Ферштейн

Дорога до работы в этот день была совершенно другая. Обычно, Федор дома появлялся редко и ездил домой от силы пару раз на неделе, когда его уже ссаными тряпками выгоняли с насиженного места. И всегда дорога до дома и обратно была до жути нудной и медленной, будто время замиралои машина ехала с самой минимальной скоростью, словно на первой передаче или вообще с выключенным двигателем. Сейчас же Федор будто гнал, он торопился прийти раньше Осаму. Ему нужно заменить труп на скелет. Где достать скелет… Сердце билось не в том ритме, обычно, стучало оно и так в бешеном, но сейчас было готово вылететь наружу, разбив грудную клетку на мелкие осколки, как попавший камень в вазу. На языке проступила горечь, которая отдавала вкусом железа. Только после того, как учёный зайдет в помещение, он поймет, что прокусил щеку и губу, отчего и появился этот металлический вкус. Брюнет был чуть взволнован. Боже, он впервые что-то чувствует кроме скуки; руки трясло, когда он с всхлипом пропихивал скелет во внутрь банки, пришлось отрезать пару конечностей, но все ради дела… Откуда же скелет? Об этом история умалчивает, но скажем одно — он точно был добыт нечестным путем. Руки после этого не самого приятного процесса были до ужаса красными, ведь тело попросту не лезло в свое новое место жительства. Учёный безжалостно глядел на свои пальцы, что были раздражены из-за попадания раствора на них, но это не кислота, разъедающая кожу, а прецеденты. Розовый рубец на предплечье часто напоминает о безумных днях в университете, возможно, тогда всё и пошло по накатанной, сдвигаясь вниз и вниз. Забавно как-то. — Наконец-то, — прошипел Достоевский, убирая капсулу на место и подтирая за собой следы. Всё сделано настолько чисто, что не верится самому себе. Хлопок двери заставил вздрогнуть. Достоевский обернулся, рассматривая своего коллегу с ног до головы, с взволнованностью кинув взгляд на тот карман, где Осаму носил ключи от хранилища. Шатен уже с утра выглядел уставшим и раздражённым. Он с презрением глянул на Федора, вскинув брови и бросив сумку на стол, из-за чего тот пошатнулся. Только тогда брюнет понял, что загляделся на коллегу, и тут же перевел взор на очередные бумажки, что-то выписывая кривым почерком. — О, Дазай, доброе утро! — крикнул Гоголь, влетая в кабинет и становясь рядом с кружкой, на которой был логотип какой-то фирмы и которая была неаккуратно склеена после того, как врезалась в стену пару недель назад. — Очень, блять, доброе, — ответил шатен, накидывая халат поверх свитера, глубоко вздыхая и буквально падая в кресло. — Ты с самого утра такой хмурый! Надо же радоваться! — Не начинай, а? Иначе кружка полетит в тебя вновь, — гнусаво ответил Дазай, жалобно вздыхая. С самого утра он сам не свой, злой и нелюдимый. Смотритель, почесывая затылок, разглядывает заметки с прошлого дня, который уже плохо помнил, ведь по привычке направился в бар после работы. Так это понял Федор, ведь от коллеги пахнет спиртом. «Он явно не выспался» — подметил про себя ученый, грызя карандаш и пытаясь вспомнить очередной иероглиф, который вылетел из головы. — Ну, а ты, Федор! Ты всегда угрюм, как пень.— буркнул Гоголь, кладя свою голову на плечо брюнета, но её тут же скидывают с недовольным шипением. Отвратительно. — Иди работай.

***

— Да что это такое?! — Осаму держался ладонями за капсулу с формалином в левом углу хранилища. Болотная жидкость содержала в себе тот самый скелет. Так ещё если присмотреться, то и в других мини капсулах находились кости. — Не кричи так, Упырь, — Доппо записывал в блокнот цифры тех капсул, что пострадали. — А теперь надо гадать, когда же формалин испортился. И откуда их к нам привезли. — Да с всяких там… С морга или… — Дазай был вовсе обескуражен. Весь день коту под хвост. То возлюбленная бросила, то на работе косяки. — По всей стране их собрали и сунули в формалин из-под селёдки, а мне голову ломать ещё. — Данные о том теле надо выбросить тогда, — Куникида приподнял голову Осаму, взявшись за бинты на его шее. — Помнишь, что в них было-то? — Мм… какой-то парень, он иностранец. Европейская внешность… Даже славянская, как эта крыса наша, — Осаму вовсе положил голову на плечо блондина. — Наше начальство даже камеры тут не поставило. Так бы поглядели как и когда. — Голову убери. — Доппо толкнул коллегу и пошёл дальше осматривать. Везение ли это у Фёдора, или и он постарался? Ведь были капсулы, что тоже только начали разлагаться. — Тут ещё есть! Иди сюда. — Да выкинут всё, чего уж там. Не спасти ведь. — Органы не спасти, а они могли ещё послужить науке… В помещении тускло. В глазах Осаму всё плывёт. Вот и настала та самая чёрная полоса, и виной тому лишь он и его легкомыслие. — Камеры. Ну работникам же некомфортно когда следят за ними. И дорогие они… — Они есть, но не в очень нужных местах, работают ли они? — Куникида опять чувствует чужие руки на себе. Скорее на спине. Что же хочет этот забинтованный? Тактильный голод? Не может же потеря пары-тройки экспонатов так влиять на него. — Ку-ни-ки-дааа… — Осаму полностью обнял того со спины. Дазай и раньше лез на голову, Доппо всегда его отталкивал или даже позволял себе его ударить. Но сейчас промолчал. Куникида вполне себе обученный математик, химик и психолог. Он выбрал ничего не делать. И дал волю действиям Осаму. — Рот держи на замке, Упырь. — Конечно… Дазай улыбнулся, впиваясь в Куникиду ещё сильнее так, что можно было почувствовать его пульс. Ох, сердце Дазая, оно не такое, как у обычных людей. Оно то билось с бешеным ритмом, то останавливалось, и ощутить его пульс было практически невозможно. — Мне так жаль, Куникида…— прошептал Дазай, все сильнее прижимаясь к мужчине и жалобно что-то мяукая на ухо. — Раз тебе так жаль, — подмечает Куникида, хватая Осаму за запястье, что пыталось пристроиться хоть где-то, — Тогда, если ты умрёшь, я желаю видеть твое сердце здесь, — продолжает Куникида, ощущая ухмылку Дазая даже сквозь пелену тьмы. — Хорошо, — отвечает Дазай, разворачивая идеалиста к себе лицом и проводя пальцем по уголкам губ. — Ради тебя в готов на все, Куникида-кун. Доппо даже не заметил, как чужие губы накрыли его, сминая их и чуть покусывая, оставляя при этом приятную горечь утреннего кофе Осаму. Нежное тепло разлилось по телу, забинтованная рука вцепилась в затылок идеалиста, втягивая в поцелуй все глубже и глубже. Дазай как наркотик: с него невозможно слезть, наверное, сейчас Куникида и понял, почему Дазай так востребован у девушек. Он змей, чертов змей. Змей разврата и пьянства, горя и удовольствия. Возможно влюбил в себя «очередную блондинку». *** После ухода Дазая и Куникиды на пересчёт, волнение Федора чуть возросло. Он, дергая ногой, стучал в такт карандашом по деревянному столу, из-за чего на него недовольно поглядывали проходящие мимо коллеги. Мысли не вязались, губы были вновь искусаны до мяса, чертов символ все не мог вспомниться. По Достоевскому видно, что он в стрессе, но для него это несвойственно… Николай знает Федора давно. Они учились в одном ВУЗе, но на разных курсах, вместе попали сюда по абсолютно разным ситуациям. Оба понимают друг друга именно как иммигрантов. Они не единственные иностранцы в этом центре, но зачастую все сотрудники либо японцы, либо из ближайших стран. Может попасться пару человек из США, но русских только двое и этих русских не сказать, что любят. Два местных «чудака». Гоголь засматривается на брюнета, вглядывается в каждую морщинку на бледной коже. Николай хоть и шут, но не глуп по своей натуре, он прекрасно понимал, что сделал Достоевский и почему он так взволнован. — Фёдор, — блондин подходит незаметно, обхватывает шею коллеги, прищурив взгляд, смотрит на покрасневшие руки, ведь раздражение ещё не прошло. — Чего тебе? — шипит Достоевский в попытке скинуть досадного «друга», но тот вцепился крепко, навис над ухом и начал снова. — Почему же ты не попросил помощи у меня с утра? — спросил Гоголь, поглаживая ладони Федора, из-за чего тот жалко прошипел вновь, но уже из-за боли. —Ты слишком суетишься сегодня… Ты не похож сам на себя, где твое напущенное безразличие, Федя? — Гоголь будто гипнотизировал, он все лез в чертоги разума, чертов джокер. Достоевский же молчал, он просто не понимал, что ответить, он не мог просчитать Гоголя, он был закрыт, не такой как всегда, совершенно… — Что тебе надо? Блондин улыбнулся, приблизился к уху Федора и сказал: — Хочу познакомиться с тем трупом, который ты выкрал вчера. Ученого пробрал холод, сердце будто встало, а безумная улыбка Николя жгла душу. Откуда он знает? Федор все просчитал, он все проверил перед тем, как действовать, но это не может быть просто совпадение… Он не мог просто угадать. — Откуда ты… — Это не столь важно, Дост-кун. Я просто хочу познакоми- — лицо Гоголя резко вписали в стол. Звучный удар разлетелся по всему помещению. Николай вскрикнул, хватаясь за жутко болевший лоб. — Эй, Дост-кун! Мне больно! Отпусти! — его тащили за белую косу в незаметный угол, где никого нет. Именно там, где Фёдор работал над Иваном. Никто и виду не дал. Гоголь вечно от кого-то получает. С пинком под зад блондин упал на грязный пол. — Эй, халат я только вчера постирал! — недовольно крикнул Николай, моментально вставая и осматривая помещение. — Ну и вонь. — Говори, — Фёдор был готов ещё раз того толкнуть. Этот «имбецил» всегда ему лишних хлопот создавал. Однако, с его помощью было бы гораздо проще. Надо было бы делиться с ним игрушкой, а Достоевский этого не хотел и не хочет. Его и только его игрушка. — Ну… — Николай почесал затылок, делая задумчивое лицо. — Ну… Как-то раз у меня пропал обед… — Без анекдотов, — бестактно прервав гетерохромного, Фёдор присел на старый табурет в ожидании конкретного ответа. У него скоро всё, что можно, лопнет. Как он мог попасться? — Пф! Да дослушай ты. Говорю же, обед пропал. И вот я и пошёл в хранилище искать записи камер, чтобы поймать преступника! И угадай что?! — Николай символично развел руками да сам ответил: — Правильно! Я увидел как ты попался на объектив около хранилища Дазая! И, судя по тому, что мы тут, ты знал, что есть люк оттуда сюда! — А как ты узнал о нем? Гад, — Достоевский скрестил ноги и стал дальше слушать сей интересный рассказ. — Я всё тут знаю, глупый Дост-кун! А потом я вместе с Дазай-саном пошёл в хранилище, ну типа мне нужен был глаз и я заметил пропажу того трупа. И я! Умный! Гениальный детектив, всё понял! Ты украл того парня! — Какой ты молодец, — саркастично ответил демон Фёдор. Даже немного похлопал шуту Гоголю. — Да, да, да! Я такой, ваши аплодисменты очень приятны! — уже начал кружится в этих овациях Гоголь, как после из халата он вытащил нож, да кинул его в Фёдора. Ножик попал в стену, вырезал лишь сантиметра три волос Федора. Достоевский повернул голову и осматривал сей объект. Не скальпель даже. Этот гадёныш всё ещё использует это. Хочет показать, насколько его помощь была бы полезна? — Шинель убери и нормально разговаривай, — Достоевский взял табурет и отодвинулся. Мало ли что ещё из-под халата, да выйдет. — Я понял твою мысль. — Дорогой друг, как думаешь… Что мне будет за то, что я тебя сдам? Меня повысят? Дадут награду?! — Ты ничего не докажешь. Успокойся только. Я познакомлю тебя с ним. Лицо Гоголя расплылось в пьяной улыбке, он подошёл ближе к Федору, мысленно поглаживая контур его острых, как нож, скул. — Познакомишь говоришь? — хмыкнул Гоголь, чуть наклоняясь, чтобы быть на одном уровне с Федором. — Я буду тільки радий. Брюнет смутился, его аметистовые глаза резали душу, будто самая острая пила. Достоевский выставил свою руку, расстояние до лба блондина было критическое, его лицо залилось ещё большей улыбкой, будто Николай чему-то рад, будто он услышал очередную глупую шутку. — Думаешь, что если убьешь меня, то никто ничего не поймет? — спросил коллега, склоняя голову на бок, все продолжая улыбаться и тихо хихикать. Глаза Гоголя горели яркими искрами, ему интересна эта игра. — Просто решил тебе напомнить, Гоголь, что не ты один тут особенный, — хрипло начал Достоевский, нежно проводя по белым прядям. — Я хочу поставить условие… Ты можешь быть полезен. — Чем же? — спрашивает джокер, приподнимая светлую бровь. — Документы. Если достанешь их из архива до уничтожения, то я тебя познакомлю с Иваном. Эспер захихикал, широко улыбаясь, он вскинул руки вверх с характерным звуком. Его глаза ярко блестели азартом, который Федор умел разбудить не по-детски. — Я в деле! Заради тебе готовий на все! — младший резко пропадает из поля зрения Достоевского, только лёгкое жёлтое свечение жгло кончик носа. Достоевский потирает виски, вглядываясь в операционный стол, на котором блестели пятна свернувшейся крови.

***

Фёдор заправил машину. Николай так и не явился в течение всего рабочего дня. Сам Федор был весь день, как на иголках. Постояв с Осаму наедине несколько минут около автомата с кофе, брюнет уже был готов сам себе могилу вырыть. Он слишком устал. Да и после всяких покупок, беготни туда сюда, он направился домой с мыслями, что наконец-то отдохнёт. Достоевский впервые за долгое время столько денег тратил на продукты. Да и подарки никогда не покупал. Он уже в своём воображении видит как его кукла радуется этому. Независимо от результата его тренировок. В квартире было темно и тихо. Тусклый свет планшета освещал лишь малую часть. Звук ключей дал сигнал Ивану, что хозяин пришёл домой. Он отложил гаджет и повернулся лицом в сторону двери. Была бы возможность ходить, он бы побежал к двери. Но что есть, то есть. — Я дома. — Х...Хозяин, — не крича, а нормальным тоном звал своего владельца Иван. Это радовало душу Федора. Впервые кто-то радуется его возвращению домой. Достоевский включил свет в доме, снял себя плащ и обувь, а после взял пакеты и подошёл к кровати. Руки Ивана тянулись к нему. Так скучал? Неужели? Федор не знал как реагировать, лишь нагнулся и обнял свое творение. Привязанность уже такая сильная? Фёдор был действительно в восторге от происходящего. — Голоден? — Фёдор посмотрел на не особо то и тронутые продукты, а потом похлопал беловолосого по голове и достал из пакетика контейнер с салатом, который купил в супермаркете. — Давай накормлю, это вкуснее будет. Иван кивнул и уселся рядышком с господином. Фёдор достал одноразовую вилку и ткнул в помидоры с мясом, а после приставил её ко рту Ивана, что уже был приоткрыт. Ивану, кажись, нравилось. Вторую порцию с вилки уже хорошо ест. Значит, меняем меню. Третью вилку он не хотел. Взял Фёдора за запястье и повел руку к обветренным губам Фёдора. — Ешь… ты… устал… — Иван опустил голову пряча розовые щёки. Заботится о хозяине? Фёдор был готов расплакаться. Его милая куколка хочет, чтобы и он поел. Уже понимает, что на работе устают? Значит, правда в интернете много чего начитался. — Очень мило с твоей стороны, Иван, — Фёдор взял в рот вилку. Мальчик улыбнулся, положил ладони на щёки господина и стал их гладить. Это уже удар. Фёдор правда держал всё в себе. А так хотелось самому раздавить эту голову в объятиях. Что ж такое-то? Надо отвлечься, или правда сознание потеряет.

***

А Гоголь что? После его «пропажи» прошло достаточно времени и интерес подогревался с каждым часом отсутствия эспера. Гоголь, благодаря своей способности, может украсть и не попасться. Это должно было занять минут пять, а защиты от внешнего и внутреннего воздействия от эсперов у архива нет. Документы там не столь важные, учитывая, что Иван не был какой-то важной шишкой или особенным «гостем» этого заведения. Но оказывается, все было куда сложнее. Николай воспринял все довольно серьезно. Его грел истинный интерес, но кто знал, что все эти бумажки так спрячут. Солнце уже заходило за горизонт, заливая все кроваво-красным цветом, что нежно размывался ближе к земле. Федор услышал стук в дверь, что его малость взбудоражило. Иван тоже был удивлен, приподнял светлую бровь, пытаясь что-то сказать, но язык вновь стал похож на кашу. Испугался? Брюнет аккуратно поднялся с кровати, взбудоражено подходя к двери. Он гостей не ждал, они и не приходили, было просто некому. Ощущение, что сейчас ворвётся спецназ и убьет его, а Ивана заберёт обратно в лабораторию для исследований или убьет в страхе за жизнь, его искренне пугало, заставляло биться сердце ещё сильнее. Не успел Достоевский и ручки коснуться, как перед его глазами предстал парень полностью в белом. Сначала показалось, что ангел, но потом, после звонкого хлопка бумаги по лбу, дошло. — Ось усі документи, — не успевает гетерохромный договорить, как брюнет выхватывает папку из его рук, внимательно вчитываясь в текст. — Не думал, что оживлять труп эспера была хорошей идеей? — спросил Гоголь, проходя дальше и улыбаясь.— Если кто-то вдруг вспомнит, что Иван этот эспер, то мгновенно обратят внимание на пропажу тела, документов… А там и до расстрела не далеко, — хмыкнул блондин, хватая старшего за одежду. — А я очень не хочу твоей смерти, Дост-кун, — безумец залился румянцем. Он был близко-близко, дышал прямо в губы, будто провоцируя. — Даже если узнают, дойдут ли до меня? В первую очередь всё на Осаму с Куникидой полетит, — дьявол улыбается, отталкивая «ангела» от себя и проходя вглубь квартиры, вытянутой рукой указывая ему на игрушку, будто хвастаясь и приглашая поиграть. — Хотел познакомиться? — улыбка Федора пробрала до глубины мозга, заставляя Колю залиться безумным смехом и сказать: — Ты никогда не любил показывать свои «игрушки»! Всеми этими игрушками до этого были котята и щенята; мелкие грызуны, задушенные студенты первого курса, которых доводили до белого каления; птицы, их было жалко Гоголю больше всего, но Достоевскому наоборот нравилось тыкать блондина, как котенка на их изуродованные тела, которые были таковыми ради науки. Гоголь тоже стал таковым от части «ради науки».