1684 год

Июнь Город Люксембург после осады возвращался к мирной жизни. Люксембуржцы приходили в себя. Из рук императора Священной римской империи они перешли в руки французского короля. Поговаривали, что в скором времени Людовик XIV прибудет сюда, чтобы лично осмотреть новое владение. Французы о визите своего короля знали точно. Людовика XIV и его двор ждали со дня на день. Солдаты и офицеры ходили в приподнятом настроении. Сердце графа де Беврона тоже трепетало в предвкушении. Но ждал он вовсе не Людовика XIV, а маркиза д'Эффиа, своего возлюбленного. Беврон не видел его уже несколько месяцев. Письма, которыми они регулярно обменивались, не могли заменить личного общения. Беврон скучал по голосу Эффиа, по его прикосновениям и ласкам, по его красивому лицу. Но ещё чуть-чуть и они снова будут вместе. Беврон даже сумеет вернуться в Париж вместе с Эффиа. Он был ранен в плечо в один из последних дней осады, поэтому получил право на отпуск. Рана была болезненной и причиняла Беврону много неудобств, но его жизни ничто не угрожало. Поэтому он Эффиа о ране и не написал, не желая тревожить его понапрасну. Беврон понимал, что Эффиа и без того тревожится о нём каждый день. Осада Люксембурга оказалась долгой и обе стороны понесли значительные потери. Но если испанцы потеряли около трёх тысяч человек, то французы – все восемь. У Беврона до сих пор в голове не укладывалось, что для некоторых из его знакомцев спешно сколачивают гробы. Семьи заберут их тела, чтобы похоронить в фамильных гробницах. Беврон вздохнул и попытался осторожно переменить положение. Он находился в своей палатке. После того как Люксембург поднял белый флаг, ночи снова были отданы сну. Пушечная пальба прекратилась. Но Беврону из-за боли не удавалось уснуть. Лишь перед рассветом он ненадолго забывался. Понимая, что эта ночь не станет исключением, Беврон загадал, чтобы время летело быстрее. Он ненавидел часы темноты, в которые ничем не мог себя занять, кроме мрачных размышлений. Беврон начинал думать о том, как Эффиа провёл последние месяцы. О чём он не упоминал в письмах? Может, у него появился временный любовник? А может, полноценная замена Беврона? Какой-нибудь молодой Адонис, вечно возбуждённый и желающий сделать придворную карьеру. "Хватит", - приказал себе Беврон и надавил на рану пальцем. Боль пронзила его плечо, на глазах выступили слёзы. Беврон это заслужил. Он не должен сомневаться в Эффиа. Не должен позволять ревности затмевать разум. В конце концов, разве Эффиа его когда-нибудь подводил? Нет. Это прерогатива Беврона. Поэтому он должен избавить Эффиа хотя бы от глупых расспросов. Беврон принял сидячее положение и, морщась, раздвинул полы палатки. На улице было темно. Кое-где горели костры, у которых грелись дежурные. Но небо всё-таки изменило свой цвет. Оно уже не было чернильно-чёрным. Наверное, часы показывают четвёртый час утра. "Осталось недолго", - приободрённо подумал Беврон. Он снова растянулся на койке и попытался здоровой рукой расправить на себе одеяло. Пустячное действие его утомило. Беврон рухнул на подушку и смежил веки. Некоторое время он лежал бездумно. Потом начал размышлять о том, какие дела его ждали в Париже. В первую очередь ему следовало съехать от Эффиа.* Их совместное житьё породило немало сплетен. Но хуже сплетен, к которым Беврон привык давным-давно, было то, что страдало его самолюбие. Он желал быть ровней Эффиа, а не его содержанкой. По счастью, вместе с графским титулом он получил источник дохода и в армии кое-что заработал. Теперь дело оставалось за малым: найти подходящий особняк. Беврон надеялся, что за отпуск управится. Эффиа наверняка поможет ему советом и связями. Представляя разговор с ним, Беврон наконец-то уснул. Проснулся часа четыре спустя, разбуженный громкими голосами. Казалось, вне пределов его палатки нарастает страшная суета. Неужели возобновились военные действия? Неужели на помощь Люксембургу прибыли отряды испанцев? Беврон, затаив дыхание, прислушался. Не было слышно пальбы и отчаянных криков. Рядом просто разговаривали несколько мужчин. Беврон узнал голос своего давнего приятеля графа дю Плесси. Остальные голоса принадлежали офицерам, палатки которых стояли поблизости. Они были взбудоражены тем, что сегодня увидят своего короля. Сегодня! Беврон чуть не подскочил на койке. Он-то думал, что раньше завтрашнего дня Людовик XIV до Люксембурга не доберётся. Но, верно, отличная погода поспособствовала скорости движения двора. Беврон откинул одеяло и встал на ноги. В плече привычно вспыхнула боль. Беврон не обратил на неё внимания. Радость от того, что уже сегодня он воссоединится с Эффиа, затмила собой всё. - Доброе утро, господа! – сказал Беврон, выходя на свет. На его приветствие обернулось три офицера. Они сидели у костра и держали в руках тарелки с дымящейся кашей. Граф дю Плесси единственный из всех улыбнулся. - Присоединитесь к нам? – полюбопытствовал он. Беврон покачал головой. - Я услышал часть вашего разговора, - признался он. – Теперь мне не до еды. - Тем не менее заставьте себя, - посоветовал один из офицеров. – Потом возможности поесть может не представиться. - Бетюн-Шаро дело говорит, - заметил Плесси и заработал ложкой. Беврону пришлось признать, что это так. Он уселся на сундук, заменявший скамью, и взял тарелку, которую ему протянул слуга. Очень осторожно Беврон поставил её себе на колени. Его раздражало, что вторая рука у него временно недееспособна и всякий раз приходилось изворачиваться и напрягаться, чтобы совершить самое простое действие. Офицеры заговорили о том, как им не терпится увидеть своих возлюбленных и вообще прекрасных дам. Беврон ел молча. Его склонности отделяли его от большинства. Когда он был частью Малого двора, с такой проблемой не сталкивался. Потому что в окружении Месье были в основном содомиты. Они жили в уютном мирке, где не чувствовали себя изгоями. Большой мир был более жесток. Беврон это рано усвоил, но за свою придворную карьеру успел позабыть. Попав в армию, он снова с этим столкнулся. Офицеры знали о репутации Беврона. Они тоже были придворными. Они не осуждали его явно и не воротили от него нос. В конце концов, их маршал, герцог де Креки, тоже был содомитом. Но при этом Беврон всегда чувствовал, что между ним и офицерами стоит несокрушимая стена. Сердечно с ним общался только граф дю Плесси. Их дружба зародилась давным-давно. Примерно в одно время они вступили в Мальтийский орден и вместе ходили в караваны. Их дальнейшие судьбы были на удивление похожи. Плесси покинул орден и стал графом. На год позже то же случилось с Бевроном. Пусть обстоятельства и причины их ухода из ордена разнились, но одинаковой была неожиданность этого события. Оба думали, что до конца дней им суждено оставаться под сенью восьмиконечного креста и когда оказалось, что это не так, оба испытали схожие чувства: потрясение, растерянность и, наконец, облегчение. - Признаться, я страшусь встречи со своей женой,* - тихо сказал Плесси, глядя в тарелку. Двое других офицеров уже ушли, поэтому он решился произнести вслух такие слова. - Но почему? – удивлённо вскинул брови Беврон. - Во всех письмах, что я получал, мне намекали на её недостойное поведение, - выдавил Плесси. Его весёлость куда-то бесследно исчезла. Перед Бевроном он не считал необходимым носить маску. - Ваша жена очень молода и очень красива. Из зависти её могут оболгать, - предположил Беврон. Но в глубине души он чувствовал, что все сплетни о графине дю Плесси правдивы. Она была дочерью покойного маркиза де Лавальера, которого Беврон хорошо знал. Лавальер одно время тоже состоял у Месье на службе. Его отличала красота, распутство и удивительное мотовство. Похоже, графиня дю Плесси походила на него не только внешне. - Вы действительно так думаете? – Плесси поднял на Беврона взгляд. Беврон дёрнул здоровым плечом. С пылом и уверенностью отстаивать невиновность графини дю Плесси он не решился. В чужие семейные дела лучше вообще не лезть. Велик риск остаться крайним. - В любом случае не это сейчас важно, - Плесси поставил тарелку на землю и всхлипнул. В последние недели его настроение менялось стремительно часто. В тот же день, когда Беврон был ранен, племянник Плесси, юный Сезар Огюст, при штурме горнверка получил пулю в голову и, промучившись какое-то время, умер. Это означало, что к Плесси переходят его титулы и должности. Скоро его будут величать герцогом де Шуазелем. Он стал пэром Франции и первым палатным дворянином Месье. Очередное негаданное возвышение. Плесси оно, разумеется, радовало. Но он очень стыдился своей радости и принуждал себя грустить. Он мог разрыдаться посреди пустячного разговора. - Будет вам, - Беврон пересел к нему поближе и положил руку на его спину. – Гибель вашего единственного племянника – событие ужасное, но в чём ваша вина? - Я повинен в том, что честолюбие во мне сильнее горя, - глухо проговорил Плесси. Он прятал лицо в ладонях. - Ничего подобного, - Беврон его приобнял. Потом подумал, что со стороны этот жест может показаться неуместным и убрал руку. Пока Плесси успокаивался, Беврон обвёл взглядом ставший привычным пейзаж: десятки одинаковых палаток, а рядом с ними суетятся люди. Слуги готовили еду и чистили одежду господ. Офицеры умывались и собственноручно сбривали щетину. Другими словами, пытались привести себя в божеский вид. Беврону тоже следовало этим заняться и срочно. Он почесал густо заросшую щёку, понюхал сорочку. От него разило потом и кровью. После ранения Беврон ещё ни разу не мылся. Не было сил. Тем не менее придётся их где-то найти. Нельзя предстать перед Эффиа в таком виде. Он кликнул своего слугу и велел привести лошадь. Плесси тоже услышал его приказ и удивлённо вытаращил покрасневшие глаза. - Куда вы собрались? – спросил он без обиняков. – Вы на ногах еле держитесь. - К реке, - ответил Беврон. – От моей вони подохнут даже черти. Как я могу предстать в таком виде перед его величеством? Я должен отмыться. - Но ваша рана… - вяло возразил Плесси. – Как бы хуже не стало. Беврон на это ничего не сказал. Слуга подвёл к нему лошадь и Беврон неуклюже взобрался в седло. Поморщился, сдерживая рвущиеся с языка проклятия. Когда вспышка боли погасла, тронул лошадь. Слуга бежал позади. Под мышкой у него была сумка с бритвенными принадлежностями, гребнем и чистой одеждой. Потребовалось около получаса, чтобы они добрались до речушки. Ещё десять минут заняло раздевание Беврона. Самостоятельно снять с себя вещи он, к сожалению, не мог. По силам ему было разве что расстегнуть пуговицы. Когда Беврон вошёл в воду, по его коже побежали мурашки. Уже миновала первая половина июня, но вода ещё не прогрелась. Тем не менее холод приятно бодрил и даже притуплял боль. Беврон дошёл до того места реки, где вода ему была выше пояса и окунулся. Вынырнул. Окунулся ещё раз. Его повязка превратилась в мокрую тряпку. Когда это увидит армейский врач, будет очень недоволен. Но его недовольство Беврона в данный момент волновало меньше всего. Посчитав, что он уже достаточно чистый, Беврон развернулся к берегу. Вышел на сушу и уселся на ствол поваленного дерева. Слуга, подчиняясь приказу, намылил ему подбородок. Беврон закрыл глаза и принялся ждать конца процедуры. С его волос капала вода и стекала по спине. Но сегодня был жаркий день. Волосы Беврона и его подштанники высохли быстро. Слуга тоже управился быстро. Подбородок Беврона обрёл гладкость. Можно было одеваться в чистое и возвращаться в лагерь. Пока лошадь бежала мелкой рысью, Беврон наслаждался теплом и солнцем. Он думал о том, как ему повезло, что он пережил осаду Люксембурга. Ранение в плечо, по сути, было ерундой. Если бы пуля попала в сердце, Беврон бы уже лежал в гробу. Интересно, как бы Эффиа воспринял эту новость? В воображении Беврона возникло его бледное лицо. Из глаз Эффиа исчезло привычное лукавство. Бескровные губы были поджаты. От всей его фигуры веяло отчаянием и горем. Он был в трауре. У Беврона горло сжалось, он крепче вцепился в поводья. До самого лагеря он не мог прийти в себя. Прежде он и не подозревал, каким богатым воображением наделён. Всё, о чём он фантазировал прежде, было тенью по сравнению с этой ужасающе яркой фантазией. Беврон как будто подглядел будущее. "Давно вы, сударь, занялись прорицанием?" – спросил он себя с нарочитой иронией. Но даже его внутренний голос дрожал. По счастью, радостная суета в лагере могла отвлечь от чего угодно. Гонцы сообщили, что Людовик XIV и придворные прибудут вот-вот. Беврон вручил лошадь заботам слуги, а сам пошёл в сторону главной дороги. Там уже собралось множество солдат и офицеров. Некоторые из солдат даже забрались на деревья, чтобы им открывался лучший обзор. Маршал де Креки и маршал де Вобан ждали, сидя на лошадях. Маршал де Креки то и дело возил платком по лицу. Пот катился с него градом. Беврон, прикрывая ладонью глаза, чтобы защитить их от яркого солнца, всматривался вдаль. Какое-то время ничего не происходило. Но потом показались всадники. Это были мушкетёры в голубых плащах. За ними шестёрка белых лошадей, украшенных плюмажами, тянула позолоченную карету, которая казалась сделанной из чистого золота. Солдаты и офицеры разразились приветственными криками, которые нарастали по мере приближения королевской кареты. Беврон не заметил, как затаил дыхание. Когда карета поравнялась с местом, где он стоял, Беврон увидел внутри короля, дофина и Месье. Людовик XIV что-то говорил, а сын и брат его слушали. Но если дофин слушал внимательно, то Месье отвлекался, чтобы бросить взгляд на ликующую толпу. Беврон знал, что ему нравится это зрелище. В груди у Беврона потеплело. Хоть Месье отлучил его от Малого двора, обижаться на него не получалось. Слишком много хороших и чувственных воспоминаний было связано с ним. Когда карета укатила вперёд, Беврон заволновался сильнее. На дороге показались нарядные всадники. Где-то в их числе ехал маркиз д'Эффиа. Беврон начал высматривать рыжий парик. И увидел его спустя несколько минут. Беврон беззвучно вскрикнул и махнул рукой, привлекая к себе внимание. Эффиа процеживал взглядом солдат и офицеров, ища его. Поэтому жест Беврона незамеченным не остался. Эффиа увидел его и широко улыбнулся. Беврон начал пробираться сквозь толпу, следуя за ним. Он порядком устал, когда Эффиа наконец-то получил возможность спешиться. Вдалеке маршал де Креки и маршал де Вобан приветствовали короля. Беврона эта часть встречи уже не интересовала. Он метнулся к Эффиа. - Антуан! – радостно закричал Беврон и попытался обнять его одной рукой. - Мой дорогой… - проговорил Эффиа и его улыбка сразу померкла, когда он понял, что возлюбленный ранен. - Пустяки! – ответил Беврон на незаданный вопрос. – Не жалейте меня! Благодаря ране я могу вернуться с вами в Париж! Он прижал к себе Эффиа и похлопал его по спине. Очень хотелось поцеловать его, но приходилось сдерживаться. - Поверить не могу, что вы стоите передо мной, что я вас касаюсь, - Беврону никак не удавалось уняться. Ещё чуть-чуть и он от счастья расплачется. - Мой дорогой, - взгляд Эффиа был полон нежности. С минуту они молчали, разглядывая друг друга и борясь с изумлением. Неужели это не сон, а явь? Они так долго ждали встречи и вот это свершилось. - Вы ничего не написали про ранение, - Эффиа первым нарушил молчание. – Но почему? - Забудьте о нём, - Беврон взял его под руку и повёл в глубь лагеря, подальше от шумной толпы. Они остановились только у палатки Беврона. Эффиа с любопытством оглядывался. Беврон с любопытством наблюдал за ним. Он и забыл, какой Эффиа красивый. Какая у него белая кожа, какие тонкие черты лица, какого необыкновенного цвета глаза. А голос! Мягкий, обволакивающий. А как Эффиа себя держит! А какой он стройный! - Могу я присесть? – спросил Эффиа и, не дожидаясь ответа, уселся на сундук, на котором утром завтракал Беврон. Беврон устроился рядом и взял его руку в свою. Эффиа улыбнулся, но в следующую секунду руку убрал. - Мой дорогой, к чему вам себя компрометировать? – лёгкая улыбка снова появилась на его губах. Беврон смотрел на него и не мог насмотреться. Он чувствовал себя пьяным. В голове помутилось, но зато возросла уверенность в себе, появились новые силы. Если бы Эффиа приказал ему достать с неба солнце, Беврон бы обязательно придумал, как это сделать. - Как вы, Антуан? – нежно спросил Беврон. – О чём вы не писали мне? Эффиа улыбнулся шире и покачал головой. - Мой дорогой, моя жизнь ничем не отличалась от той, что я вёл при вас. Это вы должны рассказать мне всё-всё-всё. Когда вы получили ранение? Как это случилось? Что говорит врач? Очень ли вам больно? С каждым произнесённым словом улыбка Эффиа таяла. Его светло-карие глаза потемнели, выражение лица стало необычайно серьёзным. Беврон осознал, что Эффиа встревожен и его тревога столь велика, что прорывается наружу. - Ох, Антуан, - произнёс Беврон и замолк, чтобы собраться с мыслями. – Пулю я словил в конце мая. Во время штурма редута. Врач говорит, что я легко отделался. Мне больно, не буду отрицать, но это скоро пройдёт. Эффиа молча кивнул. Он следил за ходом осады. Собирал о ней все новости. Он знал, какой сложной осада выдалась. Погибло множество солдат и множество было ранено. И, как оказалось, Беврон входил в число последних. Эффиа не выдержал и прикрыл глаза ладонью. Его плечи вздрогнули. Беврон изумился. Прежде Эффиа никогда не терял над собой контроль. Он никогда не демонстрировал слабости. Все эмоции, что он являл окружающим, были им тщательно выверены. - Антуан, - прошептал Беврон и привлёк Эффиа к себе. Эффиа позволил это сделать и уткнулся в его шею. Но отстранился почти сразу же и быстро смахнул слёзы. Огляделся. Выдохнул с облегчением. Офицеры до сих пор глазели на короля и поблизости никого не было. - Простите, мой дорогой, - Эффиа уже улыбался. – Я очень волновался за вас. Беврон встал на ноги и протянул ему руку. - Идёмте в мою палатку, - сказал он. – Там темно, скверно пахнет, но зато мы сможем чувствовать себя свободнее. Эффиа следом за Бевроном вошёл в палатку. Её большую часть занимала походная койка. Ещё нашлось место для сундука с личными вещами, для маленького столика и табурета. Стоять в ней, выпрямившись во весь рост, было неудобно, поэтому Эффиа сел на койку, ужасно жёсткую. Беврон опустил полы палатки и, чтобы не сидеть впотьмах, зажёг свечу на столе. После чего тоже устроился на койке. Его бедро соприкоснулось с бедром Эффиа, затянутым в тёмно-зелёный бархат. - Антуан, - прошептал Беврон и погладил его по щеке. Эффиа сидел, потупив взгляд и не шелохнувшись. Похоже, он утопал в собственных мыслях, как в болоте. Беврон, взяв его за подбородок, развернул лицом себе. Эффиа моргнул и вернулся в реальность. Беврон поцеловал его. Эффиа ответил на поцелуй. Несколько волшебных минут в палатке царило молчание. Но потом Беврон неудобно повернулся, и рана тотчас напомнила о себе. Беврон вздрогнул. Он понадеялся, что Эффиа этого не заметит. Но Эффиа заметил и отстранился. - Всё в порядке, Антуан, - Беврон предпринял ещё одну попытку поцеловать его. - Это может подождать, мой дорогой, - возразил Эффиа, выставляя ладонь перед собой. – Мы ждали чуть ли не полгода. До Парижа как-нибудь дотерпим. Беврон скорчил гримасу. Но на душе у него полегчало. Эффиа сказал: "Мы ждали чуть ли не полгода". Неужели это значит, что у него тоже так долго не было секса? Неужели он хранил верность? Ах, похоже, что так! - Что такое? – Эффиа заметил необычный блеск его глаз. - Я просто счастлив, Антуан, - Беврон улыбнулся. Он взял руку Эффиа и поднёс её к губам. Лёд, сковавший душу Эффиа в отсутствие Беврона, начал таять. Тревога отступала. Её место заняла чистая радость. Да, Беврон каждый день рисковал своей жизнью. Он мог погибнуть десятки раз. Но он не погиб. Он жив, хоть и ранен. Он сидит рядом с Эффиа, говорит с ним, целует его, ласкает дыханием, ухмыляется. Надо сосредоточиться на этом, ценить это, а не переживать из-за того, что могло бы быть. - Мой дорогой, - теперь Эффиа поднёс к губам покрытые царапинами костяшки пальцев Беврона. – Велите слугам собирать ваши вещи. Мы уезжаем завтра. Вы поедете в моей карете. - А Месье? – спросил Беврон. – Он не разозлится на вас? Возможно, его покоробит… - Уверяю вас, ничего подобного не будет. В голосе Эффиа не было ни тени сомнения и Беврон успокоился. Некоторое время они сидели молча, целуя друг другу руки и наглаживая колени друг друга. Это были восхитительные минуты. Абсолютная близость. Даже слова не требовались, чтобы с их помощью выразить чувства. Эффиа знал, что Беврон его любит. Беврон тоже убедился, что до сих пор любим. Но, увы, это не могло длиться вечность. - Мне надо разыскать Месье, - с досадой вздохнул Эффиа. - Когда вы вернётесь? – Беврон любовался его профилем. Его прямым тонким носом, его длинными ресницами. - Не знаю, мой дорогой, - честно сказал и Эффиа встал на ноги. – Но в любом случае я зайду за вами утром. Будьте готовы к этому моменту. - Всенепременно, - откликнулся Беврон. Когда Эффиа вышел на улицу, Беврон последовал за ним. Они вместе покинули лагерь и расстались только тогда, когда Эффиа ступил на территорию, отданную под шатры короля и прочих важных особ. Их установили загодя, когда стало известно, что Людовик XIV едет в Люксембург. Эффиа быстро скрылся за полосатыми шатрами, но Беврон всё равно продолжал смотреть в ту сторону, куда он ушёл. Поведение Беврона не казалось странным, потому что вокруг слонялось множество других зевак. Всем было интересно подглядеть за придворным бытом. Всем хотелось увидеть какую-нибудь известную красавицу или какого-нибудь принца. Даже за суетой слуг было интересно наблюдать. Но приблизиться к небожителям простым смертным не удалось бы. Гвардейцы, коих было в разы больше, чем придворных, не позволили бы. - Дядя! – услышал Беврон и обернулся. К нему спешил его племянник, Анри д'Аркур, который тоже принимал участие в осаде Люксембурга. Он улыбался и махал рукой. Анри недавно исполнилось тридцать лет, но Беврону не удавалось считать его взрослым. Анри оставался для него храбрым и упрямым юношей. - Маршал де Шомберг сказал королю, что я показал себя очень храбрым! – довольно сообщил Анри. - И что его величество ответил? – улыбнулся Беврон. - Он ответил, что иначе и быть не могло, - Анри сиял так, будто его произвели в маршалы. – Как хорошо, что мы идём дальше, в Трир! Я чувствую, что мне ещё недостаточно! Беврон несколько помрачнел. Он вспомнил, какая участь постигла племянника графа дю Плесси. Он страшился, что с Анри может случиться то же самое. Но он должен был принять то, что его страх значения не имеет. Анри в любом случае продолжит сражаться. Больше всего на свете этот молодой человек желал построить впечатляющую военную карьеру. - Берегите себя, - всё-таки попросил Беврон. – По крайней мере, рискуйте с умом. Анри хмыкнул, явно не собираясь следовать совету. - Передавайте привет моему отцу! – бросил он, уходя. – Вы же с ним встретитесь в Париже, правда? Беврон кивнул и приподнял руку в знак прощания. Анри бодро бежал в сторону приятелей. Сегодня будет торжественный ужин. Впервые за долгое время офицеры окажутся в дамском обществе. Перспектива пофлиртовать, украсть поцелуй или даже что-то большее будоражила их. Посмеиваясь про себя, Беврон пошёл разыскивать кого-нибудь из лагерных врачей. Ему необходимо было сменить повязку. В палатках, где размещались тяжелораненые, царило совсем другое настроение. Солдаты и офицеры стонали, кричали, хрипели. Многие из них были искалечены или вовсе готовились к смерти. Врачи едва ли могли облегчить их страдания. Опиумную настойку полагалось расходовать экономно. Пока Беврон шёл мимо палаток, ему по пути попадались слуги, нёсшие окровавленные бинты, инструменты и тазы, в которых вода была красной от крови. Беврон не хотел на это смотреть, но признаки чужих страданий, подобно магниту, притягивали его взгляд. Заметив врача, господина Вьена, Беврон поспешил к нему. - А, вот и вы, - Вьен мрачно кивнул вместо приветствия. – Как ваша рана? - Я почти не обращаю внимания на эту царапину, - бодро ответил Беврон. Врач поманил его в шатёр, где стояло несколько коек. Все, кроме одной, были заняты ранеными. Беврон уселся на пустующую и стал ждать, когда врач подойдёт к нему. Слуги начали помогать Беврону раздеваться. - Бинты влажные, - с неудовольствием отметил Вьен. – Неужто вы купались, сударь? Хотите, чтобы в рану попала инфекция? Продолжая ворчать, он снял бинты, осмотрел рану, протёр её спиртом и обмотал чистыми бинтами. Беврон всё это сносил, стиснув зубы. Ему было больно. Чёрт возьми, когда же ему в самом деле начнёт легчать? - Вы должны быть осторожным, - сказал Вьен напоследок. – Это в ваших интересах. Разумеется, если вам нужна левая рука. Если нет, забудьте мои слова. Беврон заверил его, что левая рука ему очень нужна, поблагодарил и поспешил убраться отсюда подальше. Находиться в лазарете было морально тяжело. Хотелось тут же забыть всё увиденное и услышанное. Оказавшись среди офицерских палаток, Беврон выдохнул. Здесь воздух не пах кровью и лекарствами. Он пах лошадиным дерьмом, порохом, подгоревшей кашей, но это были запахи жизни. Они переносились легко. Остаток дня Беврон провёл, сидя на сундуке рядом со своей палаткой. Пока его слуги паковали вещи, Беврон наблюдал за тем, что происходит вокруг. Ко всеобщему удовольствию, выяснилось, что Людовик XIV приказал устроить пиршество даже для солдат. Всюду начали ставить столы, всюду загорались костры. Слуги готовили ужин из продуктов, купленных за королевский счёт. У солдат и офицеров уже текли слюнки. Когда в небе появились первые звёзды, когда сумерки вуалью легли на плечи земли, начался торжественный ужин. Всем было весело. Беврон, особо не удивившись, оказался за одним столом с графом дю Плесси. Судьба их всегда сводила вместе, сегодня она тоже не собиралась делать исключения. Плесси много пил, много ел и костерил свою жену. - Только представьте, - говорил Плесси, разрывая жаренного цыплёнка пальцами. – Она меня проигнорировала! Ей приятнее было общество какого-то безусого юнца! Беврон понимал, что Плесси не ждёт утешения, что ему надо просто выговориться, поэтому молчал. Насытившись, Беврон ещё немного посидел за столом. Он слушал байки, которые прежде уже слышал. Но атмосфера была такой праздничной, такой беззаботной, что не хотелось уходить. Постепенно офицеры разбрелись кто куда. Самых везучих из них наверняка ждали свидания. Плесси дремал, прижавшись щекой к столу. Беврон хотел было его разбудить, но потом решил, что пусть спит. Какая разница, где это делать: здесь или в палатке? Что касается самого Беврона, то у него сна не было ни в одном глазу. Эта ночь для него тоже окажется долгой. Может быть, ему следует разыскать палатку Эффиа? Просто, чтобы ещё раз его увидеть. Или это только добавит Эффиа хлопот? Беврон точно не знал, а потому рисковать не стал. Он выбрался из-за стола и решил немного пройтись по лагерю. Его взгляд то и дело обращался в ту сторону, где в темноте белели большие шатры важных особ. Беврон гадал, чем сейчас занят Эффиа. Помогает Месье раздеваться или уже сам готовится ложиться? Наверняка он устал после долгой дороги, а завтра ему снова в путь. Беврон представил, как нежно целует Эффиа в лоб и понадеялся, что волшебным образом его возлюбленный этот поцелуй ощутит. Пока Беврон гулял и предавался фантазиям, костры постепенно гасли один за другим. Пришло время возвращаться в палатку. Беврон шагал почти в темноте. Худой полумесяц давал мало света. По счастью, Беврон добрался до своей койки без новых увечий. Он осторожно опустился на жёсткий матрас, вытянулся в полный рост и закрыл глаза. Он думал, что, по обыкновению, пролежит в полном сознании до самого рассвета, но не прошло и пяти минут, как сон снизошёл на него. Беврон проснулся только утром. С улицы в палатку сочился яркий солнечный свет. Он освещал скромную обстановку и Эффиа, сидящего на табурете. - Доброе утро, мой дорогой, - сказал Эффиа и улыбнулся. Беврону пришлось потянуться к нему, чтобы удостовериться, что он реален. - Антуан, - Беврон расплылся в глупой улыбке. Эффиа легко оторвал зад от табурета и поцеловал Беврона в губы. Беврон попытался обнять его за шею, но Эффиа не дался. Он выпрямился и теперь смотрел на Беврона сверху вниз. В его глазах читалась решимость. - Наконец-то я увезу вас отсюда, - сказал Эффиа. – Мой дорогой, завтракайте спокойно. Я позабочусь о ваших вещах. Эффиа покинул палатку и начал отдавать приказы. Беврон, слушая его властный голос, хмыкнул. Но забота Эффиа была приятна. Беврон свесил ноги с койки и, поморщившись, встал. Вышел на улицу. Солнце ослепило его. Беврон заморгал, прикрыл глаза ладонью. На душе у него было радостно. Беврону хотелось схватить Эффиа в объятия и закружить его. Но пришлось ограничиться малостью. Беврон просто сжал его плечо. Эффиа обернулся, красивые губы изогнулись в улыбке. Беврон улыбнулся в ответ. Они оба были очень счастливы в этот момент.