Двери, закрытые настежь

Никита… Вместо того, чтобы представиться, молча ухожу в комнату, оставив его в коридоре и недоумении, а вернувшись, вместо руки протягиваю пару новых носков: — А я Олег. Держи. Аптечка в шкафу с зеркалом, на нижней полке. Из ванной возвращается как раз когда я успеваю поставить на стол еще одну тарелку. Носки напялил и, кажется, ссадину на скуле промыл и обработал, но особенно не приглядываюсь. Мнется в дверях, спрятав руки в карман толстовки на животе: ни дать ни взять — белка, спиздившая орех. — Садись, — киваю на мягкий диванчик кухонного уголка и достаю еще один стакан и вилку. — У меня плов. — Спасибо. Напряженный весь, как пружина сжатая, будто только и ждет… чего? Когда вопросы начну задавать? У меня он, собственно, один: — Хлеб будешь? — Да. Есть старается медленно, но видно, что голодный как волк, да еще и замерзший. А шмотки на нем все еще мокрые — вон, аж потряхивает. — Тебе восемнадцать есть? Вскидывает на меня глаза, кивает, и я, вздохнув, поднимаюсь на ноги. Отхожу к кухонному шкафу, в котором храню алкоголь и, достав вискарь, наливаю в стакан на два пальца. — Пей, согреешься. Послушно берет в руки и тянет к губам, глядя мне в лицо, и от этого его взгляда на мгновение не по себе становится: как у волчонка, которого собаками травят. Странный он… Возвращаюсь, чтобы налить и себе, и в отражении оконного стекла вижу, как мальчишка, изогнувшись всем телом и приподнявшись, тянется к полке и выплескивает содержимое стакана в горшок с цветком. — Ты сейчас нахера это сделал? — не замечаю, как повышаю голос и тут же жалею. Видимо, крика мы боимся, а пизды выхватывать нам не привыкать. Съеживается весь, хватает ртом воздух и краснеет, и от этого свежая ссадина на скуле еще ярче становится. Смягчаюсь и стараюсь, что голос звучал ровно: — Я же не заставляю: не хочешь — не пей. В герань-то зачем? — Это бегония, — жмурится и краснеет еще ярче. — Простите, я просто… я… ну, может, ей ничего и не будет? — Да мне все равно, что там ей будет, мне за вискарь обидно. Сок хочешь? Теперь вообще молчит, а я, офигевая от собственного гостеприимства, лезу за пакетом с соком и чистым стаканом. Едим мы так же — в тишине, пока он, не улавливает боковым зрением движение на пороге кухни: — У вас кот. — Я в курсе. Вчера подарили. — Как его зовут? — Никак, просто «кот». Не уверен, что оставлю, поэтому имени у него нет. Склоняется и, почесав кота за ухом, совершенно по-детски констатирует: — Клевый. — Угу. Наблюдаю, как доедает, и думаю, что делать дальше: его только-только трясти перестало. Киваю на его скулу: — От кого выхватил? — Дома. Знакомо… и от того еще жальче становится. Мне тогда тоже как ему было, только у меня была Ленка, Кирилл, пацаны с района и пустая квартира, а у него — подъезд. — Тебе куда пойти есть? Вилкой орудует медленнее, потом нерешительно кивает и начинает подниматься. — Да. Я… спасибо вам. За ужин и… ну, вообще. Мне и правда пора. — Сядь. — А? — Да сядь ты. Там минус десять и ночь. Хочешь до утра остаться? У меня там комната гостевая с кроватью. И машинка стиральная с сушкой. — Вот так просто? — В чем сложность?  — Я незнакомый человек. Всегда вот так помогаете? — Нет. Просто была когда-то аналогичная ситуация, — неосознанно прохожусь языком по шраму на нижней губе, и он почему-то конкретно так залипает на это простое движение. — Считай, сентиментальность накатила. Ну, так что? Вещи сухие дать? Молчит, раздумывая, потом шумно выдыхает: — Да. Спасибо.

***

— …Полотенца вон в том шкафу. Синее на полу не трогай: это я коту подстелил, у меня лотка нет. Белье оставлю на диване, застелешь сам. С машинкой справишься? Держи, — протягиваю ему футболку и легкие хлопковые штаны. Выпадет из всего, но кто ему, дрыщу, виноват. — Если ночью захочешь есть, не стесняйся, где холодильник, ты видел. Только тихо. Зубную щетку в ящике можешь взять, там есть новые. На работу я уезжаю в 7:30. Не проспи, у меня важная встреча. Закрываю за собой дверь, оставив его в ванной, и, уже загружая на кухне посудомойку, слышу, как включается вода в душе. Пока выйдет не жду, ухожу к себе, раздумывая: посмотреть чего или лучше сделать что-нибудь полезное по работе, но в то же время чувствую, как накатывает такая сонливость, что кажется могу отрубиться раньше, чем дойду до кровати. Пфф, это меня что, от сотки виски так унесло?.. Просыпаюсь от того, что на лицо падает свет и, открыв глаза, вздрагиваю, не вспомнив спросонья, что у меня гость. — Никита? Ты чего? В дверном проеме стоит, вырисовывается темным силуэтом: одетый, правая рука на дверной ручке, левая — за спиной. Что он как краб-то: все боком да боком? — Тебе нужно что-то? Я спал уже. — Извините. Я… тут кот. К вам просится. — А. Ну пусти. И дверь ко мне приоткрытой оставь: вдруг он всю ночь шарахаться будет. Закрываю глаза и переворачиваюсь на бок, поворачиваясь к нему спиной и повыше подтягивая одеяло. Охренеть у меня тут теперь: зоопарк и детсад. …Утром первым делом иду к нему и злюсь: в квартире абсолютная тишина, значит, пацан все же проспал, а там эта делегация итальянская и... черт, ну просил же. Дверь открываю без стука и обнаруживаю его уже одетым и сидящим на кровати. Постельное белье сложено аккуратной стопкой, покрывало застелено… или его вообще не расстилали. — Ты что, не ложился? — Почему. Просто проснулся уже. Я рано всегда встаю, — поднимается на ноги и, помявшись, хрипло говорит: — Я пойду. — Могу кофе сделать, успеем еще. — Не нужно. Спасибо вам еще раз. Смотрю, как в коридоре натягивает кеды, и против воли кривлюсь: не по сезону, да и куртка тоже. Но теперь хоть сухое все, вот только — надолго ли? На улице снова снег мокрый валит. — Подожди. От собственного душевного порыва слегка офигеваю, но из комнаты возвращаюсь с двумя пятитысячными купюрами в руках: если что на хостел хватит. — Держи. — Зачем? У него на лице такое искреннее непонимание, даже не так — ошарашенность, — будто я ему гладильную доску принес, а не бабки. Закатываю глаза, тем самым выражая, что таким дурным быть нельзя. — Лоток коту купишь, а то мне некогда, а на него никаких полотенец не напасешься. Курьером поработаешь? Бери уже. И иди. Моргает удивленно и, взяв деньги, кивает напоследок: — Спасибо. Ну вот и отлично. Вот и зашибись. Плюсик в карму и никаких душевных терзаний. Сейчас дойдет до метро, купит себе билет, потом купит пожрать и кофе, к вечеру помирится с предками и благополучно забудет, откуда в кармане взялась десятка, успокоив себя тем, что для мужика в кашемировом пальто эта сумма пустяк.