1684 год

Исторические личности Версаль
Слэш
Завершён
NC-17
1684 год
Effiat
автор
Описание
Любовь. Разлуки и встречи. Ссоры и примирения. Это сборник историй, каждую из которых можно читать как законченное произведение. Шевалье де Лоррен совершает маленький подвиг ради Филиппа Орлеанского и готов совершить ещё тысячу. Граф де Марсан отправляется в опасное морское путешествие к берегам Генуи. Граф де Беврон под стенами Люксембурга считает минуты до встречи со своим возлюбленным маркизом д'Эффиа. Но это далеко не всё.
Поделиться
Содержание Вперед

Внезапная ссора

Конец августа Морель и шевалье де Лоррен скрестили шпаги в фехтовальном зале дворца Сен-Клу. Шевалье нападал, Морель защищался. Их влажные сорочки липли к телу, по шеям струился пот. Они фехтовали уже час и почти выдохлись. Когда они были моложе, продержаться могли гораздо дольше. Но, увы, годы брали своё. Шевалье не хотел им сдаваться и пытался обмануть прежде всего самого себя. Он делал яростные выпады, с каждым разом задыхаясь всё сильнее. - На сегодня достаточно, разве нет? – Морель отразил выпад. - Неужто устали? – насмешливо спросил шевалье. У него начала кружиться голова, но его воля была сильнее недомогания. - Я не за себя тревожусь, - Морель стремительным движением выбил из руки шевалье шпагу, а острие своей направил на его горло. - Проклятье! – выругался шевалье. – Поганая старость! Его лицо исказилось от гнева. Шевалье болезненно принимал то, что стареет. Своему успеху при дворе он был обязан внешности и любовной мощи, их медленная, но неотвратимая утрата угнетала его. Он по-прежнему был очень красив, но число молодых, энергичных конкурентов всё полнилось. - Вы просто мыслями были не здесь, - попытался утешить его Морель. Слуга подал ему полотенце и Морель с удовольствием вытер мокрые лицо и шею. – Я старше вас, но победа осталась за мной. Всё дело в сосредоточенности. Шевалье промолчал. Ему не хотелось поддаваться самообману. Это удел слабаков. Но Морель действительно был старше его на десять лет. Это в каком-то смысле радовало. Это означало, что даже в пятидесятилетнем возрасте можно дать фору более молодым. - У меня была бурная ночка, - процедил шевалье, не вдаваясь в подробности. Он направился к скамье, что тянулась вдоль стены и тяжело на неё опустился. Голова продолжала кружиться, а грудь часто вздымалась. Шевалье взъерошил влажные волосы и задумчиво уставился на паркет. Морель уселся с ним рядом и некоторое время они молчали. Приятно было сидеть в тишине и отдыхать. В потоке света, струящемся из больших окон, кружились пылинки. Морель бездумно наблюдал за ними. - Мне надо съездить в Марсель, - наконец проговорил он. Шевалье удивлённо повернулся к нему. - Зачем? – спросил он, хмуря брови. – Соскучились по скуке? Морель фыркнул и покачал головой. - Мой отец мёртв. Мой старший брат мёртв. Мой племянник Пьер ещё очень молод и неопытен. Ему нужна помощь в кое-каком деле. Ерунда, но она требует личного присутствия. Шевалье всем своим видом выражал неудовольствие. Не то чтобы Морель ему зачем-то был нужен, просто шевалье не хотелось лишаться общества закадычного друга. Они познакомились четырнадцать лет назад.* У шевалье в ту пору дела не ладились. Он вышел из тюрьмы, из ужасной крепости Иф и вынужден был поселиться поблизости от неё - в Марселе. Там и встретил Мореля. Они сошлись, потому что у Мореля было много денег, но главное, их отличало схожее чувство юмора и склонность к авантюрам. С тех пор они всегда были вместе. Шевалье рано понял необходимость окружать себя верными людьми. Бывало, он ставил не на того человека, но в Мореле не ошибся. Морель его никогда не подводил. - Только не задерживайтесь у родни надолго, - проворчал шевалье. – Иначе растеряете придворный лоск. - Этого я не допущу, - пообещал Морель. Шевалье швырнул влажное полотенце на лавку и встал на ноги. Потянулся. Его фигура была всё ещё очень хороша. Морель залюбовался им, как любовался всяким статным мужчиной. Но внутри него ничего не ёкнуло. - Месье, полагаю, уже проснулся, - бросил через плечо шевалье. Он шагал к выходу. Камзол надевал на ходу. Морель сделал несколько глотков вина из бокала, поданного слугой, и быстро пошёл за ним. В комнате, смежной со спальней Месье, было не протолкнуться. Здесь собрались самые важные кавалеры Малого двора. Стоило переступить порог, как Морель почувствовал, что атмосфера в комнате царит беспокойная. Кавалеры переговаривались в полголоса. Никто из них не улыбался. Когда они замечали шевалье, в их глазах мелькало облегчение. - Мой дорогой, - к шевалье приблизился красивый кавалер в рыжем парике. – Месье проснулся не в духе. Ему приснился скверный сон. Он отказывается вставать и одеваться. Он никого не хочет видеть. Это кошмар! Рыжий закатил глаза, взял шевалье под руку и потащил его к двери спальни. Шевалье даже опомниться не успел, как его втолкнули внутрь. Рыжий затворил за ним дверь и повернулся к остальным кавалерам лицом. - Скоро всё будет в порядке, господа, - сказал он, лучезарно улыбаясь. Морель, когда их взгляды пересеклись, приветливо кивнул ему. Рыжий поманил его к себе. Морель отрицательно покачал головой. Рыжий скривился и начал манить его активнее. Морель вздохнул и подчинился его воле. Стал пробираться к нему. Графы, маркизы и герцоги с большой неохотой пропускали сына галантерейщика. - Какая ужасная жара, - пожаловался рыжий, когда Морель поравнялся с ним. Морель хохотнул. - Эффиа, неужто вы хотели поговорить о погоде?! – изумился он. Маркиз д'Эффиа, главный конюший Месье и его главный друг, загадочно улыбнулся. - Почему бы и нет? – спросил он весело. – Чем эта тема хуже других? - Я бы с радостью обсудил с вами все минусы жары и поспорил бы о её плюсах, но мне надо к Мадам, - сказал Морель и ощутил вдруг тоску. - Искренне сочувствую вам, мой дорогой, - вздохнул Эффиа. – Мужайтесь. Они ещё немного поболтали о пустяках. Эффиа был приятнейшим собеседником. Но когда дверь спальни Месье распахнулась, означая, что шевалье справился с дурным настроением его высочества и можно начинать церемонию одевания, Эффиа тут же упорхнул. Он переложил на плечи шевалье недовольство Месье, но не собирался уступать кому-либо честь прислуживать его высочеству. Морелю хотелось пойти в спальню вместе с остальными, но он и без того задержался на половине Месье. Увы, Морель не принадлежал к его штату. Он был главным камердинером Мадам, и это его безмерно угнетало. А ведь в самом начале всё было не так. Когда шевалье предложил ему эту должность, Морель согласился и легко выложил за неё кругленькую сумму. Ему нравилась мысль, что отныне он придворный. Его не смущало, что ему, по сути, придётся заниматься шпионажем. Морель прекрасно знал, сколько неприятностей шевалье доставила первая Мадам, Генриетта Английская, он разделял мнение, что необходимо приглядывать и за второй. Елизавета Шарлотта Пфальцская не была дурой. Она понимала, зачем к ней приставили Мореля и ненавидела его. Она не упускала возможности сказать ему колкость. Она проходилась по его свежекупленному дворянству, которому не было ещё и ста лет, по его склонностям. Морель отвечал ей, но в рамках приличия. У него были связаны руки. Даже теперь, когда Мадам утратила остатки симпатии Месье и начала утрачивать симпатию короля, с ней всё равно приходилось считаться. Она была второй по значимости дамой королевства. А кем был Морель? Прихвастнем шевалье де Лоррена и содомитом, имя которого навечно связано с отравлением Генриетты Английской. Тем не менее Морель старался не поддаваться мрачным мыслям. По натуре он был оптимистом. Старался с иронией смотреть как на себя, так и на окружающих. Пока он шёл к Мадам, всячески потешался над своей натурой. Ой-ой-ой, его испугала вздорная немка. Какой он, однако, нежный. Как бы в обморок не упасть в её присутствии! Представив себе подобную сцену, Морель ухмыльнулся. Он уже пересёк галерею Аполлона, что соединяла оба крыла дворца. Его нога ступила на вражескую территорию - на половину Мадам. Здесь дам было куда больше, чем кавалеров. Завидев Мореля, некоторые из них хмурились и неодобрительно качали головой. Но большая часть всё-таки не обращала на него внимания. Дамы знали, что Морель был безнадёжным содомитом и даже не пытались строить ему глазки. К чему тратить стрелы любви на того, кто облачён в непробиваемую броню? Мореля такое положение дел вполне устраивало. - Чем сейчас занята её высочество? – спросил Морель у лакея, который с невозмутимым видом шёл ему навстречу. - Её высочество у себя в кабинете, - ответствовал лакей. – Уединилась для того, чтобы ответить на письма. Морель кивнул и направился дальше. Комната за комнатой оставались позади. Их стены были обиты дамасской тканью разных цветов: голубой, зелёной, фиолетовой, красной. Повсюду висели картины. Солнце прибавляло блеска позолоченным элементам мебели и декора. Перед белой двухстворчатой дверью кабинета, тоже обильно украшенной позолотой, Морель остановился. Его появление заставило умолкнуть тихо беседующих дам. Их взгляды упёрлись в него. Дамы ждали, когда Морель или войдёт в кабинет, или уберётся восвояси. При нём продолжать разговор не решались. - Мне надо повидать её высочество, - сказал Морель лакеям, скучавшим поблизости и похожим друг на друга, словно близнецы. – Доложите об этом. Один из лакеев поклонился, поскрёбся в дверь и скрылся в кабинете. Морель услышал его приглушённый голос. Затем заговорила Мадам. Она звучала куда как громче. Морель мог разобрать почти каждое слово. Мадам выражала недовольство тем, что её потревожили. Лакей ещё не вышел обратно, а Морель уже знал, что сразу его не примут. Ему придётся подождать. Вздохнув, он отошёл к окну. Его взору предстал внутренний двор. На улице ничего интересного не происходило. Слуги спешили по дворцовым делам. Парочка гвардейцев в синих камзолах быстро пересекла двор. Кому-то вели гнедую лошадь. Морелю было очень скучно. Но из гордости он старался этого не показывать. Он продолжал стоять у окна, заложив руки за спину. Из-за утренних упражнений в фехтовальном зале у него появилась боль в пояснице. Ему пятьдесят один год, шутка ли. Наконец он услышал, как лакей любезно окликает его. Морель медленно отвернулся от окна и с непроницаемым лицом прошествовал в кабинет. Пока он кланялся, подметая перьями шляпы пол, за его спиной с тихим скрипом затворилась дверь. Он остался с Мадам наедине. Мадам сидела за столом. На её полном лице застыла неприязнь. Морель был подобен для неё говорящему таракану. Всё в нём вызывало гадливость. Мадам очень хотелось дёрнуть плечами, но она удержалась. - Что вам понадобилось? – сухо спросила она. - Я прошу о небольшом отпуске, ваше высочество, - Морель не обратил внимания на её тон. Мадам вскинула брови. - Отправитесь за ядом для меня? Морель изобразил непонимание. - Мне надо повидать родню, ваше высочество. Мадам фыркнула. - Неужто спуститесь в преисподнюю? Ни один мускул не дрогнул на лице Мореля. - Увы, мне предстоит более долгий путь. Я родом из Марселя, ваше высочество. Мадам помолчала. Её злило то, что ей не удаётся разозлить Мореля. Кем он себя возомнил? Настоящим дворянином с хорошей выдержкой? Смешно! - Чинить препятствия я не стану, езжайте, - сказала она. - Мне в радость не видеть вас. Чтобы дать понять, что разговор окончен, Мадам небрежно махнула рукой. Так велят уйти глупому и нерасторопному слуге. Морель небрежно поклонился и крутанулся на каблуках. На его виске пульсировала жилка, но под пышным каштановым париком этого не было видно. Сделав несколько шагов, он оказался у двери, ещё шаг и переступил через порог. Ещё пятнадцать больших шагов и приёмная, запруженная дамами, осталась позади. Морель выдохнул, улыбнулся. Он был уверен, что больше ничто не омрачит его день. Маникан только что вернулся с прогулки. Каждый день, если не лил дождь, он в одиннадцатом часу утра выходил из дома, брал наёмный экипаж и ехал в один из парижских парков. Особенно ему нравился Тюильри. Но и Люксембургский парк был неплох. Маникан гулял, как правило, до самого обеда. Прохаживался по дорожкам из гравия, сидел на скамейках, стоящих в тени раскидистых деревьев, любовался цветами. Когда солнце утомляло его, он нырял в первый попавшийся наёмный экипаж и возвращался на улицу Святой Анны. Сегодня, как и в любой другой день, Маникана по возвращении ждал горячий обед. Немногочисленная прислуга - кухарка, горничная да старый лакей Дюфор - давным-давно выучила его расписание. Все трое любили своего господина за мягкий нрав и заботились о нём. Маникан снял шляпу, перчатки и вручил их Дюфору, ворчащему о том, что в такую жару было бы разумнее остаться дома, и прошёл в столовую. Улыбнулся кухарке, ответил горничной на пустячный вопрос и сел за стол. С кухни пахло жареным мясом и супом. Маникан расстелил салфетку на коленях. Кухарка и горничная суетились, накрывая на стол. Маникан терпеливо ждал, когда же перед ним поставят тарелку. Он думал о том, какой сегодня славный день. Жара вообще-то немного спала. Воздух уже не был подобен прозрачной стене, о которую легко расшибить лоб. В нём чувствовалась свежесть. Стук в уличную дверь застал всех врасплох. Кухарка и горничная переглянулись, раздалось шарканье Дюфора. Он шёл открывать. - Иду, иду, - громко ворчал он. – А! Это вы, господин де Волон. Вот так сюрприз. Мы вас не ждали. Маникан, услышав имя возлюбленного, а потом и его голос, просветлел лицом. Не успел он оторвать задницу от стула, как Морель уже был в столовой. - Прощу прошения за то, что явился без предупреждения, - сказал Морель. Его плащ был в дорожной пыли. Дюфор со вздохом его принял. - Надеюсь, тому причиной ваш сердечный порыв, - радостно улыбнулся Маникан, привставая. – Пообедаете со мной? - Ещё бы! Обожаю стряпню вашей кухарки! - Морель подмигнул зардевшейся почтенной даме. – У меня к вам предложение, Бернар. Но оно подождёт. Морель уселся за стол и взял Маникана за руку. И кухарка, и горничная, и, уж конечно, Дюфор прекрасно знали, какие отношения связывают их господина с его гостем. Но они смотрели на это сквозь пальцы. Какая им разница, с кем их господин делит постель? Главное то, что он добр и щедро платит. Маникан, дождавшись, когда прислуга на минуту выйдет из столовой, быстро поцеловал костяшки пальцев Мореля. - Меня пугает, что вы внезапно примчались из Сен-Клу, - признался он. - Бернар, ей-богу, всё в порядке, - заверил Морель и с нежностью коснулся его загоревшей щеки. Услышав приближающиеся шаги, они отпрянули друг от друга и выпрямились на стульях. - О, мой любимый сырный суп, - Морель потёр руки. – Жанна, ты волшебница! - Ну что вы, господин де Волон, - хмыкнула кухарка. – Вы просто желаете польстить мне. Наверняка повара королевского брата готовят лучше безграмотной старухи. - Я этого не заметил, - искренне сказал Морель. В животе у него заурчало. Пока кухарка разливала суп по тарелкам, Морель и Маникан молчали. Но они улыбались и переглядывались, как влюблённые школяры. Парой они были вот уже десять лет, но общество друг друга им не надоедало.* - Вы загорели ещё сильнее, - сказал Морель. – Вам идёт. Маникан улыбнулся, как и всякий раз, когда не знал, что сказать. Морель не отрывал от него взгляда. Ему нравилось, как сияют голубые глаза Маникана на посмуглевшем лице. Ему нравилось, что волосы Маникана цветом напоминают новенькие золотые монеты. Даже в сумрачный день казалось, что на Маникана падают лучи солнца. Мореля это всегда завораживало. - Какого вам вина, господин де Волон? – спросила горничная. Когда Морель ответил, что любое сгодится, она наполнила его бокал бургундским. Через минуту в столовой не осталось никого из прислуги. - Утром говорил с Эффиа, - Морель подул на ложку с супом. – Он весел и доволен. По-моему, никто не радуется окончанию войны так, как он. Маникану было отрадно слышать это. С тех пор как граф де Беврон, возлюбленный Эффиа, уехал во Фландрию на войну, Эффиа переменился. Взгляд постороннего или рассеянного человека не заметил бы перемены, но Маникан отчётливо видел, что его друга снедает великая тревога. Эффиа боялся, что Беврона убьют. Но теперь, когда в Регенсбурге подписаны мирные договоры с императором и королем Испании, бояться нечего. Беврону, который ныне восстанавливается после ранения, не придётся возвращаться на поле боя. До начала новой войны ему ничто не грозит. Эффиа заслужил эту счастливую передышку и пусть она длится сто лет. - Надо бы навестить его, - подумал вслух Маникан. - В ближайшее время ничего не получится, Бернар, - Морель активно работал ложкой. Когда он поднял взгляд от тарелки, Маникан вопросительно смотрел на него. - При дворе началась череда празднеств, - пояснил Морель. – Бал следует за балом. Его величеству угодно отпраздновать победу с размахом. А как иначе? Другими словами, Эффиа страшно занят. Раньше осени не свидитесь. - О… - произнёс Маникан. Он огорчился и сразу же устыдился этого. - Но вам тоже не придётся скучать, - Морель накрыл его руку своей. – Я еду в Марсель. К моей племяннице сватается один тип. Мой племянник просит, чтобы я собственными глазами взглянул на него. Сам он не может принять решение. Ему не достаёт опыта. Я хочу, чтобы вы составили мне компанию. Соглашайтесь, Бернар. Мы отлично проведём время. Для Маникана это было неожиданное предложение. Он не заметил, как высвободил свою руку и спрятал её под столом. Одна часть его души желала присоединиться к Морелю, но другая, более разумная, подсказывала доводы против поездки. Во-первых, Маникан не желает изображать из себя друга Мореля. Будь он моложе на двадцать лет, возможно, счёл бы это забавным. Но теперь, когда к золоту его волос добавилось серебро, клоунада его не привлекает. Во-вторых, Маникан не желает сносить молчаливое осуждение родни Мореля. Они, вне всяких сомнений, легко догадаются о том, какие отношения связывают их дядю и брата с парижским хлыщем. Нет и нет. Маникан за свою жизнь вдоволь наелся осуждения. С него хватит. - Послушайте… - начал он, стараясь звучать как можно мягче. – Я вам буду обузой. Поезжайте один. Пусть ничто вас не отвлекает от дела и общения с дорогими людьми. Морель отложил ложку. Он знал, что сразу убедить Маникана не получится. Он был готов к долгому разговору. - Как давно вы покидали Париж? А Средиземное море видели хоть когда-нибудь? Марсель – дыра, тем не менее услаждает взор. Мы отправимся туда в самое лучшее время года. Вам понравится, Бернар, просто поверьте мне. Маникан опустил голову, пряча выражение лица. Но Морель заметил, что его губы упрямо поджаты. - Я не хочу, - еле слышно проговорил Маникан. – Пожалуйста, не сердитесь. Воцарилось молчание. Морель ощутил, как в нём вскипает раздражение. Он не мог не думать о том, что ради своей первой любви, ради знаменитого графа де Гиша, Маникан поехал в Германию. Неважно, что это было одиннадцать лет тому назад. Неважно, что Гиш тогда умирал. Важно то, что ради него Маникан был готов на поступки, а ради Мореля нет. Мелочные, гадкие, глупые мысли. Морелю было за них стыдно. Но они роились в его голове, подобно навозным мухам. Их жужжание заглушало голос разума. Чтобы не сорваться на Маникане, чтобы не обидеть его, необходимо было срочно уйти. Морель вытер губы салфеткой и выбрался из-за стола. - Что ж, Бернар, - сказал он с наигранным спокойствием. – Мне очень жаль. Но воля ваша. Маникан молча смотрел, как он скрывается в дверном проёме. Потом, опомнившись, кинулся за ним. - Куда вы? – спросил Маникан. – Вы же только с дороги. Морель натягивал поданные Дюфором перчатки. Изготовленные из тонкой кожи в Испании, они стоили больших денег. - В Сен-Клу, - коротко ответил Морель. – Меня ждут сборы. Чем раньше я отправлюсь, тем лучше. Ну, бывайте, Бернар. Он коснулся края шляпы, по-прежнему избегая смотреть на Маникана, и вышел за дверь. Дюфор пожевал челюстями, в которых не хватало многих зубов, вздохнул и зашаркал на кухню. До Маникана доносилось его ворчание. Оставшись в одиночестве, Маникан растерялся. Он всю жизнь уступал воле других. Почему на старости лет его не могут оставить в покое? Ему не нужно знакомство с семьёй Мореля. Не нужно! Но, похоже, Морель не на шутку обиделся. Впервые за всю историю их отношений! Маникану следовало сформулировать свой отказ тактичнее. Вот дурень! Почему он сразу не сообразил? Маникан вернулся в столовую, рухнул на стул, спрятал лицо в ладонях. Он чувствовал себя преужасно. Каких-то полчаса перевернули всё с ног на голову. - Сударь, подавать жаркое? – робко спросила кухарка, возникнув на пороге. - Боюсь, у меня пропал аппетит, - глухо отозвался Маникан. – Можете убирать со стола. Пока кухарка и присоединившаяся к ней горничная суетились, стараясь не создавать лишнего шума, Маникан невидящим взором уставился перед собой. Он не знал, что ему делать. Очень важно исправить случившееся между ним и Морелем до отъезда последнего, но как? Достаточно ли будет извинений? Маникан не был уверен. До самого вечера Маникана раздирали сомнения. Он поднимался в свою спальню и немного погодя спускался обратно. И так много раз. Намерение отправиться в Сен-Клу казалось ему то глупым, то единственно правильным. В итоге, чтобы положить этому конец, Маникан решил ехать. Но не к Морелю, а к Эффиа. Маникану был нужен мудрый совет. - Дюфор! – крикнул Маникан, сбегая по скрипучим ступеням. – Я еду в Сен-Клу! Вернусь поздно ночью или вообще утром! Не жди меня, ложись спать! - Но как же это, сударь? – Дюфор, держа руку на пояснице, шаркал из кухни. – До темноты осталось часа два. Не дай бог разбойников встретите! - Ерунда, Дюфор, - отмахнулся Маникан, набрасывая себе на плечи плащ и возясь с застёжкой. - Но… - открыл рот Дюфор. Договорить не успел. Маникан уже выскочил на улицу. Не сбавляя темпа, он зашагал по дороге. Он высматривал наёмный экипаж. Собственного у Маникана не было. Средства не позволяли. Но проблемой это никогда не оказывалось. В Париже было полным-полно наёмных экипажей. Заприметив один из них, Маникан махнул рукой и поспешил к нему. Ему удалось опередить другого кавалера. - Во дворец его королевского высочества в Сен-Клу, - на одном дыхании выпалил Маникан и, услышав цену, названную кучером, поморщился. По счастью, у него с собой было достаточное количество монет. Даже на обратный путь хватит. Устроившись на сиденье, Маникан вытащил из кармана платок и стёр с лица испарину. Карета тронулась. Копыта лошадей застучали по мостовой. Сердце Маникана тоже громко стучало. Он прижал ладонь к груди, призывая сердце успокоиться. Спешка и волнения плохо сказались на его самочувствии. Но он старался не обращать на это внимания. Ему надо было разобраться с другой, гораздо более важной проблемой. Почему он не желает знакомиться с семьёй Мореля? Это если не считать причин, сразу пришедших в голову. Неужто боится своим присутствием посеять разлад? Разумеется! Как не бояться? Собственная родня Маникана давным-давно перестала знаться с ним. Его круг общения сузился до парижских содомитов и сочувствующих им. Но зато Маникану комфортно с ними, он может не таиться и быть самим собой. Для такого, как он это роскошь. Маникан не готов отказаться от неё даже на короткий срок. Но любви нужны подношения. Она требует, что Маникан положил на алтарь свой комфорт. Ради графа де Гиша он жертвовал куда большим. Почему же он не поступится мелочью ради Мореля? Почему не поборет свои страхи ради него? Ох, наверное, бедный Морель задаётся теми же вопросами. Маникан застонал, заёрзал на сиденье. Его затошнило. Он отдёрнул шторку и принялся глядеть в окно. Карета уже оставила Париж позади. Теперь она катила по пригороду. Солнечный свет потяжелел. Домишки и церкви, деревья и кусты, все они казались покрытыми позолотой. Красота предзакатного часа, увы, не сумела унять смятение в душе Маникана. Он уповал на многомудрого Эффиа. Но до Сен-Клу ещё было ехать и ехать. Когда карета остановилась неподалёку от дворца, Маникан выбрался на улицу и пошёл вдоль позолоченной решётки. В окнах дворца мерцал свет, его фасад был подсвечен факелами. На улице - на газонах - тоже горели факелы, освещая подъездную дорожку. Сильные мира сего могли не страшиться темноты. У них было довольно денег, чтобы ночь превратить в день. Вход на территорию дворца охраняли гвардейцы. Маникан назвал им своё имя и сказал, что ему нужен маркиз д'Эффиа по срочному делу. Его сразу не впустили, велели ждать, где стоит. Пока один из гвардейцев ходил к Эффиа, чтобы выяснить, знает ли он Бернара де Лонгваля, сьера де Маникана, Маникан глядел на звёзды. Он очень надеялся, что Эффиа у себя, что он не развлекается в Версале или не поехал в Париж к Беврону. И то, и другое было очень возможным. Маникан заволновался пуще прежнего. Звёзды смотрели на него сверху вниз с холодным равнодушием. С таким же равнодушием вернувшийся гвардеец сказал, что Маникан может проходить. Перед ним открыли ворота. Маникан ступил на дворцовую территорию и пошёл к крылу, в котором располагались апартаменты Эффиа. Маникан не единожды бывал здесь, а потому знал дорогу. До него доносились смех и музыка. В больших окнах мелькали разодетые дамы и кавалеры. Они танцевали. Значит, бал сегодня даёт Месье, а не король. Маникану это было на руку. Он вошёл под своды дворца и быстро поднялся по лестнице. По пути ему постоянно попадались лакеи. Они несли бутылки с вином и свежие угощения. На Маникана лакеи внимания не обращали. Также Маникан проходил мимо развесёлых и раскрасневшихся кавалеров. Одни из них обнимали друг друга за талию, другие - лобызали друг друга. При Малом дворе содомиты всегда чувствовали себя вольно, а вино удваивало их храбрость. Наконец комнаты, открытые для всех, остались позади. Маникан упёрся в дверь, ведущую в апартаменты Эффиа. Деликатно постучался два раза. Ему тотчас открыл лакей в красивой ливрее. Выслушал его с любезным видом и ответствовал, что маркиз д'Эффиа ждёт его в кабинете. Знает ли господин де Маникан, куда идти? Маникан заверил, что знает. Он пересёк первую комнату, затем вторую, затем третью. Кабинет располагался в четвёртой. Дверь, ведущая в него, была приоткрыта. Маникан всё равно стукнул костяшками пальцев по выкрошенному в белый цвет дереву. - Входите, мой дорогой! – услышал он бодрый голос Эффиа. Маникан подчинился и проскользнул внутрь. Эффиа, до сего момента сидящий в кресле и отдыхающий от танцев, поднялся ему навстречу. Светло-карие глаза смотрели внимательно. Улыбка была искренней, но встревоженной. Маникан никогда-никогда не сваливался на голову, подобно нежданному снегу. А тут вдруг свалился. Эффиа боялся, что это не к добру. - Простите за столь поздний и неудобный визит, - сразу начал Маникан. – Ничего особенного не случилось. Дело в моей дурости. Я… поругался с Морелем. Если у вас есть пять свободных минут, выслушаете меня? Эффиа заметно расслабился. Жестом он указал Маникану на кресло и, прежде чем сесть самому, налил им вина. - Мой дорогой, я полностью в вашем распоряжении. Мне надоело танцевать. Балы следуют один за другим. Боже, как это утомительно, - Эффиа закатил глаза и протянул Маникану бокал. – Я жажду мельчайших подробностей. Маникан, мучимый жаждой, пригубил вино. Когда его горло было увлажнено, он приступил к рассказу. Эффиа, по своему обыкновению, слушал очень внимательно и не перебивал. - Не знаю, что мне теперь делать, - подытожил Маникан. Эффиа задумчиво потёр острый подбородок. - Мой дорогой, в первую очередь вы должны определиться, едете вы или остаётесь. - Но это самое сложное! - воскликнул Маникан. – Как мне поступить? Эффиа улыбнулся и покачал головой. - Это должно быть только ваше решение. Что вам подсказывает сердце? - Ничего! – нервно хохотнул Маникан. – В том-то и дело! Эффиа понимающе вздохнул. - Вообразите, что будет, если вы останетесь и что, если поедете, - посоветовал он. Маникан задумался. Если он останется, изведёт себя вопросом, а не лучше ли было поехать. Если поедет, наверное, постепенно втянется в путешествие. В конце концов, ему с Морелем очень хорошо. Необходимость притворяться его всего лишь другом – ерунда по сравнению с чувством вины и неопределённостью. - Если останусь, о покое придётся забыть, - со вздохом признал Маникан. – Но как быть с роднёй Мореля? Моё присутствие они сочтут компрометирующим. Вдруг я стану причиной большого разлада? Эффиа погрозил пальцем. - Мой дорогой, вы не можете знать этого наверняка. Морель теперь старший в семье. Кто ему слово поперёк скажет? Если племянник просит его о помощи, значит, у них добрые отношения. Маникан медленно кивнул, принимая довод. - Я поеду, - сказал он. – Поеду. - Уверены? – спросил Эффиа без нажима. - Теперь уверен, - повеселел Маникан. У него гора с плеч свалилась. – Спасибо вам! - Было бы за что! - Эффиа шутливо отмахнулся. Маникану хотелось расцеловать его в веснушчатые щёки и стиснуть в объятиях. Но вместо этого он просто спросил: - Как граф де Беврон? Как вы сами? - О, - Эффиа улыбнулся. – Жаловаться не на что. Беврон уже свободно пользуется рукой. Она ноет только в непогоду. Теперь, когда война позади, его решимость найти себе собственное жильё удвоилась. На следующей неделе мы приступим к поискам. Думаю, это будет как минимум интересно. Эффиа говорил оживлённо, его весёлость не была напускной. Маникан наблюдал за ним с большой дружеской нежностью. - Но обо мне поговорим в следующий раз, - вдруг оборвал себя Эффиа. – Мой дорогой, поспешите к Морелю. Помиритесь с ним. Маникан встал на ноги и в порыве всё-таки обнял Эффиа. - О, мой дорогой, - растрогался Эффиа и похлопал его по спине. – Не тратьте своё драгоценное время. На самом деле вы приехали не ко мне. Маникан ещё раз прошептал слова благодарности и, полный спокойной решимости, покинул кабинет. Морель ушёл с бала пораньше. У него для этого имелась уважительная причина. Ему надо было контролировать сборы. Слуги без подсказки не смогли бы решить, какие костюмы взять, а какие оставить и в каком количестве. Пока Морель складывал в сундучок туго набитые кошельки и некоторые драгоценности, слуги подходили к нему и показывали костюмы. Морель полуоборачивался к ним и бросал через плечо: "Да" или "Нет". На душе у него скребли кошки. Ему было погано из-за того, как он повёл себя с Маниканом. Разобиделся как безусый юнец. Какое недостойное поведение. Какая муха его укусила? И главное, что теперь делать? Прощение заслужить наверняка труда не составит. Маникан незлопамятен. Но его память всё равно сохранит эту ужасную встречу. В укромном уголке его души вполне может поселиться презрение. Этого Морель боялся больше всего. Он закрыл сундучок на ключ и вдохнул. Отвернулся от стола и обвёл взглядом спальню. Её пол был заставлен распахнутыми сундуками. Не слишком ли много вещей он берёт для короткой поездки? Он нуждается всего-то в нескольких сменах белья и в нескольких костюмах. Это в теории. А на практике он хотел напомнить своим родственникам, кем является. Придворным. Немаловажной персоной при Малом дворе. Пусть усвоят, что к нему нечего лезть с нотациями. Он сам кого хочешь научит уму-разуму. Впрочем, после смерти отца и старшего брата нотациями его не тревожили. Племянника и племянницу главным образом интересовали его рассказы о придворной жизни. Попасть ко двору было пределом их мечтаний. Морель не мог их винить. В Марселе было по-настоящему скучно. Тогда зачем же он звал с собой Маникана? Потому что всякий раз тосковал, разлучаясь с ним. Потому что из сентиментальных соображений хотел показать ему места детства. Потому что считал, что Маникану будет полезно подышать морским воздухом. Потому что в его компании время пролетит незаметно. Дни, проведённые в дороге, покажутся мгновением. Много причин. При этом ни одна из них не оправдывает обидчивости Мореля. Конечно, можно сослаться на утренний визит к Мадам. Именно тогда настроение Мореля окрасилось в мрачные тона. Но это позиция неудачника – винить в своих ошибках других. Морель неудачником не был. Завтра же он приползёт к Маникану и извинится перед ним. Хотелось сорваться в Париж тотчас, но Маникан к моменту приезда Мореля наверняка уже будет спать. Зачем будить его? Ради собственного спокойствия? Ну уж нет! Завтра для извинений тоже подходит. А беспокойную ночь Морель заслужил. - Почисти пистолеты, - сказал он своему доверенному слуге. – На дорогах развелось столько сброда. Слуга молча поклонился. Он и без Мореля знал, что путешествовать надо с оружием, иначе можно плохо кончить, но умничать не стал. Морель упёр руки в бока и задумался. У него было чувство, что он что-то забыл. Что-то важное. Ах да! Подарки для родни! Их надо купить тоже завтра. Потому что уже послезавтра Морель отправится в путь. Он это твёрдо решил. Погрузившись в мысли, он не услышал, как скрипнула дверь. Маникану пришлось приблизиться и кашлянуть, чтобы быть замеченным. Морель вздрогнул и поднял взгляд от ковра. - Я вас напугал? – спросил Маникан. Он казался смущённым. - Бернар! – воскликнул Морель, не веря глазам. – Я сплю? Маникан улыбнулся и потянулся к нему, желая прикосновением доказать, что не является сновидением. Морель перехватил его руку и поднёс её к губам. - Простите меня, - сказал Морель. – Сегодня я был настоящим ослом. Не передать словами как мне стыдно. Лицо Маникана удивлённо вытянулось. - О чём вы? Это я повёл себя как капризный ребёнок. Если ваше приглашение в силе, я бы хотел поехать с вами. Теперь пришёл черёд Мореля удивляться. Нет, он точно спит. Разве в жизни ссоры потухают так быстро? - Не принуждайте себя, чтобы угодить мне, - Морель приобнял Маникана и повёл его в кабинет. Маникан ответил молчанием. Но молчал он до тех пор, пока дверь не затворилась, скрывая их от любопытных взглядов. - Принуждение тут ни при чём, - проговорил Маникан. Его глаза блестели, щёки пылали как у больного. – Сегодня я весь день размышлял о том, чего же хочу. Теперь ответ более чем очевиден. Путешествие с вами – что может быть лучше? Морель не отрывал взгляда от любимого лица. Он страшился услышать фальшь в любимом голосе, но Маникан говорил горячо и искренне. Морель поверил ему. - Успеете собраться за день? – спросил Морель. – Если нет, перенесём… Указательный палец Маникана прижался к его губам, мешая договорить. - Успею, - уверенно сказал Маникан и улыбнулся. Морель обнял его и поцеловал в горячую щёку. Они помирились, чтобы больше не ссориться. Впереди их ждали море, солнце и много времени наедине друг с другом. Мерзопакостный день в финальной своей части превратился в хороший. Морель и Маникан утопали в нежности.
Вперед