Во имя короля

Как почтенному гостю, Чимину для сна выделили целые хоромы в одной из частей бескрайнего замка. Ему с трудом удавалось сдержать восторг, потому что спина, некогда изувеченная раскаленными ударами хлыстов, прежде не касалась мягчайших аристократических матрасов и шелков. Конечно, в роскоши комната не сравнится с покоями короля, однако картины, достойные божественного восхваления, в тяжелых золотых рамах, потолок, скребущий по небу, и шторы с бахромой из сияющих кистей создавали возвышенную атмосферу. Детали показывали необычайную степень внимания: на небольшой круглый стол к утру поставили серебряный поднос с ароматным чаем, на тумбочке, красовались свежие пионы, и на прикроватной банкетке лежала выглаженная одежда. Обыкновенный лекарь понемногу приближался к статусу мужа короля, а вместе с этим — к счастливой и богатой жизни под боком у миловидного Юнги и его странной семейки. Перед сном Чимина измерили лентами двое слуг с удивительно бодрыми лицами, и с рассветом он уже примерял рубашку с цветочными узорами по всей груди. Замок жил по ночам, слуги сменяли друг друга и неустанно мельтешили по коридорам, только у покоев короля стояла нерушимая тишина, даже природа замолкала в ожидании утра. Чимину до него идти было долго, коридор, пусть и общий, но бесконечный. Сглаженные витражами лучи золотили плитку, бока толстых ваз и ручки дверей, неизвестно куда ведущих. Без мантии, которая служила щитом, было неуютно, но Чимин расправлял плечи, пересекаясь с торопливыми слугами, и сбавлял шаг, чтобы не стучать каблуками бликующих туфлей так громко. Камзол надевать он не стал, подобные наряды были ему чужды: они сковывали движения и утяжеляли образ, тем не менее перчатки носил всегда. Чимин не боялся своевольничать, потому что королю, вчера впервые вдохнувшему кислорода безболезненно, нет дела до его внешнего вида, однако Чимин не забывал подчеркнуть красоту лица улыбающимися глазами и уложить длинную чёлку искусно, чтобы Юнги запомнил его не просто как спасителя, а как ангела, даровавшего новую жизнь. Издалека определить покои членов королевской семьи нетрудно: у входа стояли слуги, словно покрытые слоем мрамора, лишь раздувающиеся ноздри и вздрагивающий кадык выдавали в них живых людей. У покоев короля же их было несколько, и все они были мускулистыми и статными, как на подбор. Странно, что среди них не находился Чонгук. Разве не он главный защитник короля и его папочки? — Доброе утро, Вашество! Его Величество Мин Юнги ждет вас у себя, — слуга поклонился, и его седая прядь на облысевшем затылке выпала вперёд. Лицо этого мужчины Чимину было незнакомо, зато по пути он встретил того пожилого слугу, который в прошлый раз едва ему руки не целовал, умоляя помочь королю. — Скажите Его Величеству, что я пришел. Вы принесли все, что я попросил? — Естественно, иначе и быть не может. Всё же от этого зависит жизнь нашего любимейшего короля, Вашество. С разрешения Мин Юнги слуга открыл дверь перед Чимином и пропустил его, следом и сам зашёл в покои. Они, как и вчера, лоснились, пропитанные светом и теплом солнца. Теперь контраст между гостевыми и королевскими покоями стал очевиден. Здесь торжественно было все: и люстры с камнями, и вышитые на заказ покрывала, и табуретки бархатные — Чимин постоянно опускал глаза вниз, чтобы не заглядываться на блестящие канделябры и пестрые ковры. Невозможно было сдержать гордости за себя, сумевшего притронуться к детской мечте не только мыслями, но и руками. Его ждал король, ему кланялись слуги, весь замок обращал на него внимание, и все с замиранием сердца ждали, когда Чимин спасет королевство. Мин Юнги, истощённый болезнью, лежал на кровати, свесив тонкое запястье. Слуги переодели его: белоснежные ткани по-издевательски подчёркивали бледность лица и худобу тела, но Чимин не отрицал, что они делали короля похожим на одинокого и прекрасного лебедя. Ноги оставались обнаженными, потому что лозы прорастали именно из стоп, и их нужно было омывать каждый день, пока не наступит исцеление. С порога Чимин заметил, что пятки Юнги порозовели, и потерявшая краски кожа ожила. — Вы сегодня неотразимы, Ваше Величество, — он сделал самый низкий поклон из возможных и приложил ладонь к сердцу. — Лечение идет вам на пользу. — По́лноте, — приподнялся, опираясь на подгибающуюся в локте руку, и присел на кровати. Пряди у лица Мин Юнги перекликались цветом с украшениями на стенах и нитями на шторах — они поблёскивали на концах, переливались золотом и пахли волшебно. Чимин мысленно зарывался в затылок Юнги носом и вдыхал мелкие частички магии. В сочетании с запахом королевской лилии — этот аромат становился настоящим дурманом. — Ты в замке, чтобы излечить меня, а не льстить при каждой встречи моему болезненному лицу. Неужели я слеп и не вижу, как оно осунулось и как выступают мои глаза и ребра? — Ни в коем случае, Ваше Величество. Я говорю только правду, вы выглядите заметно лучше. Ваши холёные щёки обретают прежнюю припухлость! Юнги вздохнул со свистом и протянул ему руку, он едва держал спину, потому что на кисть опирался и лишил себя необходимой опоры. Жест этот был вымученным и неохотным, судя по исказившемуся лицу и надломившемся бровям. Чимин дотронулся перчаткой до ладони и сквозь ткань почувствовал холод, он поцеловал белую руку и горячо выдохнул на кожу, намеренно или случайно — сам не понимал. В этот момент и без того слабый король начал опадать. Чимин вздрогнул и в испуге его обхватил руками за плечи, вновь усаживая на кровати. Юнги прерывисто дышал, хотя лозы покидали его тело, температура никуда не девалась — Чимин почувствовал щекой пылающий лоб. Из-за болезни король забывал о личном пространстве и в прямом смысле за свою надежду цеплялся: впился пальцами в его руку и прошептал на ухо явно так, чтобы не услышал стоявший у дверей слуга: — Твой запах мне кажется знакомым… — Ваше Величество, вам нужно прилечь, — попытался осторожно отодвинуть от себя дрожащее тело, но у Юнги, несмотря на ужасную слабость, хватка была крепкая. — Помогите мне, нужно подложить Его Величеству что-нибудь под спину. Слуга выполнял его требование неукоснительно: подбежал к кровати и подтянул большие и пухлые подушки к изголовью, пока Чимин придерживал Юнги. Вдвоём им удалось медленно положить на них короля и вытянуть из-под него покрывало с одеялом, чтобы накрыть ими сверху. Власть, которая появилась в руках неожиданно, пьянила. Чимину нравилось быть услышанным, нравилось касаться самого важного человека в королевстве, словно тот уже стал его мужем, и невзначай посматривать на Юнги, ублажая слезящиеся от его красоты глаза. — Дальше я сам справлюсь, только подвиньте таз поближе, — присел рядом с королём и склонил к нему голову. Поцелуи солнца нежные облюбовали лицо Юнги: веснушки бледно, но проявлялись. Его верхняя губа походила очертаниями на сердце и причудливо поднималась, когда он разговаривал. Чимину повезло иметь стальные нервы, потому что любой другой: альфа или омега — давно расцеловал и искусал бы. Королевские губы уметь целовать надо, Чимин жалел, что раньше не возымел еще с десяток романов, чтобы не оплошать. До этого он за мальчишками бегал, пока рабство не прервало детство. Пускай о свадьбе речей пока не велось, потому что до полного выздоровления предстояло пройти немало лечебных процедур, Чимин верил Юнги, как бы разрушительно ни влияло на короля это условие. Юнги всё-таки не первый раз выполнял обещания. — Как вы себя чувствуете, Ваше Величество? Что вас тревожит? — оттянул ворот рубашки у шеи Юнги, чтобы посмотреть на кожу. Лоз там уже не было, но они преспокойно цвели под коленями и без должного внимания могли охватить всё тело за считанные часы. — Слабость мучает, по ночам охватывают страшные приступы удушья. Если так продолжится, то тебе придется ночевать со мной. Чимин отвёл взгляд и поджал губы, не давая щекам округлиться. Ему открывалась прекрасная возможность распробовать вкус магии, которая течёт по венам короля: во сне Юнги ни за что об этом не узнал бы. Тем не менее Чимин расслабил лицо и придал ему озабоченное выражение. Он искренне переживал, просто, когда добивался своего, уголки рта сами растягивались. Король же смотрел на него холодно, зрачки стекленели, стоило Чимину на толику проявить рвущееся наружу самолюбие. У королевской семьи в крови, что ли, такие взгляды пугающие? — Даже не помышляй, — Юнги приподнял голову с подушки, на его лбу проступали капли пота, и он собирал их пальцами, до того как они скатывались по вискам. — Тебе постелют на полу. В кровать со мной лечь имеет право только законный муж. — Я и не смел зарекаться об этом, Ваше… — В ином случае мой папа прикажет на свадьбу замариновать тебя в вине и подать с яблоками. И, будь уверен, я его желание охотно поддержу. — Своеобразные у вас семейные обычаи… — усмехнулся и прикусил зубами язык, чтобы не дошутиться. Вздох короля походил на затаённый смех, но Чимин побоялся пререкаться. Он протянул руку к взмокшему лбу Юнги, ласково откинул назад пшеничную челку и подушечкой перчатки расправил вылезающие из-за ушей пряди. Вьющиеся волосы, словно венок, обрамляли безмятежный влажный лоб Юнги, прикрывшего глаза. — Его Высочество Ким Тэхён так суров к будущему мужу собственного сына? Я все отдам за ваше скорейшее выздоровление, чтобы ваши зеницы, вспоенные моей заботой, вновь засияли, как огни далёкого маяка на пути затерянного корабля, и чтобы ваше драгоценное… — Хватит, — распахнул глаза, и сузившиеся зрачки устремились на Чимина. — Меньше жеманства. От режущего взгляда под кожей будто проросли вилы, и всё же строгость, с которой Юнги обращался, Чимина раззадоривала. Эдакое новое испытание: сможет ли он влюбить в себя грозного мальчишку, который в свои шестнадцать уже получил титул короля, а в двадцать строил из себя недотрогу в преддверии свадьбы. Сложно не слагать поэмы, когда прелестнейшее создание всецело тебе доверялось. Люди, подобные Юнги, полные тайн и прячущиеся за чередой неприступных стен, манили, звали разгадать себя. А Чимину, ой, как хотелось, заглянуть в душу королю, узнать, чем живут люди высшего общества. — Вы правы, прошу меня простить. Мой длинный язык порой живет отдельной жизнью. Сложно скрыть глубину моего восхищения вашей красотой и стойкостью. — Не забывай, пока болезнь не отступит, — сжал пальцами накрахмаленный рукав рубашки Чимина, и подвижные веки Юнги спрятались в складке от хмурости взгляда, — из моих уст не слетит ни единого указа о приготовлении к свадьбе. Мое здоровье важнее твоих амбиций, моя смерть обойдётся дорого. О выполнении своей просьбы можешь не беспокоиться, но для этого и тебе не нужно уповать на удачу и лесть. Твои сладкие речи не способны поднять меня на ноги. — Ваше Величество, позвольте… я не говорил бы так сладко, не будь уверен в своих способностях. — Так покажи, на что ты способен. Зубами зацепив перчатку у пальца, Чимин стянул ее рывком и засунул за пояс кюлот, затем и вторую. Непреодолимое желание коснуться небрежно свисающей с кровати королевской руки всего на мгновение, чтобы ощутить блаженное тепло и потеряться в нём, сковало кисти. Чимин сделал шаг назад и одернул себя, потому что сумасшедшая тяга грозила губительными последствиями. Он присел у кровати и провёл кончиками пальцев по остывающей воде, отдающей запахом целебных трав. Волны разбились друг об друга и растворились в зеленоватой глади. Юнги, видимо, отыскавший в себе силы, присел на кровати, до скрежета сжимая свежие простыни, и опустил стопы в воду. Его голени со зримыми очертаниями костей покрылись крупными мурашками, и он простонал тихо. — Горячо? Ваша кожа настолько восприимчива к температурам? Вы точно королевских кровей… — крепко обхватил ступню Юнги пальцами и приподнял, чтобы рассмотреть корни лоз. Сидели они глубоко, возле больших пальцев было не менее пяти острых витков, поэтому обескровленная кожа вокруг синела. Вода с раствором помогала не сразу: лихорадка, охватившая молодое тело, перестала распространяться со вчерашнего дня, однако лозы отступали неохотно, почти незаметно. Потребуется несколько недель, прежде чем король излечится. Но Чимину его роль нравилась: он нежно ощупывал прорисовавшиеся на коже лозы и натирал их смоченным махровым полотенцем — и они бледнели, тонкие ветви и вовсе исчезали. Дыхание короля резало тишину, Чимин макушкой чувствовал, как Юнги внимательно рассматривал его и вперёд поддавался, дабы разглядеть что-то. Плеск воды иногда перебивал этот тихий и приятный звук, похожий на тот, что издавали деревенские коты, греясь на камнях у мельницы. Чимин перестал отжимать полотенце, и оставлял его длинный край в тазу, чтобы вода стекала не так громко и не заглушала неравномерное дыхание. — Посмотри мне в глаза, — властно произнес Юнги. Изящная рука дотронулась подбородка. Чимин замер и выпустил полотенце из рук от волнения. Он не знал, к чему вел король, но подобная просьба любого встревожила бы. Чимин поднял голову и столкнулся с глазами Юнги. В них мерцали отражения окон, тень от ресниц закрывала отклик детской наивности. До того исказил этот взгляд, до боли знакомый, образ Юнги, что Чимин разглядел в нём мальчонку в белоснежном плаще, у которого по пунцовым щекам обильно стекали горючие слёзы и который так жалобно кричал на главной площади города. Ох, этот мальчонка… — Я видел тебя раньше, — вполголоса. — Вам могло показаться, Ваше Величество. Вы за столь короткую жизнь повидали невообразимое количество людей… — Эти выразительные глаза… — пальцы Юнги прошлись от подбородка к виску, скользили проворно по подпалённой солнцем коже, и маленькими искрами осыпались будто. Чимин, словно пламенем обласканный, отчего-то почувствовал жар. Неожиданное прикосновение вернуло его ненадолго в прошлое, нарисовало знойное солнце и жирную землю под обожженными ногами. Король вдруг убрал руку и едва успел скрыть от взора Чимина зардевшие щеки. На белой коже краска проступала ярко. У Юнги на лоб спала чёлка и засияла от лучей, дотянувшихся до кровати. Король вблизи, точно маслом написанный, живой и трогательный, обволакивал теплом. Воскрешенный руками Чимина, Юнги не скрывал глубокого и благородного чувства по отношению к нему, поэтому смягчался, стоило осторожности взять над ним вверх вновь. По подрагивающим плечам короля Чимина заметил, каких усилий стоило это прикосновение. Юнги ведь слаб совсем был: он от идущего из окна ветерка покачивался. — Ваше Величество… — Что у тебя вызвало улыбку, негодник? — с раздражением выпалил Юнги и вскинул брови. Спина окрепла в секунду, и он выпрямился. Только тень от век трепещущая показывала, как тщательно скрывал слабость Юнги. — Лишь мысль о том, что я удостоен чести касаться ног Его Величества, — нарочно притянул к себе мокрую голень и призрачными касаниями пощекотал стопу. Чимин ликовал: сердце короля билось неподалёку, оставалось забраться туда и вспомнить лепетание запятнанной горечью души. Он только поднес ногу к губам, как она нежданно из рук выскользнула. — Чимин, — впервые назвал по имени. Юнги прилёг на поясницу и закинул голову назад, выдыхая. Лозы уходили болезненно. Под таким углом его подбородок выглядел острее, и кожа обтянула кадык. — Ноги мне, слава Богу, пока не целовали. — Позвольте исправить это ужасное допущение! Ваши израненные нежные ступни нуж… — Не стоит. Мне твои губы еще на свадьбе целовать.