И Пошло Всё Прахом

На часах почти девять, когда Наташа, моргая пару раз, наконец, полностью просыпается. Долгое время просто лежит, наблюдая, как свет проникает сквозь шторы, довольствуясь ощущением размеренного поднимания и опускания груди Хилл под собой. Если бы не вездесущий шум уличного движения, утро было бы совершенно тихим и спокойным. Через некоторое время поднимает голову с плеча девушки и сонно улыбается сама себе при осознании, что обе все еще находятся в том же положении, в котором заснули прошлой ночью; есть даже слабый отпечаток ее уха на руке Марии. Романофф легко, почти благоговейно проводит по отметине кончиками пальцев, удивляясь быстро исчезающему доказательству того, что действительно крепко проспала всю ночь — впервые за долгое, очень долгое время. Через мгновение пальцы заменяют губы, касается ими невесомо обнаженной кожи. Мария издаёт тихий звук одобрения или удовольствия еще до того, как просыпается. Это сопровождается потягиванием конечностей, вздрагиванием, когда рана на бедре напоминает о своём присутствии, и рукой, прижимающейся к пояснице Наташи. Проснуться вот так — куда лучше, нежели вскакивать от кошмаров, прилипших к мокрой от ледяного пота коже. Губы шпионки теплые и мягкие, успокаивающие, и Мария медленно выдыхает, проводя пальцем по позвоночнику девушки, но не останавливая и не отвлекая ее. Прикосновение дарует легкую дрожь. Улыбка Наташи становится шире по мере того, как продолжает целовать Хилл, будя ее. — ≪Доброе Утро.≫ — ≪Доброе, ≫ — бормочет, на лице расплывается улыбка, кладет другую руку на бедро Вдовы. Даже не утруждает себя тем, чтобы не мурлыкать от удовольствия. — ≪Хорошо спалось? ≫ — Очень даже, — смеется. — Из тебя вышла подушка куда лучше, нежели тюремная охранница. — Дам знать директору Фьюри, — усмехается, запуская пальцы в огненные локоны и слегка почесывая кожу головы. — Уверена, он уже в курсе, — Романофф снова кладет голову ей на плечо и обнимает за талию. — Он, вероятно, знал с самого начала. — Сомневаюсь, — хихикает и целует ее в лоб. — Это один из моих самых тщательно хранимых секретов. Шпионка скептически поднимает бровь. — Что из тебя некудышная охранница? Не думаю, что это такой уж большой секрет. За это слегка дергает ее за волосы и бросает хмурый взгляд. — Не настолько уж некудышная. Ты ведь не сбежала в конце концов. — О, молодчина, — поддразнивает. — Вам удалось удержать «заключенную», которая оказалась там по собственной воле — от побега. Мария фыркает и тычет Наташу в бок. — Продолжай в том же духе и не видать тебе блинчиков. Удар между ребер заставляет шпионку непроизвольно подпрыгнуть, сдерживает сдавленный «ойк», который подскакивает к горлу. Руки тут же взлетают к запястьям Хилл, и крепко сжимает их. Мария на мгновение застывает. Неуловимая скорость, с которой двигается Наташа, впечатляет и застает врасплох, требуется другая пара секунд для понимания, что произошло. — Прямо сейчас? — спрашивает, смеясь. Ухмылка, которой одаривает шпионку, не сулит ничего хорошего. Вдова быстро ориентируется, прижимая руки Хилл к спинке кровати и хлопая ресницами в притворной невинности. — Ума не приложу, о чем ты. — Угу, — Мария продолжает смеяться, вовсе не сопротивляясь сковывающих в движениях рукам. Эти руки нравятся, и гораздо больше толку будет сейчас прижаться к Наташе, вызывающе приподняв бровь. Та смещает свой вес, чтобы лучше удерживать ее, не оказывая излишнего давления на ногу. — Не сопротивляйся. Я еще должна тебе почти сломанный нос. Слова ее доходят не сразу, так как отвлечена эффективностью Романофф, но часть смеха затихает. Наклоняет голову, мгновение изучая шпионку. — А что еще ты мне должна? Тень и серьезность, падающая на лицо Хилл, совсем не то, чего добивалась. Отпускает запястья и обхватывает ее лицо обеими руками. — Не надо. Я пошутила, — голос мягкий и серьезный. Медленно опускает голову, упираясь лбом ей в переносицу. — Я должна слишком многое слишком многим людям. Не хочу вести счета и с тобой. Мария закрывает глаза и медленно кладет руки на плечи девушки. — Никаких счетов, — тихо соглашается, проводя руками по спине Наташи, поражаясь тому, насколько это сюрреалистично. Вероятно, это против всех правил — иметь заключенную, которую не так давно охраняла, голой в постели, но на самом деле все равно. В любом случае никогда и не была ее охранницей. При желании Наташи никак не смогла бы помешать сбежать. Возможно, все было наоборот, и была там для того, чтобы защищать саму Романофф. Не может толком объяснить нахлынувшее неумолимое стремление защитить ее от чего угодно, охватывающее, когда обнимает ее. — Ты мне ничего не должна. Это не так работает. — Спасибо, — бормочет, голова все еще покоится на ее. — Это больше, чем я заслуживаю, спасибо тебе. — Благодарить меня ты тоже не должна, — мягко уведомляет, ослабляя одну руку вокруг нее и касаясь ее щеки. — Посмотри на меня. Не говоря ни слова, Романофф отстраняется ровно настолько, чтобы ее взгляд сфокусировался на Хилл. Мария просто молча глядит на нее насколько секунд, гладит по щеке, нежно проводиь большим пальцем по пухлым губам. — Ты тоже заслуживаешь быть счастливой, Наташа. Может, звучит ужасно самонадеянно с моей стороны, но… — вздыхает, проводя пальцем по подбородку, — Пожалуйста, не думай иначе. — Честно говоря, я гонюсь не за счастьем. Нет, Мария тоже думает, что дело не в стремлении быть счастливой. — Что же ты ищешь? — Отпущение грехов? — слова кажутся глупыми, прискорбно недостаточными, но это единственный ответ, который у нее есть. Хилл слишком пристально смотрит, поэтому опускает взгляд, изо всех сил пытаясь проглотить комок в горле. Чувство вины. Марии оно знакомо, но и отдаленно не так близко. Она не Черная Вдова, и даже представить себе не может, каково нести такой груз. Что может ей сказать? Ничего. Потому молчит, только обнимает Наташу крепче, запускает пальцы в ее волосы, притягивая ближе к себе. Романофф напрягается, но позволяет себя обнять. Себе в этом не признается, но благодарна сейчас Хилл за молчание. Синхронизация собственного дыхания с мерным ритмом грудной клетки девушки помогает успокоить разум, через некоторое время вновь обмякает в ее руках. Мария целует ее в плечо, гладит вверх и вниз по спине, с облегчением чувствуя, как расслабляется рядом. Задается вопросом, правильно ли делает, просто успокаивая, но не может представить, что давит на нее и развивает эту тему. Но ей под силу просто быть рядом, позволить ласковым прикосновениям и тому, как утыкается носом в плечо, говорить за нее. Всегда была лучше в действиях. Напряжение спадает, оставляя только абсурдность ситуации. Всего несколько месяцев назад их отделяло полуавтоматическое ружьё. Сейчас не осталось и клочка одежды. Романофф фыркает, чуть не смеясь. — Прости, нагрузила тебя. — Не извиняйся, — слова тверды, но тон нежен. — Можешь поговорить со мной, Нат… Если хочешь. Ты можешь. — Может быть, в другой раз. Сейчас этого более чем достаточно, — более чем достаточно этой темы и более чем достаточно перенесённой уязвимости. Романофф не возражает, что на ней нет одежды, но уже надоело чувствовать себя такой голой. — Да, в любое время, — уверяет ее. То, что делает дальше, возможно, слегка подло, но служит эффективным отвлекающим маневром. Проводит рукой по ребрам шпионки, просто чтобы узнать, боится ли щекотки. Наташа не может удержаться и нелюбезно отдергивается от прикосновения. И снова хватает запястья Хилл, успокаивая шаловливые конечности, сжимая их гораздо крепче, чем необходимо. — Нечестно. — Да, нечестно, — поддразнивает, нахально улыбаясь Вдове. — Но шансы слегка уравнивает то, что можешь уложить меня меньше чем за минуту, если захочешь. — Что ж, желание отделать тебя определенно вернулось, — посмеивается. — Я уже было соскучилась по нему, — просто невероятно, как быстро поменялось собственное настроение; Наташа винит в этом хороший полноценный сон. — Да не может быть, — шутит агент, пробуя хватку, смотря, сможет ли подобраться руками ближе к ее бочку. Ухмыляясь, Наташа расслабляет пальцы ровно настолько, чтобы Хилл подумала, будто у нее есть шанс снова пощекотать ее. Как-то слишком легко, но Мария не из тех, кто просто так сдается, и упирается здоровой ногой в матрас, получая дополнительную опору и перекатывая их. Шпионка добродушно борется в пол силы, в итоге вдавлена в матрас. Слишком легко, но Хилл не жалуется, перенося свой вес на девушку, просовывая колено между ее ног и щекоча. Теперь, когда этого ожидает, прикосновения Марии не так щекотны. Высвобождает ее запястья, обнимает агента за шею и крепко целует. Вот это нечестно. Пальцы все еще плывут по ребрам шпионки, но отказывается от щекотки, позволяя себе полностью отвлечься. Хилл требуется вся ее сила воли и чуточку больше, чтобы отстраниться от поцелуя. Облизывает губы, переводя дыхание. — Ты лишишься завтрака, если продолжишь в том же духе, — удается предупредить хриплым голосом. Надутые губки Романофф служат ответом. Сжимает колено Хилл между бедер, ища правильный угол. — Технически, это ты начала. — Боже, — тихо стонет Мария, закрывая глаза. Наклоняется, чтобы чмокнуть девушку, двигая пробно коленом. — Технически, — бормочет, все ещё касаясь губами, не потрудившись отстраниться. — Это была ты, когда разбудила меня поцелуем. — Ладно, как скажешь, — выдыхает, целуя ее снова и снова. — Ты мне обещала блинчики вчера, — лижет уголок рта, проводит губами по ее подбородку, — и позавчера. Как думаешь, сегодня тот большой день, когда покинем кровать хотя бы ненадолго? Мария усмехается, запуская пальцы в мягкие спутанные локоны. — Не исключено, — соглашается, прижимаясь щекой к ней, пытаясь отвлечь от подобной мысли, до конца не уверенная в своих мотивах. — Хотя нет, если не встанем сейчас же. — Я бы даже попыталась, если бы ты слезла с меня. Мария фыркает, утыкаясь носом в шею девушки, игриво покусывая кожу. — Не хочу, — бубнит раздраженно. Наташа удивленно приподнимает бровь. Никогда бы не подумала, что агент умеет капризничать, не говоря уже о том, что когда-либо показала бы кому-то эту черту. Одобрительно вздыхает, видя, как блеснули зубы на ее шее. — Если честно, я тоже не хочу. — Жалкая картина, — смеется Мария и отстраняется, перенося вес на локти и глядя сверху вниз на Чёрную Вдову. Чертовски великолепное зрелище, которое на мгновение заставляет замереть, просто глядеть, затаив дыхание и посылая волны возбуждения. Проклятье. С трудом вздыхает и наклоняет голову. — Пойду готовить блинчики. — Сначала нам надо одеться. Иначе у нас нет ни шанса. Ни единого, — Романофф еще раз легонько целует ее, прежде чем игриво подтолкнуть. — Да, сэр, — смеется и перекатывается на свою сторону с помощью толчка. Рассеянно трет рану. — Может, нам даже удастся сегодня выйти из дома. Теперь, когда больше не сплетены друг с другом, Наташа выгибается, потягиваясь. — Ммм, амбициозно. Куда хочешь пойти? — Этот вопрос предназначается тебе. Есть пожелания? — Мария искоса смотрит на девушку, прежде чем стонет и откидывает голову на подушку. Действительно надо одеться, если настроена серьезно. — Полагаю, ты в Нью-Йорке уже была, но туристические места ещё не посещала? — спрашивает, заставляя себя сесть. Шпионка пожимает плечами. — Ну да. Я нигде не была в качестве туриста. — Мда, знакомо, — проводит большим пальцем по повязке. Неплохо бы сменить ее, но это может подождать, пока не примет душ. Осторожно встает, хватает вчерашнюю одежду, бросает ее в корзину для белья в углу комнаты. — Такое чувство, что побывала везде, но не видела ничего? — догадывается, оглядываясь на девушку. — Да, я повидала многое, но роскошью путешествовать для себя не обладала. Мария кивает, подходя к шкафу и беря одежду — А хотела бы? Наташа долго обдумывает вопрос. — Не знаю. О многих местах только плохие воспоминания. — А что насчет новых локаций? — поворачивается к ней, натянув шорты, но ещё не надев футболку. — Не утверждаю, конечно, что всем и каждому нравится путешествовать. Особенно надоедает, когда что ни день, то в дороге. Думаю, у меня появляется схожее чувство. — Знакомо, — садится на кровати и обхватывает руками колени, наблюдая за тем, как Хилл передвигается по спальне. Похоже, ее хромота сходит на нет, и улыбается себе, радуясь этому факту. — Наверное, к концу жизни побываю в каждой дырке. Поэтому не тороплюсь посетить какое-то конкретное место. — Справедливо, — соглашается, быстро натягивая вторую одёжку, прежде чем подойти и поцеловать шпионку в висок. — Можешь пока принять душ, если хочешь, — предлагает, пожимая плечо девушки. — Хорошо, — улыбается, хватая Хилл за воротник и притягивая к себе для дополнительного поцелуя. Душ — неплохая идея. Романофф неохота смывать с себя запах Марии, но он, скорее всего, исчезнет ненадолго. Хилл улыбается в поцелуй. Так заманчиво снова обнять девушку и не отрываться от неё всё утро, но все же напоследок касается губами уголка ее рта и заставляет себя отстраниться. — Да. Ладно. Итак… завтрак, — кивает сама себе и поворачивается, стойко направляясь на кухню, прежде чем Наташа вновь сможет отвлечь ее.