1684 год

Июль Шевалье де Лоррен трясся в карете, везущей его из Сен-Клу в Париж. Он бы поехал верхом, чтобы управиться быстрее, но жара стояла страшная. Шевалье обливался потом и проклинал всё на свете. Но главным образом он злился на своего сына.* Именно Александр стал той причиной, что заставила шевалье покинуть восхитительную летнюю резиденцию его королевского высочества Филиппа Орлеанского. Александр снова что-то учудил в коллеже, в котором учился, и эта выходка до глубины души возмутила иезуитов. Они грозились прогнать хулигана. Письмо, которое шевалье получил, подробностей не сообщало. Оно содержало в основном одни возмущения. Шевалье очень хотелось бросить письмо в камин и забыть о нём, но отцовский долг обязывал его заняться урегулированием вопроса. Если Александра действительно прогонят, он упустит возможность обзавестись влиятельными друзьями. Клермонский коллеж тем и хорош, что в нём учатся дети важных особ. Другой возможности сойтись с ними поближе у Александра не будет. Но юнец отказывался это понимать. С тех пор как ему сравнялось одиннадцать лет, в него словно бес вселился. С каждым годом становилось всё хуже. Поначалу шевалье радовали дерзость Александра и его проделки. Они казались следствием неукротимого нрава Лорренов-Арманьяков, но со временем шевалье начал от них уставать. Жалобы иезуитов на Александра потекли потоком. Александр не желал учиться и обижал то одного соученика, то другого. Шевалье пытался растолковать ему, что в будущем это обернётся против него самого, но тщетно. Александр продолжал в том же духе. Раздражённо вздохнув, шевалье поглядел в окно. Дабы успокоиться, он попытался сосредоточиться на том, что происходит на улице. Карета уже миновала предместье и катила по территории Парижа. За окном проплывали церкви и монастыри, сады и парки, домишки бедноты и особняки знати. До слуха шевалье доносились весёлые и сердитые реплики. Его взор скользил по представителям разных сословий, спешащим по делам. Нищие и беспризорники увязывались за роскошной каретой, надеясь на милостыню. Но шевалье почти никогда никому не подавал. До самого Латинского квартала его провожала толпа всякого сброда. Они думали, что их уродство, крики, вонь немытых тел смутят шевалье и заставят его от них откупиться, но они не на того напали. Шевалье даже потешила их наивность и те проклятия, которые были брошены ему вслед. На территорию Латинского квартала попрошайки сунуться не решились. Здесь обитал куда более страшный люд, чем они. Буйные студенты, многоумная профессура и хитрые как лисы иезуиты. В данный час дня почти все они были заперты в древних стенах. Карета шевалье проехала мимо Сорбонны, обогнула Королевский коллеж и остановилась у входа в Клермонский. Слуга спрыгнул с запяток и поспешил открыть дверцу. Шевалье выбрался на улицу и оглядел здание коллежа. Четыре этажа, фасад без изысков, зато внушительные размеры. Иезуитов пытались выгнать отсюда, пытались отбить у них охоту к преподаванию, но в итоге они всё равно победили. Популярность Клермонского коллежа возрастала с каждым годом. В нём учились, не считая всяких буржуа, знать и будущие министры. Поэтому Александр тоже должен здесь доучиться. Осталось ещё четыре года. Если он выправит своё поведение, былые прегрешения ему могут забыть. Шевалье поправил шляпу, украшенную голубыми и белыми перьями, и решительно направился к входной двери. Внутри коллежа было прохладно и тихо. Пока шевалье шёл в кабинет ректора, ему встретилось всего несколько иезуитов. Их тёмные силуэты словно парили над полом. Шевалье не слышал звука их шагов. Зато стук его каблуков эхом отскакивал от стен. Он взбежал по лестнице на второй этаж и пересёк длинную залу. Оказался в приёмной. Иезуит, выполняющие функции секретаря, поднял голову от бумаг и посмотрел с подозрением. - Чем могу помочь? – прошелестел он. - Скажите господину ректору, что его желает видеть шевалье де Лоррен, - высокомерно произнёс шевалье. Оставшись в одиночестве, он упёр руку в бок и огляделся. Большие окна, выходящие во внутренний двор, стулья вдоль стены. Ничего особенного. По счастью, иезуит не заставил себя долго ждать. Он вернулся за стол и сообщил, что ректор готов принять шевалье. - Великолепно, - бросил шевалье и, задрав подбородок, прошествовал внутрь. То, как он держался, было следствием некоторого волнения. Иезуиты могли на кого хочешь трепет навести. Когда они проплывали мимо шевалье, не поднимая на него взгляда, ему всё равно казалось, что он узнан и осуждаем ими. Он бы не удивился, если бы ректор сказал ему, что Александр такой, какой есть, потому что родился от порочного семени. Шевалье обычно дела не было до того, что о нём думают, но иезуитам рот не заткнёшь. Если ректор начнёт его осуждать, шевалье придётся это проглотить, и его гордость страдала заранее. Но пока ничто не предвещало упрёков. Ректор, худощавый человек, похожий на какую-то птицу, встретил шевалье довольно приветливо и предложил ему сесть. Шевалье, по-прежнему воплощённое высокомерие, пристроил зад на жёсткое кресло, обтянутое кожей. - Рад, что вы здесь, господин де Лоррен, - проговорил ректор. – Это значит, что вы со всей серьёзностью отнеслись к моему посланию. - Разве у меня был выбор? – хмыкнул шевалье. – Но должен признаться, святой отец, я мало что понял из него. - Тогда простите размытость моих формулировок, - вздохнул ректор. – Но доверить подробности бумаге я не решился. Шевалье выгнул золотистую бровь и скрестил на груди руки. Ему стало любопытно, что такого учудил Александр. Готовил заговор против короля? Представив, как мальчишка агитирует соучеников, шевалье с трудом удержался от хохота. Но если это действительно так, дело чертовски плохо. - Ближе к сути, святой отец, - нетерпеливо потребовал шевалье. Ректор не изменился в лице. Он привык к вздорной знати. Маркизов и герцогов, задирающих перед ним нос, он повидал столько, что всех их не счесть. Но Клермонский коллеж нуждался в их покровительстве. У него до сих пор оставалось множество врагов. Например, Сорбонна и прочие светские коллежи, где учили всему, но только не почтению к Богу. - Разумеется, господин де Лоррен, - кивнул ректор. – Не хочу злоупотреблять вашим временем. Дело вот в чём: ваш сын обижает тех, кто слабее. Он обижает мальчиков, которые кажутся ему женоподобными. Одного он сильно поколотил. По счастью, семья этого мальчика уступает в знатности вашей. Тем не менее мы обязаны принять меры. Почему бы Александру не перейти на домашнее обучение? Так будет лучше для всех. И момент удачный. Конец учебного года. Шевалье замер. Мысли начали жужжать у него в голове, как растревоженные пчёлы в улье. Он забыл о своём высокомерии и сидел растерянный, с вытянутым лицом. Ректор был доволен тем, какой эффект произвели его слова. - Погодите, святой отец, - очнулся шевалье. – Позвольте мне поговорить с сыном. Я приструню его, и он будет ходить как шёлковый. - Господин де Лоррен, - вздохнул ректор. – Мы столько раз пороли Александра, что уверились в его неисправимости. - Меня он боится, - настаивал шевалье. – Уж поверьте. Ректор сложил пальцы домиком и задумался. Ему было вполне очевидно, в кого Александр уродился таким упрямцем. Если ректор продолжит отнекиваться, шевалье де Лоррен продолжит на него давить, горячась всё сильнее. Иногда разумнее сделать вид, что уступаешь. - Хорошо, - со вздохом произнёс ректор. – Извольте подождать немного. Я пришлю вашего сына сюда. Оставшись в одиночестве, шевалье переменил позу. Он положил руку на стол, его пальцы начали выбивать барабанную дробь. Почему Александр ненавидит женоподобных мальчиков? Неужто он уродился во Фьеннов щепетильным занудой? Или женоподобные мальчики напоминают ему о Месье? Он что, ненавидит Месье? Шевалье стиснул зубы и ударил ладонью по столу. Месье всегда защищал Александра и вот что получил за свою доброту. То, что он может ошибаться в своих подозрениях, шевалье исключал сразу. Он вспомнил реплики повзрослевшего сына. Вспомнил его косые взгляды. Всё это сложилось в единую картину. Когда дверь с тихим скрипом отворилась, шевалье резко обернулся. Александр, понурив голову, сделал несколько шагов и замер посреди кабинета. Он не решался подойти ближе. Шевалье вперил в него сердитый взгляд. Ему часто говорили, что сын на него похож, но как это может быть правдой, если Александр копия маменьки? - Вы знаете, что вас хотят исключить? – спросил шевалье, не утруждая себя приветствием. Александр кивнул, продолжая смотреть себе под ноги. Спина его была сгорблена, будто он понятия не имел о хорошей осанке. Ногтем указательного пальца правой руки он ковырял заусенец на большом пальце. "И это мой сын, - с отвращением подумал шевалье. – Чего ради я его признал?". Он отвернулся от Александра и цокнул языком. Он знал, что к детям надо относиться со снисхождением. Всё-таки до определённых пор ума у них маловато. Но Александр никогда не подавал надежд. Оставалось надеяться лишь на то, что однажды в нём всё-таки проявятся черты, свойственные Гизам. - Зачем вы обижаете своих товарищей? – спросил шевалье. Когда сын не ответил, шевалье обернулся на него через плечо и прикрикнул: - Отвечайте! Александр вздрогнул. Страх в нём боролся с другим чувством - с яростью, и ярость побеждала. - Они жеманничают, будто содомиты, - выдавил Александр. – Мне это противно. Шевалье вскочил со своего места и в два больших шага достиг сына. Вцепился в его плечи и наклонился, чтобы посмотреть ему в глаза. Александр побледнел и потупил взгляд. - Кажется, вы намекаете, что презираете меня, - прошипел шевалье. – Это так, сударь? Александр промолчал. Шевалье встряхнул его, но уже в следующее мгновение отпустил. На его лице застыло недоброе выражение. - У вас появился шанс изложить мне все претензии, - с деланным спокойствием произнёс шевалье. - Начинайте! Александру закусил губу. Ему было, что сказать. О да. Отец всю жизнь являлся для него источником бед и так продолжается до сих пор. Это из-за отца над Александром смеются. Но если Александр откроет рот, сочувствия и понимания не дождётся. Всё сказанное обернётся против него. Поэтому Александр мечтал умереть тотчас, его жизнь была безнадёжной и ужасной. Его лицо скривилось, в глазах защипало. Александр начал активнее ковырять заусенец. - Да не молчите, чёрт вас дери! – крикнул шевалье. – Нападаете на женоподобных мальчиков, а сами хуже девчонки! Щёки Александра залил румянец. Но когда он поднял голову, его голубые глаза яростно сверкали. - Меня называют будущей шлюхой Месье! – выплюнул он. – Ненавижу вас обоих! Чтоб вы сдохли! Чтоб Месье сдох! Поганые содомиты! Шевалье на оскорбления отреагировал задумчивым молчанием. Этого Александр от него никак не ожидал. Он втянул голову в плечи и тихо заплакал. - Вы действительно настолько глупы? – спросил шевалье, начав прохаживаться по кабинету. Его взгляд изучал книжные шкафы и картины на стенах. Все, разумеется, на религиозные сюжеты. - Месье знал вас плаксивым младенцем, – продолжал шевалье. – Вы для него навеки ребёнок. Он не заметит вас, даже если вы начнёте прикладывать старания к тому, чтобы заметил. Александр молчал и пытался украдкой смахивать слёзы, но шевалье знал, что он внимательно слушает. - Что до оскорблений… - шевалье остановился. – Деритесь с обидчиками, а не сами будьте им. Меня тошнит от мысли, что от вашей руки пострадали слабые. Александр дёрнулся. У его отца вообще нет стыда! Всей Франции известно, сколько он совершил подлостей, но это его не смущает! Он вещает с таким видом, будто никогда и никому не причинял вреда! В который раз Александр мысленно обратился к Богу и спросил: во имя чего ему послан такой отец? Александр совершенно не понимал, за что обречён на муки. Шевалье тем временем приблизился к нему. - Вы должны убедить ректора, что за лето изменитесь, - сказал он строго. – Если вам не удастся, если придётся обучать вас на дому, клянусь, жизнь в Клермонском коллеже покажется вам раем. Вы поняли меня? Шевалье сжал пальцами щёки Александра и заглянул ему в глаза. Александр нервно кивнул. Шевалье прищурился, пытаясь понять, был ли достаточно убедителен. Он не сказал всего того, что собирался. Он не сказал, что нельзя избежать взаимодействия с неприятными людьми, что зачастую они обладают большим влиянием и от них многое зависит, что Александру надо учиться скрывать свою неприязнь. А ещё лучше будет, если он научится имитировать дружбу с ними. Потому что в ином случае ничего не добьётся. Ему всегда будет труднее, чем всем прочим, с него всегда будут спрашивать вдвойне, потому что он бастард. По глазам Александра шевалье понял, что распинаться бесполезно. Возможно, из страха Александр прекратит затевать драки, но на поучения ему плевать. Шевалье вздохнул и грубо отпустил его – почти оттолкнул. Александр не без труда устоял на ногах. Шевалье, не обращая на него внимания, дошёл до двери и распахнул её. Выглянул в приёмную и бросил секретарю, что ректор может вернуться. Шевалье переговорил с сыном, теперь ещё раз хочет переговорить с ректором. Ждать возвращения святого отца пришлось целых двадцать минут. Шевалье мерил кабинет шагами. Александр не двигался, изучал трещины на паркете и ненавидел весь мир. За время ожидания отец и сын друг с другом не говорили. Когда ректор наконец-то объявился, оба с облегчением выдохнули. - Итак? – спросил ректор, раздосадованный тем, что ему не дали дочитать главу в книге. Шевалье выжидательно посмотрел на Александра. Ректор тоже посмотрел на Александра. Александр почувствовал как его сердце ускорило бег и что сильно вспотели ладони. Шевалье закатил глаза и скрестил на груди руки. Шелест его парчового одеяния походил на недовольный вздох и это заставило Александра разомкнуть уста. - Святой отец… - проговорил он дрожащим голосом. – Прошу простить моё поведение. Обещаю исправиться и не разочаровывать вас более. Шевалье улыбнулся, похлопал в ладоши. - Видите? - сказал он сыну. – Всё довольно просто. Ректор подавил вздох. Он стоял перед выбором: прогнать Александра и тем самым испортить отношения с его влиятельным отцом или же оставить, положившись на провидение. Как ни крути, из двух зол приходилось выбирать меньшее. Хорошо, что близятся каникулы. Кто знает, что может случиться за остаток лета. Вдруг шевалье де Лоррен передумает и не вернёт Александра в коллеж? - Господь учил нас прощать, - ректор изобразил улыбку. – Как я могу отказать юному Александру в последнем шансе? - Премного благодарен, святой отец, - кивнул шевалье. Он поправил перчатки и решительным шагом направился к выходу. Дело было сделано. Чего ради задерживаться здесь? Чтобы попрощаться с Александром? Шевалье был на него слишком зол и слишком разочарован. Он пересёк приёмную, пересёк длинную залу, сбежал по лестнице и вышел на улицу. Было так жарко, что шевалье показалось, будто он с разбега прыгнул в тёплую воду. - Поехали! – крикнул шевалье, забравшись в карету, и задёрнул шторку на окне. Мысль, что он возвращается в Сен-Клу, подарила ему облегчение. Неприятные эмоции, которые он испытал в коллеже, будут скоро забыты. Скоро, но не тотчас. Пока что в голове шевалье продолжали звучать слова Александра. Неужели сын его ненавидит? Похоже на то. Александр мало что взял от Лорренов-Арманьяков. В нём нет стержня. Ему нужно, чтобы с ним сюсюкались. Шевалье этого совершенно не умел. С ним тоже никогда не сюсюкались. Он тоже часто чувствовал себя обделённым и обиженным. Но когда он повзрослел, это прошло. Он понял, что семья является для него опорой, что он может доверять своим братьям, что отец и мать вложили в его голову дельные мысли. Они подарили шевалье уверенность в том, что он способен противостоять любым испытаниям. А вот Александр этой уверенности напрочь лишён. Может, дело в том, что он бастард? Свою мать, мадемуазель де Фьенн, он много лет не видел. Шевалье, чего греха таить, сыном не интересовался и не интересуется. Тем не менее Александр был им признан. Ему повезло, если сравнивать его с другими незаконнорожденными детьми. Его приняли в семью. Его воспитанием занималась не посторонняя, а тётка. Он был окружён своими кузенами и кузинами. К нему относились, как к любому из них. Но, как оказалось, для него это малосущественная ерунда. Его не согревает мысль, что он один из Лорренов-Арманьяков. Он предпочитает злиться на весь мир, а в первую очередь на того, кто подарил ему жизнь. Шевалье заёрзал на сиденье, возмущение клокотало в нём. Ей-богу, он сделал для Александра всё, что было в его силах. В будущем тоже не оставит его без поддержки. Лоррены-Арманьяки своих не бросают. Но Александр никогда не скажет ему спасибо. Шевалье это знал наверняка. Да и чёрт с ней, с благодарностью. Лишь бы Александр не опозорил его. "Он меня уже позорит", - с горечью подумал шевалье. То, как Александр относится к Месье, просто возмутительно. Понятно, что глупый мальчишка ревнует, что он наслушался всякого и навоображал всякое. Но это его не оправдывает. Дети Месье почему-то к шевалье ненависти не испытывают. По крайней мере, они не выказывают её. А ведь у них есть все причины для ненависти. Тем не менее они любезны и приветливы. Шевалье всегда удивлялся, как Месье удалось избежать с ними проблем и как ему удалось полюбить их. Шевалье, когда сделал ребёнка мадемуазель де Фьенн, хотя бы испытал удовольствие. Но для Месье секс с женой, что с первой, что со второй, всегда был подобен наказанию. По идее его неприязнь должна была перейти и на детей, но этого не произошло. Месье обожал их всех без исключения. Откровенно говоря, в нём было слишком много любви. Шевалье предпочёл бы быть его единственный привязанностью. Но Месье такой, какой он есть. Вообразив его чудесное лицо, его нежную улыбку, шевалье страстно захотел перенестись к нему. Он резко отодвинул шторку, чтобы понять, как долго ещё ехать. Карета катила по лесной дороге. По её краям шелестели высокие тополя. Это значит, что скоро покажутся постройки дворца. Шевалье хотел было крикнуть кучеру, чтобы тот гнал быстрее, но сумел обуздать себя. В конце концов, повода для спешки нет никакого. Если его карета ворвётся в Сен-Клу с такой скоростью, будто за ней гонятся разбойники, это всех насмешит. Шевалье откинулся на спинку сиденья и сделал глубокий вдох. Хорошо, что он ещё в пути. У него осталось время для размышлений. Надо решить, что рассказать Месье про встречу в коллеже, а что утаить. Гнусные слова мальчишки, определённо, подлежат сокрытию. У Месье довольно других поводов для огорчений. Но из всего остального не имеет смысла делать секрет. Месье ничего нового для себя не услышит. Поглядев в окно, шевалье обнаружил, что лес уже позади. С каждым мгновением сияющие на солнце ворота дворца становились всё ближе. Шевалье всё равно нетерпеливо вздохнул и вытер платком потное лицо. В который раз он проклял жару, но уже без особой злости. В Сен-Клу, с его фонтанами и прудами, с его огромным парком, где много беседок и тенистых уголков, жара переносилась легче. "Ещё чуть-чуть", - сказал себе шевалье. Ещё пять минут, и он выберется из нагретой солнцем коробчонки, сменит сорочку и костюм, смочит пересохшее горло и отправится разыскивать Месье. Шевалье вытащил из кармана часы в форме луковицы и, как бы нелепо это ни было, засёк время.