oblivion

– Что за чушь ты мне рассказываешь? – рычит в это время Какуче, – Мучё не стал бы приносить танто на пацанские разорборки, у него больше гордости, чем ты думаешь! Такемичи оборачивается, ищет взглядом Мучё, тот уже лежал на земле, поверженный дуэтом младших братьев. Скоро всё должно было начаться, необходимо лишь заставить Хитто смотреть. Он поворачивается к бывшему другу полубоком, чтобы наблюдать за терзающимся мыслями Мучё. Никто не подходил к ним двоим, обходили стороной, Какучё боялись из-за силы, Ханагаки сторонились из-за внешнего вида. – Ты сражаешься ради Изаны, - хрипит Такемичи и вновь вытирает стекающую по подбородку кровь, – Пожалуйста, Какосик, защити его и будь уверен, что он тоже хочет спасти тебя. Иначе Кисаки пристрелит вас обоих. Яростный крик заставляет резко повернуться. Пара бездумных бросков на томанцев и лезвие танто задерживается, неспособное сопротивляться сильным руках. Хитто точно бьет в солнечное сплетение и Мучё присоединяется к ножу на асфальте. – Я понял тебя, Такемичи, но Поднебесье не проиграет, - рядом стоявшие Чифую, Инуи, Хаккай и Соя не держатся на ногах после ударов Какучё. Томан замирает, из верхушек стояли только Мицуя и Кадзутора. Оба сильно вымотанные, числовое превосходство Поднебесья даёт о себе знать. Какучё же приближается к Ханагаки. – Такемичи! – Мицуя тщетно пытается пробиться сквозь толпу, но сил уже не так много, как в самом начале. – Что встал, Какучё? Добей его, - Изана подходит ближе, желая уже закончить битву. Он достаточно повеселился, наблюдая за последними рывками Томана. Единственное чего ему не хватало для полного удовлетворения – видеть своего брата поверженным. «Я защищу его» - шепчут Такемичи на ухо прежде, чем кулак Хитто врезается ему в живот. Блондин заходится в хриплом кашле, падая на колени, руки обвивают собственный живот. Вдохнуть не получается. Он опирается одной рукой о холодный асфальт, на руку приземляется пара снежинок и мгновенно тают. Такемичи усмехается про себя. По крайней мере, он всё еще теплый - живой. Без труда различимый смех Изаны и встревоженные вскрики его товарищей заставляют бурлящее в груди чувство перевернуться, Такемичи сжимает кулаки и, стиснув до боли зубы, встает. Злость заставляет его вновь дышать. Он различает крик Чифую. Тот просит отступить. Но разве сейчас время делать шаги назад? Когда пройден такой огромный путь. Кажется, что осталось совсем чуть-чуть, чтобы выбраться из этой петли смертей, что завязало вокруг его шеи само время. Видя, как кулаки Хитто подрагивают – явно не от злости – Такемичи не собирается поворачивать. – Пока я здесь, Томан не проиграет, - он произносит слова прямо по «сценарию», для собственной уверенности, и чтобы наконец перейти к следующему действию. Ведь на сцене появляется новый персонаж, что ждал своего выхода с самого начала. Кисаки приставляет дуло пистолета к его лбу. Такемичи как никогда спокоен. Право, он бросает все свои силы, дабы устоять на ногах и сохранить лицо, даже если захочет – не сможет ударить Тетту. Но ему и не нужно, Какучё делает это за него, отбрасывает пистолет подальше, а самого Кисаки припечатывает одним ударом, последний сразу теряет сознание. Ханма вмешивается незамедлительно, хочет подбежать к Кисаки и уже почти достигает его, но ему достается от воспрянувшего с новыми силами Баджи. Черноволосого капитана поднял на ноги Кадзутора и сейчас вместе с ним отвлекал на себя Шуджи. Из лучших подопечных главы Поднебесья остается Какучё. – Какого черта ты творишь, Какучё? Ты предаешь меня? – говорит Изана слишком спокойно для всей ситуации. У Хитто пробегают мурашки по коже. – Ни в коем случае. Я понесу за это наказание позже. – Ты нападаешь на своих, почему я должен тебе верить? – Курокава двигается в его сторону медленно, фиолетовые глаза с подозрением осматривают друга, что никогда не перечил ему. – Я не позволю Поднебесью пасть до убийств, Изана, - его голос, к счастью, не дрогнул. Если всё, что ему рассказал Такемичи является правдой, то Какучё не посмеет отступить. Он не хочет больше терять близких людей. Изана метает кинжалы из глаз, и все летят прямо в Ханагаки. – Ты… это твоя вина. - Вот только Кисаки лежал без сознания со сломанным носом неподалеку. «Проиграл» - пульсирует голос в голове беловолосого, «я не могу проиграть» - вторит ему другой. Знакомый гул мотоцикла раздается по округе. Такемичи оборачивается по сторонам на поиски источника звука, боясь, что ему померещилось. Но вот к пристани подъезжают два байка, ослепляя всех светом фар. Мотор глушится, свет исчезает и двое человек длинными шагами идут прямо в центр драки. Люди торопливо расходятся перед ними, пропуская прямо к Изане, Такемичи и Какучё. Черный плащ идеально лежит на плечах главы Томана и Такемичи не может заглянуть заглянуть в лицо Майки. Ему страшно от того, что он мог увидеть. Было ли там презрение или злость? Такемичи думает, что обе эмоции имеют там место быть, Майки думает, что Ханагаки на пристани быть не должно. Манджиро кладет ладонь на его плечо, слегка сжимая, чтобы голубоглазый наконец посмотрел на него, – Такемучи, я закончу здесь, а ты пока отдохни, - Майки проходит вперед, закрывая Ханагаки от взгляда своего брата. – Но… - блондин пытается возразить, сказать, что он в порядке, он еще может драться и стоять за них, он хочет довести начатое до конца. Иначе кошмары будут донимать его до конца его дней. Однако не успевает он запротестовать, как Рюгуджи осторожно передает его на сохранность Чифую. «Мы разберемся с этим, Такемичи» - кричит Доракен, когда Мацуно уводит его с пристани. Ханагаки слабо вырывается, желая остаться. Страх скрутил живот. А что если нет? Что если они не справятся, тогда всё было напрасно. Видеть Майки и Дракена на ногах было счастьем, но оставить их одних там, где могло случиться всё что угодно – настоящая пытка. Ощущение катастрофы сдавливает легкие, грудь будто пронзило колом, словно тонкая бледная кожа рвется, оставляя после себя фантомную жужжащую боль. Это чувство невыносимо, он задыхается, захлебывается в собственном страхе, а его всё тянут и тянут дальше. Может быть его и тащат на сушу, но почему тогда Такемичи не может дышать? Блондин резко отталкивает Мацуно немеющими руками и падает на колени. Кончики пальцев покалывает, но они не шевелятся, когда хозяин желает этого, подобно как собственное тело пытается избавиться от него, словно это он главная опасность для него же самого. Как будто он и есть главная болезнь, разрушающая человеческую беспомощную плоть. Если все закончится, как прошлый раз, виноват будешь ты. Чифую поглаживает его по спине, готовый в любой момент подхватить, пока Такемичи тошнит. Через пару минут голубоглазый вытирает слезы и рот рукавом формы, встает с помощью Мацуно только для того, чтобы рухнуть без сил своему другу в руки. В последние минуты, когда он оставался в сознании, были слышны победные крики свастонцев. *** Такемичи у себя дома. Вот его кровать со скомканным одеялом и простынёй, куча настолок, несобранный пазл, гора грязной одежды на стуле, учебники на столе, всё, что могло бы описать его, как определенного члена общества. Не было только надоедливого тиканья настенных часов. Окно открыто, но в комнате стоит запах гнили. Ханагаки не заметил его вначале. Черная худощавая фигура сидела за низким столиком, сгорбившись, пытаясь дрожащими пальцами приставить пазл в головоломку. Маленькая деталь выскальзывает, падает на пол, но чудовище вновь поднимает и пытается снова, пока не находит нужно место для присоединения. Картина не закончена, но черная фигура выглядела довольной. Это выглядело даже смешно, до тех пор, пока пустые глазницы не обратили свое внимание на Такемичи. Кажется, «оно» всегда знало, что Ханагаки был здесь. - Всё идет на убыль, - черное нечто с трудом выскрипывает слова, - Рано или поздно всему приходит… - голос чудовища теперь больше походил на тот, что постоянно жужжал в его голове ненужные удушающие мысли. Хотя этот не был злым или подкалывающим, он звучал устало, - …конец. - Нет! – кричит блондин в ответ, - Почему всё должно заканчиваться? Я еще могу крепко стоять на ногах, мои друзья всё еще нуждаются во мне! Со мной всё хорошо! Ответа не приходит. Фигура неодобрительно качает головой, затем поднимается и зимним сквозняком выползает за дверь, медленно, оставляя за собой черную песочную дорожку.