Это Александр, мой новый личный фитнес-тренер.

      Макарова пришла к Воскресенскому в назначенное время. Семья нормально отнеслась к тому, что она будет праздновать «с подружкой», даже несмотря на то, что подружка на самом деле друг, который вообще-то не друг, а просто знакомый и вроде не плохой, поэтому почему бы и нет? Александр очень быстро открыл дверь (точно ждал) и помог раздеться. Они вместе прошли на кухню.       — Солнце, ты не голодная? — заинтересованно спросил Шура.       — Да не особо, — спокойно ответила Лера.       — Тогда, может, просто чай попьём?       — Давай.       Воскресенский поднялся и подошёл к столешнице, развернувшись к Макаровой спиной. Он закатал рукава чёрного гольфа выше локтей и начал лазить по шкафчикам. Ходячий пиздец, а не человек. Руки… Руки, твою мать… Красивые такие, с венами… А ещё вот эти его тёмно-серые штаны, которые облегают зад, ярко-синие носки под цвет волос… Блять… Какого чёрта она вообще смотрит туда?..       Александр развернулся слишком резко. Макарова быстро переключила взгляд на его лицо, но из-за неловкой тишины, воцарившейся на пару секунд, стало ясно, что, видимо, всё-таки заметил.       — Чай зелёный? Чёрный? — невозмутимо спросил он. Ни улыбки, ни раздражения. Лицо настолько постное, что, кажется, можно уверовать в существование святых ангелов, которым неведомы пошлые мотивы.       — Чёрный.       Воскресенский развернулся на пятках обратно.       — Лимон? Мята? Корица? Молоко? — спросил он, не оборачиваясь.       — Давай с молоком.       — Окей, — протянул Александр и потянулся к холодильнику.       Макарова пристыженно отвернулась. Тяжело было отвлечься от рассматривания его широкой спины с острыми, как края бумаги, лопатками и… блять, опять! Лера поставила локти на стол и прикрыла горящее от стыда лицо ладонями. А перед глазами только одно… Да сука, сколько можно?! Раньше к нему приглядываться настолько пристально не приходилось, но сейчас он казался самым, настоящим проявлением искусства.       Кружки приземлились на стол так неожиданно, что Макарова, полностью погружённая в свои мысли, чуть не вздрогнула (или чуть не умерла от страха) (одно другому не мешает).       — Ты устала или тебе плохо? — поинтересовался Шурик и сел напротив. Валерия тут же убрала руки от лица.       — Нет, всё хорошо… — Она положила кисти на стол. — Правда…       Воскресенский мягко накрыл её ладони своими и внимательно посмотрел в глаза. Вот же чёрт синеволосый.       — Точно? — тихо спросил он. Валерия кивнула.       — Просто уже немного спать хочется. — Она неловко отвернулась, лишь бы не сталкиваться с ним взглядом. Стыдно-стыдно-стыдно…       — Тогда немного попьём чай, я расстелю тебе в спальне, а сам буду в зале валяться.       — Да, хорошо, — согласилась Макарова и сцепила пальцы с Шурой. Тот тихо усмехнулся и обворожительно закусил нижнюю губу, слегка погладив мягкие руки Леры.       — Как пожелаешь, Солнышко.       Неловко было разговаривать с ним, конечно. Хочется зарыться головой то ли в песок и больше никогда не думать о том, что видела какое-то время назад, то ли в его чудесные мягкие волосы. А Шура сидит, как ни в чём не бывало. Знает же, точно знает, но тактично молчит. Молодец какой.

***

      Лера проснулась посреди ночи от странных звуков. Выстрелы, взрывы, крики, беготня… Что, блять?! Она подскочила от страха и в темноте начала хвататься за одеяло и простыни, то ли пытаясь сообразить, что вообще, чёрт подери, происходит, то ли пытаясь найти что-нибудь, чем можно защититься. Макарова на какое-то время застыла статуей, прислушиваясь к каждому даже самому малейшему шороху. И наконец-то успокоилась. «Твою мать, это просто салют…» — подумала она, окончательно пробудившись, и протёрла заспанные очи. Лера неспешно встала с постели и тихонечко подкралась к занавешенному тёмными шторами окну.       Во дворе резвятся дети, родители жгут бенгальские огни и запускают в небо фейерверки. Они кричат: «С Новым годом, с новым счастьем!», а малыши, еле выговаривая букву «р», радостно отвечают им: «Ура!»       «Какая гадость», — подумала Макарова и вернула занавески на прежнее место. Она не стала даже мельком заглядывать в телефон, прекрасно понимая, что там будет. И это видеть элементарно противно.       Лера осторожно вышла из комнаты, не желая будить хозяина квартиры, чтобы попить воды. Но Александр, пребывавший в не менее отвратительном настроении, оказался там же, облокотившийся поясницей на столешницу и недовольно пялящийся в воздух.       — Сколько сейчас времени? — еле слышно спросила Макарова, кое-как различающая в тёмном помещении, где и что находится. Свет включать не хочется, иначе можно ослепнуть к чёртовой матери.       Шура посмотрел на экран своего телефона.       — Уже семь минут как Новый год, — спокойно ответил он и глянул на Леру в ожидании какой-нибудь реакции.       — Пиздец, — пробубнила она и устроилась с ним рядом.       — Поздравляю, ты проспала этот год, — усмехнулся Шурик и развернулся к ней лицом.       — Ну хоть не просрала. И на том спасибо. — Макарова внимательно оглядела его. Волосы растрёпаны, на щеках вмятины от наволочки. Ну прямо заспанный цыплёнок. — А ты когда проснулся?       — Почти ровно в двенадцать, — ответил он и поправил неаккуратные пряди, правда стало только хуже.       — Позволь мне, — попросила Валерия и сделала небольшой шаг вперёд. Воскресенский коротко кивнул, и она приступила.       Александр внимательно смотрел за каждым её действием. Уголки губ еле-еле поднимаются. Пытается скрыть усмешку. Под таким пристальным взглядом можно и расплавиться, а уж учитывая сегодня произошедшее… Макарова старалась сосредоточиться на его волосах, но всё равно периодически посматривала на хитрющее лицо.       — Другое дело, — провозгласила Лера и немного отошла назад, резко врубаясь спиной в столешницу. Она болезненно шикнула. Тёплые руки Шуры легли в область поясницы, осторожно придерживая.       — Аккуратно, — обеспокоенно сказал он и завис на какое-то время.       Между молодыми людьми воцарилось неловкое молчание. Лера смущённо хлопала глазами, не понимая, что нужно вообще делать в подобных ситуациях. Воскресенский так близко… Вообще-то он же уже был так же близко, даже ближе, но сейчас… Было в данном моменте что-то особенное.       Макарова приблизилась к Шурику и спрятала своё красное, как варёный рак, лицо в сгиб его шеи. Тот тихо рассмеялся и обнял её в ответ.       — Я всё ещё хочу спать… — пробубнила она ему куда-то в область ключицы, щекоча кожу воздухом, исходящим изо рта.       — Иди. — Он в успокаивающем жесте начал гладить её по спине.       — Даже не знаю… Я же всё равно не усну, пока они там не перестанут шуметь. А это будет ой как нескоро…       — Тогда просто посиди, пережди. — Он уткнулся носом в копну её волос. — Тоже спать хочу ужасно…       — Одной скучно сидеть… — обиженно пробубнила Макарова. Шура в ответ тихо хмыкнул.       — Я сейчас курить пойду, а потом вонять буду. Но если тебя это не смущает…       — Не смущает, — без тени сомнения заверила Лера.       — Ты меня подождёшь или со мной постоишь?       — С тобой постою.       — Тогда куртку накинь и выходи на балкон.       Валерия только сейчас решила отстраниться от тёплого тела Александра. Она послушно направилась в коридор и сняла предмет одежды с вешалки. Воскресенский проследовал за ней и забрал свой длинный пуховик.       — Тебе тапочки нужны? — спросил он.       — Нет, спасибо.       Шурик замолчал и очень недоверчиво посмотрел на свою гостью.       — Точно? — очень серьёзно поинтересовался Воскресенский. — Не замёрзнешь?       — У меня носки тёплые.       Александр ещё какое-то время смотрел на Макарову так, будто она не то что могла солгать ему, а была замечена в государственной измене. Затем его лицо снова сделалось спокойным, он неопределённо повёл плечами, развернулся и направился к балкону. Лера хвостиком пошла за ним, по пути надевая куртку.       На балконе прохладно, но вполне терпимо, можно даже не надевать капюшон. Здесь звуки улицы раза в два громче. Кто-то включил музыку на колонке. Новогодние песни (преимущественно песни из совковских фильмов) заполнили тускло освещённую старыми фонарями улицу. Воскресенский недовольно скривил нос, вынул из кармана пачку сигарет и открыл её.       — Не будешь? — Он протянул коробочку Лере.       Макарова сначала посмотрела на него, затем на пачку. Она неуверенно потянула руку и достала одну сигарету. Александр тихо усмехнулся, тоже достал одну и взял её в зубы. Искры зажигалки слегка осветили балкон, вскоре наполненный табачным дымом. На морозе сигареты пахнут особенно хорошо.       Лера сделала небольшую затяжку. Она уже отвыкла от курения, потому, затянись сильнее, точно закашлялась бы. Горький, но по-своему приятный жгучий вкус табака наполнил дыхательные пути. Валерия посмотрела на Воскресенского, который внимательно разглядывал происходящее на улице. Его недовольное лицо окутывал, словно паутина, серый дым; от холода нос и щёки розовеют, добавляя его и без того очень даже привлекательной внешности ещё больше шарма. И выглядит это зрелище как самое настоящее произведение искусства. Хоть сейчас бери краски с кистями и переноси на холст, лишь бы ничего не забыть и навсегда отпечатать этот образ в своём разуме. Только жаль, что она совершенно не умеет рисовать…       Шура наконец-то обратил внимание на пристальный восхищённый взгляд на себе. Макарова резко отвернулась и сделала ещё одну затяжку. Александр тихо усмехнулся и подошёл ближе.       — Я смотрю, ты на меня сегодня прям налюбоваться не можешь, — игриво, с ноткой флирта прошептал Шурик.       — Да ну тебя, — усмехнулась Валерия, уже докуривая сигарету. Александр потушил свою и выкинул в пепельницу.       Заиграла какая-то мелодичная незнакомая песня, очень подходящая для медленного танца.       — Потанцуем? — еле слышно предложил Шурик, а затем протянул руку Макаровой. Она посмотрела на него с издёвкой и коротко кивнула, затушив сигарету.       Воскресенский тут же одной рукой взял её ладонь, а другой бережно притянул к себе за талию. Лера положила кисть на плечо Александра, а другой рукой сплела с ним пальцы. Губы слегка дрогнули в мягкой улыбке.       — Мне очень нравится, как ты выглядишь при таком освещении, — заметил Шура.       — Но здесь же почти нет источников света. Только окна других домов, фонари и пиротехника…       — Вот именно. — Александр широко оскалился и прижал Леру ещё ближе к себе, почти что впритык. Макарова в ответ лишь тихо рассмеялась и блаженно прикрыла глаза.       Аромат сигарет смешивается с остатками парфюма на куртке Воскресенского. Просто великолепное сочетание. Они вместе медленно покачиваются из стороны в сторону… Блять-блять-блять-блять-блять! Макарова уткнулась прохладным носом в его острую ключицу, не прикрытую курткой, но невидимую за гольфом. И так хочется, чтобы это никогда не кончалось…       Но песню слишком быстро переключили, а руки без перчаток уже начали мёрзнуть. Шура отстранился и открыл дверь с балкона.       — Пойдём? Холодно, что пиздец.       Макарова кивнула, вошла в квартиру и быстрым шагом добралась до вешалки. Она повесила куртку. Следом за ней вошёл сам хозяин квартиры и тоже убрал свой пуховик.       — Замёрзла? — заинтересованно спросил он. На лице всё ещё очаровательный румянец.       — Немного, — честно ответила Лера.       — Согреть? — Александр лучезарно осклабился.       — Смотря что ты имеешь ввиду. — Она игриво вскинула одну бровь.       Воскресенский кивнул в сторону гостиной и направился туда. Он сел на диван и похлопал на месте рядом с собой. Валерия медленно прошла за ним.       — Сядь сюда, а ноги можешь закинуть мне на колени.       Лера послушно устроилась подле него. Шура взял её ладони в свои и приложил к губам. Он опалил их горячим дыханием, пристально смотря голубыми глазищами прямо в лицо Валерии. Затем он отстранился и бережно потёр её руки большими пальцами. Лера широко улыбнулась. Он ещё какое-то время разглядывал её руки, а затем сказал:       — У тебя очень красивые пальцы. Прям как у пианистки какой-нибудь. — Он снова поднял очи.       — Спасибо. Мне часто так говорят, но всё равно слышать приятно, — усмехнулась она.       Шура было открыл рот, чтобы сказать ещё что-то, но резко замолк. Макаровой было бы интересно послушать, что же такое он ещё хотел сказать, но разрушать столь уютную атмосферу неловкими вопросами ей до ужаса не хотелось.       По всей видимости, этой ночью они по комнатам не разойдутся.