Валькирия. Отблески Сириуса

Я думаю, я думаю, я… Ничего опять не придумаю. Кто-то на балконе повис, Кто-то быстро вверх потом вниз. Я пока рисую мосты. А ты? А ты? Кто ты? Градусы — Кто ты?

***

      Иногда Орион долгое время размышлял о судьбе своего народа. В эту холодную весеннюю ночь, когда прекрасная жена спала, уставшая после медицинских осмотров её беременности, Орион лежал подле неё, боясь повернуться на другой бок и разбудить Бритни своим тяжёлым дыханием. За этот день он успел вынести смертный приговор нескольким командирам Безымянных Легионов, решить проблемы наследования одной дворянский семьи и почти сойти с ума, выслушивая просьбы верных слуг.       Его голову часто посещали мысли, от которых хотелось спрятаться где-нибудь в темноте, где не будет звенящей колокольной боли, смердящего гноем страха и ноющей звона в ушах.       Будучи совсем мальцом, Орион боялся ночного времени. Это был не просто детский страх темноты или желание вызвать у родителей жалость, чтобы они проявили заботу к нему, которой не дождёшься от родителя-монарха. Нет, Орион всю свою жизнь считал, что темнота скрывает в себе нечто потустороннее. Некоторые псионики сравнивали темноту ночи с Пустотой — измерением, откуда пришла пси-сила, нарекая её Тьмой. Первые Святые Проповедники — великие правители древней Валькирии, объединившиеся после долгих войн, считали пси-волны не каким-то божественным даром, а проклятьем, которое нужно было сдерживать. Потом, когда Первые Проповедники сгинули, на их место пришли те приемники, что почувствовали безграничную мощь псионики. Тьма, которую изображали беспросветной бездной, стали Пустотой, в которой, как бы иронично этого не звучало, пустоты не было.       Мысли Ориона всегда метались от страха перед темнотой, до желания ринуться боем к тем чудищам, что скрывались в ночи.       Чаще всего юный канцлер находил забавным свои размышления. Он и его народ — всего лишь осколок былой славы тех валькирианских флотилий, что умели сражаться с честью. Безымянные Охотники принесли разлад и смуту. Они уничтожили Землю — колыбель человечества, вместе с половиной их родной Солнечной Системы.       Орион долгое время думал, как можно искупить эту ошибку. Как можно завоевать прощение целой расы. Если бы так поступили с его миром, он бы до конца жизни скитался с желанием убивать виновных.       А что насчёт прегрешений его рода? Фаргоны не такой значимый род дворян, ставший королевской династией только благодаря умению торговать и договариваться с другими дворянами, хотя почившая во время битвы за Фронтир-12 матушка — Каселия, всегда твердила, что в её детях, только благодаря их отцу, течёт кровь Старших Королей Валькирии. Сестрица Ориона — Андромеда, во всём соглашалась с матерью, пусть и не всегда слушала её приказаний. Авалон, погибший со своей королевой, отец Ориона, всегда мыслил так, будто он — тот, кто искупит грехи всех королей прошлого. Ориону не хотелось думать, что он похож на кого-то из своих предшественников. Это была неправильная мысль, искажавшая сознание. Его разум был наполнен размышление обо всем и сразу, но не было в нём порядка и системы. Юный канцлер никак не мог собраться и думать о насущных делах. Его тянуло в прошлое, когда честь и незапятнанный кровью невинных клинок были показателем доблести и достоинства короля. Но были ли в галактике невиновные кроме ещё не разумных детей, чьё детство было схоже с теплом звёзд, греющих холодный космос?       Орион надеялся, что мысли не приведут его к какой-нибудь опасной дороге, что станет последней в его жизни. Всё, что ему хотелось, хотя бы на пять минут оказаться не способным мыслить и думать. Всего-то пять минут спокойствия, беспробудного состояния, выйдя из которого, придётся вернуться в болезненный мир повседневных раздумий и сомнений.       Всё, что так хотел Орион — это понять, куда его ведёт бесконечный поток мыслей, что каждый день отягощал его жизнь головной болью и мигренью. В конечном итоге, Орион герат Фаргон — Первый Канцлер Старой Валькирии, медленно стал погружаться в столь желанный сон.       Мир, являющийся во снах, либо прекрасен, либо ужасен.       Ориону в кой-то веки не снилась битва за Фронтир-12. Не было кошмаров, связанных с войной на Порубежье. Не было наслаждений по ту сторону сновидений.       Во сне он был свободен он всех мыслей, что тяготили его.       О том кто он и в чем его предназначение. На это есть завтрашний день и вся его жизнь. И перед тем, как полностью окунуться во власть мягких перин, Орион сказал себе, что завтра точно будет лучше, чем вчера. Завтра будут новые, свежие мысли, на разбор которых уйдёт уйма сил.