Пробуждение Мангекьё Шарингана

      - Я не знаю тебя, незнакомец. - Комачи сидела прямо на своей кровати, окоченевшая и настороженная. Когда он разбудил её, она не кричала, но он мог сказать, что она боялась.       - Что ты хочешь узнать?       - Твоё имя, для начала?       Мадара хихикнул: - Ты думаешь, я скажу тебе это?       - Ты сказал мне спросить… - Пауза. - А ты не спросишь моё имя?       - Я знаю твоё имя. Оно тебе идет, красивое.       Следующая тишина смутила.       - Тогда как ты выглядишь? - наконец спросила она.       - Как и любой другой Учиха.       Комачи фыркнула: Сколько тебе лет?       Мадара колебался: - Я… я не знаю…       - Ты не знаешь?!       - Нет, - категорично ответил он. - Сколько тебе лет?       - Мне скоро исполнится восемнадцать. Через пару недель.       Настала его очередь удивляться: - Откуда ты знаешь это так точно?       - О, моя мать сказала мне, что ждала меня в день летнего солнцестояния, но я появилась только через две недели. Это легко запомнить. Твоя мать никогда тебе такого не говорила? - Она сделала паузу, ожидая ответа. Когда этого не произошло, следующий вопрос был сформулирован так осторожно, как будто она шла по тонкому льду. - Где твои родители?       - Мертвы. - Та информация, которую он мог раскрыть. У большинства людей родители умерли, нежели наоборот.       - А братья и сестры?       Осторожно. С этой информацией она может куда-то добраться: - Некоторые…       - Ух! Ты так бесишь! Ты не отвечаешь ни на один из моих вопросов!       Мадара откинулся назад, растянувшись на её футоне. Он знал, что это её раздражает, но именно это было его намерением. Лучше расстроиться, чем испугаться.       - Потому что ты не задаёшь правильных вопросов.       - Итак, не мог бы ты предложить мне несколько вопросов, которые я могла бы задать? - Похоже, она вложила в голос весь свой сарказм.       - Почему бы тебе не спросить, что мне нравится и не нравится, например? О моих мечтах?       - Тебе когда-нибудь приходило в голову, что меня это может не интересовать?!       Мадара промолчал. Если подумать, то уж точно ей было это неинтересно. Она просто хотела определить его личность. Не узнать его. Но потом она заговорила. Жалко только, что тон отчасти был таким, каким шутят над ребенком, а отчасти - раздражением.       - Хорошо. Что тебе нравится? Он решил проигнорировать полутона, чтобы постараться сильнее: - Помимо очевидных вещей, таких как борьба и победа?       - Помимо.       - Птицы. Полёт. Открытое небо.       - Ой.       - Что?       - Ничего такого. - Опять раздражение, но на этот раз смешанное с чем-то другим. С грустью?       - Это не было ничего. Скажи.       - Я просто подумала, что бы я сказала, если бы меня спросили об этом. И это было бы как-то похоже. Но никто никогда не удосужился спросить. - Она закончила с желчью в голосе.       - Я спрашиваю. Что тебе нравится?       - Находиться снаружи. Видеть небо надо мной. Вот почему то, что ты сказал, так поразило меня.

***

      - Окаа-сама, сколько мне лет?       - Зачем спрашивать об этом внезапно? - Тацу остановила гребешок, которым расчёсывала свои волосы. - Мне нужно посчитать, дай подумать…       Некоторое время она молчала и возобновила расчёсывание, но Мадара знал, что лучше не вмешиваться. Тацу никогда не любила, когда её торопили. Действительно, мгновение спустя она заговорила: - После тебя Киё родила Такайю.       Казалось, это будет длинная история. Но Мадару это не беспокоило, воспоминания о прошлом были более радостные, чем мысли о настоящем. Ему на ум пришёл образ его биологической матери. Его мать, как мерцающий камень. Он мало что помнил о ней, кроме её глаз и того, как она могла смотреть сквозь него. Казалось, она видела в нём что-то, о чём он сам не догадывался. Но у него всегда было впечатление, что всё, что она видела в нём, было источником беспокойства.       Он вспомнил, как к ней приходили женщины кланов. Когда её спрашивали о причине этих посещений, Тацу иногда говорила детям, чтобы они занимались своими делами, а иногда, когда она была в лучшем настроении, она говорила, что мать обращалась к богами от имени этих женщин. Иногда она говорила, что мама заглядывала в их души. Чем на самом деле занималась его мать, Мадара так и не узнал. Но насколько он мог вспомнить, он всегда трепетал перед ней.       Тацу, другая жена его отца, его вторая мать, была более прямолинейной. Она ругала и наказывала его, когда это было необходимо, но никогда не задавалась вопросом, что он делал. Она хорошо видела свои стремления и обиды, и по большей части они сходились с его собственными.       Глядя в пространство, Тацу продолжала: - А потом она родила девочку, вскоре после того, как я родила Изуну. Тебе тогда было три года.       Мадара удивленно поднял глаза.       - Ты не можешь этого помнить. - Тацу пояснила. - Девочка умерла, когда ей был месяц. Сахо, так мы её назвали. Потом я родила Аю, тебе должно было быть лет пять или шесть на тот момент, потому что ты уже участвовал в своих первых миссиях. - Пальцы Тацу быстро двигались. - Тогда должна была быть другая девочка для твоей матери, но это тоже не сработало.       - Кажется, я помню это - мама была беременна, а потом - больше нет.       - У неё случился выкидыш. Из-за стресса, когда мы считали, что ты и Масару были захвачены Инузукой. Мы не нашли ваши тела, поэтому всё, что мы могли сделать, это представить вас обоих в плену и пытках... Вы понятия не имеете, каково это, когда мать чувствует себя такой беспомощной...       - Мы убежали с поля битвы и спрятались. Масару нашёл пещеру. Вернее, это была нора. Лисья нора. Мы заползли внутрь и стали ждать. Запах лисиц скрывал наш запах от Инузука. Мы боялись выйти и вот почему мы оставались там так долго.       Тацу закончила заплетать косу и перекинула её через плечо. В её волосах было немного седых прядок, а в косе они напоминали чешую на хвосте дракона.       - Вам двоим в тот раз повезло. Так или иначе, ни одна из наших девочек не выжила… Если бы они выжили, возможно, они все ещё были бы здесь… Девушкам не нужно столько удачи, чтобы выжить. - Она смотрела вдаль. Мадара знал, что это было - из дома, полного людей, остались только она, Изуна и он сам. И он знал, что с каждой миссией, которую он и его брат выполняли, Тацу молча прощалась с ними, зная, что она ничего не может сделать, чтобы уберечь их.       - Значит, когда Масару убили, тебе было лет восемь или около того. - Его вторая мать без тени боли в голосе взялась за счёт. Мадара вспомнил, как она выла, когда её первенец был возвращён из проклятой схватки с Хьюгами. Теперь, после десятилетия и всех этих других смертей, для Тацу это был просто ещё один факт, который нужно констатировать.       Мадара слишком хорошо это помнил. Масару растянулся посреди двора, такой белый и неподвижный, но без единой внешней травмы. Мадаре сказали, что он мёртв, и потребовались все его силы, чтобы не броситься на него и не закричать, чтобы он проснулся. Потеря Масару была больше, чем просто потеря брата. Из-за незначительной разницы в возрасте они разделили понимание, которого у него никогда не было ни с одним из его братьев и сестер. Но это было ещё не все. После смерти Масару Мадара стал старшим. Бремя ответственности, которое легло на него той ночью, с тех пор подавляло его.       - Следующей зимой твоя мать умерла, - продолжила Тацу. - И через год после её смерти у меня родился ещё один мальчик. Он чуть не убил меня и тоже не выжил. Тебе тогда было одиннадцать. Тогда я больше не могла иметь детей, так что счёт лет несколько потерян. Прости, после этого всё расплывчато. Думаю, тебе должно быть шестнадцать. Или, может быть, семнадцать...

***

      - Почему ты снова здесь?              - Я хотел тебя увидеть?       - Ты меня не видишь. Темно, - невозмутимо сказала Комачи.       - Я хотел поговорить с тобой.       - О чём? Ты не хочешь ничего рассказывать о себе. И знаешь что? Я тоже не хочу!       Мадара подавил желание вздохнуть. Почему с ней было так ужасно трудно? Он старался изо всех сил, и единственной реакцией, которую он смог разбудить, была либо тревога, либо враждебность. Это задело, и его терпение истощилось.       Вдобавок ко всему, Комачи ещё не закончила свой взрыв: - Ты приходишь сюда, будишь меня посреди ночи, отнимаешь у меня сон, а потом сидишь и дуешься! Ты не только вредитель. Ты зануда!       Он уже мог читать её лучше: чем больше она была оскорбительна, тем больше она пыталась скрыть что-то ещё. Наверное, страх.       - Не бойся.       - Я не боюсь!       - В этом нет ничего постыдного. Но также нет причин для страха. Я не причиню тебе вреда.       - Ты всегда так говоришь, но продолжаешь приходить!       - Но я же пока что не причинил тебе вреда, не так ли?       Она не ответила. Мысль о том, что это может измениться в любой момент, витала в воздухе, ощутимо для них обоих. Это вызывало у Мадары чувство ответственности, ещё одна тяжесть на его плечах. Но он знал, что это должно было вызывать в ней только мучительный страх. Он должен был помочь ей почувствовать себя лучше.       - Хорошо. - Он задал тон фальшивой вежливости. - Как я могу развлечь леди? - спросил он, ссылаясь на её предыдущую жалобу.       Теперь, когда он отключил свой Шаринган, он мог видеть только мельчайшие очертания её силуэта, но у него создалось впечатление, что что-то в её позе расслабилось.       - Расскажи мне историю, - наконец сказала она.       - Какую? Какие истории тебе нравятся?       - Мне они все нравятся. Но, может быть, от тебя я услышу что-нибудь о большом, необъятном мире…?       Мадара на мгновение задумался над этой темой. Он не так много путешествовал, и ему следует быть осторожным, чтобы не говорить о месте, куда были отправлены лишь немногие из клана.       - Даймё из Страны Огня. Ты слышала о его дворе? - Это был безопасный выбор. Даймё уже несколько десятилетий регулярно обращается к клану Учиха как для военной поддержки, так и для шпионажа.       - Не очень много…       - Двор расположен к северу от большого торгового города. Это своего рода поселение, обнесённое стеной, но в остальном он не особенно хорошо укреплен. Дворец Даймё находится в северной части, а церемониальная часть - снаружи. и жилой внутри. Мы, конечно, были только в официальных частях, но я слышал, что Внутренний дворец великолепен. В любом случае, в тех частях, которые мы видели, было так много богатства, ты не поверишь. Все стены были выкрашены, каждая стена была расписана тиграми и соснами. И ещё одна была сделана в виде сада. Все потолочные балки были лепными. Полы сделаны из странных, разноцветных пород дерева. А придворные… Они говорят тихо, от них за километры пахнет духами, а их одежда… Такая яркая. Совершенно непрактично, конечно, но, может быть, они тебе понравятся. - Он напряг свою память при описании одежды, которую носили придворные дамы. - Женщины носят столько слоев ткани, я не знаю, это выглядело как десять из пятнадцати, каждый слой был разного цвета. Самые верхние ко всему прочему были расшиты. Ты, наверное, хотела бы узнать больше подробностей, но я не могу точно описать. Они были… очень красочными. В некотором роде мерцающими.       - Ничего страшного, я всё равно в этом не разбираюсь.       Мадара удивленно поднял глаза. Какими бы ограниченными знаниями он ни обладал о девчачьих вещах, он всегда сосредотачивался на одежде.       - Правда? Тогда что бы ты хотела знать?       - Как люди там живут? Чем они занимаются весь день, когда им не приходится бороться за выживание? Они счастливее, чем мы здесь?       - Честно говоря, я понятия не имею, чем эти люди занимаются весь день. Мне казалось, что они ходят и шепчутся по углам. И нет, я не думаю, что они счастливее.       - Почему?       - Они вгрызаются друг другу в глотку, каждый против другого. Здесь нет дружбы, только нестабильные союзы. Они замышляют, строят интриги, чтобы опорочить своих политических оппонентов, чтобы они лишились милости даймё. Те, кто потерял милость, отправляются в далекие провинции, и они верят, что это конец их жизни...       - А женщины?       - Дворцовые женщины делают то же самое, они соревнуются за благосклонность даймё, и их интриги ещё более смертоносны. Пока чиновников отсылают, придворные дамы, как правило, необъяснимо заболевают и умирают. Так что, похоже, они ещё хуже. И всё ради того, чтобы подняться в пользу одного человека, что является худшим из всех.       - Он?       - Пару лет назад у нынешнего даймё был собственный сын и наследник, запертый в сундуке. Очевидно, он был мертв уже через восемь дней.       - Почему?       - Говорят, принц сошел с ума. Это был разумный политический шаг.       - Но почему в сундуке?       - Из-за какого-то дурацкого табу. Не проливать собственную кровь или какая-то другая чушь.       - Это отвратительно…       - Так оно и есть. Эти дворяне, у них даже не хватает смелости делать свою грязную работу самим. Они либо заставляют нас делать это, либо ресурсы для таких зверств…       - Я имела в виду, что то, что с ним сделали, бесчеловечно. Находиться взаперти заживо, как в гробу. Чтобы как долго оставаться там? Дни? Недели? Я бы не пожелала этого даже худшему монстру. Я не могу даже... - Комачи вздрогнула и обняла себя.       Мадара взглянул на неё - теперь ему удалось только расстроить её. Он сразу же пожалел о том, что его втянули в историю, и он забыл о цели своего рассказа.       - Извини, что рассказал тебе об этом.       - Нет причин сожалеть. Я… я знаю, что таков мир. Этот большой, широкий мир, о котором я хотел, чтобы ты мне рассказал. Он построен из созданных людьми ужасов.       - Не только… Там не только ужасы…       Комачи покачала головой.       - Позволишь мне рассказать тебе что-то ещё?       - Что?       Мадара задумался - что ему рассказать, чтобы это успокоило? Всё, что он знал из внешнего мира это сражения, везде, где ступали люди, земля была пропитана кровью. Куда бы ни ступали люди... Может, в этом и был смысл...       - Там река, примерно в двух часах езды к востоку отсюда… - Возможно, это было выходом - он не должен говорить о людях. - В некоторых местах она довольно узкая, достаточно узкая, чтобы пропустить камень, в то время как в других она извивается и разделяется на несколько ручьев. Есть песчаные отмели и участки гравия, разделенные бесчисленными небольшими потоками... Каждую весну после таяния снега она выглядит по-другому, она меняет форму. То же самое происходит после наводнения. Каждый раз, когда я приезжаю туда, я наполовину опасаюсь, наполовину взволнован тем, что я найду. - Мадара замолчал, вызывая в уме образы русла реки. - Но всегда есть новые красивые места - участки с гравием, на которых можно сидеть. Отмели, где можно пересечь. Бассейны, где можно плавать. По меньшим водным рукавам ловят цапли ловят рыбу... Когда ты приходишь туда в сумерках, то видишь их стоящими у воды, как призраки. Так тихо. Ты замечаешь их только потому, что они все белые...       Он решил, упустить описание охоты, хотя воздушные бои его соколов с цаплями были самыми волнующими смертоносными балетами. Но это должна была быть сказка Комачи на ночь, не нужно было добавлять в неё графические детали. Опять таки. Он уже хотел дать себе пинка за предыдущий рассказ. К тому же её реакция на это заставила его необъяснимо стыдиться своей охотничьей деятельности. Теперь он подумал, что лучше оставить этих цапель в покое.

***

      И он пришёл снова. Неудивительно, поскольку она уже выяснила его закономерности - он либо появится во время новолуния, либо будет ждать очень облачной тёмной ночи. Казалось, он действительно не хотел, чтобы его видели. Это было крохотным утешением - у агрессора тоже были свои заботы. Он не был всемогущим.       Но даже при том, что Комачи была морально подготовлена, его приход всё же доставил ей леденящий кровь момент ужаса. Она подавила свой страх, это ей не поможет. Можно со всем справиться, если у человека спокойный разум.       Но было так трудно сохранять спокойствие рядом с ним. Во-первых, он был страшным. Её не обучали как ниндзя, но она могла что-то чувствовать в его чакре - мало того, что её у него было больше обычного, но также было что-то качественно отличное от этого, это было жутко и удушающе.       Затем было его поведение - Комачи не знала, что делать с этим. Он врывался - явно агрессивное действие, а затем всё, что он делал, - это садился и пытался поговорить с ней.       Было бы легче бороться, если бы он просто продолжил насилие. И всё же он вел себя так, как будто ему было всё равно. Заботился, даже если никто его об этом не просил.       Он сел, снова слишком близко к ней, но на этот раз Комачи не уползла. Сегодня вечером она была полна решимости лучше контролировать свои рефлексы. Оставаться невозмутимой и собранной, чего бы с ней ни случилось. Потому что помимо того, что он её пугал, у него так же был дар сердить её. Он её провоцировал, поэтому она продолжала кусаться. Он был настолько самонадеян, что она в конечном итоге оказала сопротивление, хотя бы назло ему. Но гнев и беспомощность - очень плохая комбинация. Всякий раз, когда она думала о его предыдущих посещениях, её раздражала собственная реакция. Ей следовало просто кротко сесть и напоминать себе, что с неважно, что с ней делают.       Потому что этого не произошло. Она так усердно работала, чтобы выбросить из головы свои потребности и стремления. Это была мера самосохранения; навык, отточенный почти до совершенства, чтобы не сойти с ума от торговли людьми и принуждения к браку с мужчиной, которого она не знала, а когда она узнала - не хотела иметь с ним ничего общего. Позже Фуги умер, и её непосредственные обстоятельства улучшились, но её положение остается шатким. Комачи прекрасно понимала, что рано или поздно её выдадут в другой брак. Не зная, что с ней собираются делать, Комачи постаралась подавить все свои эмоции. Она медитировала, молилась и надеялась, что однажды она сможет просто ничего не чувствовать. Что она станет невосприимчивой к окружающему миру.       И вот этот человек ворвался в комнату. Страх, который он вызывал, заставлял её осознать, что она всё ещё очень далека от своей цели. И своими вопросами, издевательскими ответами и высокомерием он излучал - нажимал на её кнопки.       Она думала, что у неё всё уладилось. Если бы она выполняла свои обязанности по дому и держала язык за зубами, она была бы предоставлена ​​самой себе. Судя по тому, как всё выглядело, семья назначила её невестой для своего младшего сына. А поскольку ребёнок был ещё довольно молод, Комачи ожидала пару лет в спокойствии. И она приветствовала такую ​​перспективу - это означало остаться в доме, который она уже знала и к которому успела привыкнуть.       Оглядываясь назад, это была глупая надежда. Те, кто настолько слаб, что не имеют ничего для защиты, никогда не должны позволять себе надеяться. Надежда и беспомощность - тоже плохая комбинация...       - Можно вопрос?       Вот он и снова задаёт вопросы. «Не сопротивляйся. Это его только возбуждает. Он любит острые ощущения» - Комачи напомнила себе и согласно кивнула.       - Чего ты хочешь?       Комачи замерла. Он мог читать её мысли или что?       - Это совсем не важно, не так ли? - Наконец ей удалось.       - Почему бы и нет?       Он совершенно не понимал её настроения. Как он мог? Если бы он чего-то хотел, он бы просто вырвал это у судьбы. Он никогда не поймет, какой была её жизнь. Но было так заманчиво хоть раз побаловать себя… Комачи прикусила губу.       - Свобода... Я хочу свободы. Я хочу решать сама за себя, чтобы иметь возможность делать свою жизнь, как я хочу.       - И что бы ты сделала тогда? «Нет, не думай об этом». Комачи почувствовала, как у неё сжимается горло. «Не думай об этом. Будет только больно. Не позволяй этому мерцать в твоих глазах…». Слишком поздно, вот оно.       - В идеальном мире? Где я способнее, чем я есть на самом деле? Я бы ушла. Далеко отсюда, от клана, от всех людей. Я бы пошла в горы и провела бы там остаток своей жизни. Надеясь, что никто никогда туда не явится.       …       - Почему ты плачешь?       - Потому что я не могу этого сделать… Потому что я слишком слаба. - Поражение. Слишком слаба, чтобы сделать это, и, очевидно, слишком слаба, чтобы защититься от желания.