Подарок

Мягкий свет слабо мерцающих свечей, плотно закрытые ставни, небольшой, но обильно уставленный яствами и напитками столик, отдернутый полог широкой кровати с балдахином. Что это? Неужели Генрих желает беседовать с ним в своих личных покоях? Неподвижно стоя на пороге пышных королевских покоев, Карл глядел на мерцающие на столе свечи, вспоминая их совместные ужины вдвоем с Бонной, или в компании младших братьев. Как же спокойно бывало на душе, в те редкие, счастливые моменты, будто река жизни текла бесшумно и неспешно, не вовлекая в свой безумный водоворот войн, заговоров и придворных интриг. Увы, но в октябре прошлого года водоворот, а вернее тягучая трясина жизни засосала его в свой омут, казалось навечно, и выхода не было. Оставалось лишь уповать на милость Господа, отвернувшегося от него, так же, как и от всей Франции. За грехи… Во всяком случае, так ему было сказано английским королем, там на поле боя, близ Азенкура. Но за какие грехи? Неужто англичане не совершали подобных грехов? Спросить ли нынче об этом Генриха? Задать ли подобный вопрос? Зачем он позвал Карла сюда, в свои покои? — Ты вновь о чем-то задумался, Чарли? — услышав голос своего врага, Карл невольно поднял голову. Перед ним стоял король Генрих, а ведь он даже не заметил, как тот приблизился. — Нет, Ваше Величество. Но, я хотел бы знать, для чего мне выпала честь посетить Ваши покои… в столь поздний час. Ежели, Вы желаете продолжить нашу недавнюю беседу, то я не намерен менять своего решения, — Карл старался придать голосу твердости, но был вовсе не уверен в том, что у него получилось это сделать. — Побеседуем о чем-нибудь другом, — улыбнулся Генрих, но в его улыбке Карл видел лишь звериный оскал. Будто скалился волк, собираясь напасть на свою добычу. Что ж, сегодня он и был добычей, а волком был победитель, — Проходи же, эти вкуснейшие блюда сами себя не съедят, и лучшее французское вино из моих погребов само себя не выпьет, — Генрих негромко засмеялся. Его Величество изволит шутить? Нехотя, Карл прошел к столу и остановился возле красивого резного стула. — Присаживайся, Чарли, — отодвигая стул, Генрих сел за стол и налил им обоим вина. Карл сел и поглядел на бордово-пурпурный напиток, плескавшийся в серебряном фужере. В Грумбридже редко подавали французские вина, в Англии они стоили довольно дорого, а английские вина не имели столь прекрасного, изысканного вкуса. Здесь все было не столь изысканным, как на Родине. Отхлебнув из фужера, Карл вновь почувствовал знакомый вкус, вкус Франции, вкус дома… — Не грусти. Ешь и пей в свое удовольствие. Вечер будет долгим… — Генрих посмотрел на него в упор. Карл узнал этот взгляд. Точно так же, король смотрел там… близ Азенкура. Ему отчаянно захотелось, чтобы все это закончилось, как можно скорее… — Я благодарю Вас за прекрасный ужин, Ваше Величество, — Карл постарался, все же, что-нибудь съесть, хотя аппетита у него вовсе не было, да и вкуса еды он почти не ощущал. Теперь сомнений не осталось, король пригласил его совсем не для того, чтобы поить французским вином и угощать английскими деликатесами. Так пусть уж возьмет, то, чего так страстно желал, все равно он это сделает. Генрих V всегда добивался своего. Во всяком случае, пока, судьба благоволила к нему, — Каковы же будут Ваши следующие распоряжения… милорд? Помнится, Вы что-то говорили о грехах? Что Господь наказал нас за грехи? — За свои грехи я сам отвечу перед Господом, — Генрих сузил свои карие глаза, все так же, глядя на Карла в упор. — Ваше Величество, прошу Вас… ежели Вы собираетесь подвергнуть меня тому же унижению, что и близ Азенкура, либо Вы желаете большего… то я… — Карлу стало противно от своих слов, от самого себя, от своей тупой покорности, от роли беспомощной жертвы. Но он помнил о брате, который находился на попечении того самого Томаса Монтегю, графа Солсбери*, приближенного Генриха. Того, кто смотрел на него столь холодным, немигающим взглядом, от которого хотелось укрыться, и никогда более не видеть ни этого человека, ни взгляда его стальных серых глаз. А ведь Жан был во власти этого человека, и во власти короля, — Я выполню Вашу волю, милорд… — тихо сорвалось с его губ. — Что ж, Чарли. It's like a good boy, — усмехнувшись, Генрих резко встал из-за стола.* — Ваше вино, монсеньор, — Алиса, как обычно, подала фужер вина своему господину. Герцог Бедфорд любил только французские вина, отдавая должное их букету. Он угощал и ее, а ведь она не так часто имела возможность попробовать вино, даже живя на Родине. Жизнь налаживалась, Алисе становилось все спокойнее и уютнее в резиденции своего хозяина, а мысли о Родине и близких все реже ее посещали. Зато, все чаще посещали мысли о ее господине, о милорде Бедфорде… о Джоне. Ей нравилось, как по английски звучит его имя — Джон. Он спас ее от насилия и бесчестия. На следующий же день, после того, как произошел тот злополучный случай с младшим братом господина — герцогом Глостером, тот покинул замок, а спустя некоторое время они и сами уехали в Лондон, и более об этом не говорили. Грех ли это, но с каждым днем, Алиса была все более уверена в том, что если бы на месте Глостера был герцог Бедфорд, она была бы… рада? Как же трудно было признаться себе, в том, что ее привлекает англичанин, враг. Она ведь сама поклялась себе… — Что-то не так, милая? — Джон коснулся руки стоявшей рядом, смущенно опустившей голову Алисы, — Тебя что-нибудь тревожит, Элис? Она подняла голову и взглянула ему в глаза. Какими же красивыми они ей казались — большие, серые, в обрамлении черных ресниц. И этот взгляд… Быть может, ей лишь показалось, но во взгляде господина мелькнула нежность, и еще что-то, чему она пока не могла найти объяснение. — Ступай, Элис, — улыбнулся Джон, — Все будет хорошо. Уже собираясь отойти ко сну, Алиса услышала стук в дверь своей комнаты. Открыв ее, она увидела того, кого увидеть вовсе не ожидала. — Монсеньор… — покраснев, она потупила глаза. — Я помешал тебе, Элис? — спросил Джон, входя в комнату. — Нет, монсеньор. Мне не спится, — Алиса не лгала, спать ей и впрямь не хотелось. — И мне тоже… — задумчиво произнес Джон, опускаясь на стул возле камина, — Скоро прибудет леди Джоанна, моя мачеха. Нам нужно достойно ее принять. — Не извольте беспокоиться, монсеньор! Я сделаю все, что от меня зависит, приберу в комнатах, украшу, — просияла Алиса. Ее сердце наполнилось радостью, оттого, что появилась возможность достойно проявить себя перед господином. — Я ничуть не сомневаюсь в тебе, — слегка улыбнулся Джон, но затем, его лицо вновь приобрело задумчивое, серьезное выражение, — Дело во мне. Мне несколько неловко перед ней. У нас всегда были теплые отношения, боюсь, что последние события могут изменить это, и не в лучшую сторону. — Отчего же, монсеньор? Что-то случилось? — обеспокоенно взглянула на Джона Алиса. Она почувствовала волнение, неужто у ее хозяина неприятности? — Нет, ничего страшного, Элис, — добродушно усмехнулся Джон, увидев ее взволнованную реакцию, — Но мой брат, наш король, сделал мне очень щедрый подарок на Рождество. Он подарил мне герцогство Алансонское, принадлежавшее покойному герцогу Жану Алансонскому. — Это прекрасно, монсеньор! — вырвалось у Алисы. Удивительно, но она действительно была рада тому, что господин владеет французским герцогством, землями Франции, ее Родины… Да, и какое это имело нынче значение? Франция была далеко, и со временем становилась все дальше. Все реже посещали мысли о ней, как бы ни стыдно ей было признаться в этом самой себе. — У покойного герцога остался наследник, маленький сын. Его тоже зовут Жан, и он является родным внуком леди Джоанны, сыном ее дочери. Я говорю тебе все это, потому, что никому более я бы не признался, что этот подарок мне совсем не нужен. Я очень признателен Его Величеству, но мне не нужно это герцогство, пусть бы им владел мальчик. Я даже не знаю, удастся ли мне там когда-нибудь побывать. — Но Вы… Вы достойны, монсеньор! — Достоин чего, Элис? — Джон приподнял бровь, — подобного подарка? — Да… монсеньор, — смущенно улыбнулась Алиса. — Не называй меня так, когда мы с тобой наедине, — встав со стула, Джон подошел к Алисе, коснулся рукой ее волос, погладил, — Твои волосы, словно шелк. Когда-то, давным давно, он уже ощущал подобную мягкость, гладя волосы, принадлежавшие совсем другому человеку. Свою матушку он помнил смутно, лишь некоторые моменты, связанные с ней. Но эти моменты всегда, неизменно были связаны с счастьем, переполняющим детское сердце… Они с матушкой и братьями приехали встречать отца, вернувшегося из очередного похода. Отец обнимает ее, кружит в воздухе, покрывает ее лицо поцелуями. Потом подходит к ним, серьезно спрашивая — Ну, и кто тут у нас? Все мои рыцари с сборе? Каждого по очереди берет на руки, целует и так же кружит. Маленький Хамфри испуганно плачет. Хэл стоит чуть в стороне, его отец на руки не берет и не кружит, ведь он уже совсем большой… Матушка с отцом сидят у камина, пьют вино и о чем-то тихо беседуют… Он сидит в детской, у нее на коленях, и гладит золотистые распущенные волосы, как же они приятно пахнут, запах цветов и трав… — Мой Джон, — ласково улыбается матушка и целует его в щеку… — Монсеньор? — спросила Алиса, видимо заметившая на лице господина грусть и задумчивость. — Нет, не монсеньор, — улыбнулся в ответ Джон, — Джон. Называй меня Джоном, когда мы с тобой вдвоем. — Но… — растерялась Алиса. Она была в смятении, и не знала как реагировать на его приказ, — Я не смею. — Но я же даю тебе это право, — он осторожно провел рукой по ее щеке, внимательно глядя в глаза. — Монсеньор… Джон, — Алисе безумно захотелось сказать ему, все, что она уже давно чувствовала, все что приходилось скрывать, даже от себя самой. Наклонившись чуть ниже, к ее лицу, Джон коснулся губами ее щеки, затем губ. Сама не того не ожидая, Алиса приоткрыла свои губы в ответном поцелуе. Джон стал целовать более настойчиво, страстно. Совсем не так, как ее бывший жених, с которым они и целовались всего пару раз. Нынешний поцелуй был жарким, заставляя пылать не только ее сердце, но и тело. Наконец, оторвавшись от губ Алисы, Джон вновь пристально поглядел на нее. — Я люблю Вас… — Алиса сказала правду. Она действительно любила Джона, так как не любила никого и никогда прежде. Сегодня она окончательно поняла это, и осознание наполнило ее душу ни с чем ни сравнимым счастьем. Во Франции она никогда чувствовала себя настолько счастливой. Быть может, Господу было угодно, чтобы она стала пленницей англичан, а иначе и не изведала бы подобного чувства? Внезапно, Джон скинул с плеч Алисы пеньюар, оставив ее лишь в тонкой ночной сорочке. Она все поняла, но желания сопротивляться не было, наоборот, она всем сердцем желала принадлежать своего господину, своему Джону, — Я ваша… твоя. Нежно проведя рукой по ее щеке, Джон поднял Алису на руки и отнес на кровать. Она чувствовала, как кружится голова, будто она падала в неизведанный, таинственный омут, но как же этого хотелось! Освободив себя от одежды, Джон присел рядом и провел рукой по ее груди, погладив через сорочку. — Sweetheart… Элис. Ты тоже дорога мне, милая. В отличие от подарка дарованного братом. Я безумно благодарен Ричарду, за то, что он свел нас с тобою, — Джон медленно снял с нее рубашку, погладил по белому телу, наслаждаясь бархатистостью кожи, дотрагиваясь до затвердевших сосков. — И я благодарна ему, монсеньор… Джон… мой Джон, — протянув руку, Алиса прикоснулась к его волосам, провела по ним рукой. Джон наклонился и покрыл поцелуями лицо и плечи, опустившись ниже, к груди, целовал и ласкал языком соски. Услышав тихий стон Алисы, он приподнялся и вновь приник к губам. Оторвавшись от его губ и крепко обвив шею, Алиса целовала его щеки, любимые серые глаза. Затем, приподнявшись, Джон развел ее ноги в стороны, провел рукой по груди, животу, опустившись ниже, проник во влажное лоно и убедился, что его Элис готова к большему. Но, неожиданно, он увидел страх, или даже ужас, мелькнувший в ее красивых карих глазах. — Что-то не так, sweetheart? — обеспокоенно спросил Джон. — Я боюсь… Я боюсь не тебя, Джон, — по щеке Алисы скатилась слеза, — Я поклялась, что лучше умру, чем… — Нет, милая. Не думай об этом. Забудь. Оставь все в прошлом. Ты начнешь новую жизнь, ты будешь счастлива, — он накрыл ее своим телом и провел языком по щеке, слизывая невольно скатившуюся слезу. Алиса прикрыла глаза, и покрепче обняла его. Ощущать его сильное, мускулистое тело столь близко, было ни с чем не сравнимым блаженством. Хотелось чувствовать его еще ближе, так близко, как только возможно. А ее клятва более не имела значения, теперь ее судьба навеки связана лишь с ним одним. Джон был прав — прошлое должно остаться в прошлом… навсегда. Чуть приподняв ее ноги, Джон осторожно и медленно вошел в ее разгоряченное тело. Почувствовав боль, Алиса откинула голову на подушке и закусила губу. Успокаивающе погладив ее по голове, Джон стал медленно двигаться. Алиса еще крепче обняла его и обвила ногами его поясницу, поглаживая спину, касаясь ягодиц. Болезненные ощущения сменялись приятными, а осознание того, что она полностью принадлежит своему любимому господину, делало близость с ним во сто крат блаженнее. Услышав ее тихий стон, Джон прильнул к ее губам и начал двигаться быстрее. Сжав волосы Джона, Алиса застонала громче, и через несколько резких толчков он и сам, со вздохом излился в ее горячее вспотевшее тело. Затем, приподнявшись и тяжело дыша, он откинулся на подушки, притягивая Алису к себе, устраивая ее голову на своей блестящей от капелек пота груди. — Все хорошо, sweetheart? — тихо спросил Джон, перебирая пальцами ее спутавшиеся волосы. — Да, дорогой, — улыбнувшись, Алиса прижалась губами к его груди. Отныне, она имела полное право называть его так. Не прилюдно, не при свете дня, а наедине, когда они будут вдвоем, и лишь серебристый свет луны сможет стать свидетелем их страсти. Но, и этого было вполне достаточно для счастья.