The Confrontation

— Твой лик — он ярче всяких звёзд, Он благости, он сил мне дарит, На коже сказочный мороз, Когда тебя я вижу, порождает…       Её улыбка, уже несколько минут украшающая молодое свежее лицо, расцвела ещё ярче, но вдруг сменилась испугом, вызванным каким-то шумом неподалёку от них. Они оба, точно воробьи, побеспокоенные взмахом руки торговца на площади, отстранились друг от друга и встали на безопасное, допустимое расстояние. Замерли, затаились; ничего не произошло.       Они переглянулись; Ташлыджалы Яхъя Бей сделал несколько острожных шагов из небольшого укрытия, образованного деревьями, посаженными полукругом и скрывающими свою внутренность от чужих глаз. Никого, помимо двух девушек, сопровождавших дочь султана, покорно склонивших покрытые головы, не было. — Просто ветер, наверное, это всё листья шуршат, — проговорил Яхья, возвращая разгорающийся взгляд на девушку и облегченно выдыхая. — Пусть шумит вечно, — ответила она, едва заметно приближаясь к нему, — тогда нас никто не услышит…       Не прошло и мгновенья, сладкого и мучительного, как его губы накрыли её.       Они были точно сумасшедшие. Они были два безумца, которых уже, вообще-то, однажды застали, однажды чуть не разлучили, однажды чуть не казнили его и тем самым чуть не убили её; но это не заставило их взяться за разум. Точнее, заставило, но ненадолго. Не прошло после угроз великой Хасеки Хюррем Султан и одного визита Яхьи-бея во дворец, как они, пересекшись глазами, воспылали новой любовью друг к другу. А силы, которые, вообще-то, должны были отправить на то, чтобы её потушить, использовали в том, чтобы тщательнее прятаться.       В саду, в покоях, у фонтана, в Манисе, один раз даже у Ибрагима Паши, где угодно они находили момент, секунду, может, даже её долю для того, чтобы перекинуться взглядом, если повезёт — словом, а то и встретиться. То, что у них это выходило, казалось почти невероятным. И оттого ещё сильнее будоражило молодую кровь и новорождённые чувства.       Они успели отстраниться, но не оторвали друг от друга взгляда к тому моменту, как Гючлю-ага показался из-за кустов. Сменивший своего предшественника, предавшего Михримах Султан и за то поплатившегося, он был более молод и неопытен, но весьма старателен. Его потрясающий слух и внимательность, поражающе сочетавшийся с некой неуклюжестью, не раз спасали госпожу и её покорного раба. — Кто-то идёт! — поспешно сообщил он, благодаря чему уже через пару секунд ситуация перестала быть опасной.       Ташлыджалы юркнул меж пышных крон деревьев, а Михримах, сцепив руки впереди, приподняла подбородок. Служанка, нарушившая её покой, остановившись, поклонилась, бросив на девушку взгляд, и склонила голову. — Госпожа, Хюррем Султан везде ищет Вас. Совсем скоро отправляются к Ибрагиму-Паше.       Михримах широко распахнула глаза и машинально бросила взгляд туда, где ещё минуту назад стоял поэт. Она совсем забыла, совсем потеряла счёт времени… — Передай ей, что я уже иду, — поспешно бросила она, приподнимая полы платья и тем самым облегчая себе шаг.       В последний раз обернувшись на кусты, она покинула дворцовый сад.

***

      Идеальной осанкой, выработанной годами, проведёнными в гареме, обладала госпожа, облачённая в изумрудный бархат платья, струящийся по телу. Сзади её атаковали лучи яркого Солнца, что расплескало своё ослепительное сияние по всей благоухающей округе сада. Из-за этого её рыжие волосы, меж которых проникал свет, сияли, казались местами даже золотыми. Сияла и улыбка на лице, а ещё диадема с изумрудами, венчающая сложную изящную причёску. Словом, Хюррем Султан была во всём своём вооружении для того, чтобы отправится в логово к Ибрагиму-паше, тем более в обществе Шах-Хубан Султан.       Заслышав шуршание шагов, она тут же обернулась в направлении звука. Лицо её изменилось, исказилось непониманием и отчасти удивлением, но она тут же пришла в себя; вокруг было слишком много чужих душ.       Она, как мать, хотела подать голос первой, но её перебили. — Вот и ты, Михримах! — запела Эсмахан. Минуту назад увлечённая разговором с матерью, она всем корпусом обратилась теперь к сестре и расцвела самой лестной улыбкой.       Не до конца Хюррем понимала, кто и когда заложил корень вражды меж ними, не понимала и суть его, но то, что отношения натянуты, было видно сразу. И если её дочь обычно уходила от конфликта или отвечала коротко и метко, то Эсмахан как будто получала удовольствие от процесса, от каждого слова, что могло задеть юную госпожу. — Где ты была?       Хасеки и саму очень интересовал этот вопрос. Она обратила всё внимание на дочь и её ответ, приподняв брови, немного вытянув губы и сцепив пальцы рук. — Я… засмотрелась на цветы.       Хм, а есть ли у этих цветов имя?.. Скажем, мужское… — …В этом году в северной части распустились очень необычные бутоны. Должно быть, их к нам завезли.       Разобраться надо было, но на то не было времени. Хюррем направилась к одной из двух карет, приготовленных для неё, Михримах и прочих личностей, приглашённых Ибрагимом и Хатидже. Сам же падишах должен был приехать чуть позже в сопровождении шехзаде, всех, кроме младшего, ещё слишком маленького для подобных встреч.       Как ни странно, Хюррем была этому очень рада.       Полгода не прошло с того момента, как она раздавила злостную змею Фирузе. Так долго с ней промучавшись, она без сомнений ждала облегчения, радости, новой волны всепоглощающей любви, захватившей их с Сулейманом, после исчезновения этой недо-наложницы, однако… Облегчение — да, радость — сперва, но по большому счёту чего-то ещё Хюррем не получила. Того, чего так ждала.       Султан был с ней непостоянен. На первых парах пришедшая к нему, она получила ласку, о которой так давно мечтала, но вдруг осознала, что она уже не та, что прежде. Потом её ждали новые сюрпризы: Сулейман то звал её и с жаром расправлялся с её телом, едва она успевала зайти, то неделями не упоминал её имени, а когда она приходила сама, был холоден и скуп даже на прикосновения. Хюррем видела его усталость, понимала сложность статуса, но принять всё это едва ли выходило.       Ведь раньше всё было по-другому…       От того она и сама словно успокоилась. Не плакала больше ночами от непонимания, не страдала, не искала повода попасть в покои властелина мира, а сосредоточилась на делах гарема и на детях. Как оказалось, это был лучший способ отвлечения от мужчины. К тому же, не смыкал глаз и Ибрагим-Паша, а теперь ещё и Шах, что вроде как сперва была настроена весьма миролюбиво, но…       Нельзя терять бдительность.       Нельзя никому доверять.       Одна из давно уже запряженных лошадей заржала, похоже, от скуки, и поскребла копытом о камни дорожки. Это вырвало Хюррем из окутавших её на мгновение мыслей. — В любом случае, манера опаздывать — не лучшее качество, которым может обладать дочь Султана. Тебе прийдётся над этим задуматься, — она одарила уже знакомым взглядом дочь и тут же улыбнулась прежней улыбкой, посмотрев на Шах Султан и её чадо. — Впрочем, отбросим разговоры, пора ехать. Прошу, — рука качнулась в приглашающем жесте, — поедем, госпожа.       Сестра Султана согласно кивнула и направилась в указанном направлении.

***

      Тонкие свечи, наверное, европейские, узором украшали длинный стол. Все приборы, посуда и еда на ней уже тоже заняли свои места и ожидали Членов Правящей Династии. Они как раз обменивались наилестнейшими приветствиями; где-то искренними, где-то нет. Сияющая Хатидже обнимала Михримах, обвивая её руки своими. Все знали, как она любила племянницу. — Ты слишком быстро растёшь, Михримах! Я не видела тебя всего две недели, а ты успела ещё больше расцвести. — Ну что вы, тётя… — она ласково улыбнулась, а потом подняла опущенные прежде глаза. — Где Осман и Хуриджихан? — Уже спускаются. Они очень ждали встречи с тобой и Мехмедом.       Михримах при упоминании брата покосилась на Эсмахан. Лицо у той сделалось взволнованное, она обернулась на выход. Наивная…       Великий Визирь тем временем горячо приветствовал жену падишаха. — Солнце встало явно раньше, чем Вы, госпожа, но это Ваше сияние освещает дворец.       Она, отдавая должное отличному началу игры «кто кого переговорит», что велась у них с пашой при каждой встрече, склонила голову на пару секунд и хлопнула глазами. — Вы тоже как и всегда блистаете, Паша, — сообщила Хюррем. Она не успела придумать достойный ответ, так как он продолжил свою речь, переходя, похоже, в наступление. — Да, спасибо, — Ибрагим чуть усмехнулся, а затем выпрямился, подняв подбородок и, стоя в своей обыденной позе со сцепленными позади руками, взглянул прямо в её глаза. — И это несмотря на то, что падишах не счёл обязательным Ваше сопровождение по пути сюда…       Тема эта, вообще-то, всё менее волновала чувства Хюррем — слишком уж она устала от изнываний, но тут, задетая словами паши, она ущутила укол не только души, но и гордости. Хасеки также аккуратно переплела пальцы, только спереди, сглотнула, позабыв о притворной или нет положительной эмоции на лице, и спокойно ответила. Спокойно, насколько это было возможно. — Нашему Повелителю необходимо было доделать дела перед тем, как нанести визит в этот дворец. Он решил, что будет лучше, если мы с Михримах приедем раньше и немного подготовимся. А они с шехзаде, как и полагается, прибудут вместе. Вы находите это странным? Если так, сообщайте Повелителю, а не мне.       Толика ехидства проскочила в выражении лица визиря. Ему понравился её ответ; она вступила с игру. — Нет, ну что Вы… Мне просто интересно. И как же это Вы, как Вы выразились, должны «подготавливаться»? И к чему? Вы рассуждаете так, словно ищете у нас какую-то опасность, что ли, и должны убедиться, что её на самом деле нет… — Ну что Вы, паша. Как я смею предполагать, что дворец Великого Визиря представляет опасность для законной жены Властителя Мира и его единственной дочери?       Прошло несколько секунд, которых они оба всматривались друг другу в глаза и старались, видимо, прочесть чужие мысли. Впрочем, это было как обычно, и как обычно это ничего не дало. — О чём беседуете?       Голос, раздавшийся сбоку, заставил хасеки и визиря синхронно обернуться. Подплывшая Шах-Хубан Султан улыбалась своей вечной вроде бы безобидной и даже приятной улыбкой, за которой на самом деле могло стоять только Аллаху известно какие мысли, намерения и планы. Она задержала глаза на Хюррем, потом перевела их на Ибрагима. — Как и обычно, о высоком, — кивнул, опять немного усмехаясь, паша. — Но надо бы прекращать, а то совсем скоро прибудет падишах. Пойдёмте в зал, вы ещё все не видели наших детей, а они очень соскучились.