Перерождение

19. На постоялом дворе, где останавливались путешественники, ожидающие разрешения попасть в Олларию, было многолюдно. В общем зале яблоку было некуда упасть, за столами сидели рядом знатные господа и зажиточные купцы, ученые и люди неопределенного рода занятий, хотя обычно «чистая публика» предпочитала держаться дальше от всех прочих. Но в тот день мест просто не хватало на всех. Не Хуайсану пришлось тесниться рядом с молодым человеком в рясе послушника и тучной крестьянкой. Женщина взволнованно поведала: - В Олларии-то, сеньор, говорят, бунт. Говорят, из-за веры убивают. Вот горе-то какое! И ни выехать, ни въехать нельзя. Все ворота закрыли. Страх какой! Послушник горестно сказал: - Я как раз ехал, чтобы послушать диспут уважаемых епископов Авнира и Оноре, но, как видите, опоздал. - Тебя, парень, сама судьба сберегла, - ухмыльнулся купец, сидевший напротив. – А вдруг ты бы там остался, в городе? Я слышал, еще со вчерашнего дня склады горят… «Дикий народ», - подумал Не Хуайсан, с тоской вспомнив храмы разных божеств в родном мире и то, с каким спокойствием относились люди к тому, кому кто молится. В цзянху разве что на темных заклинателей поглядывали с недоверием, да и то, не предпринимали мер, пока не ловили на преступлении. Глава Цзян, гонявшийся за последователями темного пути с Цзыдянем, был скорее исключением, чем правилом. Ему подали шадди, довольно скверный, в доме монсеньора этот напиток варили намного лучше. Не то чтобы Не Хуайсану нравился шадди, пристрастия кэналлийцев к такому резкому запаху и горьковатому вкусу он не понимал… но подделки он любил еще меньше. Будущее казалось таким же темным и мутным, как жидкость в щербатой чашке. Граф Штанцлер и сторонники «великой Талигойи» с их планами. Мистические твари, на которых здесь никто не умеет охотиться. Религиозная распря и бунт в Олларии. Закатные твари, ну что же это за вера, которая не учит людей, как справиться с опасностями, которыми их мир напичкан, как булка с изюмом?! 20. Граф Килеан-ур-Ломбах расставлял шахматы на доске. Повертев в руках белую пешку, он задумчиво сказал: - Господин кансилльер, мы не можем больше ждать… от Ворона нужно избавиться как можно скорее, иначе он и Квентин Дорак избавятся от братьев Ариго и добьются, чтобы Ее величество казнили или сослали в монастырь. Эти так называемые «лучшие люди» отдадут все ключевые должности своим приспешникам, а королю навяжут союз с фельпской или урготской купчихой. Тогда о великой Талигойе можно будет забыть навсегда. Август Штанцлер чуть пригубил шадди из изящной чашечки алатской работы. - Герцог Окделл написал мне, что прибудет в Олларию на днях. Бывший комендант столицы сжал фигурку в руке. - Не говорите мне о нем, господин кансилльер! Потомок святого Алана, сын славного Эгмонта – бездарность… мой оруженосец, этот отвратительный щенок, имел наглость поведать мне во всех подробностях, что представляет собой Ричард Окделл. Слабый, трусливый, увлеченный только искусством и безделушками. И ладно бы слова какого-то Колиньяра… но то, что я слышал от Реджинальда Ларака, их подтверждает! Эгмонт, должно быть, скорбит в Рассветных садах, глядя с небес на такого сына. - Прошу вас, успокойтесь, граф, не мешайте себе насладиться игрой и молитесь Создателю, - мягко сказал кансилльер. – Обещаю, я сделаю всё возможное, чтобы вернуть Дикона на правильный путь. А если не получится… в верности Реджинальда Ларака праведному делу я не сомневаюсь.