Перерождение

17. Когда Не Хуайсан попросил у монсеньора разрешения поговорить наедине, рэй Кальявера, казалось, не удивился и пригласил его в свой кабинет. Небольшая скромная комната с книжными полками вдоль стен и массивным столом больше напоминала рабочее место ученого, чем богатого дворянина – но здесь не было принято пускать пыль в глаза. Достаток чувствовался скорее в добротности всех вещей. Не Хуайсан опустился в глубокое кресло напротив сеньора и начал рассказ. С каждым его словом рэй Кальявера хмурился всё больше, меж густых бровей обозначилась заметная морщинка. - Знаете, Рикардо, я стал подозревать неладное уже тогда, когда приехал увидеться с Паоло и узнал, что происходит в Лаик. Он рассказал мне и об этом подозрительном графе, и об окровавленной шпаге, и о том, как исчез слуга. Все говорят, мистика, я полагаю, слуга просто что-то заподозрил или о чем-то проболтался, от него и избавились… Хотя, мне кажется странным и ваш выбор. Вы потомок древнейшего рода, но, насколько известно мне, не сказали и не сделали ничего, что задело бы интересы Лучших людей. Вы приходите ко мне и свидетельствуете против друзей отца. - Я не считаю их друзьями, монсеньор. Надор почти разорен из-за заговоров и восстания, которые никому не принесли ни пользы, ни чести, - уверенно ответил Не Хуайсан. – Скажите, почему я, Повелитель скал, должен жертвовать своей землей, своими людьми, ради блага королевского рода, который не смог ни удержать власть, ни достойно принять поражение и начать новую жизнь? Прошу простить мою прямолинейность. Будь я оруженосцем дворянина из столицы, я бы так не высказался, но кэналлийцы, я заметил, считают себя отдельным народом и почитают соберано больше, чем короля. - Хм. Значит, вы не сторонник ни Раканов, ни Олларов? Да, в столице такие речи сочли бы мятежными, - рэй Кальявера спокойно отнесся к его словам. - Вы правы, монсеньор, главное для меня – Надор. Я хотел просить вашего разрешения поехать домой и забрать сестер. Я поселил бы их в деревне у моря, морской воздух пойдет им на пользу, - Не Хуайсан опустил взгляд. - Хотите спасти от мятежников свою семью? Понимаю и разрешаю, - рэй Кальявера кивнул. – Я отправлю с вами своих людей. Они будут сопровождать ваших сестер к морю. Вы же из Надора поедете в Олларию. Я дам вам письмо, надежно его спрячьте. Надеюсь, к тому времени соберано вернется. Если же он еще будет в пути, встретитесь с дором Аро, это мой родственник, достойный человек. Не обещаю вам, что будет легко. Но и вы вовсе не тот бледный гиацинт, каким так мастерски притворялись. 18. В гостинице в небольшом городке в неделе пути до столицы молодого, богато одетого дворянина встретили, как почетного гостя, и предложили ему лучшую комнату, сытный ужин и даже «Змеиную кровь» - знаменитое красное вино. Но от вина Не Хуайсан отказался. Трезвый рассудок ему нужен как никогда. Он и так устал от долгой дороги, от визита домой и постоянных пререканий с герцогиней, с дядюшкой Эйвоном, с управляющим и священником. Деньги, деньги, большая часть трудностей состояла в деньгах. Герцогиня разгневалась, когда Не Хуайсан сказал, что намерен сам распоряжаться частью состояния, которая принадлежит лично ему. Но он не просто не обратил внимания на нравоучения и упреки, а еще и потребовал полного отчета о том, на что тратится вдовья доля и содержание сестер. Тут уже стало не по себе дядюшке и управляющему. Не Хуайсан сделал вид, будто поверил, что виноват лишь управляющий, бессовестный мещанин, который так коварно воспользовался доверием герцогской семьи. До поры, до времени. Окно спальни на первом этаже выходило в сад. По привычке, сохранившейся из прошлой жизни, Не Хуайсан залюбовался открывавшимся видом. Лиловые сумерки, ветви деревьев, будто начерченные темной тушью, руины старого каменного здания где-то вдали… Нет, всё же, в картине, которую так и хотелось перенести на бумагу, было что-то не так. Конечно же! Морозный узор на окне. Зима была на исходе, снег уже начинал таять, дни стояли не морозные, а просто прохладные, как весной. Да и в самом узоре было что-то неправильное, негармоничное. За окном мелькнула тень, раздался тихий стук. На первый взгляд можно было обмануться и решить, что там стоит человек, если бы не усиливающееся ощущение холода и пробирающее до мурашек по коже чувство подавленности и беспомощности – верный признак появления выходца. То есть, лютого мертвеца. О выходцах многое рассказывали и в Надоре, и в Лаик. Какие-то местные поверья отличались, но все сходились в одном: увидев выходца из окна, лучше всего зажечь четыре свечи, прочесть заклятие от зла и не выходить из дома, пока восставший мертвец не уйдет сам, иначе он может увести за собой. Слыша такое, Не Хуайсан всегда удивлялся: неужели никто даже не пытался бороться с выходцами? Ведь неупокоенный труп мог ходить годами, разнося скверну и уводя за собой случайных жертв. Странно… даже в легендах из древности ничего об этом не сохранилось. Гуль побери, да как же всё не вовремя! Не Хуайсан достал из дорожного сундука гитару. Из всех вещей сундук с музыкальным инструментом и лекарствами он велел во время остановок в пути приносить в его комнату. Всё прочее можно было оставлять в карете, но только не самое ценное. (Как он тосковал по мешочкам-цянкунь из родного мира! И как жалел теперь, что труд мастеров, создающих их, воспринимал как должное…). Конечно, до кэналлийцев, которые брали гитару в руки, наверное, раньше, чем игрушки, Не Хуайсану было еще далеко. Но простые плавные, нежные мелодии из нескольких аккордов он выучил, и теперь надеялся, что сможет усилить их энергией. Он коснулся струн, от его пальцев заструился тоненький поток золотистой ци. Первые аккорды прозвучали неуверенно, но выходец отступил от окна на пару шагов. Вдохновившись успешной попыткой, Не Хуайсан продолжил играть. К тому времени, когда тело лютого мертвеца распалось, а душа освободилась, уходя на перерождение, Не Хуйсан почти падал от усталости, а его пальцы были истерты до кровавых мозолей. Но получилось! Получилось… * До прибытия в Олларию ему пришлось еще раз столкнуться с лютым мертвецом самому, а в трактирах услышать рассказы о том, что в последнее время выходцы стали появляться всё чаще. Поговаривали, этот Излом будет еще страшнее предыдущего.