Это Александр, мой новый личный фитнес-тренер.

      Поздно. Не спится. Тело изредко лениво ворочается на простыне, желая наконец-то найти удобную позу и провалиться в сон, но всё тщетно.       Резкий переход в положение сидя. Раскрытые глаза, давно привыкшие к темноте, оглядывают комнату в поисках телефона, который, к счастью, долго искать не приходится. Высокая яркость прожигает роговицу, уже давно привыкшую к кромешной тьме. Болезненно жмурится, встаёт с постели, натягивает на себя вещи, которые первыми попалась под руку, затем выходит в коридор, где накидывает верхнюю одежду, и покидает квартиру. Плевать. Всё равно сегодня не уснёт.       Находит первый же попавшийся бар, где есть Wi-Fi, а по пути покупает сим-карту в ближайшем сотовом. Лицо бедного парня за прилавком, которому не посчастливилось сегодня быть на ночной смене, когда тот увидел тёмную вытянутую фигуру в медицинской маске, купившую первую же предложенную карту, надо было видеть. Испугался он не на шутку.       Дело осталось за малым: подключиться к Wi-Fi в баре, создать левый аккаунт во «Вместе» на купленную только что сим-карту и скинуть младшему Дагбаеву провокационные фотографии, сделанные чуть меньше недели назад и так мучившие всё это время. Что может пойти не так? Абсолютно ничего. Выходит из аккаунта и выкидывает симку, стоило выйти из бара. Тихо усмехается, довольный собой, и со спокойной душой едет домой.

***

      Александр проснулся от телефонного звонка. Гаджет тут же захотелось разбить об стену, чтобы его, который смог уснуть всего-то четыре часа назад, если не меньше, в его законный выходной никто не тревожил. Он с недовольным стоном перевернулся и поднял трубку, даже не посмотрев, кто звонит.       — Алло, — хриплым от заспанности голосом поздоровался Воскресенский.       — Александр, не мог бы ты сейчас приехать? — раздался по ту сторону голос босса. Чего?..       — Да, конечно. — Он кое-как подавил желание покрыть звонящего благим матом. Если бы это был не начальник, а какой-нибудь Вадим, точно накричал бы на него, но на Алтана нельзя. Шура стиснул зубы до скрипа. — Что-то случилось?       «Если ничего не случилось, падла, молись».       — На месте всё объясню.       Алтан звучал совсем не так высокомерно, как обычно. Словно кому-то удалось его сильно задеть, что было крайне удивительно. Правда, сонному Александру совершенно плевать на то, кто там его обидел. К тому же, судя по Дагбаеву, его вполне могла обидеть сама жизнь.       Шурик кое-как заставил себя подняться с кровати. Пока собирался, он на всю квартиру включил музыку, но не для того, чтобы насладиться её звучанием, а чтобы элементарно не уснуть. Он вошёл в ванную и посмотрел на себя в зеркало. Глаза красные и сухие, а кожа неестественно бледная, как сама смерть. Александр глубоко вздохнул и умылся ледяной водой, как будто она могла за секунду привести его в порядок.       Тупое рутинное дело за тупым рутинным делом, и вот уже Воскресенский покидает порог дома, а после оказывается в своей машине. Музыка также проследовала за ним, но теперь звучала тише, просто чтобы не привлекать к себе лишнего внимания по пути к начальнику и не отвлекать от дороги. Пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы случайно не вырубиться за рулём, но, к счастью, у него всё же вышло. Даже в аварию не попал.       Александр припарковался возле ворот и перед тем, как выйти из машины, посмотрел на себя в зеркало заднего вида. Отвратительная погода и недосып сделали его настолько болезненным, что создавалось ощущение, будто он уже давно умер. А из-за освещения, отличного от домашнего, всё казалось только хуже. Большие круги под глазами и нос, который просто отвратительно течёт вот уже который год подряд в столь неприятную, сырую и холодную погоду, и крайне растрёпанные волосы, больше похожие на ярко-синее гнездо. Шура немного поправил причёску, чтобы ещё сильнее не позориться, вышел из автомобиля и оказался на территории особняка Дагбаевых. Неспешно подойдя к оранжерее, где скорее всего и есть Алтан, он прошёл в неё.       Начальник крайне пафосно стоял возле своих драгоценных растений, внимательно разглядывая их листья, которые однозначно были далеко не такими красивыми, как прежде. Прежде ярко-зелёные, они, кажется, растеряли часть своего пигмента. Эластичные веточки сейчас еле-еле держали жёлтые бутоны, которые сильно закрылись по сравнению с тем, какими были ещё неделю назад. Воскресенский, постепенно начиная понимать, что к чему, осторожно подкрался к нему сзади.       — Вы меня звали, — констатировал он, не зная, с чего ещё можно начать этот непростой разговор. Если Дагбаев догадался, кто прислал ему фотографии, пощады ему не ждать.       — Верно, — подтвердил Алтан, не оборачиваясь. — Возьми ключи со стола.       «Какие ещё ключи?.. Ключи от комнаты для расстрела?.. — Глубокий вдох. — Молодец, Воскресенский. Просто молодец. Дофотался». Он не двинулся с места и собрал в кучу тёмные брови. Не думал, конечно, что помрёт так рано. Ну, хоть бы предупредили, что ли. Оделся бы понаряднее и замаскировал усталость косметикой. Негоже всё-таки в яме страшным лежать.       — На столике возле дивана лежат ключи. Возьми их, — пояснил он, выделяя каждое слово небольшой паузой.       Шурик растерянно развернулся и на ватных ногах подошёл к предмету мебели, где действительно лежала небольшая связка. Он послушно забрал её и снова повернулся к начальнику, как какой-нибудь маленький ребёнок, ждущий одобрения от своего родителя, который попросил принести «это, ну, то самое, которое там».       — Что мне с ними сделать?.. — спросил Александр, мысленно уже готовясь к тому, что ему скажут делать харакири этими же ключами.       — Это ключи от твоего нового дома. — Алтан наконец-то повернулся к нему лицом. Казалось, он выглядел и говорил в обычной для себя манере, но в воздухе явно царило какое-то неясное напряжение, которое невозможно не почувствовать. — Адрес я тебе прислал. Твоя цель — переехать до конца этого дня, а завтра договор об аренде твоей нынешней квартиры будет расторгнут. Старые ключи отдашь завтра во время встречи. Время уточню сегодня вечером. Теперь _ты_ мой новый телохранитель.       От последнего Шурик был шокирован настолько, что раскрыл глаза так сильно, что наверняка был риск не закрыть их снова. Такое неожиданное повышение раньше было бы услышать гораздо приятнее, а сейчас стало очень не по себе. Значит, его всё-таки не убьют: убьют Вадима. Но гарантии того, что тот не решит вернуться по его душу с того света, чтобы показать, где раки зимуют, никакой нет. Шура какое-то время просто собирался с мыслями, а затем, кое-как открыв рот, выдавил:       — Почему я?.. Что с прежним?.. — специально не назвал он имени коллеги. Мало ли, каким триггером для Алтана оно могло стать.       Кажется, очень зря спросил. Дагбаев, прежде ещё относительно спокойный, скривил лицо особенно высокомерно и отвёл взгляд, выдавающий внутреннюю тоску, куда-то в стену, которая ещё чуть-чуть и либо начнёт плавиться, либо расплачется. Всё-таки Александр был прав, когда предположил, что для Дагбаева связь со своим телохранителем значила очень много, гораздо больше, чем значила она для Дракона. Не умеет мальчик в однократные связи без эмоциональной привязанности. Не умеет. Но, раз уж заварил такую кашу, которая закончилась вполне себе логично и ожидаемо, тут уже ничем не поможешь: ему можно лишь посочувствать и поменьше лезть.       — Потому что я доверяю тебе, — с убивающим холодом в голосе, явно не соответствующим выражению лица, заверил Алтан и снова посмотрел на нового телохранителя. — И это ли должно волновать человека, которого только что повысили?       Шурик медленно отрицательно покачал головой.       — Ну вот и всё. — Дагбаев слегка приподнял уголок губ, но назвать это улыбкой было крайне сложно, если не невозможно. Это выглядело скорее так, словно у него случилась судорога в губе.       — Это всё?..       — Да. Можешь идти.       Александр кивнул, развернулся и ритмично удалился из здания. Опять оказавшись в своей машине, он убрал ключи в карман тёмных джинс и пристегнулся. Воскресенский положил руки на руль и уткнулся лбом в них же.       Мысли о том, что приходится навсегда оставить «нагретое» место, где он жил столь долго, настигли впервые за долгое-долгое время. Такие терзания в последний раз настигли его лишь тогда, когда он бежал из дома, а затем пропали на с десяток лет. Этого чувства вообще не было, словно не должно быть, как у кого-то, кому не свойственно ничего человеческого. Как у куклы, которую периодически переставляют с полки на полку, а ей хоть бы хны, потому что она бездушна.       Шурик громко шмыгнул носом м поднялся. «Соберись, твою мать. Соберись». Он наконец-то заставил себя нажать на педаль газа и тронуться с места.       Дорога обратно была ещё более трудная и тяжёлая. К сильной сонливости присоединилась странная тоска, нежелание оставлять эту дурацкую двушку в крайне отдалённом от центра районе. Александр ехал в полнейшей тишине, решив не включать дурацкое радио, которое сейчас только било по ушам, поэтому его заменили паршивые мысли, заглушавшие всё вокруг. Кажется, они были даже громче автомобильного гудка.       Оказавшись на месте, Воскресенский вышел из машины и поднялся в квартиру. Всё это так странно... Такой сюр... Воскресенский в первую очередь осмотрелся, словно был не у себя дома, а в абсолютно чужом месте. Тут вроде всё как обычно, но на душе мучительно пусто. Кажется, вот кухня, где он готовил разную пищу много-много раз, завтракал в лучах рассветающего солнца, обедал в свете рыжего заката, где Лера, не раз допрашивала его, впервые поцеловала... Гостиная, где он обычно проводил всё своё свободное время, бережно обрабатывал побитой Макаровой раны и она обрабатывала раны ему... Балкон, на котором он часто курил, просто выходил подышать и фактически отпраздновал Новый год... И тоже с Лерой. Везде воспоминания именно о ней. И в спальне, и в прихожей в том числе. Её следов нет разве что в ванной, потому что вместе их там никогда не было. Хотя, если хорошенько подумать и вспомнить, он переписывался с ней, пока стоял возле зеркала весь мокрый, и даже скинул своё довольно откровенное фото... Нет. Всё-таки её следы и там тоже есть.       Она везде. Кажется ужасно странным, что именно это место, место, где была Лера, кажется домом. Ни от чего больше не было столь трепетного чувства уюта, как от того, что связано с ней. От Макаровой словно идёт особенная энергетика, которой она наполнила эту небольшую квартирку со скучными одинаковыми стенами в каждой комнате, со старой мебелью, у которой наверняка долгая история, возможно уходящая ещё куда-то в конец прошлого века, но для незнающих не несущая совсем ничего. Квартирку, что является лишь одной из сотни таких же квартирок серой многоэтажки с абсолютно бездушными стенами, которые возводили строители просто потому что так надо, потому что так сказали, а не потому что им так сильно этого хотелось. Возможно, правильно говорят, что дом не там, где ты живёшь, а там, где есть твоя история, твои близкие и где проходит твоя жизнь, а не простое рутинное существование. Не то чтобы тут не было рутины — была. Просто эта рутина казалась по-киношному уютной и даже приятной, ведь именно в этой квартире стены нагрелись от своего личного солнца.       Шура, растерянно вздохнув, наконец-то сдвинулся с места. Он вошёл в спальню, из шкафа достал две большие дорожные сумки, куда стал сгребать всё содержимое деревянной громады.       Такое чувство, будто он вернулся чуть больше чем на десять лет назад, когда бежал из дома. Тогда ему казалось, что это правильно и рационально, он не видел очевидного, не понимал того, что если бы ему не внушили этого чувства правильности, рациональности, желания быть «деткой» не для родителей, а для абсолютно чужого человека, который почему-то подумал, что это болезненное влечение, что такие ненормальные игрища ужасно сексуальны и абсолютно нормальны. Но сейчас Воскресенский вырос и хорошо понимает, что не хочет оставлять место, которое стало его настоящим домом, связанное с его хорошей подругой, хранящее частичку его души. Душащее чувство принуждения не даёт привести мысли в порядок.       Когда с одеждой было покончено и шкаф оказался пуст, Александр забрал всё из других комнат, а затем вышел в прихожую. Его взгляд вдруг пал на одиноко лежащий за шкафом с верхней одеждой плакат с кричащии слоганом всего из двух слов, которые в своё время навели много шума, лежащий тут больше года ещё со времён, когда они с Кириллом вместе ходили на протесты. Даже забавно, что всё, что делал Шура, изначально было именно из-за младшего Макарова. Не из-за Леры, а именно из-за него. Кир стал его самым близким другом, кроме Славы, за последнее время задолго до своей сестры. Возможно, если бы не он, он бы сдал её Алтану и не стал бы сюсюкаться. Если бы не он, они бы никогда не стали так близки. И нужно признать, он всё ещё много для него значит. Оба Макаровых сейчас просто ужасно дороги Воскресенскому, и если он их потеряет так же, как свой дом, семью и лучшего друга, очень вряд ли от этого оправиться.       Шурик вынул плакат, который сам когда-то делал крайне долго, но старательно, осторожно сложил пополам и запихнул в подмышку. Он в последний раз обернулся и коротко оглядел помещение, замирая на месте, перед тем, как покинуть стены дома навсегда, погрузить сумки в машину, сесть за руль и уехать по навигатору в телефоне.       Новая квартира оказалась очень далеко от старой, далеко от гаража, но близко к дому Дагбаева, что было вполне ожидаемо. Александр вытащил сумки и вышел из автомобиля. Перед ним величаво возносилась в небо высокая новостройка, которой на вид нет и пяти лет. Яркие цвета её казались даже пустее, чем у серого каркаса типичной панельки.       Глубокий вдох. Спокойно.       Воскресенский вошёл в подъезд, поднялся на пятый (слава богу, что не двадцать пятый, иначе в какой-нибудь день неработающего лифта можно было бы распрощаться с ногами) и наконец-то попал в свою новую квартиру. Тут много места, большая спальня со шкафом со стеклянными дверьми во всю стену, просторная гостиная с раскладным диваном, плазмой, столиком, классная кухня с кучей аппаратов и машин, благодаря которым можно в разы упростить себе жизнь, и довольно миниатюрная ванная с душевой кабиной, стиралкой и раковиной, но зато с туалетом в отдельной комнате.       Но как же здесь отвратительно пусто... Настолько пусто, что хочется выть. Казалось бы, всё сделано со вкусом, по красоте, но у этого стиля нет души, изюминки. Привлекательная пустышка, которая не несёт в себе совсем ничего, кроме призрачной моды. Как тут жить?..       Воскресенский растерянно уставился в воздух, взгляд его словно проходил сквозь мебель и стены. Такое ощущение, будто рёбра с силой давят на лёгкие. Он, даже не интересуясь ни балконом, ни видом из окна, который, скорее всего, был бы таким же пустым, ушёл раскладывать вещи. А по щеке покатилась скупая слеза...