oblivion

На улице сыро, запах дождя, что прошел несколько часов назад, всё еще стоит в воздухе, оседает в легких свежестью и тоской. На кладбище тоска ощущается особенно остро. Его знакомые и друзья стоят рядом возле могилы, красивым шрифтом на ней выбито Манджиро Сано. Такемичи до сих пор помнит остывающее тело на руках и горячие слезы в черных омутах. Помнит, пистолет в руках Наото, который пытался оттащить друга от трупа. Никто не говорит ему ни слова, люди не смотрят в его сторону, только на камень, под которым лежит тело их друга. Он видит всю верхушку Тосвы, которая понурив головы не издает ни звука всю церемонию. Они стоят, как каменные, не двигаясь с места. А разве они все не лежат под землей вместе с Майки? Возле забора ближе к лесу, почти в самом конце кладбища, стоит высокая худощавая фигура, облаченная во все черное, неестественно длинные руки практически касаются земли, когда этот человек горбится. Такемичи видит его, а он видит Такемичи. Когда церемония заканчивается все начинают расходиться, Ханагаки толкают молчаливые спешащие люди, наступают на ноги, задевают плечами, блондин еле удерживается на ногах. А странная фигура уже стоит на выходе с кладбища, совсем рядом. Черные пустые глазницы смотрят прямо на него, люди, уходящие с похорон, проходят мимо, не замечая чудовища, бредут к машинам, стараясь поскорее вернуться в теплые квартиры. Страх охватывает всё тело, ноги не двигаются с места, хочется закричать, позвать на помощь или убежать подальше, но язык не слушается, а знакомые не видят его состояния, игнорируя так же, как и черную фигуру у входа. Костлявые пальцы закрывают железные ворота, медленно приближаются к голубоглазому парню. «Оно» становится прямо напротив, макушка Ханагаки приходится ему до груди. Черное тело склоняется со странным скрипом, кладет острые худые ладони на плечи и тяжело дышит, опаляя лицо тухлым запахом из пасти. Оно хрипит неразборчиво, а Такемичи с силой закрывает глаза, слезы катятся из глаз, осознание, что ему никто не поможет, сильнее бьёт под дых, чем ситуация, в которой он оказался. Он совершенно один и никто не заступится за него, это только его проблема. Но разве Такемичи попросил помощи? Так они и стоят вдвоем посреди кладбища, черное чудовище и парень, что практически потерял сознание от страха и изнеможения. Тело вновь заходится в хрипе, тонкие длинные пальцы дрожат на плечах, начинают трясти Ханагаки с нечеловеческой силой. Тело перед ним переходит на крик, истошный протяжный вопль пронзает тишину, а Такемичи найдя силы контролировать своё тело падает на землю и закрывает уши ладонями. Он не знает сколько просидел так, дрожа от страха, но открыв глаза не видит перед собой никого. Ханагаки осторожно встает и бежит на ватных ногах в сторону выхода. Запыхавшись он садится в машину, холодными пальцами поворачивает ключи, поправляет зеркало в салоне и сердце снова перестает биться. На задних сиденьях сидит «оно», такое же уставшее, как и человек на водительском сидении. Тело, сгорбленное пополам, смотрит на Ханагаки через зеркало, его гнилые губы шевелятся, но снова слышатся только хрипы. До Такемичи доходит, что чудовище отчаянно пыталось ему что-то сказать, но он не пододвигается ни на сантиметр, сжимая до боли руль. Вонь протухшего мяса заполняет автомобиль, тело успокаивается и лезет к нему, перегибаясь через сиденья. Оно ужасно упрямое, на морде написана боль от каждого движения, но наплевав на это всё равно делает по-своему, желая достичь своей цели. Характерный треск доносится до Такемичи, когда лицо чудовища приближается к его уху. И наконец из пасти вырывается одно единственное слово «Помоги» Такемичи просыпается от очередного кошмара и пытается отдышаться. Осознание, что он находится на больничной койке приходит не сразу. Воспоминания вчерашнего дня приходят нехотя, отрывками и они нисколько не лучше, чем его сон. «Я назвал Баджи-сана мертвым» Ханагаки тихо смеется в пустой темной палате, чуть поднимается на локтях осматривая помещение, движение сразу отдается тянущей болью в голове. Кто-то любезно выключил свет, а солнце уже село. В полу мраке мало что можно было рассмотреть, но блондин уже столько раз бывал в больницах, что ориентируется в палате лучше, чем в собственной квартире. Такемичи со стоном падает обратно на кровать, прикрывает уставшие глаза, до ушей доносятся шаги и шум в коридоре, кто-то громко разговаривает, но парень не может разобрать слов, сколько бы не прислушивался. «Он, наверное, меня прибьёт». В воспоминаниях проносятся две пары глаз, наполненные страхом, а сознание подкидывает в добавок их мёртвые тела и холодные каменные плиты с высеченными знакомыми именами. Спокойно, они все живы, они всё ещё живы. Всё остальное в прошлом, это не по-настоящему для них, только для тебя, для других этих событий не существует, они не вспомнят и тебе тоже стоит забыть. Только как забыть холодные безжизненные тела родных людей на ум никак не приходит. Живые мертвецы приходят к нему каждую ночь и ревут на его плечах, вцепляются острыми ногтями за тело, скребут до мяса и не желают отпускать. А Ханагаки не убегает, обнимает в ответ и тихо воет, как раненое животное, вместе с ними. Он сам не хочет разжать хватку, Такемичи никогда не сможет освободиться от этих трупов, что тянут его под землю, а они любезно оставили для него место рядом с ними. Мертвое должно оставаться мертвым, реальность любит порядок и не выносит хаоса. А разве Такемичи Ханагаки был жив? Что-то скрипит в углу комнаты, а к железному запаху крови добавляется вонь тухлятины. *** Баджи с Чифую стоят у входа в больничную палату, из которой недавно вышло несколько врачей. Им обоим сказали, что здоровью их друга сейчас ничего не угрожает, но посещать пациента пока нельзя. Они так и остались стоять рядом и ждать друзей, которые уже ехали сюда, игнорируя правила дорожного движения. Пустой коридор больницы был до ужаса тихим и безлюдным, только двое подростков подпирали спинами отвратительно белые стены. - Чт.. Что он имел в виду, когда сказал, что я умер? – черноволосый смотрит в пол, во рту пересохло, он не помнил, как они с Чифую добрались до больницы, в карету скорой помощи их не пустили. В мыслях еще стоял образ голубых неживых глаз, смотрящих на него, как на восставшего мертвеца. Голову оплавляло раскаленным металлом от всего случившегося, хотелось прекратить думать, хотелось забыть всё это, а завтра прийти на ночное собрание и как в старые добрые времена увидеть всех здоровыми и беззаботными. А самого Ханагаки ударить хорошенько, как обычно ни за что, и посмеяться от души. Но ничего из этого не исчезает, как бы сильно не хотелось, а Чифую не говорит ни слова. Мацуно что-то знает и молчит, как воду в рот набрал. Состояние блондина не лучше, чем у капитана. Чифую сидит на полу, обвивает колени руками, стараясь успокоить нервы. Такемичи раскрыл ему свою тайну, доверился ему, а он не смог увидеть, что с ним что-то творится. Он не должен был верить отмазкам «не выспался», «просто устал сегодня», должен был что-то сделать, но вот голубоглазый снова на больничной койке. В этих мыслях Мацуно как через толщу воды слышит слова Кейске и не отвечает, знает, что партнер имел в виду, но не хочет верить, что Такемичи серьёзно это сказал. Ханагаки ведь понимает, что Баджи, капитан первого отряда, которого он сам недавно спас, живой, что в этом прошлом он живой, стоит крепко на ногах, а не лежит под несколькими метрами под землёй. Такемичи же помнит это, верно? Или уже нет? - Чифую, не игнорируй меня, - Баджи поднимает голову и хочет сказать ещё что-то, но его прерывает дикий шум, доносящийся с конца коридора.