The Confrontation

— Ну что, — грозный взгляд повелителя мира поднялся на человека, склонившего перед ним голову, — ты что-нибудь выяснил, Осман? — Мы делаем всё возможное, мой господин, — он еще сильнее потупил взгляд, — но пытки не помогают. Человек не заговорил… — Да разве ж это человек?! — рявкнул Сулейман. Через пару секунд он немного отдышался и махнул рукой, — пёс, да и только… необходимо выяснить, по чей указке он тявкает. — Я полностью согласен… — Осман несколько помедлил, — но я почти уверен, что он уже не расколется. Мы грозились выйти на его семью, но даже если он и испугался, то не подал виду. Утверждает, что мы никого не найдём, потому что у него никого не осталось, кроме…       Осман кашлянул.       Все эти паузы порядком надоели султану. — Кроме кого, кроме кого? Говори! — нетерпеливо произнёс он. — Кроме Хюррем-Султан…       Копьё, что вот уже несколько дней висело прямо перед мужчиной, в который раз вонзилось в его сердце. Уверенность в невиновности жены трескалась с каждым таким разом.       Но надежда всё ещё теплилась где-то внутри. — Если эта дрянь сама не подохнет от пыток, — сжимая кулаки сквозь зубы процедил султан, — казните его на рассвете через два дня. За это время уж будьте добры узнать хоть что-то полезное!       Рваный жест руки повелителя был знаком Осману убираться вон.       Я запустил целых два расследования, — думал Сулейман, — раз мои люди не могут ничего сделать, что сможет этот Ташлыджалы? Надо, кстати, вызвать его к себе, давно его не было видно…       Тот самый Ташлыджалы, что заполонил сейчас мысли самого Повелителя Мира, в это время с нетерпением ждал, когда же наконец ему отсчитают нужное количество листов. Когда бедный человек, которого невесть как поторапливали, наконец протянул поэту товар и получил взамен свои заветные монетки, Яхья выхватил бумаги из его рук, двумя шагами оказался на улице и, запрыгнув в седло, рванул вперед по дороге, надежно отпечатавшейся в его памяти. Даже его гнедой конь не понимал, к чему такая спешка средь бела дня.       В этот раз дверь так же открыла Фатьма. Взволнованно оглядела округу и без слов впустила мужчину в дом. На мешок, который он ей протянул, он взглянула с опаской. — Тут еда, — хмуро пояснил Яхья, — овощи, сухофрукты и несколько перепёлок. Они свежие, только что купил на рынке.       Фатьма, прежде чем поверить, аккуратно приоткрыла мешок. Глаза её от увиденного округлились, она моментально склонила голову. Уже потянулась к большой ладони своими маленькими руками, дабы поцеловать в знак благодарности, но бей одёрнул руку. — Это ни к чему. Давай переходить к делу.       Она поспешно закивала, отнесла мешок вглубь дома. Её братья и сестра были заняты разбором продуктов, а мать, жена Соколиного Глаза, уселась с дочерью и незнакомцем в проходной, где вчера последний и познакомился с семейством. — Вспомни каждую деталь, каждую морщинку на лице. Ты сделаешь для меня… для всего государства очень много, если поможешь.       Фатьма ужаснулась этим словам и испуганно глянула на мать. Та погладила девушку по плечу. — Не бойся, девочка, — ободряюще кивнула она, сидя сама вне себя от страха.       Фатьма сжала меж пальцев пишущий инструмент… и рука её затанцевала.       Когда она вела одну линию, в этот же момент знала, какой будет вторая, и уже думала о том, каковой выйдет третья. Никогда еще не было у неё такого простора для творчества и, наверное, никогда больше и не будет. Она задействовала каждую клеточку мозга, чтобы вспомнить всё до мелочей, и каждую клеточку рук, чтобы воплотить эти воспоминания в жизнь через бумагу.       Через половину часа она протянула набросок Яхье. Фатьма была воодушевлена своим великолепным занятием, возможностью творить, которой одарил её сам Всевышний. Но заметив выражение лица мужчины, разглядывающего бумагу, девушка позабыла обо всём своём былом энтузиазме. — Что-то… не так? — Нет-нет, — последовал ответ. — Вышло отлично. Ты точно уверена, что это всё, что вспомнила?       Яхья развернул к ней рисунок. Плод её деятельности — черноволосый мужчина с раскосыми глазами — злобно глядел на неё с бумаги. — Это всё, — твёрдо кивнула она.       Ташлыджалы выдохнул. Работы вышла очень реалистичной, детализированной. Да только он никак не мог узнать человека, которого изобразил автор.       Воин встал, сунул рисунок в поясную сумку, а оставшуюся стопку бумаги и уголь протянул Фатьме, глаза которой загорелись от счастья. — За что нам такие подарки, бей? — жалобно вымолвила жена Соколиного Глаза. — Вы и еду принесли. Мы так благодарны… — Это меньшее, что я могу сделать для вас. Всего вам доброго. Я больше не вернусь. Если будет грозить опасность, я сделаю всё, чтобы вас защитить. Незнание делает вас неповинными…       Женщина боялась спрашивать, в чём. Но Яхья ответил и сам. — …в том ужасном преступлении, что совершил кормилец семьи. Он больше не вернётся. Мне жаль… вас.       Уж точно не его.       Не в силах вновь стать свидетелем женских рыданий, Яхья покинул дом человека, чьей жертвой стала султанская дочь.       Во дворец он вернулся уже после обеда. Наверняка султан скоро вызовет его к себе, чтобы спросить об успехах. Что он ответит? Стоит ли вскрывать карты или же лучше пока не спешить? Нашёл то, не знаю что…       Знает человека, который нанял стрелка, тот может быть где угодно…       Стоит, конечно, начать со дворцовых стен. Мышкой обойти всех, облазить каждый угол и найти человека с рисунка. Только вот сколько это займется времени, если он будет действовать в одиночку? А если попросит помощи, не выйдет ли всё из-под контроля?..       А если этот человек уже покинул дворец? А может, его уже устранили, чтобы не было свидетелей. Может, он уже стёрт с лица земли, и всё, что от него осталось — это тот самый рисунок, что спрятался в сумке воина…       Из-за вихря таких мыслей Яхья и не заметил, как оказался в своих небольших покоях. Он сел на кровать… А потом тут же встал, осознав, что пытаясь помочь Михримах, вот уже два дня ничего о ней самой не слышал. Ему так и не удалось навестить её… Но рваться к ней он опасался: неясно, как это понравился повелителю. Наверняка он скажет: путь туда лежит через результаты по их делу…       Он уснул с мыслями об этом, они ему снились, с ними он и проснулся. Сел на кровати и схватился за голову, и не знал, сколько так просидел.       Тучи, образовавшиеся в голове поэта, разогнал шум, что донёсся из окна.       Топот копыт… И очень многих. Кто решил пожаловать во дворец? Выглянув в окно, он заметил вдалеке карету, по которой сразу было ясно: человек внутри — из высших кругов. Через время он даже узнал её.       Гости прибыли из Манисы.