Пришествие феникса

Междоусобные войны всегда начинаются одинаково. Древняя поговорка гласила, что старшему сыну сеньора неизменно доставался замок со всеми причитающимися владениями. Средний получал боевого коня, связывая таким образом свою жизнь с войной и походами. А что же младший? Младшему, в лучшем случае, приходилось рассчитывать на охотничью борзую из отцовской псарни. Но что происходило, если и старший и средний сын умирали раньше отца? В этих не то чтобы частых случаях все наследство обрушивалось на голову младшего. Вот так везение, сказали бы некоторые. Но не все так просто. Для многих право наследования земли младшим сыном оставалось в лучшем случае сомнительным. И всегда находились те, кто, прикрываясь давно забытыми договорами, неясными свидетельствами, а пуще всего, апеллируя к местным разночтениям наследственного права, заявлял притязания на наследство. В таких случаях неизменно быть войне затяжной, жестокой, кровавой. С такими мыслями возвращался в родовой замок Ронан II, сеньор Гилленстерна, третий сын своего отца. Уже четырнадцать лет он вел войну со своим кузеном, трижды проклятым негодяем и проходимцем Гвенаэлем, получающим щедрую поддержку от карнакского князя, давнего противника сеньоров Гилленстерна. Как только северная зима разжала свои крепкие ледяные объятия и Трегорский залив стал свободен, кузен тут же снарядил подаренные его благодетелем драккары. Во главе лоскутного воинства наемников он высадился на южном побережье Гилленстерна и бросил свой вызов. По всему выходило, что на этот раз у Ронана не было никаких шансов, однако судьба проявила редкую для себя снисходительность. Последнее сражение окончилось для его заклятого врага катастрофой, когда поднялась неожиданная для ранней весны метель, и замела его превосходящие силы, вставшие лагерем недалеко от столичного города. Ронан еще долго смеялся, вспоминая как после ночного налета гилленстернских рыцарей его родич уносил с поле боя ноги, словно побитая собака. Такие приступы веселья нападали на него крайне редко, особенно в связи с войной. Удивительное дело, но Ронан воевать не умел и не любил, предоставляя это занятие своим приближенным рыцарям. Отсутствие этого качества было весьма примечательно для тандрамарца, особенно северянина. Здесь наиболее ценились сила, предприимчивость и воинский героизм. Именно эти качества ставили здешних правителей на вершину людской иерархии, а те из них, кто предавался гибельной лености и разложению, быстро теряли доверие вассалов. Талант Ронана лежал в иной области. Одутловатый, болезненный, неискусный в обращении с мечом, он с лихвой компенсировал физические недостатки политической прозорливостью и коммерческой жилкой. Именно благодаря этому он еще держался на плаву. Вместе с тем сеньор Гилленстерна всегда ощущал некую двойственность в том, как окружающий мир проявлял себя в его отношении. С одной стороны, любовь матери. С другой – безразличие отца. Когда оба родителя покинули его, приходилось терпеть двоякое отношение земляков. Простой люд любил и уважал Ронана за его заботу о них. Многие вассалы же относились к нему в лучшем случае холодно, видя в нем олицетворение слабости и непрочности. Мало-помалу Ронан начал ощущать подспудное презрение, которое многие из них к нему испытывали. Однако, находились и те, кто питал к сеньору искреннюю преданность. Верный Фальвиг, который ехал от Ронана по правую руку и чуть позади, был одним из них. Всего шестидесяти лет от роду, он заслужил стальную кольчугу еще совсем недавно. Теперь он по праву назывался первым рыцарем Гилленстерна. Предок Фальвига заслужил рыцарские шпоры еще при прадеде Ронана, и с тех пор его род верой и правдой служил своим сеньорам. Как многие выходцы из простолюдинов, он отличался скромностью и замкнутостью. Как истинный рыцарь, он истово верил в Сонм Богов и Героев, стараясь во всем подражать воителям древности. Именно таких людей Ронан ценил больше всего. Не отпрысков древних рыцарских родов, которые, при всех своих умениях были отмечены заразой родового высокомерия, а простых, служивых людей. Уж они-то должны понимать свалившуюся на его плечи ношу. – Славная охота, мой сеньор, – конь Фальвига поравнялся со скакуном Ронана. На его крупе покоилось изорванное знамя претендента. – Как жаль, что не удалось добыть голову самого супостата! Он снова вернется изводить нас через зиму-другую. – Ты славно поработал, Фальвиг, – рассмеялся в ответ Ронан. – Не в каждой битве удается добыть голову вражеского полководца, и уж тем более не в этой. Боги и так слишком сжалились над нами, послав эту бурю. После такого разгрома враг поостережется в следующий раз совать сюда свой нос. – Хотелось бы верить, мой сеньор. В любом случае, мое копье и мой меч всегда будут к вашим услугам. – Не сомневаюсь в тебе, Фальвиг. Процессия из нескольких сотен рыцарей, наемников и прислуги, составлявших армию сеньора Гилленстерна, приближалась к столичному городу. Ронан уже отдал распоряжения своим сенешалям подготовить замок к предстоящим празднествам. Простой люд возрадуется, узнав о его победе, а для родовитых вассалов не помешает устроить демонстрацию радушия и могущества, чтобы расположить к себе их переменчивые настроения. Ронан разослал гонцов в разные уголки своего феода, где в замках на отшибе деревень и небольших городков правили от его имени меньшие сеньоры. Все они должны были присутствовать при триумфе. Проезжая вдоль зарослей северного кедра, сеньор вспомнил разговор с прелатами накануне. Они якобы заметили в утреннем небе новые светила и истолковали это как счастливый знак свыше. Ронан все думал, что может быть лучше давешней победы, и представил, как корабль, уносящий Гвенаэля прочь от берегов его земли, тонет в волнах Трегорского залива, известного в это время года жестокими штормами. От этого настроение окончательно улучшилось, и он, пришпорив коня, помчался по дороге галопом. Длинный шарф, защищавший толстую шею от беспощадных вечерних морозов, повис на груди кольцами, но полководец не обратил на это внимания. Он придержал поводья только когда пересек деревянный частокол городской стены. Вот он, его город – Кэр-Туаран. Город Башни, как его называли заморские странники, поднимавшиеся каждую весну по лабиринту рек и озер в столичные гавани. Они приезжали со всех концов земли. Из соседнего Калистрада, известного своим разнообразием гранитных и мраморных пород. Из Арморики, чьи оружейники славились на весь мир. И из великолепной Атрии, которая все еще несла на своих плечах наследие древней империи, чьим сердцем она когда-то была. Были времена, когда в гавани Кэр-Туарана заходили корабли из далекого Мирмундура, но сам Ронан в это не верил. Никто не смог бы жить к северу от Драконовых гор, не говоря уж о том, чтобы основать там целое королевство. Мирмундур, безусловно, был выдумкой заядлых сказочников. День подходил к концу, городские ремесленники и торговцы уже успели позакрывать лавки. Тем не менее, почти все жители города – а это без малого пять с половиной тысяч душ – вышли поприветствовать своего сеньора, поглазеть на процессию победителей и, наконец, обнять родных. Толпа собралась на главной улице города, слишком узкой, чтобы вместить ее всю в пространстве между каменных домов с остроконечными крышами. Это было его слабостью. При всей своей сдержанности Ронан наслаждался подобными сценами. Часто пренебрегаемый собственным отцом, третий сын чувствовал вечную потребность быть в центре внимания, ощущать свою важность и нужность для простых людей. Он еще сильнее придержал поводья, переводя своего коня на шаг, смакуя взгляды и овации. Наконец, впереди показалась круглая замковая башня, в честь которой город получил свое прозвище. Завернув за угол, Ронан остановился перед каменной стеной с небольшим барбаканом, отделенной от городских кварталов сухим рвом. По сигналу деревянный мост опустился, и триумфатор въехал во внутренний двор. Следом проскакал Фальвиг и остальные рыцари авангарда. Юноша помог своему господину спешиться, и принял его меч. – Я позабочусь о солдатах, мой сеньор, – произнес Фальвиг, и направился к остальной процессии. Махнув ему рукой, Ронан размашисто двинулся к замковым дверям . Изгнанник летел над лесами, холмами и деревнями, возрождая в памяти почти забытые пейзажи. Все изменилось, но в то же время осталось прежним. А ведь как все могло бы преобразиться, окажись эта земля под властью Первозданных Владык! Как бы заплодоносил этот сумрачный снежный лес! Сколь многими красками заиграла бы серая жизнь скотоводов и земледельцев! Какое множество путей сулила бы людям их новая судьба! Сколько возможностей для кровопролития открылось бы перед рыцарями, которые возводят культы вокруг своих воинственных предков! Но что толку думать о несбывшемся? Нужно было спешить. Солнце заваливалось за горизонт, а вместе с ним исчезало драгоценное время. Три месяца Изгнанник добирался до этого места. Ему не нужны были приспособления – Первозданные Владыки наделили его множеством даров. Он принадлежал Океану Душ в той же мере, что и реальному миру. Уже не человек, но пока еще и не существо из эфира. Он бесшумно парил на своих переливчатых крыльях, но остаточная физиология брала свое. Он стал еще более тощим, почти прозрачным. Вокруг глаз залегли огромные тени, кожаные мешки приобрели угольно-черный оттенок. Острые зубы не прикасались к плоти годами, и Изгнанник почти срывался всякий раз, когда примечал потенциальную жертву. Наконец, вдали показались огни. Вот он, город с которого все началось. Какая ирония, что Первозданные Владыки привели его именно сюда. В это место направлялись те, кто намеревался положить конец их мечтам. Изгнанник чувствовал непрошенных гостей на самой периферии чувств. В особенности одного, чье присутствие ощущалось сразу в обоих мирах. Опасный противник. Даже столь отдаленная аура жгла Изнанника изнутри. Он летел над остроконечными крышами столичного города, и саван ночи по пятам следовал за ним. Никто не видел и не слышал его приближения – при необходимости он умел скрывать свое присутствие от посторонних. В этот раз ни к чему было устраивать панику. До поры. Показалась замковая башня. Она сильно изменилась с тех пор, как Изгнанник видел ее в последний раз. В его времена она представляла собой круглый каменный колодец с конической деревянной крышей и двумя рядами бойниц. Тогда это считалось надежнейшим из укреплений. Теперь она выросла в размерах, вокруг нее неправильным прямоугольником возвышалась стена из темного камня. Глупые, невежественные людишки. Думают, что сила в камнях и железе, которыми они себя окружают. Видели бы они обитель Первозданных Владык! Он подлетел к одному из башенных окон. Перед тем, как войти, остановился и огляделся. Его внимание привлекла небольшая часовня, пристроенная к замковой стене. Вокруг нее круговым узором расположились каменные плиты – дань памяти усопшим. Он потянулся чувствами под землю, обволакивая своей волей давно истлевшие тела, как он уже поступил с курганными мертвецами за городской стеной. Скоро они воспрянут ото сна, дабы поприветствовать живых. Исполнив это последнее дело, он толкнул деревянные ставни внутрь. Пир затягивался. Как только вассалы и гости из ремесленников и особо привилегированных торговых людей запустили поздравления по третьему кругу, Ронан понял, что нужно заканчивать. Он никогда не отличался устойчивостью к алкоголю, а сегодняшнее вино, привезенное не откуда-нибудь, а из самой Атрии, оказывало совершенно особое действие. Сейчас они радовались и возносили ему хвалу, а завтра все станет как прежде: бесконечные жалобы, прошения, призывы выступить в качестве третейского судьи в очередном нелепом споре между воинственными вассалами. В такие моменты сеньор Гилленстерна почти верил, что удовлетворился бы и борзой. Поднявшись с трона, Ронан объявил пир оконченным, и направился в собственные покои, стараясь по возможности сохранять равновесие и подобающую особе его титула важность. Гости начали расходиться, и зал понемногу обезлюдел. Остались лишь слуги, которые постепенно приводили обстановку в порядок. Преодолев несколько коридоров, он очутился перед дверью в замковую башню, толкнул тяжелую створку и вошел на темный лестничный пролет. Начал осторожно взбираться по винтовой лестнице внутри башни, ведущей в его личные покои. Половина факелов, которые должны были освещать путь, погасли из-за сквозняка. Ронан решил, что наутро устроит хорошую взбучку слуге, забывшему закрыть ставни на верхнем этаже. Он медленно шел вверх, постоянно опираясь рукой на внешнюю стену. Что-то было не так. Будто знакомая обстановка неуловимо переменилась. Может, дело было в вине? В проеме на самом верху показался силуэт. Сеньор Гилленстерна остановился, стараясь разглядеть незваного гостя. Там стоял мужчина, слишком высокий и тощий, чтобы его можно было принять за замковую прислугу. Свет свечей бил ему в спину, а лицо оставалось в тени. Но и без света была видна его бледность и острые, почти гротескные черты. Длинные руки заканчивались огромными когтями. Ночной кошмар двинулся. Сердце Ронана пропустило удар. Рука потянулась к поясу, где висел кинжал из арморийской стали, слишком поздно, чтобы что-то изменить.