Я вижу тебя насквозь

***

Запястье Джона сломано начисто, за что он благодарен. Его плечо вывихнуто, он чертовски замёрз, и ему больно дышать из-за сломанных рёбер, но он замечательно справился с тем, что его чуть не взорвали. Шерлок находится на вытяжке и в искусственной коме, потому что неврологов беспокоит отёк в его голове. У него сломано вдвое больше рёбер, чем у Джона, а левая рука сломана в трёх местах. Теперь в его ноге так много металла, что он никогда больше не сможет пройти через охрану аэропорта без проблем и, вполне возможно, будет хромать до конца своей жизни. Врачи говорят правильные положительные вещи, но это никогда не доходит до их глаз, и даже если бы это было так, Джон знал бы, что они беспокоятся. Один из них американец, и Джон почти уверен, что тот здесь не потому, что хочет этого. Где бы это ни было. Пахнет больницей, смертью, отчаянием и антисептиком, но это не та больница, с которой знаком Джон, и уж точно её нет ни в одном реестре Национальной службы здравоохранения. Никто не пытается прогнать его от Шерлока, когда часы посещений должны закончиться. И еда хорошая. Ну, во всяком случае, приличная. Джон отказывается покидать Шерлока, как только сможет встать со своей кровати (что, по общему признанию, занимает несколько дней, он винит в этом сотрясение мозга); они не доставляют ему много хлопот, просто прикатывают откуда-то другую кровать, чтобы у него было место для сна. Он сидит, сосредотачивается и не обращает внимания на тех немногих людей, которых чувствует в больнице, на врачей и медсестёр, и окружает своего друга надеждой, спокойствием и любовью. Медицина и эмпатия удивительно хорошо сочетаются друг с другом, вот почему Джон пошёл в медицину. Люди исцеляются лучше, когда чувствуют себя хорошо, а Джон всегда умел мягко накладывать исцеление на душевные и физические раны. Он планировал заняться онкологией после смерти бабушки, пока не выяснил, что эмпатия гораздо лучше работает с хирургией, чем с раком; он всё ещё проводил чрезмерное количество времени во время своей ординатуры в Бартсе в онкологическом отделении, заставляя людей чувствовать надежду и успокаивая тошноту, подавляя страх и тревогу. Проходит неделя, прежде чем Джон вспоминает, что Шерлок всё ещё мысленно прижат к его сердцу. Они ослабляют действие лекарств, которые держат его в бессознательном состоянии, и Джон понимает, что его друг никогда не проснётся, если его не вернуть обратно. Джон с трудом встаёт со стула у кровати Шерлока и наклоняется над ним. Он выглядит спящим и гораздо моложе без своего обычного хмурого выражения ужаса перед идиотизмом человеческой расы. − Прости, − шепчет Джон. − Совсем забыл. Надеюсь, я не наскучил тебе, − он целомудренно целует Шерлока в губы и возвращает его обратно. Джон вздыхает и выпрямляется. Он не чувствует себя другим, точно, но он чувствует себя меньше в своей собственной коже. И снова болит плечо. И запястье зудит под гипсом. Он откидывается на спинку стула рядом с кроватью Шерлока, который удивительно удобен, учитывая, что тот находится в больнице, и быстро засыпает.

***

Джон просыпается и видит Майкрофта, почти неуверенно нависшего над ним. Джон знает, что тот входил и выходил, оставляя приказы и проверяя брата, потому что может чувствовать от этого эмоциональный осадок. Американский невролог в ужасе от старшего Холмса (что чертовски удивительно, поскольку комплексы Бога входят в стандартную комплектацию неврологических специальностей) и ненавидит его в равной мере. Медсёстры избегают его, и даже другие пациенты чувствуют себя так, чтобы съёживаться, когда тот проходит мимо. «Леди и джентльмены, несравненный Майкрофт Холмс», − раздражённо думает Джон. − Привет, Майкрофт. − Доктор Ватсон. Как ты себя чувствуешь? − Дерьмово. А ты? − Я тоже. Нам нужно поговорить. − Так говори, − пожимает плечами Джон. Это больно. Он не собирается покидать Шерлока. Тот уже не принимает пентобарбитал и может прийти в сознание в любой момент. Его эмоциональное состояние хрупкое, но пока кажется нормальным. Пациенты в коме, как известно, с трудом сохраняют спокойствие, когда просыпаются, Джон имел дело с некоторыми из них за эти годы. − Не здесь, Джон. − Майкрофт вращает глазами − глазами, чёрт возьми − и из коридора появляется его помощница с инвалидной коляской. − Мы идём на прогулку. Майкрофт, конечно, несговорчив; он добьётся своего. Джон знает это, знает с тех пор, как впервые встретил Майкрофта. Люди не от мира сего знают это. Джон долго смотрит на Майкрофта («свирепые взгляды», вероятно, ближе к истине) и понимает, что не стоит пытаться отговорить его от этого, поэтому тяжело поднимается со стула и плюхается в кресло с тем, что, как он надеется, является достаточно шерлокианской угрюмостью. Вечно безымянная помощница (Джон всё ещё думает о ней как об Антее) катит его по коридору вслед за Майкрофтом в пустую комнату. «Кто научил тебя так проецировать?» − телепатически спрашивает она. У него в голове странное ощущение, её мысли отделены от его собственных, они чужие. Мысли бабушки всегда казались ему гораздо приятнее, чем сейчас. Или, может быть, это просто потому, что он истощён, восстанавливается после травмы и больше не привык быть рядом с телепатом. Какова бы ни была причина, у него мурашки бегут по коже, и он крутит головой, пытаясь избавиться от странных ощущений. «Моя бабушка», − думает он в ответ, не утруждая себя повторением шагов, которым научила его бабушка. Она не нуждается в них, вырывая его мысли из его мозга с очевидной лёгкостью. У Джона даже нет сил, чтобы воздвигнуть какой-нибудь барьер против её вторжения. «Должно быть, она была невероятно талантлива, если научила тебя превращать мысль в маяк. Я почти уверена, что каждый телепат в Лондоне услышал тебя. И всё же ты совсем не телепат». Она была поражена. «Пожалуйста, перестань так шуметь», − думает он. − Извини, − отвечает она вслух, не чувствуя ни малейшего сожаления. − Это всё, моя дорогая, − говорит Майкрофт, внимательно наблюдая за ними обоими. Джон уверен, что у него будет полный отчёт о каждой мысли, проходящей в голове Джона в конце того, что это должно быть. Ему всё равно. «Мне, чёрт возьми, всё равно», − многозначительно думает он и знает, что она слышит, потому что хихикает, прежде чем вытащить свой Блэкберри из кармана и выйти из комнаты. Майкрофт долго молча смотрит на Джона. Джон просто оглядывается. У него нет сил, чтобы его запугать. Ему всё равно. Он просто пытается сохранить своего тупого мерзавца-соседа живым и здоровым. Наконец Майкрофт снова нарушает тишину: − Если бы ты не был столь явно хорошим человеком, доктор Ватсон, и столь очевидно хорошим для моего своенравного младшего брата, я думаю, я бы тебя препарировал и изучил. − Отвали, Майкрофт. Что тебе надо? − Джон говорит это почти в точности как Шерлок, вплоть до презрения. Как будто у него всё ещё есть немного Шерлока, спрятанного близко, и это просто невозможно. Верно? Он чувствует слабое удивление Майкрофта через ментальные щиты, которые удивительно хороши для того, кто сам не имеет никаких особенностей. Однако ментальные щиты никогда полностью не защищают эмоции, и Джон всё ещё может уловить, что чувствует Майкрофт, потому что его собственные щиты − это обломки в его голове. − Я хотел бы знать, кто ты такой, Джон Ватсон. − Я врач. − Но это ещё не всё. − Вот что важно. Кроме того, ты уже знаешь. − Я хотел бы, чтобы ты подтвердил это для меня. Джон вздыхает (он делал это очень часто с тех пор, как связал свою судьбу с Шерлоком Холмсом). Нет смысла увиливать, когда он раскрыл карты, проделав эту штуку со своим призывом о помощи. Он даже не хочет думать о других источниках Майкрофта. − Эмпат. Я эмпат, Майкрофт. (Он опускает другую особенность. Это гораздо труднее объяснить и может стереть благожелательность Майкрофта. Он не хочет, чтобы его препарировали. Или завербовали, если уж на то пошло.) Одарив Майкрофта взглядом, почти таким же, как у Шерлока, Джон задумывается. Действительно проецирует, перекрывая волю Майкрофта и его настоящие эмоции, чтобы вставить то, что он хочет, чтобы человек чувствовал; это отличается от того, для чего он обычно использует свою особенность. Он подзабыл, как это делается, но через мгновение в глазах Майкрофта появляются слёзы. Проходит ещё мгновение, и он беспомощно смеётся, согнувшись и держась за зонтик, чтобы не упасть. Джон останавливается, вздыхает. Он не любит проецировать. Во всяком случае, не так. Добавление слоёв, сглаживание, снятие напряжения − всё это отличается от реальной проекции. Он успокаивает людей, он не забивает их тем, что, по его мнению, они должны чувствовать. Майкрофт глубоко вздыхает и осторожно вытирает слёзы носовым платком. − Я вижу, ты не только восприимчив, но и проецируешь. Джон кивает. − У тебя вошло в привычку манипулировать эмоциями, Джон? − Ты же знаешь, что нет, Майкрофт. − А мой брат знает об этой твоей способности? Джон качает головой. Как сказать человеку высшей рациональности, что у вас есть совершенно иррациональная и необъяснимая способность? − Он не оценит того, что ты делаешь. Шерлок терпеть не может манипуляций, Джон, за исключением тех случаев, когда это его собственная работа. − Я никогда не манипулировал им, Майкрофт. Я никогда не проецировался на него. Я ни на кого не проецируюсь без крайней необходимости. − Никогда? − Никогда. Майкрофт кивает, но не совсем верит Джону. − Ты мне не веришь, − он получает за это острый взгляд. − Эмоции не похожи на мысли, Майкрофт. У тебя на удивление хорошие ментальные блоки для человека без экстрасенсорных способностей, но если я не буду пытаться удержать тебя, я всё равно буду чувствовать то же, что и ты. Эмоции никогда полностью не скрываются, если их нет. Ещё один острый взгляд Майкрофта, изгиб брови, безжалостно подавленный укол надежды. Джон отвечает на незаданный вопрос: − Нет, твой брат на самом деле не социопат. Ему действительно поставили диагноз «антисоциальное расстройство личности» или что-то в этом роде? А теперь я могу вернуться к своему сну? − Да, − отвечает Майкрофт на первый вопрос Джона. Ему больно это признавать. − Что ж, они ошибались. Из коридора, где она стояла, появляется его помощница. − Ты должен сказать ему, доктор Ватсон. До того, как он сам во всём разберётся. Я не смогу понять его поступков, если он почувствует, что ты предал его. − Я никогда не предам его, Майкрофт. Даже Майкрофт может почувствовать искренность в этом заявлении, несмотря на то, что тот почти полностью лишён эмпатии даже нормального вида.