Шёлк

      Как-то так и выясняется, что всё это время он и правда не знал о сексе ни черта. Причём выясняется довольно скоро. К следующему полнолунию.       Спустя три недели, которые они благополучно заполняют друг другом. Стоило понять, что больше нет смысла сдерживаться, и их когда-то мирное времяпровождение быстро свелось к совместным приставаниям. Да и не только им. Руки сами как можно скорее вспомнили Региса на ощупь, доводя его до оргазма то в спальне, то в глубине сада, то даже как-то в винном погребе, где Геральт умудрился по чистой случайности его сцапать. И как же поразительно было раз за разом видеть, как вампир теряет контроль. От движений пальцев, от его, Геральта, рта... От многих, многих поз, которые они опробовали уже на следующий день после того разговора. В которых четырёхсотлетний-с-чем-то Регис гнулся так, что поневоле хотелось ему завидовать, но выходило... чёрт возьми, только самому себе.       Словом, череда дней была потрясающей. Лучше вообще всего, что только можно было представить. И с женщинами, и с мужчинами, со всеми, кто был за его, Геральта, жизнь, Регис вообще не мог сравниться, пребывая на каком-то сверхъестественном уровне. При всём том же оставаясь привычным собой. Мудрым и вдумчивым, философствующим за стаканчиком мандрагоровой настойки или молодого вина первого урожая. Временами читающим книги в саду или просто погрузившимся в туман собственных раздумий, устремив взгляд далеко к горизонту. Возящимся со своими грядками и устающим после сложных рабочих случаев. Ласковым, любящим, все ещё относящимся к Геральту, как к самому дорогому подарку в жизни. Регисом, обманчиво знакомым, но так и требующим раз за разом открывать его заново.       Как и в тот день, впервые обнажающий ту самую, новую сторону их отношений – и, как позже оказывается, и Геральта самого.       Жаркий августовский день, предсказуемый в этом донельзя. У них обоих выдаётся выходной, и ленивая, мирная суббота тянется медленно и неторопливо. С утра они решают разобраться с постройкой беседки в саду, над которой корпели всё последнее время. С Регисом вообще оказывается увлекательно делать что угодно, даже ставить стремянку и подавать ему гвозди, пока тот с видом бывалого плотника закрепляет ими доски на крыше.       – Ещё три штуки, будь добр, мой дорогой, – командует он, и Геральт подчиняется, поднимая кулак с торчащими шляпками гвоздей.       Между делом он успевает свободной рукой облапать бледные икры, открытые под краями закатанных до колен домашних брюк. Со стороны крыши доносится тихое шипение, но скажи ему кто, что оно недовольное – Геральт и в жизни не поверит. Так они приколачивают пять или семь досок, пока с хлопком Регис не исчезает со стремянки, воплощаясь сзади. И мстит. В своей манере, незаметно для посторонних глаз ущипнув его, взрослого мужика, хозяина целого чёртового поместья... надо сказать, вовсе не за икры.       За что, конечно, получает в ответ порывистую хватку объятий. Обманчиво дружеских – если не опускать взгляд на то, куда приземляются его, Геральта, руки.       Так и стоят они, тискаясь, как хреновы мальчишки, в тени недостроенной беседки. Чего стоит представить их здесь вместе, когда та будет готова... Или Региса вместе с Цири и Лютиком, хохочущих над старыми приключениями. Или Региса с Йен, пьющих молодое вино и ведущих заумные беседы. Или – да просто Региса, читающего трактаты о каких нибудь язвах или грыжах с видом, будто это самое увлекательное чтиво в мире. Образ в воображении выдаётся на редкость славный, и Геральт скалится в ответ мыслям – наверное, как полный осёл.       Вот только Регис так же широко улыбается ему в ответ, и от этого вида становится наплевать на всё остальное.       Уставшие от дел, они даже успевают подремать в кресле на террасе, разморённые летним жаром. Вздрогнув, Геральт просыпается первым – и долго смотрит, как тихо сопит Регис у него на плече, рассыпав по ткани рубашки кольца уже местами потемневших волос. Ох, скажешь кому, будут смеяться до колик: притомились, как две почтенные матроны. Впрочем, в Туссенте и в августе всё ещё стоит изнуряющий зной, и, чего таить, Геральт сам переносит его с трудом.       Наверное, оттого, стоит вампиру проснуться, как на ум начинает приходить один план. Тёплый от сна, тяжело моргающий Регис лениво перебирает складками его рубашки, случайно приподнимая её край, и в памяти всплывает старое, далёкое воспоминание. Холера, а он же давно хотел выбраться к воде, хотя бы посидеть на берегу Сансретура. Так что, не раздумывая, Геральт поднимается на ноги и без объяснений тянет Региса к конюшням.       Потому что они идут купаться. Здесь и сейчас.       Речной берег встречает их безмятежной прохладой, впрочем, куда теплее, чем любое из каэдвенских озёр. Хотя – кажется, это Регису нравится куда больше. Чудо, но Геральт даже не успевает его упросить: тот раздевается сам и неторопливо заходит в воду. А потом начинает творить вовсе что-то невообразимое.       За те годы, что прошли без их связи, кто-то умудрился научить Региса плавать.       – Отнюдь, – возражает он, когда кое-как стряхнувший удивление Геральт спрашивает его о том в лоб. – Мне вполне хватило и собственного рвения. Но, если ты переживаешь о своей затронутой гордости, – добавляет он с ехидной улыбкой, – Я не слишком научился правильно нырять, и, кажется, у меня есть на примете один учитель с выдающимися на то... способностями.       Врёт он, конечно, без зазрения совести, лукаво сверкнув антрацитами глаз. Нырять Регису удаётся легко, будто он родился в воде; правда, хватает его только на пару раз. Так Геральт узнаёт, что и страх глубины – смею возразить, это не имеет и доли отношения к страху! – всё ещё никуда не делся. Впрочем, ему есть, чем занять Региса и без ныряний.       Например, усадить его на здоровенный валун посреди реки, пока он сам нарезает вокруг него круги.       – Порой мне кажется, что, помимо всех прочих мутагенов, ты отчасти обзавёлся и мутагенами сирен, – фыркает Регис, с видом судьи сверкая на него прищуром глаз.       – Ну у тебя и наблюдения, – ухмыляется Геральт, подплывая ближе. – Ты хоть сирен-то видел, Регис? У них, между прочим, сиськи водятся. И шерсти на роже нет.       – О, но разве кто-то отменяет факт особенных подвидов? К тому же, насколько мне известно, эти очаровательные создания имеют склонность к пению. И, думаю, та песня про девиц из Виковаро вполне... Геральт?       На миг всё утихает, и ответом Регису служит только шорох волн, бегущих по речной глади. Правда, только на короткий миг. Всё равно у Геральта нет желания долго прятаться в воде; да и идея в голову, в конце концов, приходит отменная.       С оглушительным плеском он выныривает – и кусает Региса прямо за длинное бедро, так удачно вытянутое на валуне.       –...Геральт!       – Мутагены сирен, – урчит он, стаскивая вампира обратно в воду, – Как тебе такой подвид?       Ещё долго они плещутся в воде, как малые дети, хохоча и с удовольствием расслабляясь в прохладе волн. Брызги поднимаются вокруг них сияющими каплями, переливаясь в солнечных лучах. В отблесках их мокрый, донельзя довольный Регис подплывает к нему и украдкой обнимает за талию – и выглядит в тысячу раз лучше, чем тогда, в горах Каэдвена, в их далёкой юности. По одной до смехотворного простой причине.       Этот Регис – с вымокшими седыми прядями, щурящийся от солнца, счастливый – теперь по-настоящему с ним.       От простой мысли сердце стискивает теплом, и, потянувшись, Геральт наконец его целует. Невольно повторяя то, что уже когда-то делал, но переписывая этот миг заново. Зараза, иногда до сих пор трудно осознать, что всё это было с ними… как и то, что было после. То, что и вспыхивает в голове, крутясь настойчивым воспоминанием, и, похоже, не у него одного.       Иначе не объяснить, почему после возвращения в Корво Бьянко, череды мелких дел и неожиданной поездки в Боклер, причину которой Геральт так и не успел выпытать, Регис заявляется вечером в их спальню, полный решительной уверенности. С двумя небольшими рулонами лент. Конечно, шёлковых.       Как и халат, снова надетый им на мокрое тело. Только другой, не зелёный, но тёмно синий, расшитый серебряными нитями. В нём Регис, собравший влажные волосы в низкий хвост, кажется ещё выше и худее. Тёмные цвета и без того всегда были ему к лицу, делая по-настоящему похожим на вампира, но сейчас... контраст с ним, Геральтом, лежащим на кровати всё в тех же простых льняных штанах, такой сильный, что невольно становится не по себе.       Особенно, стоит подойти и как следует рассмотреть, как тщательно вышиты серебристые узоры. В форме цветков маков, кстати говоря.       – Опять? – изгибает бровь Геральт, проводя пальцем по линии серебряного лепестка на воротнике. – Ты их что, набором закупал?       – И снова ты ошибся, мой дорогой, – фыркает Регис и, как всегда, целует его в уголок губ. – Уже потому, что это индивидуальный пошив. К тому же более новый, чем прежний экземпляр. Это подарок Натанис, – усмехнувшись, добавляет он, – Который она не так давно преподнесла мне в знак старой дружбы.       – Так, значит, за этим ты ездил в Боклер? Вспомнить старую дружбу?       Неприкрытые, почти ребяческие нотки ревности в голосе злят – и вызывают у вампира сочувственную усмешку.       – Дружбу, и не более того, – помолчав, мягко говорит он. – Нас не связывало и не связывает ничего, о чём ты можешь думать, Геральт. Разве что схожие представления о некоторых философских темах. Чувственных удовольствий, – и он медленно берет Геральта за запястье, – В том числе.       Свободная рука находит затянутую в шёлк узкую талию, и Геральт наклоняется за поцелуем. Тысячным из многих, но никогда не успевающих надоесть. В открытом окне медленно садится за горизонтом солнце, и на Корво Бьянко опускается прохлада вечера, за которым последует уже сырая, остывающая от тепла ночь.       Сегодня, похоже, особенно долгая.       – Собственно, потому Натанис помогла мне с выбором, – легко продолжает Регис. – Видишь ли, я слишком давно не был в Туссенте и утратил контакты с местными поставщиками, но она любезно подсказала мне одну лавочку у Оливковой площади. Специализирующуюся на... особенного рода товарах, – вдруг мягко усмехается он, – И знающих толк в настоящем шёлке. Взгляни, Геральт. Мне бы хотелось, чтобы ты по-настоящему их почувствовал.       Подчинившись странной просьбе, Геральт берёт ленты в руки. Такие же синие, как и халат, в его руках они кажутся почти чужеродными, украдкой задевая застарелые мозоли и утекая из неуклюжих пальцев. Слишком изящными и невесомыми, что ли... Но только на первый взгляд. Ощупав ткань, Геральт осторожно тянет её пальцами – и вдруг обнаруживает, что ленты куда прочнее, чем кажутся.       – Крепкие, – подумав, заключает он. – Такими, похоже, можно вязать что угодно. И кого угодно, – прибавляет он с ухмылкой, – Всё равно не вырвется.       – Рад слышать, что ты так считаешь, dragul meu. Тем лучше будет поручить тебе выполнить следующую из моих просьб.       – Какую ещё... – хмурится было Геральт, но тут же замирает на месте.       На него поднимаются уже алые глаза, и осторожным движением Регис берёт его руки в свои, касаясь кончиками пальцев лент.       – Мне хотелось бы, чтобы сегодня ты связал меня, любовь моя.       И, дьявол, тут же начинает раскрывать полы халата. Как заворожённый, Геральт просто стоит, не в силах прекратить пялиться на то, как вампир раздевается на его глазах. Медленными, дразнящими движениями Регис ведёт плечами, и тонкая ткань с шелестом стекает вниз, спускаясь до самых локтей. Обнажая бледную шею и грудь, три родинки... На которые Геральт уже кладёт ладонь, оглаживая пальцем, и получает в ответ едва слышный вздох.       – Значит, я, – негромко уточняет он. – И как ты себе это представляешь? Да я в жизни...       – О, я не прошу никаких изысканных узлов, – так же тихо перебивает его Регис, – Но знаю, что руки ты связать способен. Поверь, я никогда не требовал и не буду требовать от тебя мастерства. В вопросах любви подобные категории едва ли применимы.       – Но не в вопросах чувственных удовольствий, – подначивает Геральт и кладёт большой палец на нижнюю губу вампира. – Холера, я и так чувствую, что ни хрена об этом не знаю. Разве это справедливо, Регис?       Ответом ему неожиданно служит мягкий, долгий поцелуй, застающий его врасплох. Регис целует его ласково и как-то... почти успокаивающе, что ли. Во всяком случае, так, как это умеет лучше всего.       – Именно потому я помогу тебе, душа моя, – говорит тот в мыслях, наклоняя поудобнее голову. – Твоя задача лишь быть внимательным и... не забывать наслаждаться процессом. Процессом, а не результатом, Геральт. В этом, как бы тебе ни думалось иначе, и есть секрет чувственных удовольствий, без всякого на самом деле секрета.       Ох, холера. От ноток безмолвного обещания во фразах начинает кружиться голова, и Геральт углубляет поцелуй сам, запуская пальцы в седые пряди. Близость пьянит и вызывает под кожей дрожь; кажется, что в комнате становится жарче, хоть и ночная прохлада пробегает по углам сквозняком. Рука на груди Региса спускается ниже, неторопливо забираясь под шёлковую ткань и оглаживая изгиб талии. Странно, а только вчера он точно так же касался вампира... И ничуть не устал от этого ощущения сейчас.       Даже наоборот. Региса быстро становится мало, всего его: запаха трав и крови, наполняющего лёгкие, мягкости бледной кожи, щекочущей кончики пальцев – и горячего языка, проникающего в его, Геральта, рот с бесстыдным мастерством. Да так, что оторваться от поцелуя удаётся с невероятным трудом, и только ради того, чтобы заглянуть в ожидании в алые радужки.       – Так и... с чего начнём? – произносит Геральт слегка охрипшим голосом.       – Хороший вопрос, – неторопливо отзывается Регис. – Признаться, я бы предпочёл уже приступить к... делу, но, думаю, нам осталось коснуться ещё двух тем.       Внезапно он разворачивается спиной, открывая взгляду острые кончики лопаток. Ладонь сама ложится на худощавое плечо, несильно его сжав, и мягким движением Геральт оглаживает спину вампира, проводя пальцами вдоль позвонков.       – Двух? Да ладно, Регис. Всего лишь?       – Твой ехидный настрой, мой дорогой, здесь совершенно ни к чему, – невозмутимо отзывается тот. – Однако мне в самом деле хотелось бы обсудить с тобой вопрос безопасности и... отчасти согласия.       – Я помню про шёлк, – ворчит Геральт, приникая губами к изгибу его шеи. – Что-то ещё? Тебе, может, нужно... письменное подтверждение?       – К слову, в некоторых случаях его действительно используют, если имеет место... Ох-х, Геральт...       Нет, если бы кто-то в мире сейчас захотел узнать, как быстрее остановить поток Регисовых подозрений, то Геральт бы прежде всего ответил... Или не ответил, чёрт знает: рот без того занят. Куда приятнее осыпать шею вампира дорожками влажных поцелуев, слыша в ответ череду рваных вздохов – и чувствовать, как в голове начинают стираться остатки внятных мыслей.       – Что там... второе, – с трудом вспоминает Геральт, стягивая край синего шёлка, – Ты... не договорил.       –...Точно, – сглотнув, отзывается вампир, – Я хотел... чуть подробнее объяснить свои намерения, прежде чем ты начнёшь что-либо предпринимать.       Вздохнув, он поворачивает голову, показывая точёный профиль. Гордый, аристократический профиль с благородной горбинкой носа и высоким лбом, с аккуратными линиями скул и челюсти. Отчего поневоле вспоминаются рассказы Региса о его прошлом... Том, как легко он когда-то вписывался в светское общество в юности – да и в их общих воспоминаниях далёкой зимовки в Туссенте.       Времени, когда они были здесь лишь на короткий миг, распробовав этот мир, как глоток крепкого вина, но теперь... Кажется, готовы оба тонуть в нём с головой.       – Я тебя слушаю, – спустя вечность наконец говорит Геральт, догадавшись, что от него ждут ответа.       – Славно. Надеюсь, сейчас ты будешь тоже слушать меня крайне внимательно, dragostea mea.       Осторожно Регис поворачивается к нему, теперь заглядывая в глаза: внимательным, сосредоточенным взглядом.       – После того, как ты свяжешь мне руки, – неторопливо поясняет он, – Мне бы хотелось проверить силу твоего удара. В определённой технике, о которой я расскажу уже по ходу действа. Не забывай задавать мне вопросы, если что-то будет неясно. Хорошо, Геральт?       Удара, отзывается в голове звоном, дьявол, значит, он был серьёзен. В голове опять всплывает образ красной от шлепка кожи, и где-то глубоко внутри начинает закипать жар. Новый, иной жар, так похожий на отблески искр в алых глазах.       – Так что, – сглотнув, отзывается Геральт, – Мне уже... вязать?       Вздохнув ещё раз, Регис коротко кивает – и снимает халат окончательно, с тихим шелестом сбросив его к своим ногам.       – Можешь начинать, мой дорогой.       На миг он замирает в ожидании, оставляя Геральта в растерянном молчании с рулонами лент. Чёрт, невозможно не смотреть на обнажившуюся перед ним спину, но надо действовать, что бы ни ждало их впереди. На ум приходит то, как он когда-то связывал пленников и бандитов, и поневоле хочется рассмеяться: кто бы мог подумать, что эти знания пригодятся сейчас.       Да ещё и с высшим вампиром, которого и связывать-то, если подумать, смысла нет. Который снова играет с ним в очередную из своих игр – или загадывает загадку, которую и сам хочет разгадать. Молчаливый вопрос о том, у кого из них на самом деле всегда был и будет контроль.       Поразмыслив, Геральт наконец вспоминает, с чего должен начать. Пальцы сами тянутся погладить бледную кожу, но – холера, нельзя торопиться, по крайней мере, не прикинув ход действий. Осторожным движением он заводит руки Региса за спину, согнув их в локтях – легко, без всяких сопротивлений со стороны вампира – и обхватывает запястья шёлком.       – Не туго? Я не буду затягивать слишком сильно. Так подойдёт?       – Более чем, – отзывается Регис и чуть шевелит запястьями в своих путах. – О, прекрасно. Что ж, ты оправдал мои ожидания и в этот раз, dragostea mea, – добавляет он, слабо дёрнув уголком рта, – Думаю, позже я научу тебя куда более сложным способам плетений.       – Вот как, – хмыкает Геральт, проводя ладонью по его предплечьям, – Это ещё каким?       – Скажем, чтобы привязать мои запястья к щиколоткам, раскрывая как можно шире...       Зараза, в голове медленно вырисовывается образ, и в ушах начинает шуметь – низко, гулко, с силой приближающегося грома. Изумлённый, он замирает, поднимаясь пальцами выше, и мягко сжимает бледное предплечье.       – Значит, ты хочешь этого? Хочешь...       –...Чтобы ты воспользовался моим телом, – шёпотом отзывается вампир, – Именно. Столько, сколько ты захотел бы, Геральт.       Слышать такое от Региса действует на мозг даже сильнее, чем ругань из его уст. В глазах проскакивают белые пятна, и кровь мгновенно начинает закипать под кожей. Чёрт, просто вообразить эту картину... Спокойного, задумчивого Региса, целый день пребывавшего в собранной сдержанности, забивавшего гвозди и помогавшего с бумагами Варнаве-Базилю. Региса, гремевшего склянками в лаборатории, деловитого и серьёзного. Домашнего, уютного Региса с мирной улыбкой на губах...       ...Связанного, обездвиженного, но в другой позе. Раскрытого, беспомощного, обнажённого. Предоставленного его желаниям.       Любым желаниям.       – Что же ты делаешь со мной, – поражённый, бормочет Геральт и резко переносит руки Регису на грудь, сразу скользя ниже.       Пальцы задевают линии точёных ключиц, спускаясь дальше, по контурам сосков и косым мышцам живота... Чёрт, едва ли теперь его что-то остановит, потому что сейчас он сам может делать то же, что когда-то делал с ним Регис в юности. Только иначе, без пустых слов и иллюзий, без флёра осторожности.       Но позже. Больше ласк ему нравится только дразнить обещанием этих ласк, так что украдкой Геральт проходится ладонями по узким бёдрам, намеренно не спускаясь ниже – и слышит в ответ прерывистый, напряжённый вздох.       – Приятно... знать, что мы поняли друг друга, – с усилием произносит Регис, повернув к нему голову. – Признаюсь, мне всегда нравился этот аспект... дисциплины в понятии любви. Полной отдачи вла... Мм-х, Геральт...       Губы приникают обратно к изгибу шеи, жадно всасывая тонкую кожу. Зараза, если бы он мог, если бы у Региса каждый раз после их ночей оставались свидетельства о пережитом... Большими пальцами Геральт оглаживает затвердевшие соски и тут же чувствует, как коротко вздрагивают узкие запястья в путах. Будто вампир и сам хочет прикоснуться к нему не меньше.       Вот только теперь не Регису решать, как они будут друг друга касаться.       – Знаешь, не удивлён, – отзывается Геральт, скользя пальцами по дорожке тёмных волос, – Ты и дисциплина...       –...И чем же, позволь узнать, я себя выдал? – мягко усмехается вампир, – Впрочем, и здесь ты прав, душа моя. Думаю, моё понимание подчинения в этом аспекте может проистекать из простого принципа. Делегирования... постоянного контроля... Мм-м, мой дорогой, что ты...       Нет, он бы послушал, что там на самом деле считает Регис. Обязательно послушал. Только тело уже начинает думать за него, и Геральт сминает тонкие губы в жадном, неистовом поцелуе, без церемоний вторгаясь языком в рот вампира. Да так, что и Регис отзывается, в ответ выгибаясь в пояснице и потираясь о его стремительно твердеющий член.       А ведь они ещё не начали. Вообще ни черта.       –...Контроля, – уже с трудом осознаёт Геральт, – Но... иллюзии, Регис. Холера, сам знаешь, что это просто игра. Я не смогу... по-настоящему...       – Смотря как это понимать, душа моя, – хрипло перебивает Регис. – Однако и в понимании способностей, и в понимании любви... Думаю, ты не станешь спорить, что порой иллюзия может быть куда... притягательней реальности.       Слова плавят рассудок, опутывая тело не хуже морока. Пальцы скользят ниже сами, к низу Регисова живота, и видят боги, Геральт прикладывает всю волю, чтобы не коснуться члена. С усилием он уводит ладони в стороны, к косточкам таза; тем, у которых наверняка должно быть какое-то медицинское название. Мудрёное и красивое, и, конечно, Регис точно бы его припомнил.       Если не впился бы в него новым поцелуем. Да таким, что с минуту они просто ласкают рты друг друга, окончательно потеряв нить разговора. Странно, но краем глаза Геральт подмечает непрошеное: то, в каких разных они условиях. Что он, зараза, ещё в домашних штанах, в отличие от полностью обнажённого вампира. Вовсе не обеспокоенного путами, но словно чувствующего себя с ними естественно и спокойно: настолько, что у него даже хватает рассудка на продолжение болтовни.       Разорвав поцелуй, Регис тяжело выдыхает, повернув голову, и смотрит долгим, пронизывающим взглядом алых глаз.       – Иллюзия, – вдруг повторяет он, облизнув губы. – Расплывчатое и весьма неоднозначное понятие. В конце концов, что есть сама идея плотских утех, как не иллюзия? Взять хотя бы... мм-м... анатомическую точку зрения. Акт соития, penetratio, проникновение одного тела в другое, способное быть...       –...Болезненным, – подхватывает Геральт, продолжая исследовать губами его шею, – Или... просто скучным. Ты об этом? Что делает секс привлекательным?       – И снова твоя проницательность... не знает границ. Всё верно, мой дорогой. Разве не иллюзия делает само penetratio таким сладострастным? Игра в таинство, томление двух сердец... О-ох, но, кажется, ты меня совсем не...       Как раз-таки слушаю, с трудом проносится в мыслях. В голове всё плывёт и меркнет, оставляя только плавкое, горячее марево. Предвкушение большего, куда бы ни завела эта игра, в которой медленно, но верно Геральт начинает одерживать верх. Руки снова поднимаются выше, уже с силой щипая соски и заставляя вампира резко зашипеть. И – тут же, холера – выгнуться, подставляя себя прикосновениям сильнее. Словно говоря всем телом: делай со мной всё, что захочешь.       Ласкай, мучай. Причиняй боль. В любви или войне, в чём угодно.       И эта внезапная откровенность медленно начинает срывать в голове какие-то застарелые оковы. Губами Геральт проходится по бледной шее вверх, проводя языком за ухом вампира, и спускается обратно, к краю плеча. Прихватывая кожу уже зубами, он легко, почти неощутимо кусает, чувствуя, как Регис вздрагивает в ответ. От вспышки эманаций, щекочущей его тело, но и от иного.       Боли. Пока слабой, но, похоже, чертовски им желанной. Боли, которую он готов принять только от него, Геральта, одного.       – Ре... гис, – тяжело выдыхает Геральт, чувствуя, как с трудом собираются в голове мысли, – Удары. Давай ближе к делу. Какая там техника?       Слышится глубокий, сосредоточенный вдох – и вдруг Регис оборачивается на него, внимательно заглядывая в лицо.       – О, здесь всё просто, душа моя. Садись поудобнее на кровать.       Растерянный, он устраивается на краю кровати, и Регис легко садится на колени рядом, утягивая его в новый поцелуй. В голове почему-то вспыхивает мысль, что сейчас тот оседлает его бёдра, как по обычной их домашней привычке, но ничего подобного не выходит. Главным образом потому, что Регису быстро становится не до того.       Руки уже находят его член, проходясь по горячему стволу, и с тихим вздохом вампир выгибается в пояснице красивой дугой.       –...М-мой... дорогой, поверь, мне... приятно твоё внимание, но мы...       – Можем остановиться на этом, – отзывается Геральт, размазывая пальцами смазку по головке, – Зависит от тебя, dragul meu. Что… дальше?       Вздрогнув, Регис вдруг жмурится – и посылает в мысли то, что чувствует. В груди становится тесно, и живот обжигает страшное, непосильное для тела пламя слепящего возбуждения... Застигнутый врасплох, Геральт сдавленно выдыхает, чувствуя, как жарко становится в чёртовых штанах.       – Охре... неть, это…       –...То, как сильно мне хочется... быть с тобой, – низко, гипнотически урчит Регис. – Но ты можешь сделать это ощущение сильнее, любовь моя. Потому мне не хотелось бы... отступать от задуманного. Позволь мне, Геральт.       Не успевает он и спросить, что должен позволить, как в следующий миг Регис ложится ему на бёдра животом. Сам, вытягиваясь во всю длину своего изящного тела. В замешательстве Геральт оглаживает его бледную спину и торчащие лопатки, проверив снова затянутые узлы на запястьях. Чёрт, на ум сразу приходят все слухи о том, как по незнанию пленники лишались рук от бездумных связываний – и, хоть едва ли это светит вампиру, меньше всего хочется даже невольно причинить ему вред.       – Удобно? – хмурится Геральт, – Только не молчи, Регис. Будет колоть в руках, я сразу распущу узлы. Без глупостей.       Поза для рук и правда выглядит не слишком комфортной, но Регис только поворачивает голову, ложась щекой на покрывало кровати – и смотрит с такой бесконечной нежностью, что сердце тут же пропускает удар.       – Не беспокойся, душа моя. Я в полной мере отдаю себе отчёт касаемо состояния тела. Позволь сказать твоими словами, – прибавляет он мягко, – Сейчас бы мне хотелось, чтобы ты ни о чём не думал. Особенно о подобных неудобствах.       Лёгким жестом он ведёт плечами, подаваясь грудью ещё дальше вперёд. Чтобы устроиться уже иначе, предавая жадным рукам поясницу, округлости ягодиц и бёдра. Охренительно красивые, надо сказать, бёдра – бледные, точёные, всегда напоминавшие цветом самый дорогой мрамор. Пока Геральт не разводит эти самые бёдра в стороны...       ...И чуть не лишается дара речи.       – Это что ещё... такое?       – Как бы тебе объяснить поточнее, – невозмутимо отзывается Регис, не сводя с него стремительно тяжелеющего взгляда, – Видишь ли, я посчитал, что сегодняшним вечером буду преследовать иные цели, нежели наш обычный порядок действий. Потому мне подумалось, что стоит ускорить его в некоторых... моментах, решив проблему привычным мне способом.       – Привычным, – сипло повторяет Геральт, – Какого...       Холера, и вдруг он понимает. Что уже видел подобное у одного из парней в Пассифлоре, похвалившегося своей подготовкой; во всяком случае, точно что-то похожее. Это подсказывает стеклянный край, который он оглаживает пальцами, отказываясь верить в ощущения. Приходится попытаться поверить в них сильнее, подцепив стеклянное нечто пальцами и подтягивая на себя – и тут же подтвердить этим сразу три вещи.       Во-первых, эта хрень куда больше, чем кажется. Во-вторых, скорее всего, поэтому Регис так долго торчал в ванной – зараза, нельзя представлять, как он это в себя вставлял, нет, нельзя. Нельзя! И, в-третьих...       –...О-ох, Ге... ральт, – раздается тихий, невыносимо сладкий стон с другой стороны кровати, и незаметно вампир прогибается в пояснице, приподнимаясь выше.       Так, что Геральт тут же двигает этим чёрт-знает-чем ещё раз, уже увереннее вытаскивая и погружая обратно – и бледное тело на его коленях сразу вздрагивает от волны мурашек.       – Вот как, – наконец соображает он, – Значит, и правда... подготовился?       Реакция не заставляет себя ждать. Едва уловимо вампир подвигается ещё дальше, и вдруг отчётливо чувствуется, как его член упирается Геральту в бедро. Так, что хочется спуститься пальцами и к нему, что Геральт... почти делает. Останавливаясь в последний момент и продолжая двигать стеклянной игрушкой в не терпящем возражений порыве.       – Что ты... Мм-х, – вздыхает Регис, – По... стой, dragul meu. Я же...       Видят боги, как хочется мучать его дальше, доводя до беспамятства, но ещё любопытнее узнать, для чего всё это было устроено на самом деле. И стеклянное нечто, и поза, и связанные руки. Всё, что было незнакомо прежде – и от чего кружится голова, уводя разум в странное, почти животное состояние.       Иллюзорное и пьянящее ощущение власти.       – Как скажешь, – невозмутимо отзывается Геральт, – Давай, Регис. Ты ужасно меня заинтриговал. Что надо делать?       – Хм-м, – слышно, с каким трудом Регис тоже приходит в себя. – Что ж, говоря простым языком, мне хотелось бы, чтобы ты ударил меня, как следует.       Слова бьют по сердцу резким холодом, и против воли в горле появляется колючий комок. Одно дело просто тянуть за волосы или шлёпать, но ударить... Холера, даже простое выебать отзывается в груди не с такой животной грубостью. Не с этим отзвуком чужеродной жестокости.       – Звучит, прямо скажем, сомнительно, – признаётся Геральт, кладя ладонь на бледную ягодицу, – Чувствую себя каким-то извергом.       – И весьма зря, – отзывается вампир, ничуть не удивлённый ответом. – Постарайся отнестись к этому иначе, мой дорогой. Подумай о том, как буду отзываться на эту боль я... С учётом моих личных особенностей.       Вздохнув, он приподнимает края губ в расслабленной – и чертовски манящей улыбке.       – Никогда не забывай о том, кто я такой. Кто мы оба, dragostea mea. Я люблю тебя слишком долго, Геральт, чтобы сомневаться в том, чего хочу, – совсем тихо произносит Регис, – Как и в своём доверии тебе. И меньше всего мне хотелось бы, чтобы эти чувства были безответны.       Тут же вслед за словами он посылает в мысли целое море жгучего, щекочущего тепла. Неизбывной нежности и бескрайней любви, от которой ничего не остаётся, как потянуться к нему в ответ. Наклонившись под неудобным углом, Геральт быстро его целует – и невольно чувствует, как остатки холода тают в груди.       – Хорошо, – наконец произносит он, садясь обратно и оглаживая ямочки на Регисовой пояснице. – Хорошо. Значит, ударить?       – Именно. Не торопись, Геральт. Ты должен прочувствовать этот процесс в полной мере. Начни медленно, а дальше... Думаю, мы определимся с ритмом вместе.       Странно, но сухие указания действуют на рассудок иначе. Глубже, чем просто слова – или дело тоже в связи? Как бы то ни было, настрой Геральт улавливает сразу, сосредоточившись что есть силы, и медленно проводит ладонью по бледной ягодице.       Прочувствовать. Закусив губу в напряжении, он проходится пальцами по коже, представляя, что будет делать. Стоит, наверное, действовать поосторожнее, чтобы было от чего оттолкнуться позже. Замерев, он наконец размахивается – и несильно шлёпает, тут же слыша в ответ короткий вздох.       –...Д-да, – сглотнув, отзывается Регис, – Продолжай, dragul meu. Ты можешь... не сдерживаться.       Шлепок по другой ягодице, чуть сильнее. Чёрт, кажется, он начинает входить во вкус. Свободной рукой Геральт оглаживает кончики острых лопаток, наблюдая за реакцией Региса. Региса, уже зажмурившегося от удовольствия и закусившего губу вернувшимися клыками.       – Вот так? – глухо урчит Геральт, чувствуя, как от этого вида кружится голова, – Ещё?       – Да, мой дорогой. Даже не...       Шлепок. С размаху, звонкий, сильный. Бледная кожа почти незаметно краснеет по форме его ладони, и... Блядские боги, вот оно, этот образ, сводивший с ума. Жар под кожей становится невыносимым, и невольно Геральт чувствует, как упирается членом прямо в живот вампира. Совсем, чёрт возьми, не туда, куда хотелось бы.       Но позже. Всё позже. Новый шлепок – и сдавленный, отрывистый стон в ответ. Непроизвольно Регис приподнимает ягодицы, подставляя себя его рукам и не оставляя от обманчивого образа скромного лекаря уже ничего. Холера, знать, что вампиру всё это время нравилось такое – и настолько сильно...       – Ещё? – хрипло произносит Геральт – и снова шлёпает по розовой от ударов коже, – Или я что-то делаю не так?       – Бо... ги, – доносится прерывистое дыхание, – Ты всё делаешь...       Шлепок, и бледные бёдра раскрываются в стороны. Широко, бесстыдно – так, что от вида всё пересыхает во рту. Чёрт, надо держаться. Надо...       – Ну, знаешь, стоило убедиться. Как скажешь, так и сделаю, – вкрадчиво прибавляет Геральт, – Могу... быстрее. Могу ещё сильнее, если хочешь. Могу...       Вместо концовки фразы он снова касается стеклянного края, вытаскивая и двигая глубже, и Регис в его руках стонет громче, снова потираясь членом о его бедро. Всё ещё, зараза, одетое в домашние штаны бедро, и как хочется теперь раздеться самому. Но он не может. Не тогда, когда на его глазах творится странное таинство, притягивающее к себе новизной, и остаётся только поддаться ему, ударив Региса по ягодице ещё раз.       С силой. Безжалостно, так, что на другом точно остались бы синяки. Пальцы вытаскивают стеклянный край дальше, и Геральт повторяет удар, получая новую реакцию. Бёдра вампира крупно вздрагивают, и Регис издаёт глубокий, низкий рык, тяжело дыша.       Значит, оставить, мелькает в голове осознание, и на всякий случай Геральт подтверждает намерение – с новым ударом. Хлёстким, уже таким, каким он привык бить наотмашь.       –...О-ох, – выдыхает Регис, – Вот так, про... шу...       Слышать – и от него особенно – такой тон, отчаянный, умоляющий, вовсе ударяет кровью в виски. Остатки рассудка сыплются, мешаются в плавкую кашу, выплавляя из неё нечто новое; иное. Иного Геральта, которым он никогда раньше не был, но теперь будет им здесь и сейчас.       Чудовища под стать тому, кто поддался его власти.       – Вот... как, – глухо бормочет Геральт, – Значит, этого ты... хотел?       – Я н-не... Нн-гх, д-да-а...       Не разобрать, в какой миг шлепки превращаются в полноценные, настоящие удары. В ритм, единый для двух тел, в такт биению их сердец. Шлепок – короткий, хриплый стон – пауза – новый шлепок. Ударами Геральт спускается к бёдрам, между делом двигая стеклянной игрушкой... Слушая каждый из рваных, прерывистых вздохов, как лучшую из наград.       Удар, вздох... Сдавленный всхлип. Свободная рука распускает кожаный ремешок в тёмных волосах, сбрасывая его на пол к халату, и тянет пальцами влажные пряди. В секунду алое пламя затапливает глаза Региса целиком – и от этого вида последние остатки крови ухают в низ живота, наливаясь жаром.       – Нравится? – не своим, низким голосом произносит Геральт, – Так?       – Д-да, о-ох...       Ещё удар, быстрее, чётче. Грубым жестом он сжимает красную от шлепков кожу, слыша сдавленное шипение, и широко ухмыляется в ответ.       – Интересно, какие ещё... звуки я от тебя услышу. Продолжать?       – Я... Мм-х, пожа... – захлёбывается стоном Регис, – Не остана...       Удар – и сразу следующий. Бледные бёдра начинает без остановки бить дрожь, и Геральт проходится по ним властными пальцами, на всякий случай тоже наградив парой ударов.       – Кто бы мог подумать, – сглотнув, как бы невзначай шепчет он, – И часто ты так развлекался?       – За... чем, Ге...       – О, не всё же тебе болтать в постели. Ну, не расскажешь мне о своей... бурной молодости?       На миг остановившись, Геральт ощупывает пальцами, как горит бледная кожа – и рассекает молчание новым ударом.       – О-ох, про... шу! – вскрикивает Регис, утыкаясь лицом в покрывало, – Си...       – Других тоже так просил? – урча, отзывается Геральт, дёрнув за тёмные пряди, – Боюсь и представить, сколько их было. Не вспомнишь, пока я занят?       – Пожа... Мм-х, е... щё...       Удар. Стон, срывающийся на хрип. Худощавое тело на коленях уже отчётливо дрожит, и становится видно, как тонкие пальцы сжимаются в кулаки. Новые шлепки приходятся на внутреннюю сторону бёдер, раскрывая их ещё сильнее. Раскрывая Региса полностью, не оставляя в нём уже ни капли от прежнего себя.       – Так... сколько, – глухо требует Геральт, – Не припоминаешь?       –...Н-нгх, что...       – Очень зря. Мы вроде неплохо... беседовали. Что, мне стоит угадывать?       Кожу ладоней жжёт, но он не жалеет сил. Тело горит от морока страсти, от желания мучить вампира, наслаждаясь тем, как тот пытается собрать последние связные мысли на ответ. Новый удар; пальцы спускаются к краю стеклянной игрушки, двигая ей ещё быстрее – и в ответ Регис с криком бессознательно трётся о его бедро.       – Ге... ральт, – уже надсадно хрипит он, – Ге... Мне нужно... Ге... ральт!       –...Странное дело, – удар и за ним новый, отчаянный вскрик. – На память ты, кажется, не жалуешься. Я, может, хотел... узнать тебя поближе. Перед сколькими ты был таким, а?       Говорить непривычный для себя бред кажется почему-то правильным. Обличающим всё, что крылось в нём слишком давно, но открылось с силой ударов. В момент Геральт тянется за маслом к тумбочке, в несколько движений капая его на покрасневшие ягодицы. Мелькает бликами стеклянное нечто, и Регис коротко всхлипывает, когда оно исчезает, тут же сбиваясь на гортанный стон, когда его заполняют сразу два пальца.       – Хочу сделать так, чтобы... Ох, блять, – с трудом выдыхает Геральт, – Чтобы ты... Забыл их всех к чертям. Как думаешь, получится?       –...О-ох, drago... stea... Пожа... луйста!       – Пожалуйста – что? Поподробнее, а то я...       Но договорить он не успевает. Регис глухо вскрикивает, подаваясь в пояснице назад, и горячее нутро с силой сжимается вокруг пальцев. В голове не остаётся ничего, кроме одной-единственной мысли: осознания того, что он должен делать. То, на что способен... теперь способен.       На настоящее безумие.       Сил сдерживаться больше не остаётся, и рывком Геральт снимает вампира с себя, ставя на колени. Безмолвно Регис сам раздвигает ноги шире – и, ох, дьявол, как потрясающе сейчас выглядит. Растянутый, раскрасневшийся, дрожащий от удовольствия, едва сдерживающийся, чтобы не начать умолять обо всём сразу. Хорошо, что ждать ему больше не приходится: Геральт понимает его без слов.       Быстро стягивая с себя штаны, без церемоний он проникает внутрь одним жёстким рывком, и резко насаживает Региса на себя, сразу до конца.       –...О-о-ох! – доносится хриплый вскрик, – Е... щ-щё!       И уже нет сил на разговоры: он начинает иметь Региса. Как никогда раньше, вбиваясь в шёлковое нутро глубокими, отчётливыми толчками, дёргая за волосы вампира на себя и надавливая на бледную шею – так, чтобы повернуть его голову в животный, горячечный поцелуй. Губы режутся о края клыков, и на языке щиплет горечью, но им всё равно. Уже всё равно.       – Сожмись, – приказывает Геральт глухо в мысли, – Сожмись, Ре...       – Мм-х, я...       В голове что-то щёлкает, и он просто толкает вампира вперёд, с силой награждая ударом бледную ягодицу.       – Сказал же, сожмись, – рычит он сквозь зубы, – Мне повторить?       – Бо... ги, Ге...       Когти выпускаются быстро, быстрее, чем подмечают рефлексы. Чёрт, поосторожнее бы с ними, но уже становится наплевать. Потому что Регис наконец подчиняется, в самом деле сжав его так сильно, что Геральт и сам хрипло стонет, падая на него и с силой кусая за плечо.       – Так ты... хотел? Жёстче?       – О-ох, глубже, – доносится сдавленный вскрик, – Глубже, по...       – Как... скажешь, – и он раздвигает бледные бёдра ещё шире, растягивая пальцами тонкую кожу, – Всё, что попросишь... Ох-х, ёбаный...       Всё сводит с ума: покорный, податливый Регис, выгибающийся под его властью, связанные руки с длинными когтями – первый шаг на пути к падению в бездну. Вид дурманит голову, и с неистовой силой он ускоряет темп. Проникая и подчиняя, пусть иллюзорно, но как же это... Горячо, ненормально... Как всегда с ним, только с ним одним – и, хоть гори сейчас весь мир, Геральт бы этого не заметил.       Слепо он находит ладонями талию Региса, жёстко её сжимая, и заставляет вампира двигаться навстречу только в ему подвластном ритме. Глубже, глубже, колотится в мыслях. Холера, и где-то же ещё должна быть эта точка, та самая...       –...Здесь, – тут же подсказывает Регис, закатывая алые глаза, – Зд-десь, не...       И грех его не послушать. Того, кто на самом деле всегда имел контроль. Над его, Геральта, телом, над его рассудком, сердцем, над всей жизнью, окружая собой без остатка. Так, что хочется только быть с ним, быть в нём, быть в его теле, мыслях, повсюду...       – Мой, – бессознательно срывается с губ рык, – Мой, Ре... гис, только...       – Д-да, да... Душа... моя... Ох-х...       Зубы сжимаются на коже, кусая мышцу плеча – и, похоже, до крови, но плевать, плевать... Темп ускоряется, и горячее нутро вдруг становится уже. Чёртова регенерация... Сладкое, невероятное чувство, которое тут же отзывается эманациями в глубине – и вырывает из горла вампира громкий, надрывный стон.       – Ге... ральт! Я...       – Повто... ри, – требует против воли рот в такт быстрым, отрывистым толчкам, – Моё...       – Геральт, Геральт, Ге... ральт!       Быстрее, быстрее, быстрее. Всё начинает гаснуть перед глазами, смешиваясь только в звуки дыханий, шлепки кожи и колкую щекотку эманаций. Ещё укус, в шею... От хватки зубов Регис глухо рычит в ответ, и ладонью Геральт находит его член, лаская с настойчивым, жёстким напором.       – Ре... гис, ёб же... Мм-х...       – Naiba-a, – с хрипом вторит вампир, насаживаясь бёдрами навстречу, – Dra-aga... О-ох...       С силой он прижимает Региса к кровати, вбиваясь всё быстрее, в такт сиплым крикам, перерастающим в протяжные рыки. Чтобы в следующий вмиг впиться в уже серую кожу, не боясь ни когтей, касающихся его груди, ни тела бестии, содрогающейся в оргазме. Влажный жар сжимает его, подчиняя до конца – и с последним рывком он громко, протяжно кричит в ответ, изливаясь и падая в темноту куда-то...       ...Прямо на худощавое тело, распластавшееся под ним без сил.       Сознание возвращается медленно, пробиваясь через звон в ушах и цветные круги перед глазами. Первое, что ощущает Геральт – тихое, отрывистое дыхание совсем рядом. Прямо у гривы мокрых, спутанных завитков волос, которые он замечает, стоит открыть потяжелевшие веки. С трудом вспоминая, что... Ох, Регис. Он же связал Региса, ещё и навалившись на него всем весом.       Руки быстро добираются до узлов, распутывая и отбрасывая куда-то за кровать ленты, и, обессиленный, Геральт падает на бок рядом, снова закрывая глаза. Отдышаться выходит с трудом: кровь всё ещё бурлит под кожей, неторопливо успокаивая бег, и приходится сделать несколько глубоких вдохов, чтобы вернуться в рассудок как следует. Холера, живой. Он живой, и у него только что был, наверное, лучший в жизни секс. С Регисом, его Регисом, который сейчас прижимается к нему тёплым боком, дыша как-то... чересчур тяжело.       Уже наполняющую тело мирную истому тут же сбивает напряжение. Конечно, они оба устали, но слышать, что Регис – даже после испытанного – так долго молчит, слишком быстро начинает казаться странным. И очень, очень нехорошим. Медленно Геральт касается худощавого плеча, поворачивая вампира к себе лицом.       И застывает в ужасе, потому что тот так и лежит с распахнутыми алыми глазами, приоткрыв в судорожном вдохе рот.       Что происходит, проносится в голове, зараза, что я наделал? Нет, не мог же он как-то навредить Регису – тот бы сказал, обязательно сказал, не зря же они договорились... Паника сковывает нутро ледяными иглами, и сердце, без того бившееся слишком быстро, теперь начинает стучать о рёбра почти с ощутимой болью.       – Ре... гис, – напряжённо выдыхает Геральт, обхватывая ладонями его бледное лицо, – Регис, отзовись. Ты... здесь?       Не получая ничего в ответ и настораживаясь ещё больше. Спокойно, приходится сказать себе в мыслях, всё в порядке. Всё точно должно быть в порядке. Алые глаза продолжают жечь его жутким, немигающим взглядом, и, изо всех сил стараясь не паниковать, Геральт притягивает вампира к себе за плечи. Слух улавливает медленное биение нечеловеческого сердца – холера, слишком медленное. Похожее на то, как оно бьётся во время сна... Если бы только Регис не лежал сейчас в полной отключке от реальности.       С открытыми, мать его, и целиком алыми глазами. Наводя на мысли о том, что, возможно, ушёл очень глубоко в себя. Как знать, на что ещё он способен, на что вообще способны высшие вампиры, не показывающие очень, очень многое из того, что им подвластно. Может, это какая-то форма гипноза? Особенно глубокий сон, характерный для их звериного обличья? Что угодно, только не...       –...Геральт, – вдруг слышится сиплый шёпот, и едва ощутимо тонкие губы касаются его разгорячённой кожи, мазнув поцелуем.       Слава всем чёртовым богам, есть они или нет. Ну, сейчас-то он точно расспросит Региса, что это такое было. Как только отойдёт от собственного шока.       – Какого... хрена, – хрипло выдыхает Геральт, – Ты в порядке?       Слышится глубокий, дрожащий вздох – и Регис отнимает голову от его груди, глядя уже привычными, антрацитовыми глазами.       – Да, – просто и устало выдыхает он, – Да, вполне. Это было лишь минутное помутнение рассудка. Не беспокойся, dragostea mea.       – Как тут не беспокоиться, – недовольно ворчит Геральт, – Холера, ты чертовски меня напугал. В следующий раз стоило бы предупредить.       И, не дав вампиру опомниться, обнимает изо всех сил. Длинные руки медленно обвивают его за талию, и скоро в обстановку возвращается покой. Такой, какой и должен быть, а не это непредвиденное нечто.       – Ох, прости мне эту неосторожность. Впрочем, я и сам позабыл, что способен переходить в подобное состояние, – произносит Регис как-то виновато, – Потому как слишком давно его не испытывал.       – Что ещё за состояние? – тут же хмурится Геральт, – Опять вампирские особенности?       – Отнюдь. Я бы, скорее, наоборот назвал это особенностями... до тривиального человеческими.       Вздохнув, Регис вдруг жмурится в порыве усталости. Но, кажется, усталости приятной, потому что лениво потягивает плечами, на которых уже заживают следы укусов, и прижимается грудью к груди Геральта.       – Видишь ли, – устроившись поудобнее, наконец выдыхает вампир, – Продолжая нашу тему... анатомического видения секса, мне думается пояснить вот что. Ты никогда не задумывался о том, как это устроено? Между прочим, невероятно интересная тема. Природы влечения, физиологических реакций на него мозга, особенностей психо...       И вдруг зевает, широко и устало, обдавая щекочущим дыханием взмокшую кожу. Фыркнув, Геральт гладит его по затылку, не отрывая от него глаз.       – Давай покороче? Знаешь же, я сейчас всё равно мало что пойму.       – Что ж, пожалуй, – отзывается с улыбкой Регис, – Да и мне... тоже хочется опустить некоторые по... – и он сбивается на новый зевок, – По... дробности.       С усилием он моргает, пытаясь побороть дремоту – но в конце концов сдаётся, прикрывая веки.       – Вкратце: всё дело в работе гормонов, душа моя. Вернее, в регуляции их выброса. В стандартном формате соития растущий уровень эндорфинов в крови и вызывает оргазм, но в формате ином... всё может сложиться иначе.       – Имеешь в виду боль? – вдруг догадывается Геральт, гладя вновь побледневшую кожу его ягодиц, – Что-то я такое, кажется, читал. Рефлексы и прочее?       Как и всегда, когда он пытается блеснуть знаниями, Регис позволяет себе тихий, снисходительный смешок.       – Рецепторы, Геральт, – поправляет он, не открывая глаз. – Дело в болевых рецепторах. Это они могут уводить реакцию на эндорфины в другое русло, влияя на мозг таким образом, что вводят его в состояние, близкое к трансовому. Что, собственно, ты и наблюдал. Если можно так выразиться, высшую степень эйфории.       Охренеть, проносится в голове, со мной... просто охренеть. Сердце вдруг сжимается от десятка осознаний, от того, что, кажется, он подобрал разгадку к какой-то из сотни загадок вампира. Знать, что чуть не отправил Региса от удовольствия в мир иной, отзывается внутри звоном тысячи чувств, тут же вызывая и ещё кое-что. Глубокое, тёмное ощущение внутри. Желание повторить... или испытать нечто подобное самому. Боги, на ум опять приходит тот смутный образ, и тело пробивает на короткую дрожь.       Которую внимательный ко всему Регис вдруг принимает на свой счёт.       – О, тебе не стоит тревожиться, мой дорогой, – извиняющимся тоном произносит он, – Это состояние вовсе мне не вредит. Мне не хотелось тебя пугать, но, если ты не желаешь наблюдать подобное, я мог бы...       – Не мог бы, – быстро перебивает Геральт – и обрывает поток слов, просто его целуя.       С мягкими движениями губ, не требующими ничего большего. Долгим, ласковым поцелуем, одним из многих, каждый раз говорящих разное. В этот раз – безмолвное признание. Того, что Геральт тут же посылает в мысли.       – Ты, нахрен, с ума меня сведёшь когда-нибудь, – произносит он в голове, – Всё в порядке, Регис. В следующий раз буду к этому уже готов.       – В следующий... раз? – удивлённо отзывается мягкий голос, – Ты у...       Хорошо, что в этот раз тревоги вампира прерываются сами. Ещё одним широким, усталым зевком, с которым тот разрывает поцелуй – и, с наслаждением зевнув, тихо усмехается.       – Что ж, кажется, скоро у меня не останется сил с тобой спорить, как, впрочем, и всегда. Боги, Геральт, – вдруг добавляет Регис шёпотом, – Я никогда не испытывал ничего подобного, душа моя. Не с такой... интенсивностью ощущений.       – Рад стараться, – широко скалится Геральт в ответ. – Только будешь хвалить меня утром. Всё, что посчитаешь нужным. Я...       Вдруг он и сам зевает, отчаянно жмурясь – и краем уха слышит, как тихо фыркает Регис, укладывающийся на его бок. Рука сама поднимается, обхватывая его за плечи, и, открывая глаза, Геральт поворачивает к нему голову. Так, чтобы соприкоснуться лбами и столкнуться взглядами. Долгими, усталыми взглядами, разморёнными лаской, удовольствием, остывающим жаром лета.       И любовью. Огромной, сплетающих их обоих любовью, греющей наперекор сквозняку из окна и прикосновениям холодных пальцев вампира. Любовью, светящейся в бездонных омутах чёрных глаз того, кому он, Геральт, принадлежит.       Того, кто сам готов принадлежать ему без остатка. Всегда.       – Спи, – срывается с губ еле слышный шёпот, – Спи, dragul meu. Завтра поговорим, как следует.       Надо ли говорить, что в этот раз Регис даже не пытается возмущаться. Ни по поводу того, что они лежат поперёк кровати, ни того, что им стоило бы вымыться, ни даже того, что надо запереть дверь – на случай, если Варнава-Базиль решит подняться по каким-то делам к ним в спальню. Вздохнув, вампир закрывает глаза, устраиваясь поудобнее, и в самом деле скоро начинает дремать, дыша медленно и глубоко. Нечеловеческое сердце успокаивает биение, и точёные черты лица расслабляются под тягой мирного сна. Такого, который Регис и заслуживает больше всего.       Наверное, потому, когда Геральт заправляет ему за ухо мешающую седую прядь, он случайно видит удивительные, светлые образы. Сны Региса, в этот раз вовсе не похожие на кошмары – скорее, на какие-то воспоминания. Чистое утреннее небо и залитый солнцем луг. Сорванные в букет травы: зверобой, ромашки, что-то ещё, ему незнакомое... И вдруг – себя самого, из молодости. Нелепого, неуклюжего юнца, почему-то отзывающегося в мыслях трогательным, щемящим теплом.       Того, каким, кажется, Регис впервые его полюбил. Каким и он сам начал видеть вампира в ином свете – в той, другой жизни. В одной из десятков, сотен жизней, которые Геральт будет делить с ним,с Регисом, тихо сопящим сейчас под боком. Вспотевшим, размякшим, с острыми коленями, упирающимися ему в бедро под неудобным углом; своим, родным, дорогим до каждой мелочи. Так что вовсе неудивительно, что Геральт успевает прижать его к себе покрепче, прежде чем провалиться в сон самому. В глубокий сон без всяких сновидений.       До самого утра, которое наступит позже. Обязательно наступит, как и тысячи других, и каждое – в объятии их двоих.