Расскажи мне сказку

      Антон проснулся по обычаю рано и сразу встал с постели, чтобы не было соблазна и дальше лежать досматривать сумбурные сны. Кое-как раскрыл сонные глаза, направляясь к ведру с водой, что всегда на одном месте стояло, но споткнулся, наступил в мокрое, ударился о непонятно откуда взявшуюся полку и проснулся окончательно.       Дом был вовсе не его. Полки были чужие, стены тоже. Всё было другое.       Воспоминания вернулись быстро: погоня, река, новые знакомства, непонятная деревня и небесно-голубые глаза — вот, что пришло сразу. Антон проморгался и на этот раз внимательно огляделся: изба была чистой и уютной. Никого кроме него в комнате не оказалось. Топота сапог и гневных криков за окном слышно не было, поэтому можно было позволить себе расслабиться.       На полу обнаружилась опрокинутая тарелочка с разлитым молоком вокруг. Рядом валялась нетронутая корка хлеба, похоже, бережно лежавшая в той же тарелочке. Антон переставил всё на стол — не хотел оставлять после себя грязи. Поискал кота, которому всё это предназначалось, но мурлыки в доме не нашлось. Зато в соседней комнате обнаружился спящий на светлых простынях Арсений, выглядевший в ярких утренних лучах совсем юным. Просыпаться он не собирался, хотя петухи уже прокричали свои приветственные пожелания.       Антон бесцеремонно потряс его и наткнулся на сонный сердитый взгляд:       — Чего тебе? — спросили хрипло.       — Утро вообще-то.       — И что? — вяло отозвался уткнувшийся в подушку Арсений. — Я встаю позже.       Вот это заявление понять не получилось. Крестьяне всегда вставали рано, Антон это знал не понаслышке: сам привык просыпаться с восходом и всё равно был одним из последних, кто выходил на двор. Судя по оживлению за окнами, деревенские уже проснулись и принялись за обычные утренние дела. Арсений же дрых и просыпаться не думал.       — Ты царская особа, что ли? — не выдержал Антон. Схватился за бледную аккуратную щиколотку, показавшуюся из-под покрывала, и легко потянул. Арсений тут же вскочил, выглядя при этом жутко растрёпанным, разозлённым, но при всём при этом невероятно красивым. Антон даже ногу не сразу сообразил отпустить — залюбовался.       — Что же тебе неймётся-то. — Арсений зевнул, отбросил упавшие на глаза волосы. Проделал всё это так, что любому стало бы понятно — раздражён. — Ты же богатыря из себя строишь, так иди подвиги совершай какие-нибудь. Со скотиной можешь помочь или траву покосить, чего ко мне прицепился?       — Решил, что сначала принцессу надо разбудить, а то ради кого подвиги совершать тогда?       На это парень зыркнул зло, но промолчал. Даже ударить больше не пробовал — побоялся, похоже. Слез обречённо с постели и поплёлся к столику со всякими безделушками.       Антон подошёл ближе, с интересом рассматривая. Стол был очень похож на обычный женский: лежали зеркальце, резной гребень, непонятные масла и даже как будто душистая вода. Ну точно как у девки какой.       — Если ты опять с бабой сравнишь меня, больше не сдержусь, — было брошено через плечо.       Антон фыркнул: это он так вчерашнюю жалкую попытку подраться назвал? — но комментировать действительно не стал. Всё же понимал, что не каждому молодцу понравится, если его постоянно женщиной называть. Пусть и выглядит он привлекательнее многих из них.       — Ты Серого без еды оставил?       Антон не понял сразу, о чём речь. Потом только дошло, что имелось в виду разлитое молоко.       — Я не знал, что у тебя кот живёт. Не заметил сразу, — ещё раз оглянулся, может, не увидел пушистого где-то.       — Не называй его котом, он обидеться может.       Утренние удивления продолжались. Если и кот не от мира сего, как хозяин, то Антон даже не поразился бы. Но чтобы кот обиделся на то, что его котом назвали?       — Это домовой, — терпеливо пояснил Арсений, видя застывшего в мыслительном процессе гостя. — Серый помогает мне во всём. Видишь, как уютно в избе?       Ладно, тут уже можно было поражаться вслух:       — Ты в домового веришь?       Арсений посмотрел на него как на несмышлёного ребёнка, даже чуть не засмеялся:       — Я представляю, какой бардак у тебя творится, если ты своего домового не кормишь. И не веришь в него.       Антон открыл было рот, чтобы возмутиться, но не нашёлся с ответом. Слышал от кого-то, что с сумасшедшими лучше не спорить, а Арсений точно был со странностями. К тому же предположение про отсутствие порядка в любом месте, где бы он ни останавливался, было правильным, поэтому крыть было нечем.       — А Серым ты его зовёшь, потому что он седой? — спросил наугад, не зная как ещё поддержать разговор.       — Потому что он с серёжкой в ухе ходит, — прозвучал спокойный ответ, который ввёл Антона в ещё больший ступор. На этом разговор решено было прекратить.       Арсений снова наполнил тарелку и поставил на то же место. Вернулся к столику, чтобы продолжить утренние обычаи. Антон теперь молчал — понял, что наблюдать гораздо интереснее, чем мешать. Парень умылся свежей водой, непонятно как появившейся на столе (кувшина, вроде, вчера не было). По белой шее потекли капли, скрылись за воротом ночной рубахи. Антон молчаливо проследил за их скольжением. Так же тихо рассматривал, как открываются и закрываются непонятные для него склянки и коробочки, как начинают сверкать тёмные волосы, смазанные каким-то приятно пахнущим маслом. Всё выходило так ловко и быстро, будто проделывалось не раз и было больше привычкой, чем нарочным красованием. В итоге он не выдержал:       — Зачем ты всё это делаешь?       Арсений замер, прервав свой безмолвный танец руками над столиком.       — Это для обряда, — сказал как-то неуверенно. Словно забыл, а теперь не знал, правильный ли ответ. — А вообще просто для того, чтобы от палящего солнца укрыть кожу. И чтобы…       Снова замялся, подбирая ответ. Махнул в итоге рукой как на нечто совершенно неважное.       Всё это казалось странным. Арсений в один момент казался самым обычным деревенским пареньком, каких полно на Руси, а в другой — совсем чужим этой земле и непонятным каким-то. Для главы и всей деревни он был особенным, но так и не стало ясным в чём.       Собираясь, он на этот раз надел широкие порты и обычную мужскую рубаху, став походить на любого в округе. Антон расстроился немного: всё же в «сарафане» тот смотрелся дивно, но так тоже было хорошо. Да и привычно было видеть молодца в мужском. Арсений сам, кажется, был рад избавиться от своего недоплатья. Даже от удовольствия подскакивал теперь при ходьбе, будто энергия ключом била. Правда, от обувки всё же отказался и теперь шлёпал по прохладной утренней росе на зависть Антону, невольно заражая столь радостным настроем.       На дворе жизнь уже кипела. Задорно стучал кузнец на одном из дворов, радостно кудахтали куры. Дети носились, играя в салочки, а взрослые делали свои взрослые дела. Проходя мимо, Антон заметил, что им кланяются. Так и не понял: было ли это уважением к нему или же так приветствовали его голубоглазого сопровождающего. Скорее, второе.       — Доброе утро, радость моя. Ты сегодня рано. — Стас потрепал Арсения по голове, стоило только тому приблизиться.       Его покрытая жёсткими волосками рука потом быстро метнулась к носу, похоже, чтобы ощутить запах того приятного масла, что парень наносил у зеркала. Тёмные глаза скользнули по худой фигуре и застряли на портах.       — Зачем ты свои ноги спеленал? — голос старосты сделался тяжелее.       Арсений отступил, глянул быстро на Антона, словно ждал, что тот на смех поднимет. Во взгляде мелькнула неловкость и что-то похожее на надежду.       — Я думал сегодня деревню показать. Так удобнее будет, чем как девке в развевающемся платье…       — Ты не девка вовсе, мы же говорили об этом.       Стас схватил Арсения полноватой рукой за щёку: из-за разницы в росте тому пришлось пригнуться — почти вдвое сложиться. Ничего кроме немой мольбы на лице не читалось.       — Переоденься, пожалуйста, а я пока с гостем переговорю. — Глава деревни к безмолвным просьбам остался равнодушен.       — Но если…       — Можешь сделать это в моей избе. Так даже быстрее будет.       Плечи парня поникли. Сверкающие радостью глаза посерели, и Арсений смиренно поплёлся в дом. Стас как ни в чём не бывало взглянул на молчавшего всё это время Антона:       — Ужасно непослушный стал в последнее время. Всё время норовит что-то поперёк моего слова сделать.       Не дав Антону ответить, тут же перевёл тему:       — Я предупредил жителей, что сегодня ты подвигами с ними поделишься. Перед закатом все соберутся на поляне у домика старой Марфы, там как раз всем места хватит, и ты сможешь поведать свои истории. А потом я на ужин тебя зову, заглядывай обязательно. Хочу расспросить тебя побольше… О, Арсений, ты так скоро!       Парень вернулся с вымученной улыбкой на губах и опять в длинной рубахе, укрывающей колени. Старался вернуть себе воодушевлённый вид, но всё равно выглядел понуро.       — Теперь можешь нашему герою и деревню показать, и окрестности. Только не заходите далеко, сейчас зверьё часто к нам выходит, не хочу, чтобы вы пострадали. Про лес ты сам всё знаешь, да?       Едва заметная дрожь прошлась по телу Арсения, и он быстро закивал, непонятно с чем соглашаясь. Стас напоследок ещё раз взлохматил его тёмные вихры и отпустил, махнув рукой. Блеснул на солнце тяжёлый перстень с мордой какого-то животного. Сразу стало жалко парня, которому этим кольцом сейчас по макушке повозили. Как с телёнком неразумным обращались.       — Пойдём я тебя с жителями познакомлю, чтобы всем спокойнее было, когда ты истории свои начнёшь рассказывать, — пресёк тот любые вопросы и сразу двинулся к одному из ближайших домиков. Даже не обернулся, делая вид, что ничего такого не случилось. Лишь скованные неловкостью плечи выдавали его состояние.       Антон решил пока ничего не спрашивать и наблюдать. Вопросов становилось всё больше, а новые знакомые казались лишь страннее, поэтому стоило дождаться встречи с другими жителями деревни — может, это у всех здесь было такое общее.       К удивлению, остальные оказались самыми простыми крестьянами. Резчик по дереву — мужик усатый и добродушный с радостью поделился квасом, посетовал на молодую дочку, куда-то убежавшую с ребятами, да показал несколько поделок, что готовил детям на приближающийся Купалов день. На гостя деревни смотрел с лёгким подозрением, но не отказался ответить на некоторые вопросы. Антон догадывался, что его пустили, скорее, только из уважения к старосте, но был рад, что хотя бы не шугаются.       Вместо занятого кузнеца их встретила его жена. Домик у неё был самый простой, но рядом стояло много всяких безделушек — мужниных искусств, что делало дворик самым необычным в округе. Сама кузня находилась неподалёку, и оттуда как раз раздавался железный звон. Женщина периодически поглядывала туда и была явно не сильно довольна гостям, но натягивала добродушную улыбку каждый раз, как только смотрела на Арсения, на что Антон мог только удивлённо молчать.       В целом, вокруг не было ничего необычного: крестьяне вспахивали поле, кто-то таскал воду, а во хлевах подавала голос скотина. Деревня жила ещё один день, каких ожидалось дальше несметное количество.       Постепенно Арсений сбросил накатившую скованность и разговорился. Рассказывал о деревенских, о ежедневных заботах и редких интересных событиях вроде приезда какого-нибудь городского гостя или сбежавшей из загона коровы. Взахлёб делился о происходящем в деревне. Только говорил «они» да «их», никогда не включая себя в дружное «мы». Словно всегда был сторонним наблюдателем всего, не принимая участия в происходившем. Вставлял язвительные комментарии про некоторых деревенских, кого считал не очень умными, чем вызвал у Антона усмешку — Арсений явно был о себе высокого мнения. Заулыбался ярко, когда рассказывал про потешные скачки: как молодцы наперегонки ради девок носились по полю, пытаясь платок повязанный на ветке дальнего дерева сорвать первыми.       Антон тоже невольно расплылся в улыбке:       — А ты каким пришёл? — спросил, надеясь обернуть в шутку, но парень сразу потух, даже как будто сделался меньше.       — Я не участвовал, — признался тихо. — Поздно присоединился.       На настоящее объяснение это мало походило, но Антон решил и к этому вернуться позже. То, что он собирался обдумать наедине всё множилось и пока целиком состояло из нового знакомого, который словно хитрая шкатулка — до конца старался сохранить свои тайны.       Они обошли всю немаленькую деревню и приблизились к лесу. Раскидистые ветви деревьев призывно приглашали углубиться в чащу. Мохнатые ели душисто пахли хвоей, заставляя морщиться от желания звонко чихнуть.       — Здесь молодёжь часто гуляет. — Арсений указал на как раз собравшийся кружок юношей и девушек, обсуждающих что-то неподалёку у старого пня. — Всё хотят в лес зайти, но знают, что нельзя. Слишком опасно, много непролазных зарослей, да зверей всяких диких. Боятся, но каждый раз собираются.       Антон встрепенулся: наконец повод спросить появился.       — Это поэтому Стас про лес сказал? Туда просто запрещено ходить из-за диких животных?       Парень отвёл взгляд:       — И поэтому тоже, — ответил странно.       Легче не стало. Антон нахмурился, намереваясь задать ещё вопрос, но по одним поджатым губам Арсения понял, что не стоит. Давить сейчас — только портить и без того держащееся на одном честном слове общение. Напролом не пошёл, поэтому пришлось перевести тему:       — А ты почему не с ними? — спросил, кивая на группу молодёжи. — Познакомишь? — И сам двинулся к ним, не заметив порыв Арсения его остановить.       Стоило приблизиться, громкие обсуждения стихли. Все тут же настороженно воззрились на чужака.       — Я — Антон, — бодро поздоровался он, нарочно не замечая повисшего тяжёлого молчания. — Слышали, наверное.       — Да уж кто не слышал о богатырской каланче, зарубившей змея с тремя пастями, — насмешливо протянул самый бойкий молодец с чуть выпирающей челюстью. Руки и лицо его покрывали отметины — шрамы, потемневшие от времени и палящего солнца. Похоже, тот немало дрался и влипал во всякие передряги. — Подвигами нас сегодня поражать будешь или ты в сопровождении у нашего сокровища?       Антон оглянулся на поджавшего губы Арсения. Усмехнулся широко, чтобы не показывать внезапно полыхнувшую в груди злость:       — А ты за своими сокровищами поглядывай внимательнее, — кивнул, намекая на жавшихся к парню девиц. — Как бы у тебя не увёл их кто посимпатичнее.       — Кто? Арсений что ли?       Вся молодая свора загоготала, словно услышали пресмешную шутку. Антон нахмурился, не понимая. Арсений точно мог представлять интерес для местных красавиц, почему это вызвало такую реакцию?       — Пойдём лучше, не связывайся, — прошелестел тот, бесшумно оказавшись рядом. — Нечего с дураками диалог вести.       — Это кого ты дураками назвал, белоручка?       Молодец встал с пня, на котором до этого сидел развалившись. Оказался, естественно, ниже Антона, но гораздо шире в плечах и намного суровее. Посмотрел недобро на обоих парней, расплываясь в неровной усмешке.       Арсений неожиданно шагнул вперёд, смело встречаясь с темнеющим взглядом:       — Тебя и твою свиту безмозглую, Эдик, — выделил имя насмешливо, будто не замечая, как у парня недобро сверкнуло в глазах. — Только и можете, что выдумывать, как поедете за пределы деревни искать славу, а сами сидите на месте как старые деды. Станете поля пахать, как и все.       Пара девушек хихикнула, с любопытством наблюдая за перепалкой. Названный Эдиком на это набычился сильнее:       — Мы-то действительно уедем и царю служить станем. Вернёмся героями и родятся от нас богатыри, которые будут смеяться над тобой — жалким полоумным на побегушках у старосты. Так и подохнешь, девки ни одной не потрогав, потому что перед Стасом на задних лапках будешь…       Арсений с рыком бросился на обидчика — Антон даже среагировать не успел. Эдик взревел, получив с размаху по скуле, занёс руку, чтобы в ответ ударить, но Антон перехватил её, спасая зажмурившегося Арсения от синяка под глазом.       Эдик разозлено оскалился, переключая внимание на помеху. Махнул парням, которые уже напряглись, что сам справится. Пригнулся немного, напоминая кошку перед прыжком:       — Не успел появиться, уже красотку спасать рвешься? Неужель глаз положил?       Соратники загоготали, девушки тихо потупили взоры. Вдруг от них отделился самый светленький, подошёл к главарю и зашептал негромко, но Антону всё равно слышно стало:       — Ты бы не рисковал так, Эд. Знаешь же, что может быть…       Антон прикинул, что на них ещё не напали только потому, что опасались. Побаивались, похоже, того, кто три отрубленные головы монстра принёс, не зная, чего ожидать. Внутренне ликуя, он сильнее расправил плечи, смотря на несостоявшегося противника самым устрашающим из своих взглядов:       — Если в богатыри метишь, так что же ты, давай, испытай силу на мне. Думаю, не сложнее чем того вурдалака из селения у Светлоярого озера будет тебя победить.       Эд опасливо покосился на неровно дышащего Арсения и только потом посмотрел на Антона:       — Брехня, — сказал неуверенно.       — Ты же, думаю, ногу отгрызть мне не попытаешься?       Антон нарочно одёрнул широкую штанину, показывая рваный затянувшийся укус. Девки тихо ахнули — зрелище было не из приятных. Шрам сросся неровно, оставил кое-как прижившиеся лоскуты кожи и неровные линии. Светловолосый парень, уговаривавший не начинать драку, с мольбой посмотрел на главного.       — В следующий раз осторожнее со словами будь, — обратился Эд к Арсению, как будто не замечая Антона. — Повезло, что у меня настроение не боевое сегодня. Но в другой раз, милый, так просто ты не отделаешься.       Свора, как окрестил их про себя Антон, безмолвно собралась и двинулась вдоль кромки леса, снова заведя разговоры, будто глупой стычки и не было. Девушки выглядели виновато и изредка оборачивались, смотря грустными глазами. Светловолосый парень, так удачно отговоривший Эда, теперь что-то негромко втолковывал ему, на что тот лишь мотал короткостриженой головой.       Антон ещё немного постоял, провожая процессию взглядом, а когда обернулся, обнаружил, что остался на опушке один. Арсений убежал вперёд, позабыв о нём.       Пока догнал, Антон запыхался. Непривычно было, что кто-то таким же широким шагом может ходить, а Арсений при всём этом ещё и спешил.       — Осмотр деревни закончен? — спросил, чуть задыхаясь.       — Зачем ты полез? — Обвиняюще накинулся тот. — Может, я хотел, чтобы мы сразились?       — Зато я этого не хотел. Ты дрался хоть когда-нибудь? Видел, каким Эд красивым ходит, таким же хочешь быть? — Сказать, что Антон удивился — ничего не сказать. Он ждал благодарности или объяснений, но точно не этого.       — Эду и всем запрещено меня трогать, — с какой-то обидой в голосе обронил Арсений. — Он бы не посмел…       — Ты же на него бросился! Он бы на тебе живого места не оставил. Зачем спровоцировать пытался?       Арсений поморщился, будто что-то кислое проглотил. Нервно пригладил топорщащуюся рубаху и выдохнул. Когда он открыл глаза, то перед Антоном предстал тот Арсений, который утром пошёл смиренно переодеваться — ни единой лишней эмоции на лице, лишь непринуждённая улыбка, чтобы разбавить безэмоциональную маску.       — Прости меня за то, что пришлось увидеть это. Обычно ко мне все доброжелательно относятся, но сегодня, видно, Эдик не в духе. Думаю на вечернем собрании вы сможете получше узнать друг друга. Вообще, он не такой плохой…       Антон нахмурился, не понимая. Резкую смену настроения от злости до почти полного спокойствия объяснить было трудно, но принять пришлось — Арсений меняться обратно не собирался. В глазах бесновалась буря, но лицо осталось нечитаемым. Жутко хотелось растормошить его и заставить сказать, к чему был этот нелепый выпад. Парень с каждой минутой становился всё интереснее.       Остаток пути вдоль опушки к нескольким самым отдалённым домикам прошёл в тихих разговорах. Арсений даже свои редкие комментарии оставил, уйдя в тусклый рассказ. Антон не перебивал, а про себя против воли думал только об увиденном. И было ещё кое-что, что тревожило его всю дорогу, но не формировалось в единую мысль: в деревне не было больных. Ни колченогих старух, ни перекошенных калек, ни болезных какой хворью, что была бы видна на коже. Шрамы у многих были, взять того же Эда, но в остальном все казались здоровыми и работящими.       Антон ещё не бывал в таком поселении, чтобы больных нигде не встречалось. Может, все в каком-то отдельном месте содержались?       — У нас нет таких, — спокойно отозвался Арсений на заданный вопрос. — Мы — особенная деревня.       Чем особенная, дальше объяснять не стал, закрывшись в молчаливых раздумьях. А Антон был бы рад поговорить, потому что пока деревня казалась всё мудрёнее и непонятней. Он искренне пытался сделать какой-то вывод из того, что успел увидеть, но ничего путного в голову так и не пришло.       Под конец пути Арсений немного оттаял: в голос вернулись оттенки эмоций, а лицо снова ожило. Он даже улыбаться начал, но на этот раз бледнее, словно сам в своё веселье не верил.       — Шрам на ноге — это собака? — разрушил наконец молчание.       Антон не хотел раскрываться, но взлетевшие к линии роста волос брови его уже выдали:       — Волк, вообще-то, — признался неловко. — Как понял?       Остановились. Арсений вдруг присел на корточки, открывая вид на растрепавшуюся от ветра макушку, потянулся к штанине:       — Покажешь?       Удивляться смысла не было, это Антон уже понял: нахмурился, но одёрнул штаны, открывая покалеченную ногу. Прикосновения особо не почувствовал — кожа в месте укуса всегда была словно онемевшей, ощутилась лишь прохлада длинных пальцев, скользнувших от голени к колену.       Арсений не смеялся — смотрел внимательно и аккуратно касался, посылая россыпи мурашек по спине, когда попадал на чувствительные участки.       — Налюбовался? — пошутил Антон, стараясь сбросить накатившее смущение. — Могу вообще штаны снять, чтобы удобнее было.       Прохладные прикосновения тут же пропали: Арсений одёрнул руки.       — После укуса вурдалака выживших не бывает. — Щёки у него немного покраснели. Похоже, тоже смутился. — Может, Эд следы зубов и не распознает, но я их точно отличить смогу.       Антон довольно усмехнулся: сбить с парня его спесь было приятно. В который раз признал, что ошибся, решив в первую встречу, что судьба свела с деревенским простачком. Красота и смышлёность в нём пленяли, а неясная тайна ещё и интерес подогревала. Арсений был очень занятным знакомым.       — Только не говори никому, — шутливо шепнул Антон, сдерживаясь, чтобы не прикоснуться к тёмной макушке. — Вурдалака я зарубил, он не успел даже коснуться меня. А вот для красочности отметину будет здорово на собрании показать, согласен?       Арсений только глаза закатил: не поверил, конечно. Был уверен в том, что «герой» лжёт напропалую, но поступок с Эдом оставил тёплое чувство в груди, поэтому насчёт шрама можно было смолчать. Однако, он пообещал себе, что всё равно расскажет о догадках Стасу — чужак не должен был надолго задерживаться в деревне перед приближающимися событиями. Да и его светлая улыбка, и глаза цвета сочной зелени не способствовали душевному успокоению, что было так важно в эти дни. Антон должен был уйти.       — Ну так как, не расскажешь? — на плечо легла его тёплая ладонь. Пальцы мягко сжались, задевая кожу через ткань холодом колец.       Арсений покосился на его руку и недовольно повёл плечом:       — Я подумаю.

***

      На собрание пришла вся деревня. Антон ещё днём понял, что смог заинтересовать всех, но чтобы столько собралось? Стас тоже был тут: улыбался в усы и поглядывал на героя, бродя в каких-то своих мыслях. Арсений делал вид, что совсем равнодушен к происходящему, но от Антона не укрылось, что он сел поближе к нему, проигнорировав приглашение старосты занять место рядом. Эд и тот светловолосый тоже были здесь — сидели вместе и нарочно не смотрели на чужака, делая вид, что дико заняты разговором.       Вести рассказы Антон умел. Знал, что мастер в этом. Заплёл настоящую историю, окутывая нитями приключений и страстями. Народ ахал на страшных моментах, но с наибольшим интересом про монстров всяких слушал. Антон нарочно старался описывать всякую жуть в подробностях, чтобы люди могли почувствовать, насколько были гадкими те, кого он встречал. Радовался про себя, когда получал живой отклик толпы, но раз за разом поглядывал на Арсения. Убедил себя, что совсем неинтересно, как тот отреагирует, но сам с собой слукавил: его реакции ждал жутко.       Арсений сидел на траве, как и все молодые, но, как обычно, чуть дальше общей толпы. Обнял длинные ноги и поглядывал на героя лишь изредка, чтобы тот вдруг не решил, что он всерьёз слушает его байки. Однако, стоило признать, Антон говорил красиво. Глубокий бархатистый голос поднимался на ключевых моментах, заставляя сердце невольно сжиматься от волнения, а затем снова тёк обволакивающим потоком, успокаивая. Зелёные глаза в отсветах костра, разожжённого, чтобы отпугивать комаров и сгущающиеся сумерки, переливались ореховыми оттенками. Светлые завивающиеся пряди волос золотились. Нелепые одёжки со свисающими лентами как будто меняли свои цвета, браслеты позвякивали в такт движениям длинных рук. Всё это лишь сильнее захватывало, погружая в истории. Заставляя даже забыть, что несколько из «похождений» Арсений от некоторых гостей деревни уже слышал.       Истории были разными, будто Антон успел сразу всех чудовищ повстречать. Надо было отдать ему должное, не про всех он говорил, что зарубил или победил, но рассказывал так, будто и в правду видел. На душе становилось тоскливо от того, что тот такой молодой, а уже столько успел повидать. Даже если врал, то всё равно слышал от кого-то, встречал разных людей. Свои расписные одежды тоже не в обычной деревне нашёл — ездил куда-то, путешествовал.       Арсений сильнее обнял ноги, чтобы как малому ребёнку не сбежать в избу от обиды.       — А почему вы одеты так странно? — подала голос одна из девчушек, сидевших поближе к костру, когда бесконечный поток рассказа иссяк.       Арсений словно от сна очнулся — настолько его увлекли истории, к которым он всегда был неравнодушен. Вокруг стемнело. Время, отведённое на собрание, явно уже закончилось, но народ не расходился, похоже, как и он, утонув в переливах чужого голоса. Мягкая улыбка на губах Антона на мгновение смешала и без того плывущие мысли, поэтому Арсений постарался сосредоточиться на том, что эти губы произносили:       — В городе, где змей трёхголовый орудовал, эти одежды считаются защитой от неудачи и злых духов, — важно заявил Антон, нарочно бряцнув парой браслетов на руках. — Ещё доспех был, но я его в бою оставил. Кольчуга только сохранилась.       — А меч ваш утонул? — снова спросила та же девочка, сверкая увлечёнными глазами.       Герой ей улыбнулся, вызвав влюблённый вздох у прекрасной половины присутствующих. Если бы мог, Арсений бы с большим удовольствием сейчас облил его водой из колодца, чтобы не строил из себя настолько… настолько… В общем, чтобы не пытался всем вокруг понравиться! Это дико раздражало. К тому же, Антон ещё нарочно задержался на нём взглядом, будто пытался выяснить, как его глупое поведение будет воспринято. Арсений прямо сейчас готов был пойти и выложить всю правду о нём Стасу — вот как.       — Помню, как брёл до реки, — снова заплёл Антон, не без наслаждения замечая, что сумел очаровать почти всех присутствующих, а Арсений, хоть и сжался весь, но тоже не мог отвести глаз. — После боя я хотел хотя бы горло промочить, и меч был со мной. Дальше не знаю: или на берегу остался, когда я упал, или утоп.       — А как вы теперь подвиги без меча совершать будете? — грустно подала голос длинноволосая девушка, с явным намёком поглядывая Антону на губы.       Тот уже хотел в тон ответить, что совершить подвиг для такой красавицы он может и без особого оружия, но его прервал совсем юный мальчишка:       — А вы Зверя встречали? — спросил он, прижавшись к тучной женщине, похоже, матери.       Вдруг вокруг стало совсем тихо. Замолчали посмеивающиеся мужики, притихли болтающие дети. Остались лишь треск костра и шелест травы. Огонь отразился в десятках внимательных глаз, устремлённых на Антона.       — Я… я много зверей в лесах видел. — Странное волнение сковало горло, не давая по обычаю отшутиться. Все словно ждали чего-то, но чего — Антон понятия не имел. — Не думаю, что знаю про какого-то конкретного…       — Думаю, наш дорогой гость устал. — Стас встал со своего места, прерывая запнувшегося парня и повисшее молчание. — Конечно, он повидал разных животных, вряд ли это кому-то будет интересно. Предлагаю позволить Антону отойти ко сну и ответить на все оставшиеся вопросы завтра.       Народ одобрительно зашептался, будто возникшей недавно заминки и не было. Парень выдавил улыбку, понимая, что ребёнок мог спросить глупость, и не стоит придавать особого значения этому, но странный осадок на душе остался. Все поспешили расходиться, а староста увлёк мало понимающего Антона за собой.       В доме у Стаса было хорошо. В прошлый раз как-то было не до убранства, но теперь Антон мог по праву оценить, что в избе было очень недурно. Дом отличался внушительными размерами, по сравнении с другими в деревне, и поражал внутренним богатством. По стенам вились полки, уставленные чашами, что даже на вид казались дорогими. Блюда с необычной росписью стояли там же, а ещё на декоративных столиках и на отдельных полках под расшитыми на стенах гобеленами. На столе же и в прошлый раз было богато, но только сейчас до Антона дошло, что подобных кушаний он вообще нигде раньше не видел.       Арсений тоже был приглашён на ужин и смотрелся нелепо в своей бесцветной бедной рубахе среди окружавшей роскоши.       — Надеюсь, тебя не сильно утомили вопросами. — Стас опустился на несчастно скрипнувшее под тяжёлым весом кресло и махнул застывшим гостям присаживаться на стоящие по обе стороны от стола деревянные лавки. — Не будешь против и со мной поговорить?       У Антона за два дня скопилось слишком много вопросов, поэтому, поговорить он очень хотел:       — Почему в вашей деревне больных совсем не видно? — Задал наконец самый интересующий вопрос.       Арсений испуганно бросил взгляд на Стаса, но тот лишь улыбнулся этой своей отечески-тёплой улыбкой:       — Тебе, вижу, всё показали и рассказали?       Антон замялся, не зная, что тут будет правильнее ответить:       — Не совсем всё, я хотел бы узнать многое, и…       Однако староста поднял ладонь, останавливая желавший пролиться поток мысли:       — Не хочу ужин с таких тем начинать. Что тебе сразу про больных да юродивых слушать? Давай, лучше скажешь, нравится ли тебе у нас? Достаточно ли гостеприимной для героя кажется наша деревня?       Стас умел построить разговор так, как ему это было нужно, Антон ещё в первый раз это отметил. Вот и сейчас не смог не сыграть по его правилам:       — Конечно, все со мной очень дружелюбны. — Решил не вдаваться в подробности богатырь.       — Я рад это слышать. — Староста поднял кубок с напитком, словно пил именно за это. К слову, кубок тоже был украшен необычной резьбой. Антон взглянул на свой — на нём вились птицы, взмахивая крыльями. Красивый и точно ценный. — Впрочем, до меня дошли слухи, что Эдуард с Арсением что-то сегодня не поделили, и ты храбро вступился за него. Это так?       Удивление скрыть удалось с трудом. Вряд ли кто-то из молодых доложил главе деревни о глупой стычке — сам бы под выговор попал. Значит, за их прогулкой кто-то следил по указу. Возможно, один из тех сторожей, карауливших избу в ночь. Впрочем, ничего удивительного: если за Арсения беспокоились, значит, за прогулкой с чужаком тоже должны были присматривать, пусть вокруг и все деревенские были.       — Да то был лишь небольшой спор. — Антон усмехнулся по-доброму, заметив, как сидевший поникшим рядом Арсений поражённо поднял голову. Похоже, ждал, что его сейчас сдадут, а после отчитают за несдержанность. Нет уж, он не заслужил такого, пусть и был неправ, да потом вёл себя по-детски. — Молодцы своё от чужого меня защищали, правильно, что сразу в друзья набиваться не пошли.       — Как скажешь. — Стас бросил короткий взгляд в сторону своего подопечного, но ничего не сказал, возвращаясь к Антону:       — В любом случае, хочу принести тебе благодарность. В последнее время Арсений странно стал вести себя: всё больше спорит со мной, всё чаще пытается браться за дела, которые совсем ему не по силам…       — Я могу справиться с тем же, что и все, — подал было тот голос, но его не заметили.       — … даже сбежать как-то пытался.       Антон непонимающе перевёл взгляд на поджавшего губы парня. Арсений выглядел румяным и здоровым, только теперь обиженным как будто на весь свет. Ни видимых синяков, ни каких-то явных лишений не отражалось на внешней красоте. Почему он мог хотеть сбежать?       — Может, это потому что он «особенный»?       Арсений на это что-то зло прошипел, вызвав у Стаса веселую усмешку:       — Ты решил, что мы его так зовём, потому что у него с головой непорядок?       Антон пожал плечами: а что ещё он мог предположить, когда никто объяснять ничего не хотел? Тем более, по его периодическим высказываниям такой вывод сам напрашивался.       Стас отставил опустевший кубок и встал, подходя к всё ещё недовольно скалящемуся Арсению. Тот от близости старшего сразу растерялся: сник, как будто стараясь стать меньше, и вздрогнул, когда на худые плечи опустились волосатые руки.       — Ты нравишься мне, признаюсь честно, — сказал староста, приблизив лицо к вихрастой макушке парня. Пытался выветрившееся утреннее масло что ли учуять? Посмотрел на Антона, прищурившись:       — Думаю, тебе стоит тайну нашей деревни открыть…       Арсений подскочил с лавки так резко, что та накренилась, уперевшись прямо Стасу в колени. Синие глаза в полутьме комнаты полыхнули тёмным:       — Не нужно этого делать. — Он взмахнул руками, указав на опешившего Антона. — Не надо рассказывать обманщику ни о чём. Мне гости деревни рассказывали про тех же самых чудищ, про которых Антон распинался, и про те же самые победы. Он слышал их просто и себе всё приписал. А головы змея украл, наверное, у настоящего богатыря. Или вообще змей издох уже, а он отрубил их. Ни одной раны на нём не было, даже синяка ни одного — я сам видел, когда…       Стас изогнул чёрную бровь, ожидая, но Арсений быстро исправился, стараясь не взглянуть на Антона ненароком:       — … когда он переодевался. Да и он слаб слишком для того, чтобы кого-то зарубить. Помнишь хотя бы Алексея того, который в прошлый Купалов день приезжал, вот он…       — Довольно, Арсений, я услышал тебя. Сядь на место.       Парень растерянно замолчал, не ожидав, что его прервут столь холодно. Будто не слышали совсем. И Антон теперь помрачнел: чего-чего, а такого выпада от того, за кого вступился уже дважды, он не ожидал.       Над столом воздух потяжелел, завис невидимой тучей.       — Но он же… — хотел было оправдаться Арсений, но Стас покачал лысеющей головой, призывая замолчать:       — А ты не задумывался над тем, что гости, приезжавшие к нам, как раз про Антона и вели свои рассказы? Хоть один из них привозил с собой боевые трофеи? Или в таких подробностях описывали встречи с ужасными монстрами? Или шрамы от вурдалаков показывали?       Арсений прикусил язык, с силой сжимая кулаки. Уже решил, что выполнит просьбу Антона и не скажет о шрамах. От своих слов он не привык отказываться, хоть изнутри теперь так и горело желанием бросить правду на стол перед всеми, чтобы сбить осуждение с лиц.       — Ты оскорбил дорогого гостя, — строго подвёл итог Стас. Первый раз его голос звучал настолько вымораживающе. — Думаю, тебе сегодня не стоит присутствовать на ужине. Вернись в свою избу.       Отразившееся на лице парня отчаяние ничем нельзя было скрыть. Даже Антон не смог это выдержать:       — Я не чувствую себя оскорблённым, всё в порядке. Не стоит прогонять его, это всего лишь…       — Он слышал моё слово, — оборвал его староста, грузно усаживаясь обратно. — Пусть возвращается к себе и думает в следующий раз, что говорит на тех, кто из-за его глупой вспыльчивости едва ли не в бой вступает.       Кажется, парень хотел что-то сказать, но видя, что Стас на него даже не смотрит, затих. Глаза блеснули в свете испугавшихся резкого порыва воздуха свечей, и Арсений дёрнулся в сторону двери, почти выбежав на улицу.       Антон растерянно проводил его окутанный словно саваном стан и перевёл взгляд на полные тарелки — тот даже не успел притронуться к угощениям. Невольно вспомнилось, что за сегодняшнюю прогулку они едва ли горло промочить успели, о еде при дневной духоте и думать не хотелось.       Гулко ударилась о дерево бутыль — Стас вновь наполнил кубок. Вздохнул тяжело, смотря в сторону окна. Его окольцованные самоцветными перстнями пальцы постучали по столу — Антон наконец разглядел морду волка на одном из них — разгоняя неуютную тишину. Свет свечей мелькнул в антрацитово-чёрных глазах.       — Мне жаль, что тебе пришлось стать свидетелем этого. Обычно я никогда не повышаю голос на него, но тут он с самого твоего появления под вопрос ставил, что ты достойный богатырь. Не стоило это ему спускать с рук.       Антон смотрел себе в тарелку, жареная рыба тоскливо смотрела оттуда в ответ, прекрасно отражая сжавшее душу чувство. Ответить было нечего.       — Арсений не плохой мальчик, — продолжил Стас, снова делая глоток из кубка. — Может, тебе показался взбалмошным, но он добрый и действительно для деревни очень важен. Я не хочу потерять его в дни, когда он особенно будет нужен.       Тихая грусть окутала, пробралась в слова. Между бровей главы деревни пролегла глубокая морщина, и Антон затаил дыхание, боясь спугнуть момент откровения — слишком ждал его.       — Как я и сказал, Арсений пробовал сбежать, — снова заговорил Стас. Похоже, давно ждал того, с кем сможет поделиться. — Поймали, когда он через реку на сторону соседнего поселения перебраться пытался. Я тогда испугался за него очень…       — Но почему он хотел сбежать? — Антон тоже пригубил напиток, следуя примеру старшего мужчины. Сладкое тепло полилось в грудь, убаюкивая неспокойные чувства, не желавшие исчезать.       — Видишь ли… — Стас замялся, вновь внимательно посмотрел на гостя. — Он не совсем обычный юноша. Я бы сказал даже избранный.       Из открытого окна подул внезапно холодный для жаркого времени года ветер, заставив невольно поёжиться. Свечи испуганно затрепетали, неровные тени заплясали по заставленному яствами столу и покрасневшему лицу главы деревни.       — Ты задумывался над тем, почему наша деревня носит название Светлого духа? — вдруг спросил.       Антон отпил ещё из кубка, чтобы случайно не признаться, что забыл его почти сразу, как услышал. Слишком много поселений успел посетить, слишком мало их названия несли что-то за собой. Стас ответа дожидаться не собирался — наклонился вперёд и, понизив голос, едва слышно выдохнул:       — Потому что в лесу действительно дух обитает. Он делает цветы, что там растут волшебными.       Напиток закончился, а Антон пока был слишком трезв, чтобы так запросто поверить в услышанное. Улыбка рвалась на губы, но он честно старался сдержаться.       — Вижу, что думаешь, мол, выдумки всё. — Стас, похоже, по одному молчанию догадался о его реакции — скрестил руки на груди и откинулся на резную спинку кресла. — Но это чистая правда. Помнишь, ты спросил, почему больных в деревне не встретил? Это потому, что все больные целебные отвары из этих самых цветов пьют, и любая хворь с них сходит.       В кубке снова оказался напиток, а на тарелке — лишь половина рыбы. Антон не помнил, как прикасался к ней. Голодным не стоило пить, но осознавать это — не делать. В груди постепенно распускалось убаюкивающее тепло, а глубокий голос главы деревни затекал в мысли, оседая мхом и прорастая всё глубже.       Стас снова приблизился, поймал взгляд Антона своим тёмным и неотрывно смотрел, на этот раз не собираясь давать возможности сомневаться в своих словах:       — В лесу растут волшебные цветы. Каждый можно сорвать лишь раз в году — в ночь на праздник Ивана Купала. Именно они делают нашу деревню такой особенной. Из-за них даже заморские гости приезжают древнее таинство увидеть.       — А Арсений… — Антон услышал свой голос как будто со стороны. Он ему внезапно показался тягучим и вязким.       — Он особенный, — опять повторил Стас. — Лишь он может волшебные цветы сорвать. Только ему дозволено из лесу вернуться. Другие пытались в лес входить — погибали там, плутали до голодной смерти или были загрызены зверьём. Никого ещё лес в великую ночь кроме Арсения не выпускал за целебными цветами.       Какой-то частью трезвого сознания Антон понимал, что всё услышанное — глупость. Волшебные цветы и избранный? — ерунда неслыханная. Однако Стас продолжал говорить, и невольно перед глазами высились высокие деревья, что раскинули ветви у опушки, маня подойти ближе. Антон вдруг как наяву увидел, что в глубине — в самой чаще льётся свет от пугающей красоты цветов, а голубоглазый юноша в белой рубахе идёт за ними всё дальше в чащу. А рядом, водя хороводы, вьются девки с распущенными волосами. Горят костры, а через них прыгают храбрецы, чтобы очиститься от злых духов. И со всех сторон под треск занимающихся огнём прутьев льётся музыка.       Глубокий голос старосты не отпускал — обвился вокруг подобно поднимающемуся от догорающей свечи дыму:       — Арсений решил, что ему нужно самому в этой жизни пробиваться и искать своё предназначение. Он говорил, что хочет уехать из деревни за приключениями или ещё что-то такое, но зачем? Здесь его дом и именно здесь его предназначение, которое ему все выбрали. Он изнежен, избалован любовью всех жителей, ему все в ноги готовы кланяться, но, видно, этого мало…       Антон помотал головой, чтобы хоть немного вернуть в строй плывущие мысли. В избе было жарко: по вискам струился пот. После выпитого рассказ стал ощущаться живее, и в душе поселилась обида. Несправедливость — вот что это было. Стас, да и все жители деревни — все они за Арсения делали столько, что другой не мог даже и мечтать. Ему не приходилось прорываться сквозь жизнь, бороться за крошку хлеба или скитаться. Он был освобождён от стольких горестей, но хотел в одночасье лишить себя этого взамен на что? На бесконечные дороги и полуголодные ночёвки в холодном лесу?       Староста облокотился на стол, подперев голову. Посмотрел на плывущего взглядом Антона с глубокой печалью. Голос его хрипло дёрнулся:       — Я понимаю, возможно, он слишком дорогую цену за это платит… Я заставляю его древние поверья чтить. — Он отвёл взгляд, словно устыдился. — Лес даёт найти цветы только чистым душой и телом. Арсений не может отдаться страстям и не должен иметь грязных мыслей, поэтому многое мы от него скрываем. Деревенские мужики за работой обсуждают разное, и я не хочу, чтобы мальчик трудился с ними. Не хочу, чтобы злое солнце жгло его кожу, а спина была вечно согнута. Это перед ним преклоняться должны, а сам он должен быть верен Светлому духу. Для него себя сохранять.       Антон чуть не фыркнул — спрятал грозившую сорваться усмешку, стирая пот с верхней губы. Платой за возможность добывать исцеление от любой болезни была такая ерунда? Даже если принять, что всё сказанное не выдумка, то цена — это лишь необходимость не работать и с девками не спать? Так зачем они ему, если держится в тайне, что с ними можно делать? Жены не завести, конечно, но в избе и так всегда прибрано, да еда готовая есть. Но в обмен на такую мелочь — возможность быть спасением для целой деревни!       Стас опустил широкие плечи и потупил взор — всерьёз беспокоился о благе парня и теперь, похоже, рассказав всё, почувствовал себя лишь хуже. Антон понимал его, поэтому не мог смолчать:       — Очень эгоистично с его стороны вести себя так, — сказал, заплетаясь языком, но полностью уверенный в своих словах. — Арсений просто не понимает, насколько ему повезло. Он другой жизни не знал, поэтому и не ценит то, что имеет. Любой на его месте позавидовал бы, что у него есть такой заботливый покровитель, как вы.       — Спасибо, что понимаешь меня. — Мягкая улыбка забрезжила на лице мужчины. Взгляд лучился благодарностью. — Поэтому я и рассказал тебе всё — надеялся, что сможешь помочь.       Антон кивнул, вдруг понимая, что уже согласен. Что бы не пришлось сделать, он готов. Алкоголь никогда не служил ему хорошую службу, но тут парень был уверен, он делает правильный выбор. Слишком много свалилось на плечи этого добросердечного мужчины. Волнение за крестьян, иногородние гости, тревога о болезнях, о судьбе других, да ещё и неблагодарный воспитанник — никому такой участи не пожелаешь. Другой озлобился бы, стал чёрствым, но Стас всем хотел быть отцом и защитником — настоящий лидер. Такой о помощи только в действительно сложном положении бы просить стал.       — Я не могу деревенских постоянно сторожами оставлять — у них семьи: нужно заготовки на зиму делать, за детьми следить. — Антон кивнул, соглашаясь. В очередной раз убеждаясь в том, что староста беспокоится о благе каждого. — Арсений — смышлёный парень, — улыбнулся Стас, даже сейчас гордясь за воспитанника: — может обхитрить или обмануть их. За ним нужно сильное внимание, чтобы не ушёл. Чтобы на драки не нарывался и девкам по утрам глазки строил.       Антон только бровь изогнул: если так посмотреть, то Арсению не слежка была нужна, а крепкая рука. Выпороть его хорошо, как всех несмышлёных детей в деревнях порят, так, может, не думал бы сбегать и научился ценить, что имеет. Стас же так не думал: внезапно он опустил свою ладонь на запястье гостя, приблизив лицо так, что стал слышен запах выпитого:       — Помоги мне защитить его от него же до дня Ивана Купалы, — попросил, сжав внезапно ледяные пальцы. Как будто в капкан взял, но в голосе была слышна только мольба. — Пусть цветов наберёт и спасёт всех от болезней, что другие деревни зимой косят. Не хочу трупы считать и смотреть, как мои люди помирают в мучениях. Я щедро заплачу тебе, если до праздника поможешь удержать его.       Улыбка рвалась с губ — просьба была простая, но такая искренняя, что не верилось даже, что Арсений мог хотеть сбежать. Здесь о нём сам староста деревни так заботился, так беспокоился, что платить готов был, чтобы защитить глупца. До великого праздника оставались считанные дни — провести их в этой деревне было лишь за радость. Посмотреть за капризной не-девицей — за веселье.       Без особых раздумий Антон согласился.