В плену зверя

      Каждая пройденная ступенька, все ближе и ближе приближала меня к проблемам, которым я не хотела заглядывать в глаза, хоть другого выхода у меня и не присутствовало. Выбор был уже сделан, монета подброшена, и пути назад закрыты. Все выходы в буквальном смысле заслонила собой громадная фигура Брамса, следовавшего за мной по пятам с тех самых пор, как я вернулась в стены проклятого особняка. И стоило ногам осилить последнюю ступень, как мысленно перед моими глазами возникла черта, открывающая новую главу жизни: извращенную и ужасную. После такого уже не отмыться, сколько бы ты не стоял под горячими струями воды, до боли растирая тело жесткой мочалкой. Это заберется гораздо глубже — в самые недра души, расширяя своим присутствием темные, омерзительные и постыдные уголки воспоминаний. Но, как любят говорить многие люди, ударившиеся в философию — у всего есть своя цена. Запачкать руки в чужой крови, чтобы впоследствии защитить себя от попадания в объятия федералов. Даже если ради этого до конца своих дней придется выжечь в подкорке мозга каждую секунду этой ужасной долгой ночи, обрекая себя на размывание всех последующих эпизодов моей ничем не примечательной жизни, так как все остальное будет попросту меркнуть. Уже в помине не будет моего прошлого. Оглянувшись назад, вновь передо мной будет холодный, бездыханный труп, и рослый мужчина за спиной, расточающая хладнокровную уверенность, прикрытую за фарфоровой маской. «Я сделаю это».       Такое простое, но честное признание было самой шокирующей вещью, поразившей меня за последнее время. Можно было забыть про убийство, совершенное на моих глазах социопатом, или раскрытие секрета существование самой куклы. Ничего не казалось таким обезоруживающим, как жестокое откровение самой себе. Ведь оно определяло именно меня.       Если брать это в расчет, припоминая пословицу: человек познается в беде. Говорит ли это о моей истинной сущности, не признавшей в конце концов устоявшиеся со временем социальные нормы? Имеет ли вообще теперь такой человек, как я, право осуждать своего отца, если сама показала себя ничем не лучше?       Десятки, а то и больше мыслей, объединенные отчаянием и сомнениями, затихли в одно мгновение, стоило мне завидеть Коула. Будто бы невидимая рука выключила все эмоции, оставляя после себя полнейший штиль в голове. «А ведь родители Брамса покончили жизнь самоубийством, никому кроме него ничего не сказав. Из чего следует, что меня могут заподозрить в расправе и над ними… У меня гораздо больше неприятностей, чем могло показаться изначально».       Довольно. Времени до рассвета оставалось не так много, чтобы тратить его на пустые размышления о своих нравственных качествах. Прикидывая в голове различные способы, с помощью которых мы вместе сможем избавиться от тела, я пыталась вспомнить все те полезные вещи, отмеченные из криминальных историй, что так обожала всегда включать на фоне в свое время. Вероятно, именно моя осведомленность касательно некоторых вещей из мира правоохранительных органов и помогла быстро принять решение. — Нам понадобится много химикатов, лопата и та железная бочка, что хранится в сарае. Я займусь телом, а ты, Брамс, возьмешь лопату и выберешь хорошее место для могилы. Покров ночи и удаленность дома от соседей послужат нам на руку. Ты справишься?       Моя ошарашенность возникшей ситуаций виднелась еще сильнее на фоне поразительно спокойного, нет, даже скучающего Брамса. Взгляд его то и дело задерживался на мне, выискивая что-то только ему известное, после чего снова и снова возвращался к трупу. Лишь любопытство смогло отпечататься в его глазах настолько, что можно было разглядеть невооруженным взглядом. «Что происходит в его голове и о чем его мысли сейчас?».       Но, вспоминая своего отца, можно было с уверенностью сказать, что как бы ты ни пытался проникнуть под кожу социопата, все твои предположения будут лишь попытками ткнуть пальцем в небо, не больше. Брамс был подобен ребенку, для которого все происходящее было игрой: новым опытом, не несущим за собой груза о содеянном. Вкупе с имитацией детского голоса и условиями, в которых он жил. Я не была этому удивлена. — Я приду за тобой, когда выкопаю яму, — наконец отозвался он, прерывая поток моих мыслей и возвращая меня обратно в жестокую реальность, где Брамс отдалялся, быстрым и уверенным шагом направляясь к выходу из дома. «Есть предположение, что он оттягивал этот момент, так как не был уверен, что мне не вздумается опять убежать».       Отбрасывая непрошенные мысли — для пущей эффективности даже отрицательно покачав головой — я приступила к исполнению порочного плана.       Упав на колени возле трупа, руки ловко стали обшаривать все карманы, выискивая личные вещи Коула, которые, в случае обнаружения трупа, могли бы помочь следствию быстро установить его личность. Конечно, я держала в голове, что та же стоматологическая карта могла помочь это сделать и, Бог знает какие еще анализы, но выдирать ему зубы было выше моих сил. Кожа на руках и так уже стала окрашиваться каплями крови, вырисовывая слово «соучастник» на бледном холсте. «Пожалуйста, Грета, просто отключись от всего сейчас. Не думай, не анализируй. Ты уже осталась здесь, приняв решение. Пожалуйста».       Сотовый телефон нашелся довольно быстро — в заднем кармане джинсов — после чего мои пальцы стали порхать по экрану, заходя в сообщения и историю звонков, выискивая и удаляя все то, что могло бы подвести ко мне. Разумеется, Коула видел Малькольм, да и по сотовым вышкам можно было отследить, что последний раз сигнал был замечен в этом округе, но не в моих силах и компетенции было избавиться абсолютно от всех улик. Приходилось работать на скорую руку с тем, что имелось, питая надежду не попасться в руки полиции.       Хорошим подспорьем являлось отсутствие у Коула друзей как таковых. Вспыльчивый нрав не задерживал возле него адекватных людей, которых могло обеспокоить его исчезновение. И если более подробно рассмотреть содержимое телефона, то становилось ясно — активной переписки с кем-либо он не вел. «Какой же я была дурой в те времена. Следовало обратить внимание на его отношения с окружающими еще в начале нашего общения, но влюбленность застелила мне глаза плотной тканью, не позволяя разглядеть гнилое нутро этого человека. Даже когда близкие друзья кричали бежать от него, я закрывала уши руками, отворачиваясь, а ведь только и следовало, что задуматься. Тогда бы не случилось никаких побоев и жалких попыток сбежать подальше — в другой город. Ничего из этого кошмара не произошло бы со мной».       Здесь неподалеку — в нескольких метрах на востоке — была река с быстрым течением. Следует сбросить телефон в неспокойную воду, чтобы поток унес подальше важную улику. — Раз с этим закончила, то остается только тело. Следует раздеть его. «Я сделаю это и буду жить дальше. Решение принято, и уже ничто не должно стоять на моем пути».       Но как бы я ни пыталась прибегнуть к самовнушению, сердце все же сжималось в тиски от происходящего, принося тянущую боль в районе груди, от которой было не излечиться. Клеймо вины выжигалось на моем сердце, подобно печати злого рока. Каким бы Коул ни был ублюдком, он должен был гнить в тюрьме до конца своих дней, а не находиться в сырой земле. И не я должна была вершить правосудие, так как не являюсь судьей. Тогда почему же пальцы не трясутся в мандраже, а уверенно двигаются по телу, словно выполняли это много раз до этого? «У тебя хорошо получается, дочка».       Я скривилась и зарычала, сильно покачав головой из стороны в сторону, отгоняя мерзкий образ перед глазами. Нет, этот поступок не сделает меня его копией! Я лишь пытаюсь собрать осколки своего разлетевшегося будущего! Разве правоохранительная система настолько совершенна, что не способна посадить за решетку невиновного? Сколько было случаев. Если ничего не предпринять, то стану очередным именем в списке заключенных одной из тюрем. — И я не получаю удовольствия от всего этого, в отличие от тебя! — это было сказано кем-то другим, но явно не моим голосом. Эхо, искаженное диким рычанием, которое было свойственно зверям, но никак не человеку, отразилось в стенах гостинной. Однако я не придала этому значения, как и своему оскалившемуся лицу, так как не могла видеть себя со стороны. — Со мной все в порядке, — неустанно твердила я, продолжая снимать одежду с тела и кидать ее в отдельный мусорный мешок, что смогла раздобыть на кухне. — Наконец-то закончила. Трусы оставлю, а остальное после сожгу в сарае. На открытом воздухе нельзя, так как хоть дом и находится в отдалении ото всех, но если случится, что кто-то будет проезжать мимо, то от их глаз не скроется темная дымка. Еще пожарных мне не хватало закапывать, — тихо, но как-то истерически засмеялась я, продолжая монотонные действия. «Нужно еще не забыть убрать остатки разбитого зеркала. Я уже молчу про дыру в стене. Но в первую очередь нужно закончить с телом».       Настенные часы показывали третий час ночи. Хоть копать могилу только кажется простым занятием для некоторых на первый взгляд, оно таковым не является, но я верила в Брамса. «У него довольно мускулистое тело, и свою хорошую физическую силу он уже успел продемонстрировать, так что вряд ли у него будут проблемы с такой хоть и сложной, но выполнимой задачей».       Но довольно рассуждений, Брамс мог вернуться в любую минуту, поэтому мне следовало поспешить с последними приготовлениями. Вскакивая с насиженного места, я быстрым шагом направилась к входной двери, вдруг останавливаясь на пути, оборачиваясь к одинокому телу, чьи глаза, покрытые пеленой ужаса, широко смотрели в потолок. Что мной двигало в тот момент я не знаю. Губы сами разомкнулись, прошептав в мертвую тишину гостиной: — Прости.       А после уже ноги сами уводили меня подальше отсюда, все дальше и дальше отдаляя от роковой ошибки, навстречу ночному сумраку. «Стало заметно холоднее», — мелькнула мысль, но ускользнула так же быстро, как и возникла, стоило увидеть впереди сарай. Никакие погодные условия не могли мне помешать. Холод даже не смел касаться моей кожи, так как растворялся у самой ее поверхности от исходящего из меня жара. Во мне словно бы находился вулкан, в жерле которого кипел адреналин. Я скорее сгорала от жара, подступая все ближе к сараю, нежели ежилась от ночной прохлады. Пока наконец не оказалась окружена массивными полками со множеством строительных материалов вперемешку с садовыми инструментами. Глаза разбегались от такого многообразия. Переходя от одной приемной семьи к другой, мне всегда попадались люди среднего и ниже достатка, испытывающие разную нужду, но всегда было одно желание, объединяющее их всех — деньги. И оборачиваясь в сторону шикарного особняка, после возвращая взгляд на все это обилие дорогостоящих вещей, я в который раз за свою жизнь осознала себя здесь лишней, в окружении всех этих декораций. Почему — не знаю. Родной отец многое мне давал, но стоило представлению закончиться, а главному актеру снять маску, как все в моей жизни пошло прахом. Я была тем членом труппы, что после спектакля, проходящего на богато украшенной сцене, выходил на улицу, вдохнув грязного уличного воздуха, и осознавал, что все это было игрой. Все это было лишь мишурой для отвода глаз.       А после, раз за разом я возвращалась в свою маленькую комнату, которая менялась раз в три, порой, в шесть месяцев. Каждый раз новые люди, школы, автобусы, увозящие меня непривычным маршрутом. И всегда новоявленные детские комнаты, каждая из которых была не похожа на предыдущую, но в любой чувствовалось то, что я пробуду в ней недолго.       И вот я выросла. Снова оказалась в просторном и красивом доме, который оказался той же мишурой, со своим персональным призраком оперы, затаившимся в стенах. Опять мне нужно бежать отсюда, оглядываясь назад через стекла машины, увозящей меня в неизвестном направлении. Те же грабли, та же ловушка для Греты. «Чем я заслужила такое?» — хотелось прокричать, но вместо этого лишь горькая усмешка исказила лицо, а пустые глаза вернулись к полкам. — «Неужели это моя судьба?»       Взгляд скользнул на стойку с лопатами, на которой одно место пустовало, напоминая мне о Брамсе, копающем одинокую могилу где-то неподалеку. «Брамс должен справиться. В противном случае, я не выберусь с этого дна без него».       Сосредоточившись на своей цели, глаза перебегали от одной полки к другой, выискивая призрачную надежду, такую желанную сейчас, и нашли. Из всех емкостей разного размера и содержания выбор пал на два контейнера из плотного темного пластика с раствором щелочи, на упаковке которых значились несколько важных слов: объем двадцать литров, вторпласт, едкий натрий, концентрация семьдесят пять процентов. Привыкнув сталкиваться с грязными тайнами семей, таящимися даже не в шкафу, нет, за воротами их особняков или же входных дверей, я даже не стала задумываться о предназначении таких объемов этого токсичного вещества. Эта тайна ушла вместе с родителями Брамса в мир иной. Теперь этот подарок извращенной судьбы перешел ко мне в руки, так же, как и мертвое тело, лежащее в доме, вдобавок со взрослым ребенком с искореженной психикой. «Когда-нибудь, Грета, ты сможешь помогать мне», — вспомнились слова отца. И правда, я вновь в той белоснежной комнате, в отчем доме. Беру несколько пар перчаток, только уже для подросшей себя. Респиратора тогда не было, но он нужен мне сейчас, поэтому я незамедлительно хватаю и его. Только отца нет рядом. Ему вкололи смертельную инъекцию, но я словно бы продолжаю его дело, пока он зловеще стоит за моей спиной, скрываясь где-то в темном углу. Закрой глаза, и тогда он выйдет, для того чтобы коснуться моих волос и одобряюще похлопать меня по голове. «Видишь, мертвецы не так страшны. К ним нужно только привыкнуть, и тогда они станут твоими спутниками». — Действительно, — прохрипела я, стирая одинокую слезу. — Я уже не боюсь их, отец. Но живые люди куда прекраснее, чем они. Если моя участь всегда быть отшельником, то я по крайней мере буду держать под контролем такого же, как и ты — Брамса. Не дам ему выйти из особняка к живым. Я прощу ему только один труп и остановлю от появления других. В силу возраста и твоей блистательной игры, папа, я не смогла этого сделать в детстве, но хотя бы попытаюсь с ним, — зачем весь этот монолог произносился мной, я не понимала. Ведь Брамс мог внезапно вернуться раньше и оказаться за моей спиной. Но я продолжала свою речь, опустошающую меня все сильнее. Эти стены стали для меня безмолвными слушателями, никак не реагирующими на ту боль, что я выплескивала, пока перетаскивала нужные мне вещи из сарая на улицу. Никто и ничто не могло мне ответить. Все были безучастны. «Отбрось сомнения, Грета, — твердила я себе, — давай проведем последние манипуляции с телом, а после дождемся Брамса, который поможет погрузить труп в бочку. Тогда и зальем раствор. В доме это делать нельзя, так как такая концентрированная химия еще очень долго будет выветриваться из помещения. Остается только надеяться, что Брамс сможет быстро со всем справиться. С момента убийства прошло больше часа, и трупное окоченение уже разрушает белок в организме, так что с каждым часом согнуть части тела будет сложнее».       Минуя каменную дорожку, я снова вернулась в пустующий дом, не теряя ни минуты, приступая к скручиванию ковра, посередине которого было разлито кровавое пятно, на котором лежал Коул. Подкручивая каждую из сторону красивого, но безнадежно испорченного полотна, я наконец смогла скрыться от мужчины. Даже не так. Это он спрятался от меня под толщами цветастого материала. И теперь оставалось самое сложное — приложить всю свою силу, чтобы вытащить его, держась за концы ковра, ко входу в сарай, у которого уже поджидали бочка и все остальное, требуемое для отправления тела в последний путь. — Ну что, Грета. Вперед, — шепнула я себе под нос, поудобнее прихватывая края и толкая их к себе.       Было тяжело. Черт, как же это было сложно: пальцы то и дело соскальзывали, обжигаясь от трения; дыхания не хватало, как и сил, отчего приходилось делать передышки, пускай и небольшие. Нужно было еще обработать всю гостиную хлоркой, закопать труп и сжечь одежду. Сколько же на это уйдет времени и сил, которых, итак, не осталось. Но все же маленькая победа разлилась приятным теплом в моей груди — тело было доставлено в нужное место. — Что же, хлорка была в доме, в шкафчике под раковиной, так что теперь дело за ней.       Когда посвящаешь себя тяжелой работе, время течет слишком медленно по твоим ощущениям, хоть и могло пройти уже достаточно. Так случилось и со мной, когда я вскинула глаза к настенным часам, показывающим мне ровно пять утра. За минувшие два часа, мне удалось многое сделать. Вот уже нет этой дыры, зияющей в стене. Она спряталась за большой картиной, что я сняла в гостевой комнате, предварительно не очень аккуратно прибив гвозди, на которые она крепилась. Нежданные гости, которые могли внезапно посетить особняк, заметили бы только красивое убранство дома, не опороченное атмосферой странного беспорядка. Всякий сюда входящий больше не столкнется с куклой, тем более, с ее осколками, покоящимися в одном из мусорных мешков.       Больше нет здесь просматриваемой тайны. Все вылилось в один момент, но было убрано подальше от чужих глаз.       Стеклянное горлышко бутылки с белым вином звонко соприкоснулось с краями бокала, стремительно разливая в нем снадобье забытья. Посмотрел бы на меня сейчас кто-то со стороны и наверняка бы накричал: «Зачем ты пьешь именно сейчас?! Еще не все сделано, следует быть в здравом рассудке». Но я лишь посмеюсь. Разве я и без влияния алкоголя нахожусь в сознании? Много вечеров, ночей, а порой и дней, я находилась в пьянящем безумии. Алкоголь никогда не дарил успокоения души, но временно обеспечивал меня умиротворением. Вырывал Грету из этого временного потока суеты и разочарований, навстречу следующему дню, не приносящему ничего, кроме очередных препятствий на пути. Уже давно я не слоняюсь по барам, но пить я так и не разучилась. Всего один бокал в нынешней ситуации не затуманит мой рассудок, лишь станет небольшой отдушиной. Своеобразной передышкой. Только несколько глотков, и приятная горечь растечется по венам.       Влажные от каплей алкоголя губы, отпрянули от стенок бокала в тот самый момент, когда фигура Брамса показалась из коридора, сразу же заполняя собой все помещение. Без лишних слов голубые глаза под маской столкнулись с моими, находя их в полумраке помещения. В тот же миг подминая под себя и забирая мнимую свободу, что была лишь подарком, уступкой, на которую он пошел ради меня. Передо мной все тот же взрослый, играющий по своему желанию роль ребенка, за которым я должна ухаживать. Вся его одежда была грязной, а в руках он держал лопату, на конце которой еще виднелась прилипшая земля. И он терпеливо ждал моих слов, осматривая всю меня. Зная, что нужно будет работать с опасным веществом, я надела несколько слоев кофт, максимально закрывая открытые участки кожи, от возможного химического ожога. Теперь мы стремительно двигались к концу этой мрачной ночи. Я взяла в руки кухонную воронку, внеся изменения в свой план по избавлению от трупа. — Тело, как и все нужное для его устранения, лежит возле сарая. Мы поместим труп в бочку, после залив раствором щелочи, но прежде следует повысить шансы на то, что тело будет максимально устранено, прежде чем его кто-то раскопает. Для этого нужно, чтобы химия миновала кожу и мышцы, попав сразу в организм, разрушая его изнутри. Для этого мне и нужна воронка, — не дожидаясь какого-либо ответа, я двинулась мимо неподвижного Брамса, стремительно выходя на улицу, слыша позади шаги.       Добравшись до тела, я стала сама распутывать ковер, пока наконец не встретилась глазами с Коулом. Но это уже не вызывало во мне мурашек или тревоги. Я поддалась влиянию отрешенности, все решив для себя уже несколько часов назад. И пока Брамс, как ангел смерти, стоял за моей спиной, я прикладывала значительную силу, чтобы открыть рот Коулу. Не с первой попытки, но все-таки раскрывая сцепленные намертво зубы. А дальше все происходило как в тумане. Вот нижняя часть воронки скрывается во рту неподвижной жертвы, Брамс приносит мне скотч, который я у него попросила. Несколько пар перчаток уже плотно покрывают кожу пальцев, и я в последний раз поправляю рукава кофт, чтобы точно не упустить открытых участков. Респиратор уже на мне, когда я притягиваю к себе емкость. — От щелочи у него начнется реакция в организме и пойдет кровавая рвота. Отойди подальше, так как это очень опасное вещество, тем более, в такой концентрации. Ты не должен приближаться, иначе можешь вдохнуть его, и, поверь, ничем хорошим для тебя это не кончится.       И когда уже не было на пути помех, крышка стала поворачиваться в моих руках. А дальше не сложно представить, что происходило. Кровавая рвота не заставила себя долго ждать, поэтому, закончив с раствором, я стала тщательно заклеивать ему рот. Он растворится через какое-то время в бочке, но, по крайней, мере сейчас это не будет мешать.       Закрыв крышку и отставив все лишнее в сторону, я в очередной за сегодня раз приступила к закутыванию тела в ковер, ведь оставался самый омерзительный шаг. — Брамс, Коул крупный мужчина, поэтому… ты должен сломать ему ноги, чтобы мы смогли поместить его полностью в бочку. Ты сможешь? — выдавила я, стыдясь своих слов. — В сарае есть кувалда. Придется бить по ковру, туда, где располагаются ноги. Это поможет ошметкам кожи и каплям крови не разлететься по саду, хоть тебе и придется приложить куда больше силы. После нужно будет раскрыть ковер и запихнуть тело Коула в бочку. — Хорошо, — незамедлительно произнес он, стоило мне только сказать последние слова. Скорее всего, он был готов на все уже с первых моих слов, но решил дождаться, пока я договорю.       Если честно, я не смогла сдержать взгляд, полный благодарности. Это было важным шагом, и я просто не сделала бы этого без него. И то, что он снял с меня часть ответственности, дарило мне облегчение. — Спасибо тебе. Прости, но я пока подожду в доме. Не смогу спокойно слушать эти хрусты.       Стрелки часов шумели слишком громко сейчас, а я выпивала уже второй бокал, убирая бутылку подальше вглубь шкафа. Да, в очередной раз мне было не под силу сдержаться, но все эти картины, мелькающие перед глазами, участниками которых был Брамс, яростно опускающий сейчас кувалду на труп, не покидали меня. Находясь в полной тишине, хруст костей преследовал меня в мыслях. Хотелось надеть наушники с максимально выкрученным звуком, а после спрятаться под покровом пуховых одеял, полностью укрывшись там от всего мира. «Будто бы это могло спасти», — шепнул мне внутренний голос.       Стрелки часов все продолжали свой бег, пока не замерли в моем воображении, стоило мужчине, как и несколько минут назад, появится в поле моего зрения. «Припоминаю, как детстве хотела оказаться в фильме «День сурка», также проживая один день несколько раз, чтобы после исправить свою ошибку, не позволяющей мне выйти из временной петли. Тут почти то же самое: раз за разом Брамс приходит ко мне, но не чтобы спасти, а чтобы забрать с собой». — Спасибо. — в очередной раз произнесла я, смотря прямо в бездну его глаз, пока она безмолвно смотрела на меня в ответ.       И так же безмолвно мы повторили наш прошлый, устоявшийся сценарий, двинувшись теперь уже к бочке. Перчатки так же были на моих руках, только респиратор, что я успела повесить на шею, вновь оказался на лице. Снова я сказала Брамсу отойти, пока методично заливала раствор в большую емкость, стараясь не разбрызгать ничего мимо. И когда все было готово, крышка бочки с резьбой закручивалась в моих руках, пока не совершила свой последний оборот, ознаменовав финальный аккорд в этом спектакле. Больше нам ничего не мешало навсегда распрощаться с Коулом, сокрыв его ото всего мира.       И вместе мы приступили к исполнению задуманного, кладя бочку на бок и начиная катить ее к месту захоронения. Перчатки и респиратор — все вернулось обратно в сарай. Теперь я несла две лопаты, пока Брамс сосредоточился на бочке, указывая нам путь.       Последние усилия, финальный рывок, после которого можно будет вздохнуть хоть немного. И мы сделаем это.       Ночь объединила под своим покровом таких разных людей, непохожих на друг друга, ведя нас через лес в обитель, в которой затеряется наша общая тайна, скрепляющая не хуже наручников или различных обетов. До конца своих дней, каждый из нас будет хранить это место в своих сердцах. На той его стороне, что не показывается людям.