Шёлк

             Всё меняется так быстро, словно всегда и должно было существовать в этом простом, ясном порядке.       Странная выходит перемена: будто он врал сам себе в этих нелепых страхах, от которых избавился за сутки, а то и меньше. Мирное, тёплое ощущение дома возвращается, с уверенным присутствием Региса, и не думающим исчезать. Даже наоборот. Рассудок так и отмечает, как сильно вампир проник в каждую из мелочей, будто и сам решился разогнать остатки его тревог окончательно. Изо всех сил своих и без того неподъёмных чувств, на которые только способно его сердце.       Но, так или иначе, всё действительно меняется. Настолько, что и не остаётся мысли о том, что он может выглядеть извергом в Регисовых глазах. И – на самом деле, голова идёт кругом от череды открытий новых реакций Региса. Что бы это ни было: его, Геральта, ладонь, разного рода верёвки, кожаный ремень, от которого оставались длинные розовые следы, но лишь на короткий миг... Всё это оказалось до удивительного нужным и правильным, и наконец-то, наконец-то Геральт начинает ощущать, что оба они находятся на своих местах.       Что это было лишь вопросом времени. В конце концов, эта часть Региса всегда была с ним – так же, как и его природа, его далёкое, мрачное прошлое и целая чёртова библиотека в его голове. Наверное, потому Геральт скоро проникается ей сполна; принимая то, как теперь их спальня узнаёт новые и новые оттенки удовольствия.       Казалось бы, всё легко могло бы идти своим чередом и дальше. Сентябрь тянется долгий, не скупясь на тёплые, даже жаркие дни, и им есть чем заняться и без постельных тонкостей. В саду опадают яблоки и отцветают последние из цветов, и, конечно, теперь Региса можно отыскать только на грядках, погрязшего по уши в земле. Изредка он умудряется уболтать на это и Геральта самого, и после к привычной мандрагоровой настойке прибавляется и первый урожай яблочного сидра. Иногда Геральта так и подмывает спросить, а есть ли хоть какое-то ремесло, что Регис не освоил... Но, как оказывается, есть.       Кондитерское искусство, как он выражается в один из вечеров.       В вечер, когда на Корво Бьянко обрушивается первый из по-настоящему осенних ливней, и в поместье Геральт заваливается вымокший до нитки. С двумя мыслями: как следует вымыться и побыстрее забраться в постель, желательно с одним конкретным вампиром под боком. Добравшись до ванной и выполнив первую часть плана, он переходит ко второй, пытаясь мысленно позвать Региса... И тут же перестаёт, уловив незнакомый запах откуда-то со стороны кухни.       Причём летней кухни. Что вовсе странно, потому что с приходом холодов ей, вообще-то, не особенно пользуются, обычно закрывая на ключ. Хотя такие мелочи едва ли помеха для некоторых созданий. Одного-единственного создания, которое там и обнаруживается – и удивительным образом заставляет исчезнуть дерьмовое настроение без следа.       Деревянная дверь легко поддаётся напору, и, со скрипом её отворяя, Геральт проходит на террасу летней кухни. Регис стоит к нему вполоборота, одновременно знакомый и незнакомый. Привычно, по-домашнему убравший волосы в узел и снявший рабочий балахон, он, как всегда, и не думает мёрзнуть в тонкой рубашке и брюках. Вот только вовсе в непривычной остановке.       С какого-то беса вампир стоит посреди целой горы шкурок яблок, и, склонившись над внушительных размеров котлом, засыпает туда добрый фунт сахара.       – Привет, Геральт, – с маленькой улыбкой оборачивается он, и становится заметно, что Регис ещё и нацепил на себя какой-то белый фартук – почти такой же, что носит Марлена во время готовки.       Удивлённый, Геральт подходит ближе и тут же приобнимает его за талию, присматриваясь к смеси. Желтоватые волны густой жидкости булькают, вспениваясь мелкими пузырьками, и в свете маленькой свечи, стоящей рядом на столике, кажутся почти золотыми. Что ж, зрелище не слишком отличное от Регисовых экспериментов. Он и не удивился, узнав, что вампир способен неплохо готовить – и уже успел распробовать в его исполнении различного рода супы.       Отменные, надо сказать, супы, и, в общем-то, Геральт и не сомневается, что это варево тоже должно выйти на славу.       – Вижу, ты без меня не скучаешь, – хмыкает он. – Решил опробовать карьеру повара?       – Одно другого, между прочим, не исключает, – тихо отзывается Регис, – Особенно, если в ожидании можно скоротать время таким полезным образом. Будь добр, передай корицу, любовь моя.       Кивком головы он указывает на банки на столике, и Геральт передаёт вампиру ту, что подписана знакомым почерком Cinnamomum. Изящным жестом Регис бросает в котёл пару щепоток порошка, закрывая крышку, и принимается помешивать варево. Затихший на миг ливень усиливает шум; по крыше мерно барабанит – громко, гулко, почти оглушающей дробью, и косые линии капель падают брызгами на щиколотки.       – Вымокнешь здесь, – бурчит Геральт, переминаясь с ноги на ногу. – Пойдём в дом, dragul meu. Или ты всю ночь собрался с этим возиться?       Внезапно Регис поворачивается и целует его – коротко, ласково; как часто делает, нежничая в ответ на домашнее обращение.       – О, это не отнимет много времени. Пожалуй, стоит добавить ещё корицы, и можно будет тушить огонь, – задумчиво произносит он, – Хоть и, честно говоря, мне не хотелось бы ей злоупотреблять. Офирский сорт несколько горчит, но мы не в том положении, чтобы отступать от рецепта.       Вот, значит, почему там сахара с половину Нильфгаарда, проносится в голове.       – Это варенье, что ли?       – Не варенье, а одна из разновидностей конфитюра, – поправляет Регис и поджимает губы. – Никогда не поздно учиться чему-то новому, чем, как ты видишь, я и решил заняться.       – Учиться? – удивлённый, фыркает Геральт, – А я-то думал, ты и в этом не промах. Что, и правда не доводилось?       Невольно он вдыхает глубже запах, на который сюда пробрался. Дух яблок смешивается со сладостью сахарной пенки, которую вампир снимает в тарелку рядом, и горечью косточек, горкой сброшенных в ведро под столом. Тянет мокрыми листьями, усеявшими деревянный пол террасы, и сырыми от дождя досками. Жаром нагретого котла, анисом, корицей... И Регисом. Теплом его кожи и волос, пропитавшихся духом трав и яблок, да так, что хочется прижать его к себе крепче.       Обнять что есть силы, как самое дорогое, что теперь есть.       – К моему сожалению, – тем временем кивает Регис, – А, возможно, отчасти и лени. Не поверишь, но кондитерское искусство всегда казалось мне вершиной кулинарии. Удивительно, как порой приятно бывает ошибиться.       – Завидую уверенности, – приподнимает брови Геральт, – И не рановато судить?       – О, отнюдь. Ещё пара минут, и...       – Так я попробую?       Потянувшись, Геральт уже погружает было в смесь палец, но вампир и здесь оказывается быстрее, молниеносно хватая его за запястье.       – Геральт, – оборачивается он, заслоняя котёл, – Прошу тебя. Я, конечно, осведомлён о том, что у ведьмаков сомнительное понимание гигиены, и всё же... Прояви хоть немного благоразумия.       – Как скажешь, – закатывает глаза Геральт, – Но тогда будем пробовать на моих условиях.       – Хм, и каких же? Признаюсь, мне уже любопытно, что ты можешь предложить. Надо думать, нечто в рамках ведьмачьих ухищрений?       – Почти. Давай-ка сюда ложку. И когда оно будет готово?       Ещё с минуту они ищут злосчастную ложку – минуту слишком долгую, потому что руки вовсе не собираются выпускать из объятий Региса, который пытается нагнуться над столиком, рыща по нему цепким взглядом. Наконец находится и ложка, и вампир окунает её в золотистое варево, сдувая жар с густого конфитюра и едва заметно облизывая губы.       Сразу напоминая и про ведьмачьи ухищрения, и про тактику обмана из Каэр Морхена, и про войну, и любовь. Про всё, что они пережили вместе, каждый миг их шутливых игр, которых всегда бывает мало. Просто потому, что это Регис. Самый достойный противник, которого всегда хочется обыграть.       Так что, макнув палец в ложку, Геральт быстро проводит вареньем по тонким губам и накрывает их в поцелуе.       – Что ты... Мм-м, – только и успевает пробормотать Регис – и сразу же расслабляется под натиском его губ.       Холера, а варенье-то вышло достойное, хоть и приторное на его вкус. Стоит повторить опыт, как только он выпустит вампира из рук. Если выпустит... А, нет, уже не выпустит. В висках, как обычно, жжёт, и рядом звякает металл: это Регис роняет ложку на стол, запуская пальцы ему в волосы.       Вздох, и Геральт углубляет поцелуй, оглаживая языком уже изменившиеся зубы вампира. Пальцы задевают острые кончики его лопаток, легко ощутимые через тонкую ткань, и как хочется прижаться к нему ещё сильнее. Обхватить за бёдра, приподнять и усадить на хлипкий столик, а там, может, и...       – По... стой, dragostea... mea, – с усилием бормочет Регис, – Стоит... снять котёл с огня... Мм-х, Геральт...       – Сладкий, – не думая, отзывается Геральт, запуская руки под его рубашку.       – О-ох, ч-что? В самом деле, мой дорогой, нам нужно...       –...Конфитюр твой, говорю, сладкий. Не многовато сахара, Регис? Клыки... не ломит?       Вот уж чего он не ожидает, что Регис от него отстранится – и на одном дыхании расхохочется, обнажив ряд изменившихся зубов. Вымазанный в варенье, простой и расслабленный, он смеётся, светя уже алыми глазами, и Геральт чувствует, как у него перехватывает дыхание.       От того, что он видит. От розоватого румянца на бледных щеках, едва заметного в свете свечи. От того, как тёмно-пепельные прядки у самой шеи вьются от влажности в крошечные кудри, прилипая к коже. От желтоватой полоски варенья под нижней губой, которую он смазывает большим пальцем – и всё-таки целует вампира снова. На всякий случай, чтобы точно оставить Региса чистым… По крайней мере, пока что.       – Ну, и чего смеёшься?       – Признаться, я было испугался, что тебя подменили, – тихо отзывается Регис, слизывая остатки конфитюра с губ. – Заменив допплером с комплиментами из арсенала Лютика.       – Вот оно что, – скалится в ответ Геральт. – И теперь ты, значит, уверен, что перед тобой не допплер?       – Отнюдь, потому как никто в мире не способен подделать самую поразительную твою черту. Поведать тебе, какую?       Шаг, и вампир целует его уже сам, медленно обвивая руками за талию. Чёрт, в умении переключаться Регису можно только позавидовать: бледные руки исподтишка забираются Геральту под рубашку, скользя по спине подушечками пальцев.       – Твоё исключительное… чувство юмора, душа моя, – выдержав паузу, фыркает Регис, – Совершенно уникальное в своём роде.       – Тебя послушать, у меня всё уникальное. Захвалишь ведь, в самом деле.       – И разве буду неправ? Прости мне эту патетику, но с каждым днём я убеждаюсь, что не ошибся в своих догадках. Ты и в самом деле лучшее, что могло... О-ох!       Тихо скрипят ножки стола, и пламя свечи опасно кренится – потому что Геральт рывком прижимает Региса к деревянному краю. Зараза, хочется послушать ещё ласковые слова, но и так сладко, слишком сладко… Так, что он вязнет в тепле тонких губ, как муха в сиропе, вяло трепыхаясь и быстро опускаясь в самую глубину.       Бес знает, сколько они стоят на этой холодной террасе, целуясь в шуме дождя. Нет, всё таки это того стоило. Вымокнуть под десятками, сотнями ливней, чтобы вернуться сюда, в тепло этих касаний. Руки сами забираются на спину Региса, развязывая завязки фартука, и легко сдвигают его в сторону.       – М-мой дорогой, – порывисто выдыхает вампир, – Не пойми меня превратно, но то, что ты делаешь, стоит… приостановить. Позволь мне…       – Потом… закончишь, – перебивает Геральт, – Можем завтра сварить… хоть на целую армию. Помогу, если надо.       – Как бы мне ни хотелось… воспользоваться твоим предложением, но дело в другом. Лишние свидетели нам… ни к чему. Разве ты со мной не… Мх-х, Геральт, подо…       Нет, в одном он точно может собой гордиться: рушить эту хвалёную выдержку Геральт давно научился с блеском. Да и Регис тоже виноват, короткими, тихими вздохами выдавая, что и не думает останавливаться. Фартук летит на стол, и Геральт легко задирает край его домашней рубашки; скользнув пальцами по дорожке волос вниз. К самой кромке брюк, к тёмному пятну смазки… К основанию красивого изгиба, который так жаждет внимания.       – Что там, – с трудом вспоминает он, – Надо…       – Ко… тёл, – тяжело выдыхает Регис, и, как ни крути, надо послушать его и в этом.       Выпустив его из рук, Геральт склоняется к котлу и быстро тушит огонь. Кажется, в секунду он поднимается обратно, торопливо находя тонкие губы; теперь уже беззастенчиво гладя бледный Регисов живот. Большим пальцем он спускается к поясу брюк, очерчивая контур головки члена, и – сам невольно вздрагивает от щекотки эманаций.       Прежде, чем вампира в его руках бьёт резкой волной дрожи.       – Се… годня особенно… сильно, – внезапно признаётся он, – Любопытно понять, в чём… при… М-мх, б-боги…       – Так пошли, – урчит ему на ухо Геральт, целуя мочку, – Разберёмся… с причинами. Наплевать на это ва…       –…Конфитюр, Ге… О-ох!       Чёрт, как хочется забраться ладонью под ткань, но они всё ещё во дворе, и, пусть все работники давно попрятались от дождя, их и правда могут застать здесь врасплох. Подумав, он уже начинает тянуть Региса за руку с террасы, но неожиданно… Тот действует сам, да так, что воздух застревает в глотке.       Развернувшись, вампир хватает Геральта за запястье – и начинает тащить куда-то за угол.       Сразу становится ясно, что двигаются они не в спальню. Даже не в основную часть поместья: к каким-то хозяйственным закоулкам. В которых, впрочем, Регис ориентируется с такой лёгкостью, будто изучил все планы Корво Бьянко, вписавшись в его быт с поразительной быстротой. Словно и должен был быть здесь всегда, со своими пациентами, домашними рубашками, шумом лабораторных склянок и даже чёртовым вареньем.       Такой, какой есть, весь целиком, от мысли об этом всё в груди сжимается, отзываясь щекоткой под кожей.       До тех пор, пока Геральта не запихивают в какой-то незнакомый чулан. Маленькое окно едва даёт достаточно света, но привычные к полумраку глаза быстро осматривают обстановку. Комнатушка кажется полупустой, не считая полки с бутылками вина и сиротливо притаившейся в углу шваброй. Ну, это всё, что он успевает разглядеть, прежде чем замечает светящиеся угли красных глаз.       В следующий миг Регис просто впивается в него ртом, настойчиво дёргая за край рубашки.       – По… легче. И откуда такой пыл?       – Позволь заметить, это была… твоя инициатива, – изгибает бровь вампир, убирая его рубашку на подоконник, – Да и у меня сложилось впечатление, что прославленные ведьмаки предпочитают промедлениям… действия.       И бросает маленькую ухмылку, от которой по коже пробегает дрожь. Засранец и здесь не прекращает его дразнить, и Геральт не может не ответить. Рывок, и он прижимает Региса к стене вплотную, грудь к груди – и, не дав тому опомниться, наконец-то запускает руку под кромку его штанов.       Пальцами он сразу оглаживает член Региса, размазывая по стволу смазку, и легко сжимает головку – так, чтобы услышать резкий, надрывный вздох. Попался, мелькает довольное в голове. На ум и правда приходят сравнения из тех, которыми он обычно не делится с Регисом: про охотника и добычу, например. Слишком давно Геральт привык считать его себе равным, и вовсе не хочется напоминать…       По крайней мере, обычно. В отличие от того, что происходит сейчас.       – Смотря с кем, – бормочет Геральт, находя губами бледную шею, – Но с чудовищами… точно. Хватило, знаешь ли…       И задыхается от того, как намёк достигает цели. Теперь Регис приспускает край его штанов – и резко обхватывает оба их члена, лаская настойчивым движением. В полумраке чулана сверкает улыбка, и быстрым движением вампир тоже снимает с себя рубашку.       – В таком случае спешу тебя обрадовать, мой дорогой. Потому как ты, кажется, попал в ловушку… самого настоящего чудовища.       И невозможно ему не отозваться. Одной рукой Геральт тут же обхватывает его за талию, вторую кладя поверх узкой ладони на их членах – и сам усиливает хватку, изо всех сил сдерживая глухой рык. Горячая кожа скользит друг о друга, отзываясь щекоткой эманаций, и Регис дёргается вперёд, прижимаясь к нему ближе. Всем собой, со своими тонкими ключицами, треугольником родинок на груди и едва различимой улыбкой на губах.       Улыбке, так и сочащейся ехидством, которую уже хочется стереть на выражение поинтереснее.       – Вот это новости, – низко урчит Геральт – и между делом кладёт в рот указательный палец. – Прям уж… чудовища?       – О, и по слухам, весьма и весьма… опасного. Полагаю, за его голову должна быть воистину… королевская награда.       Ну, у меня награда будет получше, проносится в голове. Поразительно, что Регис ему подыгрывает так – бесстыдно и легко, прикусив в ожидании нижнюю губу. Руки находят его ягодицы, раздвигают в стороны, и Геральт легко оглаживает смоченным пальцем вход. Прежде, чем отозваться:       – Что, снова уточнить… про осиновый кол?       И получает удивительную реакцию: Регис начинает было смеяться, закрывая глаза в порыве хохота – и тут же срывается на короткий стон, когда палец всё-таки проникает внутрь. Тонкие губы вздрагивают от тени улыбки, сжимаясь плотнее, и Геральт просто целует их, сам прикрывая веки; размеренно растягивая горячее нутро, от одного ощущения которого кружится голова.       – Масло, – с трудом выдыхает он, обхватывая Региса за плечи, – Не хочу, чтобы тебе…       –…Сейчас, – бормочет тот – и с хлопком исчезает в облаке фиолетового тумана.       Не проходит и минуты, как он возвращается, воплощаясь снова. Нет, скажи ему кто год назад, что эта форма вампира будет спасать их в такие минуты – расхохотался бы в неверии. Правда, быстро становится не до смеха: Регис уже кладёт ему в ладонь стеклянный фиал и целует, неистово и глубоко.       Дальше дело идёт быстрее. Развернувшись к стене, Регис выгибается в пояснице – в позе, что обычно считаются из разряда бордельных, хоть Геральт никогда и не был с тем согласен. Помучив вампира движениями пальцев в глубине и потянув за волосы пару раз, Геральт успевает подразнить его, скользя членом между бледных ягодиц.       – Ге… ральт, – слышится глухое ворчание, – Я, бесспорно, понимаю твои намерения, и всё же… О-ох, про… шу!       Удивительно, как быстро недовольный тон сменяется на резкий, дрожащий вздох, и сразу обрываются все попытки на разговоры. С силой сжав ягодицу Региса, Геральт погружается в шёлковое нутро – и не может сдержать глухой стон, чувствуя, как входит до конца.       На миг всё теряет смысл, сводясь к одним ощущениям тела. К тому, как он наваливается на Региса и сминает его губы в неуклюжем, глубоком поцелуе; как слышит громкий стук его сердца, стучащего о рёбра. Свободной рукой Геральт обхватывает его за талию – и внезапно нащупывает одну из артерий на животе. Быстрое биение крови под кожей вовсе не похоже на чудовищное; скорее, на человеческое, почему-то трогательное. Уязвимое, что ли. Как весь Регис, раз за разом выбирающий эту сладкую обманку.       Думать быстро становится трудновато: разум всё равно отвлекается на открывающийся вид. Прогнувшись, вампир расставляет ноги шире – и начинает двигаться сам, насаживаясь на член Геральта без всякого стеснения. Так, что хочется… Много чего хочется, собирая жалкие крупицы из Геральтовых познаний до, впрочем, без того никак не подходящие.       В самом деле, подумать только… Можно его похвалить, назвать умницей – и тогда оба покатятся со смеху, забыв про весь настрой. Можно натянуть волосы посильнее, ударить по бледной ягодице. Назвать… Ох, нет, оскорблять Региса – последнее, что он вообще может сделать. Так что, медленно двигая бёдрами, Геральт решает вернуться к их излюбленному занятию: к трёпу обо всём и ни о чём.       – Странная же… штука, – задумчиво говорит он, усилив хватку в тёмных прядях, – Схвати тебя кто другой за волосы…       – О, ты об аспекте… эротической окраски? Что ж, в своё время, – отзывается Регис, повернув голову, – Я и сам удивлялся, как легко… её приобретают весьма… далёкие от того вещи.       – Это про… Мм-м… Сапоги, что ли? Слыхал я…       –…Не сомневаюсь, но всё же дело… в другом, Геральт. Ты… весьма точно отметил нюанс… восприятия. Личного отношения к… о-ох… некоторым из действий.       Личного, мелькает в мыслях, улавливая странные нотки. Из тех, от которых хочется дёрнуть за тёмные пряди – и ускорить ритм, слыша, как Регис не может сдержать уже отчётливо громкий стон. За стеной шумит дождь, мерно, в такт движениям тел; скрадывая звуки их наслаждения друг другом.       – И какое у тебя, – урчит Геральт, – Отношение? К такому…       Слова приходится подкрепить сильным рывком руки – и, холера, сорваться на стон самому. Потому что в ответ Регис сжимается, пока едва ощутимо, и оборачивается со слабой улыбкой.       – Думаю, ты можешь… догадаться о том сам, душа моя. Я уже… мм-х.. упоминал о том, как…       И, едва заметно облизнув губы, добавляет:       –…Как предпочёл бы, чтобы ты воспользовался… моим телом, Геральт.       Одной фразой творя не то магию, не то очередные из вампирьих чар. Свет в глазах меркнет, и всё внезапно становится иным: исчезает комнатушка, окно, пыльный пол и прочая чепуха. Остаются они двое; он, Геральт, сжимающий в руках вьющиеся прядки тёмных волос – и Регис, в котором он глубоко, так глубоко, что и не разобрать, где граничат их тела.       Регис, который напоминает о праве им обладать.       – З-зараза, – сквозь зубы ругается Геральт – и наконец-то прекращает думать.       С силой он дёргает вампира за волосы, вбиваясь в него до основания. В жёстком, почти безжалостном ритме; заставляя и пользуясь, забирая, подчиняя… Всё, что, видно, всегда будет от него хотеть Регис. Иначе не стал бы двигаться навстречу, отчаянно сжимаясь, обхватывая словно всем собой.       –…Вот как, – рычит Геральт между резкими, глубокими толчками, – Си…       – Д-да, да, м-мой до… О-ох, Ге…       Рывок, и Регис оборачивается, распахнув в немом крике рот. Весь он, кажется, страдает, но – самой сладкой, самой сильной мукой. Той, что надо бы точно причинить ему больше. Ладони обхватывают его талию, и Геральт дёргает вампира на себя; толкаясь внутрь быстро, глубоко, с такой силой, что вжимает в доски стен.       – N-nai… О-о-ох, drago…       –…Давай… другую, – бормочет он, впиваясь ртом в Регисову шею, – Помнишь? Неплохо зву…       Но не договаривает: узкое нутро неожиданно сжимается до звёзд в глазах, и от рассудка не остаётся вовсе ничего.       – Ё-об же… Н-нгх, Ре… гис…       –…Fute-mă, – неожиданно стонет Регис, – Про… шу, о-ох…       Правда, долго просить ему не приходится. Новый рывок, удар по ягодице, протяжный, надрывный стон. Темп ускоряется, стремительно, в такт биению крови под кожей. Резко пахнет сыростью дождя, теплом их дыханий, яблоками… Регисом, Регисом, всем им, влажностью его губ, к которым приходится припасть, чтобы не задохнуться к чертям.       – Бо-о… ги, – срывается громкое, хриплое, – Тя… ни же, Ге…       Изо всех сил он наматывает пряди на кулак – и тут же видит, как выпускаются длинные когти. В тёмных досках остаются длинные, заметные зарубки; плевать, плевать, на всё плевать. Тело горит, как в лихорадке, и бессознательно Геральт вколачивается внутрь. Слепо находя ладонью член Региса, сжимая торопливо, почти жестоко…       –…Ге… ральт!       И – охренеть – вместе, он взрывается вместе с Регисом, вторя стоном рыку чудовища. Опасной бестии, подвластной только его рукам. Худощавое тело дрожит в крупных судорогах, и Геральт наконец-то отпускает хватку рук, чтобы огладить – и бессильно уткнуться лбом в бледную спину. Просто на пару минут послушать тихое, рваное дыхание.       Чтобы после внезапно почувствовать, как подводят колени.       Не успев ничего и сделать, он шлёпается на пыльный пол чулана, утягивая Региса за собой. Неразборчивым комом они валятся друг на друга, пытаясь найти хоть немного удобную позу. Хорошо, Регис додумывается приподняться, садясь к нему на бёдра, и Геральт утыкается лбом в бледную грудь, прямо в ямку между ключиц.       Туда, где дышится только кровью и мокрой землёй, без примеси травяных ароматов.       – Люблю… тебя. Слышишь, Регис?       – И снова ты удивляешь… неожиданными вопросами, – доносится тихое сверху. – Потому как эти слова я не смог бы упустить, даже будучи полностью глухим. Я тоже люблю тебя, душа моя. Всем сердцем.       Прохладные пальцы оглаживают его затылок, расчёсывая запутавшиеся пряди волос. Хорошо же сидится с Регисом вот так, вжавшись в него, в его нечеловеческое тепло, и, вообще-то, Геральту не слишком хочется подниматься на ноги. Вздохнув, он уже тянется было за ленивым поцелуем, касаясь края тонких губ… Если бы не одно но.       Едва уловимо рядом слышится перестук крохотных ног, и вдруг Регис смахивает что-то в угол осторожным движением.       – Scutigera coleoptrata*, – буднично поясняет он, – Кажется, их становится здесь всё больше и больше. Вероятно, не только ведьмакам Корво Бьянко кажется достойным местом для зимовки.       И тут до Геральта доходит: рядом с ними где-то шастает здоровенная мухоловка. Тварь безобидная, но едва ли приятная – и, скорее всего, вовсе не одинокая.       – Холера, – морщится он, – Пойдём-ка отсюда. Не хотелось бы, чтобы эта дрянь залезла на зимовку куда-нибудь...       – О, едва ли, – фыркает вампир, и в антрацитах глаз вспыхивают крошечные смешинки. – В норме у этих созданий редко появляется интерес к человеку, тем более к некоторым из его... частей.       И дёргает уголком рта – хитро, насмешливо, по-Регисовски ехидно. Хочется поддеть его взамен, а ещё лучше прихватить за какую-нибудь из этих частей, но тогда они точно не выберутся из этого хламовника. Фыркнув, Геральт начинает приподниматься с колен, и вампир тут же встаёт, вытягиваясь во весь рост. Заслоняя свет, он на миг замирает, высокий и изящный, как тень резной статуи...       ...И безбожно, просто до безобразия грязный.       – Зараза, – широко усмехается Геральт, окончательно встав на ноги, – Ну мы с тобой и свиньи.       – Что? – вскидывает голову Регис, – Но разве я...       Тут же замолкая, он переводит взгляд на своё тело. Да оба они хороши, будучи по уши в серых клубках пыли. Нахмурившись, Регис брезгливо морщится – и начинает отряхивать предплечья с видом, будто хочет отскоблить с себя кожу целиком.       – Пожалуй, нам стоит устроить ванну, – слышится его недовольное бормотание, – Право, не понимаю, как можно было...       – Твоя инициатива, – поддразнивает Геральт, натягивая рубашку, – В шахте, надо думать, и то чище. Пора бы уже выбираться, а?       С целую вечность они приводят себя в порядок и возвращаются на террасу, к Регисовому конфитюру. Как ни пытается Геральт его отвлечь, а вампир настаивает на уборке, и в усталом молчании они собирают яблочные очистки. Невероятно, как быстро стряхивает с себя расслабленный настрой Регис, вмиг становясь, как всегда, дотошно-серьёзным. Так они убирают банки со специями, котёл, всю хозяйственную ерунду… Пока, в конце концов, не добираются до горячей ванны, второй для Геральта за вечер.       Только в разы приятнее, потому что он делит её с Регисом. Регисом, массирующим кожу головы и едва не мурлыкающим от довольства, пока тот неторопливо смывает с себя остатки пыли и варенья. Домашним, уютным… Удивительно правильным Регисом.       Даже не подозревающим, что от вида его – а, может быть, и всего этого вечера – в голове у Геральта начинает зреть очень многообещающий план.

***

      План, на самом деле, простой до невозможности.       Воспоминания возвращаются в голову на следующее же утро, смешиваясь с прежними фразами в шевелящийся клубок мыслей. О весьма и весьма конкретной цели, о которой уже говорил Регис – и весьма конкретной позе, в которой ему хочется это сделать. Причём вспоминает о ней Геральт ровно посреди Боклера, неподалёку от лавки тканей. Чертовски удачно расположенной для того, чтобы заплатить удивлённому торговцу за две небольшие полоски шёлка.       Самого лучшего назаирского шёлка, как уверяет тот. Изысканного, нежного цвета – впрочем, другого и не было. Ещё и с названием, напоминающем о… Нет, не о Йеннифер, но части её аромата, дереве, цветущем ранней весной. Сирени, которую впервые в жизни Геральт увидел, едва ступив на Путь; в год, когда по собственной воле оборвал общение с Регисом, узнав его вампиром.       С Регисом, без которого теперь невозможно представить нынешнюю жизнь. Оттого припрятать ленты удаётся не сразу, сдвинув сундук под кровать в ожидании своего часа. Да и… в самом деле, стоило поразмыслить над планом чуть получше, но будь он проклят, если не признается себе в простой, глупой истине. Слишком часто он, Геральт из Ривии, привык поддаваться воле момента.       Момента, связанного с ещё и вовсе далёкой от секса деталью.       Натыкается он на неё ранним утром одной субботы, ковыляя из спальни на запах со двора. Запах… похоже, мыла и свежего, чистого белья. Стоит выглянуть из окна, и снаружи он находит Региса, занятого очередным из хозяйственных дел. А именно – развешиванием влажных простыней.       – Доброе утро, Геральт, – до безобразия бодро отзывается тот, поймав его взгляд, и остаётся только буркнуть неразборчивое в ответ:       – Угу, – значащее с сотню всего и сразу.       От доброе утро, Регис и чего опять ты вскочил так рано до какого хрена можно так выглядеть с утра. Впрочем, со стороны кому угодно Регис показался бы ничем не примечательным, в простом сером дублете и растрёпанными, кое-как собранными волосами. Вот только Геральт видит в этом другое. Маленькие признаки того, что ночь прошла без кошмаров; что вампир в приподнятом, удивительно благодушном настроении, и от этого вида на лице невольно расползается совершенно кретинская ухмылка.       Пусть. Накинув куртку – с утра часто становится зябко – и лениво натянув сапоги, Геральт приближается к нему и клюёт в щёку колючим, сонным поцелуем.       – Похоже, сегодня мои услуги будут нарасхват, – отмечает Регис с маленькой улыбкой, – Тебе стоит побриться, мой дорогой. Или ты предпочтёшь вернуться к бороде?       – Мелитэле… упаси, – зевает Геральт. – Разберусь. И с каких пор ты занимаешься стиркой?       Ответом ему служит неожиданно приподнятый изгиб тёмных бровей.       – Тебя интересует конкретный срок? Я достаточно давно привык не иметь прислуги, – выразительно смотрит на него вампир, – И не считаю, что моё положение здесь…       –…А вот с этим заканчивай. В самом деле, Регис.       Чего и стоило ожидать, проносится с досадой в голове. Не он один с трудом привык к быту поместья – к одному факту того, что у него, мать его, есть дворецкий, собственная кухарка и с полсотни слуг. У него, ведьмака, которого здесь называют господин Геральт, и это даже звучит… чертовски неестественно. Уже для него самого, насчитавшего на своём веку шесть десятков лет.       Каково привыкать Регису, впервые сменившему привычный быт за столетия, и представить-то удаётся с трудом.       Но проблемы это не отменяет. Их жизни и без того изменялись десятки раз за последние годы, и ничего не оставалось, как подстроиться под новые обстоятельства. Регис и сам говорил об этом, упомянув фразу какого-то офирского мудреца: когда дерево произрастает, оно гибко и нежно, а когда оно сухо и жестко, оно умирает. Что, конечно, значило, что его и самого гнетёт собственная непоколебимость. С которой в равной степени приходится справляться им обоим, – но сейчас только Геральту.       – Знаешь, что, – бормочет он, потираясь носом о Регисову скулу, – Покончим с этой стопкой вместе. По крайней мере, на сегодня. А завтра сам поговоришь с прачками. Идёт?       И это внезапно срабатывает. Точно срабатывает, потому что в ответ вампир улыбается – короткой, почти тайной улыбкой, предназначенной только для них двоих. Улыбкой, в которой прячется облегчение… и бескрайняя, почти неудобная благодарность за ерунду, о которой и благодарить-то нечего. Впрочем, возможно, дело и вовсе в другом.       – Иногда мне не верится, что твоя проницательность не утратила прежней силы, – совсем тихо говорит Регис, – Во всех отношениях, dragul meu.       И закрепляет слова поцелуем – быстрым и лёгким, из тех, что, моргни, и упустишь без следа. Так и выходит, что Геральт принимается ему помогать, развешивая тяжёлые простыни на растянутые во дворе верёвки. Настроение проясняется, и разум просыпается окончательно, начиная подмечать мелочи утра. Мешки крупы у кухни, гогот гусей в амбаре за забором, деревянный таз с мыльной водой и лужи с радужными пузырями… Сырой ветер бодрит, заставляя кожу покрыться мурашками, и, запахнув куртку плотнее, он наклоняется за следующей простынёй.       Пока вдруг не замечает на земле мешок с деревянными прищепками.       Прищепками, от которых снова вспоминает про прежний план, вмиг обрастающий интересными деталями. Например, к чему эти прищепки можно бы прицепить – со слабой, но точно желанной болью. Слышал же он про какие-то подобные приспособы от Лютика, Лютик – от своих знакомых дам, а те… Бес их знает, но по какой-то причине людской мозг до этого додумался, и неплохо бы убедиться, почему.       Словом, поэтому под шумок приходится припрятать часть прищепок в карман. Мысленно Геральт пересчитывает их по одной: восемь, десять, двенадцать… На двадцати он останавливается, прикидывая, что, в случае чего, справится дальше сам. В конце концов, Регис сам говорил, что это вопрос позитивного мышления, а уж в этом отношении Геральту будет точно не отказать. По крайней мере, сегодня.       Заманить Региса в спальню неожиданно оказывается самой лёгкой частью плана. Он заманивается сам, после обеда внезапно задремав, и Геральт терпеливо ждёт, между делом разбираясь с прочими домашними мелочами. На душе теплеет, стоит вернуться к вампиру – уже приходящему в себя, но ещё сонно потирающему веки.       – Который… час?       – Ужин не проспал, – бормочет Геральт, укладываясь рядом, – Может, принести тебе чего?       Под чего обычно подразумевается что-нибудь из съестного с кухни. Кисть винограда и пару яблок, жареные колбаски с ломтём хлеба, даже горькую Регисову бурду, которой тот привык злоупотреблять – что угодно, что можно назвать завтраком в постели. С последующим вытряхиванием крошек и возмущением собственной глупостью. И глупостью Геральта заодно, который обычно в этот момент приканчивает то, что не ест вампир.       Видно, не он один взвешивает за и против этого решения. Слабо зевая, Регис наконец распахивает веки – и внезапно произносит:       – Не… стоит. Думаю, всё, в чём я нуждаюсь, уже находится здесь.       И улыбается – мягкой улыбкой с прищуром антрацитовых глаз. Счастливой, тёплой улыбкой, от которой сердце пропускает удар, и нельзя его не поцеловать. Медленно, чтобы не наседать с напором, как варвар; нет, с его задумкой стоит быть поосторожнее, и на какое-то время Геральт так и пропадает в ласках тонких губ.       – Звучишь, как Лютик, – посылает он в мысли, запуская пальцы в тёмные волны волос, – А то и хуже. Правда, Регис.       – О, и взамен моей искренности я получаю… это? Между прочим, меня беспокоит и без того лишняя тенденция злоупотреблять перекусами. Особенно в моём случае, Геральт.       Смешок срывается в поцелуй сам собой, и Геральт исподтишка забирается ладонью под одеяло; так, чтобы нырнуть под край домашней Регисовой рубашки.       – Не потолстеешь, – фыркает он, поймав взглядом лукавый блеск чёрных омутов, – Ни за что не поверю, что вот это способно набрать вес.       И мягко хлопает по плоскому животу, касаясь пальцами завитков волос. Странные заявления Региса почти смешат: будто существуют в природе вампиры, не сложенные из сплетений сухих мышц и жил. Пальцы проходятся по дорожке волос, приближаясь к бокам, и внезапно Регис коротко вздрагивает… В знакомой, предательски выдающей его манере.       Напоминающей, что, так или иначе, в природе существуют вампиры, которые боятся щекотки.       – Даже если… тебе кажется иначе, – выдыхает Регис и ощутимо напрягается, пока Геральт скользит по коже подушечками пальцев, – Неочевидное не отменяет вероятное, мой дорогой. По крайней мере, не в вопросе внешности, но в вопросе привычек питания. Совершенно пагубных по сути, и, если хочешь знать моё мнение… Постой, ты…       Как же чертовски приятно видеть, как быстро он сдаётся. Нервный смешок срывается с тонких губ, и, сам того не желая, Регис подкидывает ему идею. Ребяческую и совершенно идиотскую, а значит, ту, которой обязательно надо поделиться. Неторопливо Геральт забирается под одеяло, выверяя каждое из движений. Как делает, когда преследует очередную из бестий; из тех, с которыми обычно нужны самые хитроумные из тактик.       Например, рывком задрать край рубашки – и легко, с наслаждением прикусить правый бок, чуть пониже рёбер.       – Ге… ха-хааха! – раздаётся отчаянное сверху, – Прек... ра... а-ха-ха! Боги, что…       – К вопросу внешности, – поясняет Геральт. – Предлагаю помощь, если надо. Слышал поговорку? Придёт серенький волчок…       –…Припоми… Хаха-ха, про… шу, я…       Чёрт, как хочется щекотать его и дальше, чувствуя, как худощавое тело извивается не хуже угря. Есть что-то до боли дорогое во всей этой минуте; в тёплом от сна Регисе, в отзвуках его смеха и запахе кожи, всё ещё пахнущей мылом от стирки. Невольно Геральт отвлекается, теперь просто поглаживая бледные бока – и рассеянно целует тёплый живот.       Благо, теперь без возмущений и хохота. Медленно он перемещается губами по тонкой коже, очерчивая влажные узоры. Легко, в порыве простой ласки, расслабляясь от ощущений… И тут же слышит, как нечеловеческое сердце пропускает удар.       – Всё ещё щекотно, что ли?       – О, отнюдь, – тихо и как-то хрипло отзывается Регис, – Я бы даже сказал, наоборот. Удивительное явление, не так ли? Есть теория о том, что щекотка явля…       Что там за теория, Геральт уже не слушает. Спустившись ниже, он потирается щекой о член вампира – и не без довольства поднимает глаза. Прямо к растрёпанному, тяжело дышащему Регису, приоткрывшему от удивления рот; уже светящему отчётливо алыми глазами.       Лучшему зрелищу за всю эту зябкую, ленивую субботу.       – У меня тут тоже… теория, – выдыхает он и проводит ладонями по Регисовой талии – долгим, мягким касанием. – С двумя… как их там…       –…Тезисами?       – Угу. Хорошим, – поцелуй, вкрадчивый, прямо над кромкой брюк, – И просто отменным. С какого начнём?       Удивительно, но в ответ Регис внезапно собирается, приподнимаясь на локтях – и прищуривается с таким видом, словно от его решения зависит судьба не то Геральта, не то всего Туссента.       – Полагаю, разумно соблюдать восходящую градацию, – наконец произносит он, – Так что, пожалуй, стоит начать с хорошей составляющей. У тебя…       –…Что-то вроде сюрприза, – кивает Геральт, – И, между прочим, не одного.       Стянув с головы одеяло, он свешивается за край кровати – и наконец-то вытаскивает из сундука ленты. Светлый, нежный цвет снова кажется чужеродным в собственных руках; не для него, ведьмака, подобная блажь. Даже странно, в самом-то деле, что он выбрал шёлк, взамен всех хлопковых веревок и жёстких ремней, лежащих в глубине шкафчика. Будто подсознательно что-то внутри тянется к недоступным когда-то удовольствиям. А может, дело и попросту в ощущении дома, полного уюта, где хочется самому быть мягче и проще. Дома, в котором его принимают любым, и где можно пробовать что угодно.       Н-да, с такими мыслями и неясно, кто из них двоих ещё хуже Лютика.       – Геральт?       Поднимает взгляд он мгновенно, видя, как Регис осторожно берёт ленты в свои руки. Тонкие пальцы скользят по сиреневому шёлку, и неожиданно в голове стукает осознание: а ему же чертовски подходят все эти оттенки. Естественные цвета одной из его форм.       – Нравится?       – Безусловно, – моргнув, отзывается вампир, – Я удивлён, что тебе удалось обнаружить шёлк подобного качества. И, признаться, несколько обескуражен. Позволь узнать, ты выбирал этот цвет… с определённой целью?       И – ох, мать твою – легко обвязывает лентой запястье сам. Красивым, затейливым узлом, сразу перебираясь на второе запястье. Надо бы попросить его научить Геральта самого вязать подобное, прежде чем… Стоп, стоп, стоп.       Какого, спрашивается, беса Регис так легко его раскусил? В чтении мыслей Геральт давно сомневаться перестал, но – иногда нет-нет, да и думается о подобном.       – Подожди, – с трудом соображает он, – Ты что… делаешь? Я ещё не…       И задыхается, потому что неожиданно Регис резко садится ему на колени, затыкая все оправдания долгим, глубоким поцелуем. В висках жжёт на грани с зудом головной боли; тонкие пальцы пробегают по его шее, царапая когтями кожу, и он сам находит ладонями бёдра вампира. Так, чтобы прижать ближе, ближе… Толкнуться навстречу, скользя членами друг о друга в томительном, сладком движении.       – Ре…       – Я… поясню, – выдыхает Регис, целуя край его челюсти, – По крайней мере, своё понимание… твоих намерений. Видишь ли, символика сиреневого цвета отчасти сводится… к исполнению желаний, Геральт. Желаний, в которых, очевидно… сходимся мы… оба… О-ох…       Чёртов же ты всезнайка, мелькает в мыслях довольное – и сразу вылетает из головы. Думается уже о другом: о близости тонких губ и тяжёлом, рваном дыхании совсем рядом. Руки окончательно забираются под Регисову рубашку – и стягивают её в один миг. Так, чтобы в следующий впиться поцелуями в изгиб шеи, ключиц, ниже…       – Твоя… взяла, – бормочет Геральт, проводя языком по треугольнику родинок, – Но это ещё… не всё.       – О, я прекрасно помню про… вторую часть твоего обещания. Тем любопытнее, что… Мм-м, мой дорогой…       Сердце колотится в груди обезумевшей птицей, полное нетерпения. Что ж, так и должны оканчиваться любые из выходных, да и любых других дней. Исполнением желаний – всех до единого, что будит в нём Регис; начиная с простого порыва толкнуть его на подушки и прижать к матрасу в новом, жадном поцелуе.       Быстро перерастающем во влажную, неистовую борьбу двух языков. Вздох, и вампир с силой обхватывает его лицо ладонями, оглаживая языком нёбо; привычный – но до сих пор сводящий с ума жест. С силой Геральт сжимает его бедро, закидывая себе на талию длинную ногу, и чувствует, как та гладит ступнёй внутреннюю сторону его колена.       – Расскажу… попозже, – урчит он и скользит ладонями выше, к поясу домашних брюк.       Миг, и тряпка летит далеко за кровать, сменяясь касанием пальцев. Кожу колет эманациями, и не без довольства Геральт гладит вампира – повсюду, где только способен. Получая в ответ попытки отозваться не менее пылкой взаимностью, правда, сейчас не слишком нужной. В конце концов, у него впереди план, а он не добрался и до первого пункта.       – Как там…       –…О, я продемонстрирую, – мурлычет Регис и, сдвинувшись к спинке кровати, широко расставляет ноги.       Очень быстро и думать остаётся нечего: схема узлов становится ясной, как день. Регис сам кладёт руки себе под бёдра, вытягивая их как можно дальше, и поджимает к груди колени. В ужасно открытой, почти… беспомощной позе. Впрочем, наперекор горящим углям огненно-красных глаз.       В открытом окне мелькает блик солнца, остывающего после полудня, и рассекает оранжевым росчерком их постель. Широкая полоса ложится Регису на живот, подсвечивая бледную кожу; голубоватые вены на предплечьях и дорожку волос, прячущуюся в ямку пупка. В тёплом свете сиреневый шёлк кажется почти розовым – тонким, едва уловимым отблеском. Подходящим этой минуте целиком и полностью; со всей сотней чувств, что гудят где-то под рёбрами.       Надо ему сказать, рассеянно думает Геральт, даже не зная, что именно, и одна надежда, что Регис сам почувствует, каким выглядит в его глазах. Даром, открывающимся одному ему по везению, граничащему с чертовщиной. Созданием, почти нечеловеческим в своей красоте… И всё равно своим, дорогим, родным до бесконечности.       Лишающим напрочь дара речи.       – Что же ты остановился, душа моя? – тихо шепчут тёмные губы, и он наконец-то вспоминает о том, что собирался сделать.       Связать Региса как следует тоже удаётся не сразу. Удивлённый, Геральт отмечает до странного тонкую кожу – как раз там, где выступает кость над стопой. И, конечно, для всего этого находится объяснение. Каким бы изящным ни оставался вампир, всё же он не холёная барышня; потому на вопросительный взгляд Геральта он поясняет:       – Очередная из особенностей… моих собратьев. Собственно, из этой части тканей образуется uropatagium**, обеспечивающий… О-ох, что…       Договорить у него не выходит и в этот раз: Геральт просто целует чувствительный участок, и в ответ Регис вздрагивает с коротким вздохом. Чёрт, одно это открытие туманит голову, и хочется… А, холера, ничего не должно хотеться, кроме плана. Так что в конце концов Геральт оставляет вампира в покое – и крепко привязывает его запястья к щиколоткам, обхватив в несколько слоёв шёлка.       И сразу вспоминает про вторую часть плана: ту, что будоражила мозг всё утро. Связанный, Регис следит за выражением его лица с едва заметным любопытством, слегка изогнув бровь.       – Если… не понравится, – опомнившись, бормочет Геральт, – Я уберу. Ладно?       Перед тем, как вытряхнуть из ящика своей тумбочки все двадцать бессовестно украденных прищепок.       – О, теперь ясно, куда они исчезли, – с улыбкой отзывается Регис, – Какой плодотворный на фантазию день. Надо полагать, тебя что-то вдохновило, мой дорогой?       Тут же он получает ответ, простой и ясный. Новый из поцелуев, жадный, почти яростный, так, чтобы между делом потянуть пряди его волос. В напоминание о каждом из невольных намёков, каждом размытом смысле; каждом из смутных образов, давно поселившихся в разуме.       Просьбы, в исполнении которой нуждаются они оба.       – Кажется, ты сам говорил, – урчит Геральт, – Столько, сколько… захочу. И как захочу. Что, не помнишь?       Для удобства он кладёт рядом фиал с маслом, думая, какая нелепая, должно быть, выходит картина. Он, ещё одетый в домашнее, разложивший вокруг себя, ни дать, ни взять, целый арсенал… И обнажённый Регис, лежащий в недвижимом спокойствии в своих путах. Раскрытый в манящей, ничего не скрывающей от взора позе.       Обманчиво уязвимый.       – Что ж, если так, – низко, хрипло говорит он, подвигаясь чуть дальше на подушки, – Ты можешь приступать к этому… в полной мере, Геральт.       Поразительно слышать в его голосе нетерпение – не слишком-то присущее ему, знающему любые практики вдоль и поперёк, и оттого особенно ценное. Неторопливо Геральт проводит по бледной коже, размышляя, с чего начать. Больше всего хочется прицепить парочку прищепок куда-то в сторону – там, где, в случае чего, сразу решится вопрос с болью. Пальцы очерчивают внутреннюю сторону Регисова бедра, от колена выше, выше… И останавливаются, скользнув по контуру одной из артерий.       – Здесь… пойдёт?       – Думаю, вполне. Не беспокойся, это не причинит…       –…Шёлк, Регис, – с напором перебивает Геральт – и начинает крепить деревянные прищепки, одну за другой.       И как же, на самом деле, невероятно они смотрятся. Бледная кожа вмиг розовеет, и Регис едва уловимо вздрагивает, прикрывая веки. Три прищепки цепляются на правое бедро, и Геральт уже перебирается было к левому – но вдруг слышит тихий, дрожащий вздох, замечая ещё одно.       То, как член вампира, дёрнувшись, прижимается к животу, мазнув по коже пятном смазки.       – Вот оно что, – хмыкает Геральт и кладёт на него ладонь, сразу сжимая головку, – Мне добавить… ещё?       – П-пожалуй. Можно и… чуть выше, мой дорогой.       Одна, вторая, третья прищепки прихватывают и левое бедро. Как заворожённый, Регис следит за ними, и в тонких чертах мелькает выражение затаённого интереса. Смешанного с ярким, неприкрытым желанием, горящих в алых радужках; выражением, которое точно стоит довести до его предела.       При всём этом он и не думает двигаться, невозмутимый в выдержанном ожидании. Прищепки цепляются и по бокам, по две штуки с обоих сторон. На мгновение Геральт останавливается, наблюдая за вампиром; не прекращая ласкать его рукой, между делом спускаясь между его ягодиц. Так, что следующая часть плана рождается в голове мгновенно. Регис и рта не успевает открыть, как он откупоривает фиал – и смазывает пальцы маслом, так тщательно, как только может.       – Мне казалось, ты…       –…Терпение, – перебивает Геральт и проникает в него сразу двумя пальцами; медленно, неторопливо, поймав взгляд мерцающих алых глаз.       Чтобы, подвигавшись внутри, между тем прицепить новую прищепку – прямо на покрасневший сосок.       – О-ох! – поражённый, выдыхает Регис и, холера, сжимается.       Так плотно, будто пытается поглотить его пальцы целиком. Голова кружится от его вида, всего его, стремительно теряющего над собой контроль: дрожащего, связанного, невероятно, чудовищно возбуждённого. От ощущения его внутри… Горячей узости, которую стоит распробовать сполна. Позже. Определённо позже.       Прищепка прицепляется и на второй сосок, и Регис крупно вздрагивает в ответ, запрокидывая голову на подушки. Ещё изменённые – но точно ненадолго – зубы с силой прикусывают нижнюю губу, пытаясь сдержать стон, рвущийся наружу.       – Не стесняйся, – бормочет Геральт, целуя край грудной мышцы, – Нет там никого. Выходной, Регис.       – Отн-нюдь, – с трудом возражает тот, – Кажется, я видел… часть работников во дворе. Не хотелось бы…       Но уже поздно. Внутрь проникает и третий палец, сразу двигаясь размашисто и резко, и вампир срывается на хриплый, отчаянный стон. Чёрт, видеть его таким уже сносит рассудок, всё сильнее и сильнее… Быстро Геральт находит его член, лаская сильными, жёсткими движениями, и вместе с тем потирает кончиками пальцев по тому самому чувствительному участку.       Так, чтобы Регис наконец-то, наконец-то начал кричать. Чтобы весь сраный Туссент знал, как ему хорошо. С ним, Геральтом, одним.       – Б-боги, Ге… А-ах!       – Куда же ты спешишь, – бормочет он, целуя бледное колено, – Мы ведь вовсе не добрались… до главного. Рассказать, чего… именно?       Кивок, слабый, почти бессознательный, и Регис снова откидывает голову на подушки. Масло льётся на покрасневшие бёдра, стекая крупными каплями на простыни, и они оба точно будут в нём по уши, но уже наплевать. Хочется думать только о том, как беспомощно в его руках выглядит Регис. Потереть его покрасневший, каменно-твёрдый член, истекающий смазкой; смочить в масле большой палец и огладить сдавленные прищепками соски.       – N-naiba, – срывается с тонких губ, – Я… Пожа…       – Ну, раз просишь, – ухмыляется Геральт, – Подожди, будь добр.       Вытряхнуться из штанов удаётся за доли секунд. Прохлада комнаты приносит облегчение: он и сам горит, напряжённый до предела. Пусть и хочется мучать Региса дальше, но надолго его не хватит, хоть Геральт и держится изо всех сил. Капнув больше масла, он теперь смазывает себя – и долго, дразняще водит головкой члена по краю входа, наблюдая за тем, как его сверлит взглядом вампир.       – Ге… ральт…       – Терпение, – поддразнивает он, входя так медленно, как только хватает контроля, – Что, забыл, как сам этому учил? Я, может, тоже хочу…       И вместо окончания фразы тянет за прищепки на сосках – не по своей воле сводя обоих с ума.       –…О-о-ох, боги!       Резко, непроизвольно Регис насаживается на него с громким стоном; так, что Геральт сам толкается внутрь, проникая до конца глубоким, сильным рывком. Дьявол, мысли в башке окончательно путаются в кашу. От одного ощущения, как его обхватывает шёлковый жар; как невероятно быть внутри Региса, предоставленного одной его воле.       – Какой… узкий, – задушенно выдыхает Геральт в его грудь, – Х-хо… лера…       Всё стирается из рассудка, оставив одно-единственное обещание, и он наконец начинает его выполнять, напористыми, сильными толчками. Наклонившись, он обхватывает лицо Региса ладонями, впиваясь губами в его приоткрытый рот. Глотая каждый из отрывистых, коротких стонов; запуская пальцы в волны волос, чтобы целовать его сильнее, лаская языком.       – Нра… вится?       – А есть… сомнения? – выдыхает в его губы Регис, – Впрочем, е… щё одно, Ге… М-мх…       – Что, – удивлённый, поднимает брови он, – Доба…       Но догадка не оправдывается: Регис вдруг разрывает поцелуй и опускает глаза. Почему то указывающие на его собственный живот, и, растерянный, Геральт садится, обхватывая его за бёдра.       – Положи… ладонь, душа моя. Так ты…       Ни хрена не понимая, он подчиняется, не сбавляя ритма. Алые глаза неотрывно следят за ним, словно молча требуя действовать быстрее. Нахмурившись, Геральт кладёт ладонь на живот вампира…       …И – ебать же всех грёбаных богов – чувствует пальцами собственный член.       – Висцеральная… прослойка, – сообщает ему Регис и бросает слабую, кривоватую ухмылку, – Которой, как ты прекрасно… чувствуешь, у меня… никогда не было в избытке.       – Твою же…       Рывок, и он снова чувствует это: чёткое ощущение движения в глубине. Тут же поднимающее прежнее чувство власти и сраного… превосходства, не иначе. На пробу Геральт давит ладонью сильнее, ускоряя темп, и – невольно стонет сам, чувствуя, как кровь шумит в ушах.       От неясной мысли, что он и правда пользуется Регисом, вот только – почему же это так приятно, так горячо, так дурманяще… То, ради чего можно и сдохнуть в этих руках. В этом теле, раскрытом перед ним одним.       – Знаешь, что я… тебе скажу, – выдыхает он, потягивая за прищепки на Регисовых бёдрах, – Ужасный ты… извращенец. И я, похоже, то… О-ох…       Ладонь проводит по животу в единый такт с толчками; вместе с резкими, отчаянными движениями бледных бёдер. Глубже, глубже, пульсирует в висках, в отзвук хриплым стонам обоих. Рывок, и Регис снова сжимается, пока – по своей воле, с довольной улыбкой на губах. Улыбкой, внезапно чертовски раздражающей.       – Ох-х, ёбаный… – сипит Геральт – и окончательно прекращает сдерживаться.       Жар приливает к низу живота так быстро, что кажется, он вот-вот взорвётся от раскалённых потоков крови. Ладонью он давит что есть силы, и – о, чудо, Регис заканчивает с улыбочками, срываясь на громкий, отчаянный стон. Чтобы теперь точно напомнить, для чего они здесь.       – Вот я… и пользуюсь, – навалившись на него, хрипит Геральт, – Пользуюсь… тобой. Так ты…       –…Д-да, о-ох! Д-да, именно… так, Ге… ральт…       Быстрее, быстрее, колотится в голове пустое. Чёрт, а он должен, точно должен… Сил остаётся немного, но – как же хорошо будет выглядеть Регис в этом виде. Первая оглушительная волна бьёт его по позвонкам, и Геральт чудом успевает выдавить:       – Не… вздумай, – прежде, чем выходит из Региса и изливается тому на живот.       И быстро, с силой сжимает у основания его член, перехватывая последние остатки контроля. Растерявшийся, едва владеющий собой Регис с трудом поднимает мутный взгляд алых глаз, тяжело дыша; будто не до конца понимает, как оказался в семени. Вытереть бы его, но… Нет, он не может, сейчас – не может. В конце концов, кажется, кое-кто просил Геральта воспользоваться им столько, сколько захочется.       А ведь вечер, на самом-то деле, только начинается.       – Ещё… не всё, – выдыхает он, бросая Регису довольную ухмылку, – И не смотри на меня… так.       – Как, мой дорогой? Признаться, я… не всегда понимаю то, что ты пытаешься донести, потому как… Мм-х…       Разговоры прекращаются снова, стоит заставить Региса умолкнуть очередным из поцелуев. Податливого, почти безвольного, что ли – но точно ждущего каждое из его, Геральта, касаний. Руки оглаживают его шею и плечи, заправляют за уши взмокшие волосы; вздрогнув, вампир сам тянется навстречу, легко прикусывая в поцелуе его верхнюю губу.       – Хва… тит, Геральт. Я… начинаю думать, что ты склонен…       –…К злопамятности? Ну, совсем чуть-чуть, – ухмыляется Геральт и смазывает маслом снова затвердевший член.       Чтобы теперь проникнуть снова, куда жёстче. Обхватив Региса за талию, он насаживает вампира на себя, в бешеном, неумолимом темпе. Как, наверное, и должно выглядеть это воспользоваться. Так, что и Регис, кажется, с ним согласен, выпуская когти, и…       – Ни… хрена, – снова сжимает его у основания Геральт, – Я…не закончил. Разрешу, как…       – Ка… жется, ты и в самом деле… проникся моей идеей? Впеча… О-ох, только не остана…       Короткая, смазанная улыбка – и новый стон, приглушенный подушкой. С силой Регис зажмуривается, заламывая брови, и как же потрясающе видеть его таким. Чувствовать его таким. Разгорячённым, на грани потери рассудка… Своим и таким, зараза, дорогим, до каждого дюйма тела.       – Ești… dragostea, – внезапно выдыхает он, распахивая уже целиком алые глаза, – Dragostea, dragostea…       – Со… жмись. Ох-х, вот так… Тебе… хорошо?       – Как ни… когда… Нн-гх, Ге… ральт…       Ладонь снова находит его живот, смазывая капли семени, и надавливает, возвращая к чудовищному по силе ощущению. Жару, наполняющему не просто тело, но и разум. Пальцами Геральт снова тянет за прищепки, уже настойчиво, сильно, и дёргает те, что на измученных сосках… И внезапно чувствует – невероятное.       За секунду узкое нутро сжимается, и Регис выгибается в пояснице с долгим, отчаянным криком.       – Ёб… же, – срывается с губ, – Иди… сюда. Х-хо…       Нет больше сил сдерживаться, ни в одном из чувств. Торопливо Геральт тянется, находит губами бледную скулу, щёку, губы, искусанные до боли – и впечатывается в них, глуша собственный надрывный стон. Что-то внутри натягивается струной, раскручивается, тяжело, неумолимо, с гулом крови в ушах. В силе, которая гудит кругом в воздухе, и хочется – накрыть, спрятать, присвоить… Моё, моё, моё.       – Люблю… тебя, – надсадно хрипит он, – И трахать тебя… люблю. Очень си… О-ох, Ре…       –…А-ах, n-naiba!       Всё окончательно сливается в дикую, первобытную бурю безумия. Ритм ускоряется до бешеного, и Геральт вдалбливается внутрь, так глубоко, что – дьявол, мог бы что-то и повредить, но… Трещит шёлк, и с лёгкостью его спину обхватывают длинные, самые красивые в мире ноги. Прищепки летят в стороны, и что-то звенит; фиал с маслом разбивается вдребезги… Где-то там, далеко, в другом мире.       В мире, где их уже нет. Они – здесь, друг в друге, врастают, сплетаются в одно месиво. Чудо, что ему удаётся вырваться из объятий и сесть, надавить на бледный живот; ощутить ладонью снова жёсткие, глубокие толчки.       – Хочу… в тебя. Посмотреть, как… Б-блять, Ре…       – Бы… стрее же, – перебивает гортанный рык, – Прошу!       И он не выдерживает. Одно касание, пальцами по горячему от смазки члену, и Регис… Уже не Регис сжимает его шею, пряча в подушке оскал чудовищных клыков. С силой Геральт давит на серые, покрытые тёмными пятнами бёдра, раскрывая шире – и изливается внутрь, без остатка, чувствуя, как вампира выгибает дугой в ответ.       Лоб прижимается куда-то… Ох, это плечо, которое он тут же целует, прежде чем прийти в себя. На глазах серая кожа меняет цвет, обратно к бледной, покрасневшей от жара их тел и страсти. Вздох, и Геральт приподнимается, оглядывая постель как следует – прямо к виду Региса, теперь испачканного в его семени окончательно. Белые пятна повсюду: на животе, бёдрах, ягодицах, как яркие свидетельства его желания.       Желания, которое никогда, в самом деле, и не уйдёт. Не после того, как он узнал вампира таким.       – Ре… гис, – шепчет он, слыша, как сильно охрип голос, – Регис.       С трудом вздохнув, он валится на бок рядом, к ещё недвижному, погружённому в себя вампиру. На сердце накатывает приступ странной, колючей нежности, и невольно он потирается щекой о Регисово плечо. В неясной, какой-то звериной ласке, что ли.       Впрочем, ему и без того привычнее выражать чувства без слов. За остальное в их команде в любом случае отвечает вампир, сейчас откинувший голову на подушки в бессилии – и всё ещё усеянный дюжиной прищепок.       – З-зараза, – с трудом вспоминает Геральт и начинает их снимать, одну за другой.       Сразу же он выясняет и ещё одно, не слишком радостное открытие. Под зажимами обнаруживаются красноватые синяки – хоть и быстро бледнеющие, но от того не менее жуткие. Должно быть, не стоило оставлять прищепки так надолго… Во всяком случае, будь Регис человеком. Осторожно Геральт оглаживает сдавленные участки, глядя, как исчезают пятна, и наконец слышит тихий, усталый вздох.       – Всё… в порядке, – доносится хриплое, мягкое от подушек, – Прошу, оставь свои беспокойства, мой дорогой.       И грех его не послушаться, так что Геральт тут же стряхивает мельчайшие попытки разума на волнение. Тем более, что Регис сам обхватывает его за плечи и целует в висок, долгим, влажным касанием. Что однозначно говорит о том, что всё в порядке. Было и будет в порядке, что бы ни попросил вампир.       Как и всегда. Лишь потому, что он давно принял эту часть в себе, так же естественно, как и своё прошлое; как и каждую из черт души и своё длинное, сложное имя.       – Не припомню, чьё именно это изречение, – бормочет тот, находя губами скулу Геральта, – Но, как бы то ни было, порой идея… действительно грозное оружие в руках фантазии.       – Что, угадал с сюрпризом?       – Скорее, с весьма продуманным к нему подходом. Ты и в самом деле не перестаёшь удивлять меня, dragul meu. В том числе и…       И внезапно, коснувшись его челюсти, Регис добавляет:       –…Касаемо того, что теперь, кажется, я должен тебе какую-то сумму.       Так, что Геральт попросту прыскает, расплываясь в широкой улыбке, и вместо ответа целует его первым. Пусть вампира и беспокоят обрывки лент, давно свалившиеся куда-то на пол, но он сам о них забывает мгновенно, ни жалея ни флорена. Незачем думать о такой ерунде, когда перед ним растрёпанный, размякший Регис, широко распахнувший уже привычные, бездонно-чёрные омуты глаз. Его чёртов вампир, которого надо бы побыстрее обнять – и устроить им обоим долгую, горячую ванну, а, может, и раздобыть настойки в придачу.       Правда, перед тем, как присоединиться к нему в воде, Геральт всё-таки прячет пару прищепок в глубину прикроватной тумбочки.       С нелепым и совершенно непрошеным ощущением трофея. ___________________________________________________________________________ *Мухоловка обыкновенная (лат.) **Часть перепонки крыльев у летучих мышей, соединяющих задние конечности с хвостом (лат.)