Colours that Matter

Стеклянные сферы, подвешенные под потолком покатой крыши, мерно раскачивались на ветру. Их было с десятка три, если не больше. Аказа никогда не успевал сосчитать все — стоило только начать, как впереди стоящие машины приходили в движение и ему приходилось вновь отвлекаться на дорогу… чтобы проехать жалкие несколько сантиметров и опять встать. Он сбивался со счёта, но пересчитывать не брался. А зачем, если скоро снова придётся жать на газ? Разумеется, по закону подлости, после подобных мыслей стоять приходилось ещё дольше и за это время он успел бы пересчитать каждый колокольчик раз сто. Поначалу Аказа жутко раздражался — что это за участок дороги такой прóклятый, — потому что он любил скорость и терпеть не мог торчать в пробках, но за прошедший месяц разъездов от «Кэйка» до «Кидзуки» уже как-то попривык, да и улочка эта оказалась довольно занимательной, стоило только начать присматриваться. Длинный ряд низеньких магазинчиков на фоне гигантских высоток смотрелся очень колоритно. Здесь тебе были и антикварные лавки, и ремесленные мастерские художников, и гнёзда коллекционеров всякого барахла, вокруг которого обычно собирались туристы. А однажды он стал свидетелем того, как чуть ли не всей улицей — продавцы и прохожие — пытались изловить воришку, урвавшего крохотное мандариновое дерево из цветочного магазина. Рядом с этим магазином и теснился тот, в котором продавались фурины. Целая армия из фуринов. Интересно, хозяева убирали их на ночь? После того случая с кражей — уж наверняка. Страшно представить, сколько тратилось времени на то, чтобы снять каждый. Но Аказа и не пытался представить. Одной рукой держась за руль, а второй лениво облокотившись на опущенное до конца окно, он рассматривал один из колокольчиков — тот, что ярким красным огоньком выделялся на фоне более блеклых и более холодных оттенков. Каждый раз, глядя на него, Аказа то и дело мысленно возвращался в «Кэйка», где таким же тёплым огоньком светился Ренгоку Кёджуро. Этот упёртый, невыносимо упрямый глупец, который не понимал, от чего отказывался. Однако знал, за что борется. Не хотелось в этом признаваться самому себе, но Аказа даже восхищался его несговорчивостью и тем, как он один всё вытягивал. Да, тяжело. Да, порой неподъёмно. Но он продолжал бороться. И было понятно, почему он не желал так просто всё бросать. Слишком многое вложил в это дело. Но Аказа всё равно злился. Сегодня, правда, не так сильно, как всю последнюю неделю, когда приходилось уговаривать самого себя даже не думать о треклятой кондитерской. Правда, он всё равно думал. Думал, что перегнул палку с теми чаевыми (и дёрнул же чёрт). Думал, что стоило вернуться и извиниться. Думал, что может ну их, эти рабочие вопросы, и просто попробовать пригласить Ренгоку куда-нибудь, а потом… Раздавшийся сзади протяжный гудок вернул его к реальности. Нет, сегодня Аказа вообще не злился. Даже на этого сигналящего кретина сзади. Оторвавшись от красного фурина, он нажатием кнопки отправил стекло окна ползти вверх и поплёлся следом за пришедшим в движение автобусом. Сегодня Аказа был в превосходном настроении. Даже страшно становилось, если задуматься, что чья-то улыбка может иметь на тебя такое влияние. Поэтому Аказа не задумывался, то и дело прокручивая в памяти каждую секунду их с Ренгоку утреннего разговора и просто наслаждаясь ощущением лёгкости, которое пронесло его через весь этот сумасшедший рабочий день прямо в долгожданные объятия прохладного вечера. В поздний час, на который была назначена их встреча. К счастью, фишкой этого ресторана было не только то, что располагался он на крыше под открытым небом, но и то, что до наступления холодов работал в две смены и был открыт для припозднившихся посетителей почти до самого рассвета. Иначе неизвестно, когда ещё они могли бы спокойно пересечься с Ренгоку. Оказывается, после работы тот ходил на какие-то курсы, а потому в ресторан мог подъехать только к одиннадцати. Узнав об этом, Аказа, который, в отличие от этого сумасшедшего, кое-что смыслил в здоровом балансе работы и отдыха, предложил перенести встречу на какой-нибудь другой день, но выяснилось, что так обстояли дела у Ренгоку едва ли не всегда. Если не курсы, то подготовка к этим курсам или долгие вечера на кухне, где нужно было заниматься заготовками для десертов на грядущие дни. Это не говоря о тонне бумажной работы, которой сопровождался любой бизнес, и такой нудятине, как инвентаризация, например. Так что неудивительно, что на их встречу Ренгоку пришёл заметно измотанный. — Мне срочно нужен кофе, — посмеялся он, чтобы в первую очередь избавиться от очевидного смущения, вызванного опозданием на десять минут. — Это, конечно, не моё дело, — Аказа подал опустившемуся на диван Ренгоку клетчатый плед, один из тех, каким снабжали здесь всех гостей и какой имелся у самого Соямы, — но мне кажется, вам бы больше пригодился адекватный график. Вы вообще жить успеваете? Ренгоку отреагировал не сразу. Сначала развернул плед, набросил его себе на плечи и окинул взглядом окружающую обстановку: тянущийся по всему квадратному периметру крыши чёрный диван, столы расставлены на достаточном расстоянии, чтобы гости не мешали друг другу, а по центру горит искусственным пламенем круглый очаг, напоминающий низкий колодец. Затем перевёл взгляд на раскинувшийся вокруг вид соседних высоток и только после этого вернул своё внимание Аказе. Должно быть, теперь взвешивает каждое своё слово, прежде чем ответить, чтобы ненароком не дать собеседнику ни единого шанса прицепиться к своей кондитерской. Но сейчас Аказа и не собирался ни к чему цепляться. — Работа и есть моя жизнь, — улыбнулся Ренгоку наконец. — Должно же быть в ней место ещё чему-нибудь, — заметил Аказа. — Какие-то интересы, встречи с друзьями, личная жизнь. — Просто вы разделяете работу и всё остальное, а для меня это сосуществует в одной связке. В работе и общение, и семья, и хобби, иногда даже путешествия. Я занимаюсь тем, что приносит удовольствие, — Ренгоку наклонился вперёд, стягивая со столика меню в чёрном кожаном переплёте. — Брат помогает мне, отец, хоть давно уже всё бросил, периодически интересуется делами. И я надеюсь, что когда он увидит, что «Кэйка» — не отголосок прошлого, когда убедится, что у неё есть будущее, то он изменит своё решение и вернётся, и… Ренгоку осёкся, замолкнув на полуслове, словно спохватившись, что начинает болтать лишнего, а Аказа возмущённо фыркнул в своих мыслях. Хорош же папаша будет, если вернётся в семейный бизнес на готовенькое, когда сын сам всё вытянул на своём горбу. Но вслух он ничего не сказал, потому что пообещал себе держать язык за зубами и не нарываться. — И на курсы эти я пошёл не потому, что надо, а потому, что сам этого захотел. Мне это очень интересно. Кроме того, там я познакомился со столькими замечательными людьми! Мы отлично проводим время, несмотря на то, что учимся. А сколько всего нового я за эти месяцы узнал!.. Позабыв о приличиях и правилах этикета, Аказа развернулся всем корпусом на диване так, чтобы сидеть лицом к Ренгоку, подогнул под себя одну ногу и подпёр голову рукой, внимательно слушая. — …Вот вы знали, почему, например, с вашей любимой пастилой с каштаном так легко всё испортить и размыть границы вкуса? — между тем продолжал Ренгоку, во взгляде и голосе которого не осталось и намёка на усталость. Он даже приосанился так, словно где-то внутри высекли искру и запустили на полном ходу вечный двигатель. А Аказу словно расщепило. Какая-то его часть осталась во внешнем мире, увлечённо поддерживая разговор и отвечая на вопросы, в то время как другая, та, что владела бóльшей частью сознания, затаила дыхание и беззастенчиво упивалась моментом, в котором Ренгоку всё ярче и ярче расцветал, подобно разгорающемуся над контуром городских крыш рассвету. Аказа любил рассветы и просыпался рано не потому, что надо было переделать кучу всего до работы, а потому, что искренне наслаждался видом из окна своей спальни. Но даже если бы солнце выплыло из-за горизонта вот прямо сейчас, окрасив небо в богатую палитру тёплых красок, Аказа бы не заметил. Потому что воодушевлённый Ренгоку был до невозможного красив, а его вдохновение передавалось прямо по воздуху, которым они оба дышали. С каждым новым вдохом Аказа словно заряжался его восторгом. И одновременно с этим боролся с разливающейся по мыслям горечью. Ну что за вселенская несправедливость? Именно такой человек мог бы стать тем самым идеальным последним кусочком мозаики, в которую складывался сейчас коллектив «Кидзуки». И именно этого человека они никогда не получат. По-настоящему Аказа, до сих пор ещё веривший, что, может, со временем ему всё-таки удастся переубедить Ренгоку, понял этот факт только сейчас — от своей кондитерской он ни при каких обстоятельствах не отступится. Только если «Кэйка» закроется. Причём так, что Ренгоку не в силах будет ничего изменить. Переоткрывать её в другом месте ему не позволит привязанность к традициям, к прошлому. «Кэйка» в новом месте уже будет чем-то совершенно другим, а ему это было не нужно, иначе не горбатился бы он в той лапшичной столько лет. Возникшая словно из воздуха официантка в зелёном кимоно, расшитом цветочным геометрическим орнаментом, прервала их ненадолго, чтобы принять заказ. И Ренгоку всё-таки решил, что это не лучшая затея напиваться кофе на ночь глядя. — А вы чем занимаетесь в свободное время, Сояма-сан? — Ренгоку подвинулся к краю дивана и взял небольшой керамический чайничек, который им только что принесли. Поднеся его к круглой чашке со стороны Аказы, он аккуратно наполнил её горячим жасминовым чаем. — Раз уж вы строго разделяете отдых и работу. — Разрабатываю коварные планы по вашему похищению, Ренгоку-сан, — серьёзным тоном и с самым серьёзным лицом ответил Аказа, наконец отлипая от спинки дивана и забирая из рук собеседника чайник, чтобы, в свою очередь, наполнить чашку для него. Когда ожидаемого смеха не последовало, он поднял взгляд и встретился с застывшим на лице замешательством. Кажется, он недооценил, насколько тяжёлый день был у Ренгоку. Улыбнувшись, он поставил чайник на место и взял вместо него свою чашку. — Да шучу. Просто по-человечески отдыхаю. Но, думаю, стандартный набор хобби станет для вас не лучшей рекламой в пользу этого разделения, а потому, — он сделал вид, что задумался немного, прежде чем продолжить. — Пару раз на неделе помогаю Кейзо, отцу своей невестки, в его додзё. Веду утренние занятия для мелкотни. А Хакуджи, брат мой, отдувается по выходным, — хмыкнул он, с удовольствием отмечая, как при упоминании додзё Ренгоку вновь загорается энтузиазмом. Он знал, что эта тема вызовет интерес, потому что по Ренгоку было видно, что он либо сам занимается, либо занимался не так давно. И действительно… — Кендо? — тут же не заставил себя ждать он, своим любопытством раскрывая собственные карты. — Нет. Карате. И небольшое его ответвление — сорю. — Сорю? Никогда не слышал… — Кейзо сам придумал этот стиль, — Аказа не смог утаить гордости в голосе, да и, если говорить честно, даже не пытался. Отец Коюки был потрясающим человеком и заслуживал всех почестей мира. — А вы… Кендо, стало быть? — Ну… С началом курсов времени на это не осталось, — на губах Ренгоку появилась виноватая улыбка. Высвободив руку из-под пледа, он запустил её в волосы на затылке, немного их взъерошивая. — Но да, раньше было дело. Хочу после экзаменов вернуться к занятиям, а то совсем себя запустил. — Не так уж и совсем, — хмыкнул Аказа, окидывая Ренгоку откровенно оценивающим взглядом и довольно отмечая, как покраснели его уши. С самого дня их знакомства смущать Ренгоку стало его личным развлечением. В то время, как на неоднозначные комментарии относительно «Кэйка» этот человек реагировал весьма однозначно и был готов стоять за свою кондитерскую и оправдывать её до последнего, все эти полукомплименты и двусмысленные высказывания, которые относились уже к нему как к личности, неизменно вызывали несвойственное ему стеснение и заливали краской. Аказе это нравилось. В особенности ему нравилось то, что Ренгоку так ни разу и не сказал ему «Хватит» или что-то вроде того. Не дал понять, что ему это неприятно. Опять же — в отличие от ситуации с «Кэйка». Это вселяло некоторые надежды. — Но можете заглянуть к нам как-нибудь. Проверим, насколько вы в форме, — с хитрым прищуром усмехнулся Аказа. Им принесли еду и, глядя на то, сколько всего Ренгоку планировал в себя сегодня уместить, Аказа мысленно задался вопросом — это он всегда так много ест или вообще ещё не ел, а потому настолько оголодал за день. За беседой — потоком плавно вытекающих друг из друга тем — время утратило всякие очертания. Аказа, слишком увлёкшийся рассказом о том, как они с Хакуджи пытались рок-группу в старших классах сколотить, догадался посмотреть на часы, только когда в очередной раз взглянул на Ренгоку и увидел, что тот заснул, уронив голову себе на руку, которая покоилась на спинке дивана. Подумать только, а ведь ещё мгновения назад он активно кивал и даже смеялся, и вот теперь отключился. Почти три утра. Что ж, это он ещё долго продержался. Город совсем стих в глубокой ночи. Разве что изредка снизу доносились звуки стремительно проносящихся по дороге машин. Аказа молча всматривался в спокойное лицо. Несколько золотых прядей падало на щёку Ренгоку. Захотелось их убрать, и Аказа протянул руку вперёд, но лишь затем, чтобы поправить плед и укрыть им спящего так, чтобы не замёрз. Можно было его наверное и разбудить. Посадить в такси или самому отвезти до дома. В таком разбитом состоянии за руль он бы его не пустил. Отправить домой и пусть бы спал себе спокойно до утра, но вдруг после всей этой возни он потом заснуть не сможет и так и проваляется до утра без сна. Нет, пускай уж спит, раз заснул. А Аказа вполне в состоянии был найти себе занятие. Стащив с себя ботинки и забравшись на диван с ногами, под свой плед, он выудил из портфеля планшет. Быстро проверил почту и накидал в черновики несколько ответов, которые отправит завтра с утра, чтобы получатели не садились ему потом на шею, увидев один раз, что он ночами работает. Затем он тысячу лет ждал, пока в браузере прогрузится инстаграм-страница «Кэйка», чтобы ещё раз пробежаться по выложенному на ней меню и составить примерный список того, что он хотел бы видеть в меню «Кидзуки». Они с Ренгоку сегодня обсудили всё. Всё, кроме того, ради чего договорились встретиться. Аказа, впрочем, не жаловался. Интересно, если поддразнить, что вместо деловой встречи у них вышло какое-то свидание, что у Ренгоку запылает скорее — уши или щёки? Раньше запылали уши. Но по другой причине. Где-то спустя час, когда Аказа уже сам начал немного клевать носом и зевать, Ренгоку встрепенулся и открыл глаза. Клетчатый плед сполз вниз, когда он выпрямился, дезориентированно моргая. — О нет, сколько я проспал? — забормотал он, пытаясь найти в складках пледа свой телефон, а увидев, сколько времени, сокрушённо застонал. — Вам стоило меня сразу разбудить, Сояма-сан… Аказа оставил это без комментариев, потому что так и не смог определиться, какой из вариантов, крутящихся в голове, выбьет для него из Ренгоку больше эмоций. Да и стоило, в самом деле, сжалиться над тонущим в неловкости беднягой. Он и без того в течение следующих двадцати минут, пока они ехали до его дома, всё пытался вызнать у Аказы номер карты, чтобы деньги перевести. За ужин и за эти пару контейнеров с едой, что стопкой покоились сейчас у него на коленях. Ещё там, на крыше, пока Ренгоку спал, пришлось заказать несколько блюд, чтобы на них косо не смотрели и не выгоняли. Их Аказа и подсунул Ренгоку, чтобы взял с собой и не голодал завтра, если у него действительно не хватает времени позаботиться о банальном. Никакой номер карты он конечно же ему не выдал, только отмахивался, пока смешно насупившийся Ренгоку не заявил, что вся эта ситуация ставит его в ужасное положение. — Это же всё-таки была деловая встреча, а не… — он выглянул в боковое окно со своей стороны, словно проверяя, в правильный ли двор они свернули. — Не дружеская. — Да, не дружеская, — согласился Аказа, выворачивая руль и сосредоточенно вглядываясь в освещённую оранжевым светом фонаря улицу, стараясь не задеть ни одну из припаркованных машин ненароком. Ренгоку молчал, и можно было на физическом уровне ощутить его волнение. Нажав на педаль тормоза и поставив автомобиль на ручник, Аказа повернулся к пассажирскому креслу и дождался, пока на него обратят внимание. — Не переживайте, даром она не прошла, — он дёрнул уголком губ, с упоением наблюдая за сомнениями, клубящимся в глазах напротив. — Я набросал небольшой список, пока вы спали. Посмотрите на досуге. Он на вашей почте. Можем начать с малого — две-три позиции в нашем меню на неделю. Через месяц-другой определим, что пользовалось наибольшим спросом, и начнём заказывать на постоянной основе. Идёт? Молчаливый кивок — Ренгоку то ли слишком удивлён, то ли сбит с толку. А может и то, и другое. Затем скомканные благодарности и слова прощания. Ренгоку открыл дверь, запуская в салон ночной холодный воздух и тишину, а затем вдруг обернулся и совершенно неожиданно выпалил: — Может, чаю? Или кофе? Аказа чуть склонил голову набок. Всё ещё немного заспанный, с чуть опухшими от усталости и непродолжительного сна глазами, Ренгоку даже в повседневной одежде почему-то выглядел так по-домашнему, что больше всего на свете хотелось согласиться на его предложение. Однако в этом случае на утро в «Кэйка» заправлял бы всем зомби. Если, конечно, Ренгоку вообще бы добрался туда, а не проспал бы весь день напролёт. Потому что Аказа бы ему ещё долго не дал заснуть. — В другой раз, — пообещал он почти что заботливо. Ренгоку моргнул и тут же заторопился наружу. — Ладно. Спасибо за приятный вечер и что подвезли. Спокойной ночи, Сояма-сан. Ну, или уже доброго утра. — Всего хорошего, Кёджуро, — бросил ему напоследок Аказа, но шуршащий пакетом Ренгоку, кажется, пропустил последнее обращение мимо ушей, потому что ни один мускул на его лице не дрогнул. Впрочем, оказавшись на улице, где-то на полпути к подъезду, он вдруг резко остановился и обернулся. Застыл в свете фар, как оцепеневший дикий зверь, выбежавший ночью на шоссе. Густые чёрные брови хмуро сведены, а в прояснившемся взгляде застыл вопрос. Аказа только улыбнулся ему.

***

Аказа вновь взял за правило заглядывать в «Кэйка» по утрам перед работой. Вот только теперь удача от него отвернулась. Раньше в промежутке между одиннадцатью и двенадцатью часами в кондитерскую почти никто не заходил. Как только он это заметил, то специально стал наведываться сюда именно в это время. Так можно было единолично довольствоваться обществом Ренгоку и быть уверенным, что никто не вклинится в их беседы и не прервёт их. Однако теперь, когда бы Аказа ни переступал порог заведения, у витрины вечно кто-нибудь ошивался. А если не у витрины, то за столиками неизменно сидели всякие странные личности. Ладно, личности конечно же были никакими не странными, а самыми обычными, да и стоило наверное порадоваться за Ренгоку. Теперь он, видя, как Аказа первым делом сканирует взглядом зал, торжественно улыбался. И хотя Сояма всё равно считал, что в «Кидзуки» его ждало бы куда более блестящее будущее, он не мог ничего с собой поделать и криво усмехался в ответ. По-доброму. И всё же ему было мало. Мало этих коротких, как летний дождь, разговоров, которые больше походили на обмен шаблонными фразами, слегка приправленными россыпью новостей из их жизней. Несколько раз Аказа пытался под разными предлогами зазвать Ренгоку то в «Кидзуки» — оценить нововведения и как прекрасно смотрятся его десерты на вращающихся зеркальных полках; то на выставку европейской кухни, оповещение о которой он совершенно случайно увидел на рекламном билборде в центре города; то просто «куда-нибудь эээ… поужинать». Да-да, именно так он и сказал, моментально почувствовав себя полным дураком, который двух слов связать не может. А потом — ещё большим дураком, когда Ренгоку, как и во все предыдущие разы, лишь грустно покачал головой и сказал, что вот сейчас совсем-совсем никак. В какой-то момент Аказа даже усомнился. А правильно ли он раньше расценивал поведение Ренгоку рядом с ним? А не отпугнул ли он его чем-то в ту ночь? Или может быть, напротив, Ренгоку оскорбился его отказом подняться к нему в гости и теперь встал в позу? Всё это время он был уверен, что перед ним раскрытая книга, но, кажется, он пытался читать её, держа вверх ногами. Ренгоку то ли не понимал его намёков, которые с каждым разом становились всё более очевидными, то ли предпочитал делать вид, что не понимает. Как бы там ни было, сегодня Аказа решил окончательно разобраться со всем. Поставить точку и отпустить ситуацию. Или выяснить, в чём проблема, и избавиться от неё уже наконец. Идея изменить своей привычке и наведаться в «Кэйка» не с утра, а ближе к вечеру, причём в час пик, когда люди поголовно либо торчат в пробках, либо теснятся в общественном транспорте, либо спешат поскорее добраться до дома и уж точно, как надеялся Аказа, не думают о том, чтобы по кондитерским расхаживать, казалась ему гениальной, пока он сам не застрял в пробке. И конечно же опять на этой прóклятой улице со старинными магазинчиками. Ещё никогда он не бывал здесь в тёмное время суток и обычно занимал совсем другую сторону дороги, а потому лавочный ряд выглядел как-то совсем по-другому. Более сказочным что ли. В окнах горел свет, а все эти безделушки сверкали в огнях фонарей и машин. Засмотревшись на разноцветные фурины, чей тихий звон был едва слышен за сигналящими машинами и работающими двигателями, Аказа даже позабыл ненадолго обо всех своих неуютных тревогах. Но вот дорожное движение ожило, и он спустился с небес на землю. Даже смешно. Аказа чувствовал себя каким-то школьником, который забил на учёбу под давлением гормонов и первой влюблённости. Только он забил на работу. Для очистки собственной совести он сегодня, правда, сдвинул начало рабочего дня на раннее утро и успел завершить все задачи и дела. Правда, что-то ему подсказывало, что если бы кто-нибудь прознал о причинах этого сдвига, особенно господин Кибуцуджи, то ему как минимум светил бы выговор от него. Про максимум думать не хотелось. За несколько месяцев работы на этого человека, который, хвала богам, заседал в далёком Токио, Аказа сумел понять, что с ним шутки плохи. Он, конечно, старался выкладываться по полной, но, пообщавшись с коллегами из других филиалов, узнал, что Кибуцуджи Мудзану метод кнута и пряника был неизвестен. Только метод кнута. Зато он не устраивал облав и не особо лез в дела своих подчинённых из других городов. По крайней мере до тех пор, пока всё у них было в порядке и репутации «Кидзуки» ничего не угрожало. Это был огромный плюс и именно благодаря этому плюсу и стало возможным сотрудничество с «Кэйка». Никто над душой Соямы не стоял и не требовал непременно найти штатного кондитера. Так что он нашёл внештатного, и этого им пока вполне хватало. Аказа тупо уставился на перевёрнутую табличку «Закрыто» на двери кондитерской. Обычно «Кэйка» принимала гостей до восьми. Сейчас — всего лишь половина седьмого. И хотя в основном зале было темно, отсюда, с улицы, можно было видеть, что за приоткрытой дверью кухни горит свет. Немного неуверенно, Аказа взялся за ручку и потянул дверь. Не заперто. Что ж, хотя бы сейчас они точно смогут поговорить наедине, без раздражающего присутствия левых личностей. О том, что он не совсем вовремя, Аказа начал догадываться буквально с первых же секунд. Металлический лязг с кухни перемежался с шумом миксера, а когда Сояма поравнялся с пустыми витринами, то увидел и суматошное мельтешение. Ренгоку — в заляпанном фартуке и с убранными в специальную сеточку волосами, нервно ходил от шкафчика к шкафчику, словно забыл, что у него и где находится. — Боже, вы меня напугали! — заметив движение в дверях, он чуть не выронил банку, которую только что добыл из одного из таких шкафчиков. — Дверь была не заперта и… — Да, Сенджуро обещал прийти и помочь тут потом прибраться, — речь Ренгоку была, как и он сам сейчас, очень суетливой. Он явно нервничал. Аказа окинул взглядом эту небольшую кухню, которая в принципе была в порядке, если не считать громоздившейся в раковине посуды — гора металлических мисок, венчики самых разных форм и размеров, приборы, которым Аказа не знал ни названия, ни применения. — Всё в порядке? — насторожился Сояма, не совсем понимая, что происходит, но в памяти очень скоро зашевелились некоторые факты, и он успел мысленно сложить два и два. Но не успел ничего сказать, потому что Ренгоку, зачерпывая ложкой густую белую массу из банки, уже затараторил. — Сегодня в девять сдаём свои работы. Финальный экзамен. Поэтому пришлось раньше закрыться, чтобы успеть. — И вы не успеваете? — Нет! Всё успеваю, просто… — Страшно? Ренгоку, который уже очутился у плиты, мешая в ковшике топлёное шоколадное нечто, поднял на него взгляд. — Есть немного, — уже гораздо спокойнее ответил он, чуть улыбнувшись и вернувшись к своему занятию. Аказа отметил, что движения его стали плавнее, и даже плечи опустились, расслабившись. — Могу помочь с посудой. Раз уж я всё равно здесь. В подтверждение своей готовности помочь Аказа даже принялся расстёгивать манжеты на рубашке, чтобы закатать рукава. А Ренгоку, вопреки всем ожиданиям, не стал отказываться от помощи. Только попросил отправить его брату сообщение, чтобы не приходил. С его, Ренгоку, телефона, разумеется. И это было так странно. Потому что Аказа свой телефон никому бы не доверил. Никаких секретов он на нём не хранил, но сама мысль о том, что кто-то может начать в нём рыться, вызывала дискомфорт. А Ренгоку было всё равно. Он даже краем глаза не следил за ним, пока Аказа набирал сообщение. Впрочем, это легко объяснялось тем, что он был сейчас просто слишком сосредоточен на работе и занят мыслями о предстоящем экзамене. Этим же, наверное, можно было объяснить и всё, что заставляло волноваться Аказу в последнее время. И сейчас, отмывая кухонную утварь в наполненной горячей водой раковине, Аказа думал, что он был просто катастрофическим идиотом, списывая сыплющиеся на него отказы на личные причины. Чёрт, он же знал, насколько Ренгоку сейчас занят. И всё же, ничто не мешало ему ответить, что после того, как он разберётся с курсами и всё сдаст, он станет посвободнее и тогда можно будет встретиться. — А зачем вы, кстати, пришли? — очнулся через какое-то время Ренгоку, доставая из огромного серого холодильника формы с застывшими полусферами мусса. — О, уверяю, это подождёт, — отозвался Аказа, проходясь губкой по краю круглой стеклянной крышки от сковороды. — Лучше расскажите, что в итоге должно получиться? Если удобно, конечно. — Запретный плод, — ответил Ренгоку и склонился над доской, аккуратно соединяя половинки мусса. — Это… В общем, сенсей собрал самые сложные рецепты из разных кулинарных шоу, случайным образом распределил между нами, и наша задача — как можно точнее повторить оригинал. Мне досталось блюдо из австралийского мастершефа. Шоколадный мусс с малиновым покрытием в форме яблока, с соусом кули и основой из шоколадной крошки. Все эти декоративные мелочи, конечно, ерунда, а вот с самим яблоком облажаться — раз плюнуть. В нём очень много слоёв. Хотя на самом деле и с соусом можно наломать дров, если не доглядеть. Ренгоку доглядел. По крайней мере, когда он подозвал Аказу и протянул ему на пробу чайную ложку, полную насыщенного ярко-красного ягодного соуса, который тут же окутал его ароматом малины, Сояма готов был уплести целую кастрюльку этого соуса, о чём он сразу же и сказал. — Вообще, — рассмеялся Ренгоку, складывая руки на груди и поворачиваясь к Аказе, — я уже пообещал отдать остатки Сенджуро, но так как мне для готового десерта понадобится буквально пара ложек, уверен, он с вами поделится!.. Что такое? Аказа моргнул в попытке избавиться от искушения, но оно оказалось стойким. Как аромат малины, наполнивший собой всё вокруг. Как… Не до конца отдавая себе отчёт в своих действиях, он поднял руку, касаясь кончиками пальцев горячей шеи застывшего перед ним Ренгоку и бережно стирая большим пальцем красное пятно, ещё свежее, почти у самого уголка губ. Хотелось сказать. Пускай его брат забирает себе хоть всю кастрюлю, а ему и этого будет достаточно. Но вид ошеломлённого Ренгоку — глаза широко распахнуты, на щеках распускается жаркий румянец — сбил все мысли в одну кучу. И пока Аказа думал, что сказать, да и стоило ли вообще что-то говорить, его тело действовало само по себе. Ещё недавно бережный, жест превратился в бесстыдный, когда Аказа, не смея оторвать взгляда от Ренгоку, поднёс руку к своему рту и закусил зубами подушечку пальца, слизывая остывшую каплю соуса. Сладкая кислинка не успела раствориться на языке, как Аказа ощутил на своих губах огонь чужих губ, опаляющий и неудержимый. Признаться, он не ожидал такого эффекта. Несмотря на туман в голове, Аказа на самом деле просто хотел в очередной раз проверить Ренгоку на прочность и понятливость, а заодно плавно — или не очень — подтолкнуть к тому, зачем он сюда сегодня приехал. Но что-то пошло не так. Или, наоборот, очень даже так. Даже не думая отстраняться, Ренгоку принялся оттеснять Аказу назад, пока тот не врезался спиной во что-то холодное. — Ренгоку-сан, — игриво охнул Аказа, несмотря на то, что удар о дверцу холодильника был не из приятных благодаря висевшему на ней таймеру, который впился под рёбра. Притворное осуждение сквозило в его взгляде. — Что это вы себе позволяете? Сжимающие его пояс пальцы мгновенно разжались, а Ренгоку оцепенел. Буквально на короткое мгновение, потребовавшееся ему, чтобы осмыслить прозвучавшие слова, потому что в следующее он отшатнулся от нахмурившегося Аказы. В глазах — ужас. — Простите, Сояма-сан, это… недоразумение. Я неправильно вас понял. Что? — Всё ты правильно понял, Кёджуро, — севшим от переполняющих его чувств и нелепости этой ситуации голосом произнёс Аказа, делая шаг вперёд и утягивая Ренгоку обратно в поцелуй. Над взаимопониманием, особенно в вопросах юмора, им, правда, поработать всё-таки предстояло.

***

Стеклянные сферы, подвешенные под потолком покатой крыши, мерно раскачивались на ветру. Аказа впервые видел их так близко и впервые слышал их так близко. Хрустальный звон горного ветра. Язычки с выгравированными стихотворными строками ближайших колокольчиков парили над ним буквально в считанных сантиметрах. Но даже так Аказа не брался их пересчитывать. Ему не было никакого дела до них, этих колокольчиков, потому что интересовал его только один. Вблизи красный фурин оказался ещё более великолепным. Не сплошной однотонный цвет, как чудилось издали, а настоящий вихрь из всевозможных оттенков пламени. Прямо как Ренгоку. Вихрь, от которого голова шла кругом. Вкус, который он всё ещё помнил на своих губах и во рту. Тяжесть тёплых рук, которая призраком всё ещё гуляла по его телу, вновь и вновь заставляя переживать все те приятные прикосновения. У Ренгоку были такие тёплые руки, что после них Аказе начало казаться, что это он сам просто слишком холодный. Наверное, это хорошо, что заботливый Сенджуро всё-таки явился вчера в «Кэйка», чтобы если не помочь, так хотя бы занести старшему брату нормальный ужин. Малец, конечно, своим «Братик, я тебе принёс тут кое-что!» здорово их переполошил (Аказа ещё никогда в жизни так резво не застёгивал рубашку), но оно и к лучшему. Ренгоку не стоило отвлекаться. А Аказе не стоило его отвлекать. Разве что чуть-чуть. Чтобы избавиться уже от всех этих «санов» наконец. И чтобы вычислить один из изъянов «Кэйка», который Аказа на следующий же день и поспешил устранить. Так, на всякий случай на будущее. — Неукротимый / Огонь в сердце пылает — / Сгорает вечность, — даже не пытаясь скрыть улыбку, прочитал Кёджуро хайку на язычке фурина. Он только что аккуратно извлёк его из коробки, которую вручил ему Аказа, и теперь с любопытством рассматривал со всех сторон. — И что означают эти строки? — Понятия не имею, я не силён в поэзии, — хмыкнул Аказа, любуясь тем, как гармонично фурин смотрится в руках Кёджуро. — Но зато теперь никаких неожиданных посетителей, если что. А ещё, он надеялся, при звуке фурина хозяин кондитерской будет всегда думать о том, кто подарил ему эту вещицу. — Если что? — лукаво сверкнул глазами Кёджуро, а затем, не дав Аказе сморозить ни одной глупой шутки, добавил. — Если что, сегодняшний вечер у меня теперь свободен. — Ладно-ладно, уговорил! — Аказа поднял перед собой руки в сдающемся жесте. — Так и быть, приду и помогу повесить твой сертификат о блестящем окончании курсов на стенку. Рамку уже приобрёл? Нет, всё-таки без глупых шуток обойтись он никак не мог. Особенно если они заставляли Кёджуро смеяться.