейшина Илин, пытаешься делать вид, что помогаешь? Что за чушь! И посмотрите на всех этих младших учеников — ведут себя так фамильярно с таким чудовищ… Голос Су Шэ резко прерывается, а его глаза выпучиваются, в то время как ученик Молин Су бросается вперёд, чтобы помочь ему. — Ты! Вэй Усянь! Что за проклятие ты наложил на нашего главу ордена? Немедленно освободи его! Сбоку Вэй Усянь видит, как Вансянь безуспешно пытается подавить смех. — Это… — начинает Сычжуй, хотя уголок его губ слегка подёргивается. — Это не проклятие… Рядом с ним у Лань Цзинъи в глазах стоят слезы, он закрывает рот рукой, его плечи трясутся от смеха. Позади Вэй Усяня Лань Ванцзи кладёт ладонь на вибрирующие струны своего гуциня, и Су Шэ смотрит ещё пристальнее, захваченный заклинанием молчания Лань Ванцзи. И… поведение Су Шэ действительно было странным, если подумать. Зачем кому-то, кто якобы пришёл остановить Старейшину Илин от убийства людей, так стараться досадить Старейшине Илин? Требуется гораздо больше обсуждений с участием младших адептов и игроков на гуцине Гусу Лань, но правда вскоре выясняется, и вот Су Шэ блокирует атаку Лань Ванцзи мечом, в котором, очевидно, всё ещё есть его духовная энергия, а затем исчезает во вспышке талисмана перемещения, но не раньше, чем разрушает массив, который защищал их всех. Проклятье.