Быстрее, чем засыпать

«Каждый человек, подобно Луне, имеет свою неосвещённую сторону, которую он никому не показывает», – Марк Твен.

Я слышу внутри себя гул. Этот долгий и протяжный звук, застрявший между моими ушами и засевший где-то глубоко в моем мозгу… Он скребет когтями, шепчет странные слова, раздражается, воет и кричит. Но лишь иногда. Когда я слушаю его и обращаю внимание – в эти моменты все происходит будто в замедленной съемке. Чьи-то руки мельтешат из стороны в сторону, изображая тот роковой летящий квоффл в ворота команды соперника, затем открывающиеся рты в порывах смеха, танцы с другой стороны гостиной под, кажется, маггловскую песню, которую притащил Джеймс. Здесь собрался весь Гриффиндор праздновать свою победу, и уже наступила ночь, но никто не собирался расходиться. Я же сижу в дальнем углу зала. Если бы я только мог взять с собой книгу как спасательный плот. Или же просто все спасательные плоты были оснащены книгами. Тогда бы я не взвинчивал себя, сидя в углу на вечеринке, где должен был веселиться. Что ж. Я проделал огромную работу, доставив хотя бы небольшое количество алкоголя прямиком в свое тело. Все мои дни были похожи на диалог с самим собой. А книги делились своим мнением. Моя концентрация усиливается, а звук становится громче. У меня сводит челюсть, внутри начинает бурлить некая опасность, а затем вибрация становится только хуже, проходя через меня, через все мое тело… В голове все смешивается – паника, тревога, пустота. Пустота, в которой я, бывает, застреваю, как утопленник в Черном озере, лишь с единым шансом на спасение, пока русалки не утащили на дно. Мое спасение сейчас сидело где-то наверху, в комнате напротив нашей, где проходил турнир по бирпонгу. Когда я заглушаю эту вибрацию, чувствующую под действием алкоголя свободу, эмоциональное выгорание сходит на нет, не столько физически, сколько… Это может длиться часами. Однажды это длилось несколько дней, но я не рассказал об этом никому из парней, даже когда вернул себе контроль. Волк рвется наружу вблизи полнолуния, но мне требуется время между циклами, чтобы восстановиться, чтобы снова почувствовать себя… собой. Я не знаю, как это назвать, возможно, я схожу с ума. И это пугает меня до чертиков, потому как я должен держаться лучше остальных. Ведь они пожертвовали ради меня своей жизнью, став теми, кто смог бы под светом луны охранять мою личность. А я стал их опорой здесь, в школе. Если честно, я никому не говорил это, кроме нее… – К черту жалеть себя, Римус. Меньше никчемных рефлексий и больше волчьих рефлексов, – почти кричит мне в ухо Лили, передавая стакан воды, за которым она уходила еще минут двадцать назад. Иногда я так глубоко заглядываю внутрь себя, что могу убить там время, что провожу в одиночестве. Вопреки всеобщему мнению, Мародеры не всегда находятся вместе. Бывают дни, когда нам хочется отстраниться друг от друга. – Да, спасибо, – я принимаю стакан и осушаю его почти до дна, оставшуюся часть плеснув в лицо. Вечеринка продолжалась уже четвертый час, и все переехали с импровизированного танцпола на диваны перед огромным камином. Группа старшеклассников сплетничала об учителе по ЗоТИ и директоре. – Ты видел, во что он одет? Мои домашние эльфы и то одеваются лучше, – рассмеялась Марлин, чему никто не возразил. – Дамблдор выглядит, как добродушный дядюшка-крестный, который может подарить баллы, но при этом подбросит работенку на полдня или чужого ребенка тебе под дверь. Никогда не знаешь, что от него ожидать. – Видимо, Трелони нам было недостаточно, – пробурчала Амелия Боунс. И с ней было трудно не согласиться. – Он все равно не задержится здесь еще на год. Ходит слух, что Министерство хочет его отставки, – напомнил им парень, чей голос Римус не смог опознать. – Не могу себе представить, чтобы кто-то другой руководил школой. Мы будем по уши в дерьме! – громче всех возмущалась Марлин. – Чему они смогут нас научить? Слухи о Дамблдоре ходят уже давно, но говорят, что причиной тому были показания Гриндевальда прямо из тюрьмы, а его слова все еще попадали под сомнение. Все-таки с момента вступления на пост главы Хогвартса именно Дамблдор тщательно подбирал учителей на должность, полностью отменил телесные наказания и всегда был в курсе новостей школы, интересуясь жизнью учеников. Римус его уважал и был благодарен за тот жест поддержки, что получил от него. – Готов поспорить, что любая девчонка в этой гостиной сдаст экзамен по Зельеварению, лишь улыбнувшись или подмигнув Слизнорту, – хохотал кто-то из парней. Стаканы в их руках уже были полупусты, но настроение зашкаливало, ведь вечеринку с Хэллоуина пришлось перенести и совместить с победой в игре. Лили Эванс была той, кого не интересовали ни чужие дорогие костюмы, ни странные взгляды в сторону некоторых студентов, ни якобы случайно выпивший и шатавшийся по коридорам Слизнорт. Она села на пол передо мной, скрестив ноги, и облокотилась спиной на кресло. Мы не говорили с ней уже несколько дней, хотя никто из нас не держал эту дружбу в секрете. Лили была той, кто сразу меня поняла, кто не упрекала, не подкалывала и могла приструнить одним острым словечком. Я решил поделиться с ней наблюдениями. – Вы сделали это, – просто произнес я, намекая на их отношения с Джеймсом. – Ну, я не совсем понимаю, о чем ты. Он просто вроде как поцеловал меня, знаешь. И я никогда не позволяла ему ничего большего, чем объятия. Не знаю, как это случилось, но… – скомканно объясняла рыжая. – Подожди-подожди, так вы просто поцеловались? – уточнил Римус, удивленно вскинув брови. Рыжая засияла перед ним, встав и плюхнувшись на место рядом, когда дверь из комнаты сверху внезапно со стуком отворилась. – Лили Эванс, я люблю тебя! – услышала вся гостиная несколько раз, пока Джеймс с маской льва на голове и, видимо, проигравший в очередную им же выдуманную игру, неуклюже спускался по лестнице. Вчера он был звездой матча. Тот снитч, пойманный прямо посреди трибун, да еще и ногами, был чем-то за гранью возможного. – Извини, – пробормотала Эванс и вышла из укромного уголка, чтобы поймать Поттера. – Договорим завтра, ладно? – бросила она напоследок, не дождавшись ответа. Я лишь пожал плечами ей в унисон, что не было нисколько не подозрительно, ведь мы часто копировали позы и фразы друг друга. Она была частью Мародеров, хоть и официально не участвовала в наших безумствах за пределами школы. – Спать! – прозвучал ее голос уже где-то из середины гостиной, сразу выгнав всех по кроватям. Римус двинулся вверх по лестнице, завалившись на свою постель прямо в одежде. – Я рад, что ты с нами, Лунатик, – пробормотал Питер где-то с другой стороны комнаты, видя уже второй сон. Хогвартс был тихим, мирным и спокойным местом. Здесь всегда было так. А его друзья были теми, на кого он мог бы положиться. Бывали ночи, когда ему хотелось от них сбежать. Начать жизнь с чистого листа. За пределами Хогвартса. Заново. Сохранить себя, но стать чем-то новым, с новой целью и жизненными ориентирами. Но правда была в том, что он никому не нужен за этими пределами. Что ему отчаянно надо унять это внутреннее чувство, которое выбивали из него ребята, ведь он всегда останется Мародером. До самой смерти. Они никогда не смогут сбежать от своего прошлого «я». Ночью в коридоре раздавались шаги. Снова и снова. Такой нетерпеливый марш, выстукивающий в такт тихому барабану в его голове. Если бы не бессонница, то он и не обратил внимания. Но Римус свесил ноги с кровати, все еще ощущая, как кружится голова, встал и тихо вышел из комнаты. Сон не был для него чем-то обязательным или особенным, и так повелось с подросткового возраста. Он казался вечно бодрствующим. Ему бы хотелось, чтобы все эти страхи ушли, но благодаря своим друзьям он поборол пока лишь часть из них. Некоторые все еще остаются. Всегда задерживаются чуть подальше, но никогда по-настоящему не уходят. Девушка, стоявшая внизу в гостиной, была одета в мягкий белый свитер и качалась из стороны в сторону. Забавно. Она так подпитывает слухи о том, что и есть призрак? Если бы кто-то из этих придурков вышел посмотреть, что там происходит, то перебудил бы всю Башню своим испуганным криком. Римус осторожно спустился. Ее глаза были закрыты. Ее будто здесь… не было. Или она была не отсюда. Холодное прикосновение к ее плечу отрезвило девушку. Она развернулась и уткнулась во взгляд его карих глаз. – Две ночи… – начал было Римус, но она его перебила. – Да, прости. Я знаю, что не даю тебе спать, ты ведь слышишь, как… – девушка резко прервалась. Ударила себя рукой по лбу. Улыбнулась. И продолжила свое молчание. – Ты не спишь совсем? Может, стоит обратиться в Больничное крыло? – предложил ей парень. Он старался быть с ней более… деликатнее в выборе фраз, понимая, что девушка появилась из ниоткуда, попала в никуда, ни с кем не говорила и не общалась, кроме как с Мародерами. Да и то, перебросившись парой фраз. Вчера в библиотеке он застал ее сидящей в дальнем углу, где обычно учился сам, но не стал прерывать ее мыслительный процесс, отметив про себя, что найдет другое место для уединения. И заметив счастливую парочку гриффиндорцев за столом напротив выбранного ею ряда. Один из них точно пришел сюда не учебники листать. – Я могу тебе чем-то помочь? – еще раз озвучил свое предложение Римус, наблюдая за тем, как девушка перебирает что-то в пальцах. Какой-то странный предмет. – Нет, все в порядке. Мне просто нужно время, – заверила его она. – Иди спать, спасибо тебе. Я в порядке. Бывали моменты, когда им всем было одиноко. Римус это замечал. По крайней мере, чувствовал острее остальных. Никто из них не отрицал этого, но становилось неважно, находятся ли они в толпе, на квиддичном матче или в чьей-то компании. Ситуации становились все сложнее с каждым годом. Будто что-то приближалось. Что-то, что никто из них не мог бы предугадать. И Гермиона стала неким знамением – вот, что он думал о ней. И сегодня он чувствовал то же самое. Но сегодня ее одиночество выглядело по-другому. Сегодня он решил задаться вопросом, почему, в конце концов, она себя так чувствует. Всеми возможными способами его разум пытался пробиться сквозь ее защиту, но сердце ее было против открыться ему. Пока что. Он бы не хотел идти на поводу у своих эмоций. И понимал, что ее ситуация была намного сложнее и неоднозначнее, но все равно Римус будет упорно продолжать добиваться ее дружбы. Ее глаза кричали о том, что она не привыкла чувствовать себя одинокой. Вот причина. Она выглядела такой… несчастной. Но сегодня ночью Римус решил освободиться от оков и подумать. Сложить все взгляды, услышанные в далеких коридорах, библиотеках, кабинетах слова. И прийти к выводу, формируя план. Забавно, что в голове у каждого из Мародеров всегда формировался план. Но для начала ему надо будет забрать карту у Сириуса. Он глубоко ощущал, что ему не потребуется много времени, чтобы получить ответы. И оказался прав. Гермиона протянула ему руку и вручила книгу, о которой он не решался спросить сам. Что ж, это уже лучше, чем ничего. Похоже, здесь он уже был не нужен, а сидеть вторую ночь подряд и караулить, не сделает ли что-то с собой девушка, не очень-то хотелось. Римус вернулся обратно в комнату и только тогда заметил отсутствие Сириуса. Блэк сбегает вторую ночь подряд, делая вид, что никто этого не замечает. Полный придурок. Приход Луны ощущался для Римуса как кислота в его венах, которая тянула и обжигала горячей струей. В некоторые месяцы она казалась более реальной, чем в другие. Сейчас он слышал, как кровь пульсирует по его телу, по телу друзей в комнате, настойчиво, как по барабану. Они были бы мертвы. Все. И это была бы его вина. Иногда такие сны ему и снятся. Поэтому Римус не мог заснуть, возможно, из-за страха убить собственных друзей. Он не злился на себя, но иногда стирал костяшки до крови об стену рядом, чтобы не закрыть глаза. Боль все притупляла. Однажды он проснется и поймет – это так кончается детство. Римус стиснул зубы и посмотрел вниз в мерцающую тишину окна, которая напомнила ему о решении, куда он отправится после выпуска. Это было правильное решение. Он еще поговорит о нем с Мародерами. За размышлениями прошла большая часть ночи ровно до того момента, пока комнату не осветили первые лучи, и в нее не влетел разгневанный Сириус. От него так и исходило недовольство, смешанное с чем-то странным. С чем-то, что он старался игнорировать. Но Римус не был бы другом, если бы не обсудил с ним это. Позже. Сейчас он потянулся за стаканом воды, сделав длинный глоток. Еще двадцать семь ночей. Руки медленно сняли старую рубашку, заменив на чистую. Он успел уловить, как вся правая сторона его живота все еще отдавала уродливым голубовато-фиолетовым оттенком. Он уже не ощущал физической боли, но зрелище было не из приятных. Это был подарок с прошлой ночной вылазки, когда он столкнулся с кем-то в лесу. Римус плохо помнил события, но точно запечатлел лица его придурков, которые судорожно стирали с него кровь и использовали зачем-то бадьян. Поверх рубашки шел утепленный жилет, рука потянулась за галстуком, который быстро оказался на положенном месте. Брюки, выглаженные заклинанием, тоже надо было сменить. Лицо… Римус не любил посещать ванную комнату лишь потому, что ненароком замечал свое отражение. Он все еще не привык к тем шрамам, что покрывали большую часть его… лица. В которое никто никогда не может смотреть дольше минуты, не считая Мародеров и Лили. Теперь еще и Гермионы. Сириус споткнулся на полпути из Башни и всю дорогу бормотал что-то наразборчивое, придумывая очередной безумный план. Это было… так привычно. Римус проверил время, они еще успевали дойти до Большого Зала, но уже опоздали на первые, самые вкусные блюда, что разлетались со скоростью света. Особенно за столом гриффиндорцев. Он встал с головной болью и сухостью в горле, поэтому выбрал самое безопасное сейчас – тыквенный сок. Две фигуры, Джеймса и Сириуса, сидели сгорбленным дуэтом и что-то бурно обсуждали, в то время как Питер сжимал в руках газету и дрожащими руками перелистывал страницы. – Что-то не так? – озвучил свой вопрос Римус. – Да нет, просто очередное странное нападение в маггловской части Лондона. Авроры не могут объяснить причин, но говорят, что это не связано с выбросом магии. Хотя вызывали их по этому поводу, – протараторил Хвост, привлекая внимание Сириуса этими словами. Джеймс нервно сглотнул. – Это об этом ты мне все уши прожужжал с утра пораньше? – скорее возмущенно прозвучал Сохатый. Газета из рук Питера мгновенно оказалась у Бродяги, и кусочек статьи уже оторванным островком лежал прямо перед ним на коленях. Джеймс раздраженно вздохнул и показательно отвернулся к Лили. Конечно. Никто бы ему не поверил. Сириусу вообще редко верили с первого слова, даже Мародеры. Такую уж славу он себе заработал. Но Римус собирался поговорить об этом. Весь день он думал о том, как после отработки у МакГонагалл привлечь внимание Сириуса и чем бы его подцепить, чтобы вывести на эмоции. План прокручивался у него в голове, пока он шел по коридору в сторону гостиной, чтобы забрать учебники и домашку, так беспечно оставленную в комнате. Проходя мимо одного из кабинетов, он услышал знакомые голоса директора и ночной прогульщицы. – Да, мисс Грейнджер, вы не сможете вернуться обратно. Это запрещено. Не только законом, но и постулатами времени. – Но я не понимаю, директор. Почему вы запрещаете мне всего-то попробовать? Разве не все великие открытия… – Все великие открытия совершались взрослыми волшебниками, мисс Грейнджер. Время нам неподсильно. К тому же, вы же не хотите вновь оказаться на той стороне. Римусу становилось неловко от подслушанного, но все еще непонятного для него разговора. Значит, Гермиона остается в школе. И значит, что Дамблдор ей запретил искать выход. Интересно. Надо будет рассказать Мародерам. Несмотря на то, что они были на седьмом курсе, ребята все еще оставались теми детьми, что жаждали какой-то сказки или приключения, способного перевернуть их жизни с ног на голову. Этим объяснялись их связь и жуткое желание что-то преодолеть или разгадать. Единственной загадкой в этом году для них была новенькая – Гермиона Грейнджер. Люпин двинулся дальше, не решаясь задерживаться. Схватив первый попавшийся учебник и не найдя в столь короткий срок своей домашней работы, он вернулся в класс совершенно расстроенный. – Есть вопросы? – учитель оглядел кабинет. – Что-то непонятно из чар? Римус поднял руку. Взгляд профессора сразу же устремился на него. – Да, мистер Люпин? Удивительно, как учителя Хогвартса запоминают всех по именам. Он бы никогда не смог вместить в своей голове столько ненужной и бесполезной информации. – Есть ли способ укрепить эти чары? Может, используя Патронус? – Прекрасный вопрос, мистер Люпин. Обсудим его на следующем занятии, а пока сдайте мне ваши пергаменты, и хорошего вам дня, – план заговорить учителя не удался, про домашку он все-таки вспомнил. Судя по недовольным вздохам рядом, почти никто из Мародеров не был готов к такому повороту событий. На этом занятия сегодня закончились и настало время отработки. Я все еще не поговорил с Сириусом, не найдя удобного момента. И все еще не подколол Джеймса по поводу поцелуя, который, по его словам, случился уже давно, не подгадав удобного случая. Оставим это на потом. – Бросишься ко мне в объятия, если я скажу, что придумал, как сократить наш срок наказания? – начал Джеймс, пока они отмывали столы и полы в кабинете. – О, Джеймс, я так давно хотел тебе признаться, что души не чаю в твоих теплых руках, что будут обвивать мое тело. Между прочим, крепкое и подтянутое. Сегодня я был на тренировке, а с утра, как всегда, вышел на пробежку… – Сириус, ночные вылазки и утренние возвращения в Башню, чтобы остаться незамеченным, нельзя назвать пробежкой или тренировкой, – подметил Питер. Ох, не он один заметил это за Сириусом. – Плюс двадцать очков Питеру с Гриффиндора! – бросил тряпку в него Блэк. – Осторожнее, у меня еще свидание сегодня, – вот его, мой шанс. Давай, Римус. – С той рыжей бестией, которую впервые на днях поцеловал? – на его фразу обернулись сразу двое Мародеров, которые сразу же переглянулись между собой, а потом бросили ухмылки в сторону Джеймса. – Ну, нет. Это был больше, чем просто поцелуй. Римус, она такая… – О, увольте меня слушать про ваши лобызания. Господи, Джеймс, когда ты успел стать таким романтиком? – Тогда же, когда ты достал мертвую девушку с того света? – бросил в него Сохатый. – О, и ты туда же. Призрак, ну да, конечно. Скажи еще, что попытался ее потрогать, как тот придурок с Когтеврана, который думал, что рука пройдет насквозь, – как-то слишком агрессивно прозвучал Бродяга. Лунатик закатил глаза. – Сириус Блэк, неужели нашлась девушка, которая завоевала твое внимание. – Отъебитесь, мойте пол, – он бросил тряпку на пол и оставил их наедине. Парни лишь безмолвно переглянулись, закончили работу и вышли с Джеймсом вслед за Блэком. Он, как и всегда, закурил свою черт знает какую по счету сигарету, предложив вторую Джеймсу, но тот отказался. Все поняли почему – свидание. Никто не начинал разговор первым. – Я не хотел, – извинился перед Мародерами Сириус, подняв бровь и хмуро уставившись вперед. – Надо поговорить о тех магглах. Из газеты. Римус, листок с собой? Люпин потянулся в карман, достав смятую бумагу и ожидая следующего шага. – Не говорите мне ничего об этом. Это полный бред. С чего вы взяли, что там есть что-то, что связано с этой новенькой девчонкой? Да, совпадают даты и время. Но это лишь случайности, – расчетливо произнес Джеймс, запустив руки в карманы. – Случайностей не бывает, и ты это знаешь не понаслышке, Сохатый, – так Бродяга напомнил ему об одной из ночей в маггловском Лондоне, где они гоняли на мотоцикле, вляпавшись с очередную историю. И еще долго будет ему это припоминать, как и они все. Джеймс тогда хотел впечатлить Лили. Он лишь поднял бровь в ответ и вздохнул. Римус оглядел этих двоих чуть свысока, ковыряя своим туфлем пол под ногами и удерживая в руках, возможно, роковую бумажку. Протянул ее Джеймсу. – Когда будешь готов – прочти. И тогда мы поговорим, – заявил Люпин, уверенный в том, что эти двое смогут договориться. Джеймс ушел первым, дав шанс Римусу поговорить с Сириусом наедине. – Ты сегодня какой-то притихший, – он указал в сторону Лунатика сигаретой, даже не повернувшись. – Ну, нет смысла сейчас обсуждать меня, когда есть ты, – ответил тот скучающим тоном. – Я расстроил тебя? Так скажи. Выкладывай, что я снова сказал не так, – Блэк снова выглядел задумчивым и раздраженным, мыслями явно пребывая где-то не здесь. Я подошел ближе. На этот раз Бродяга развернулся и уставился на меня. Так я смогу видеть, что он говорит со мной честно, а не играет на эмоциях. – Я к этому привык, но Гермиона… – Что Гермиона? С каких пор девчонка присутствует в разговоре между мной и тобой? – подмигнул ему Блэк. – Блять, будь серьезней. Я скажу тебе прямо. Ты слишком резок и груб. Ты ведешь себя с ней как придурок. Тогда в библиотеке, например. Кто вообще просил тебя идти и разбираться, кто она такая, пришла ли она по посланию твоей матери или сестер или это очередной розыгрыш Регулуса. Черт, Блэк. Не будь ребенком, хватит где-то витать. Он бросил сигарету на пол, сминая ее своим ботинком, и вернул свой взгляд к Люпину. – Она в моей голове, – он указал пальцем прямо на висок. – Прямо вот здесь. Постоянно. Я… Я не знаю, что это значит... – О, мой друг, это называют влюбленн… – Херня! Я точно в нее не влюблен. Я видел ее всего несколько минут, – он снова был слишком взбудоражен, будто Римус силой заставлял его выдавать эти слова и чувства. – Тогда, заинтересованность? – предположил Люпин. – Я ее чувствую, – немного тише произнес друг, посмотрев себе под ноги. – Это странно, согласись? Мне кажется иногда, что я слышу ее мысли или могу дотронуться до ее эмоций. Что даже звучит как полный бред! – Блэк пнул подвернувшийся по ногу камешек. Римус с улыбкой вздохнул и положил руку ему на плечо. Как и всегда. Жест, оставшийся между ними двумя. Жест, который его успокаивал. Наступила пауза, которую разрывали хохот и фразы со стороны кабинета, где сидели Джеймс с Питером, видимо, закатив шахматную партию, судя по возгласам: «Питер, твоя очередь! Шах!». – Приятель, мы разберемся с этим, обещаю, – Римус протянул ему целую газету, которую сохранил с утра, чтобы внимательнее изучить. Он знал, что, если Сириус чем-то увлечен, значит, это для него важно. Блэк открыл было рот, чтобы возразить, но лишь усмехнулся. Он бы хотел сказать им оставаться голодными и безрассудными. Но их безрассудство больше граничило с безумием, нежели со стойкостью, и сейчас было запечатано буквами на этом клочке бумаги.