Спасение утопающих...

      Одиннадцатое мая. 2-30 дачный поселок Журавлики. Ленинградская область.       Олегу потребовалось несколько часов, чтобы пояснить Грому и остальным, что именно с ним произошло в Сирии и почему он решил вернуться именно сейчас. Все это время Игорь держал Волкова на прицеле, однако, военного, кажется, это совсем не волновало. Он обыденно расхаживал по небольшому дому, снял с электрической плитки чайник и налил кипяток в приготовленные для незваных гостей кружки, где тут же всплыли листья смородины и мяты. Олег был спокойным, как удав.       — То есть вы хотели помочь Сергею сбежать? — подвела итог Света, пытаясь сложить все в единый пазл, но новые детали не давали составить цельную картину.       Пока Олег рассказывал о своей службе в Сирии и о последней встрече с с Сергеем, которая, как показалось профайлеру, прошла не очень, у троицы было время, чтобы осмотреться. Домик был совсем маленький. В углу, почти под самым потолком, висело несколько икон, покрытых толстым слоем пыли. У окна стоял стол, за которым они и сидели. Почти четвертую часть комнаты занимала печь. Рядом с ней ютилась кровать с продавленными пружинами и пара тумб, на одной из которых стояла плитка. У самого входа громоздился умывальник.       — Да, — Волков пожал плечами, — даже план подготовил, а потом один из знакомых сказал о том, что Серый сам сбежал, — он болезненно усмехнулся и занял табурет, — вы думаете, что ему там будет лучше?       — Лучше — не лучше, но ваш друг — больной на голову преступник, — фыркнул Гром, придвинув к себе чашку, — ему нужно лечение.       — А там его лечили? — парировал Олег. В отличие от Грома, он говорил тихо и спокойно, не повышая голос. Взгляд у него был холодный и даже отстраненный.       Грому нечего было ответить Волкову. Он и сам был не в восторге от того, что Сергея поместили именно в этом место. Обладая огромным состоянием, Разумовский мог заплатить за частную клинику, где им в самом деле бы занимались. Вероятно, даже стабилизировали его состояние, но Сергей не стал пользоваться такой возможностью. Про то учреждение, куда его направил суд ходили разные слухи. Кто-то говорил о профессиональной медицинской помощи и хороших врачах, а кто-то о том, что пациентов там калечат и даже пытают. Гром предпочел оградить себя от любых слухов относительно этого места. Ему итак было тошно от этого дела и от того, в каком состоянии Разумовский был на суде.       — Сейчас я жду документы из больницы. Если завтра до обеда не получу их, то Следственный Комитет начнет проверку по факту сокрытия важной для расследования информации, — строго сказала Светлана и Олег коротко кивнул ей, — заболевание Сергея — сложное и крайне опасное, как для него самого, так и для окружающих. Как правило, формируется в детском возрасте. Можете рассказать о том, каким было его детство?       — Хуевым, — резко ответил Олег, но тут же осек самого себя, — хреновым оно было. А каким же еще, он же в детском доме рос. Условия там знаете, не как на курорте. Да ему еще и доставалось от других детей постоянно.       Света пыталась понять, что именно стало отправной точкой в состоянии Сергея Разумовского. Почему у него появилось альтер-эго. Конечно, потеря родителей и буллинг могли стать причинами этого, но пока она не говорим с самим Сергеем, сказать что-то конкретное не получится. Ее настораживало то, что человек в столь нестабильном эмоциональном состоянии сейчас находится неизвестно где. Что если он травмирует себя или попытается убить? Захочет причинить вред другим людям.       — Мальчик изгой, подвергающийся травле, создает себе защитника в лице некой субличности, — усмехается Гром, — и эта субличность начинает творить всякую хрень. Его основная личность в этот момент чем может быть занята? Маргариту пьет или спит? — вопрос явно был адресован Гордеевой.       — Может и спать, — ответила женщина, — он в самом деле мог не помнить ничего того, что делала субличность. Олег, у вашего друга во времена детского дома не случались провалы в памяти?       — Не знаю, — Волков пожал плечами, — но за несколько лет до того, как туда попал я, в детском доме произошел пожар. Погибло трое мальчиков примерно лет десяти.       — Разумовского они не особо любили? — молчавший до этого Дубин, вмешался в разговор. Олег ответил коротким кивком, — думаю, что стоит поехать в приют снова и узнать про этот пожар и другие подобные случаи. А еще в университет, где учился Разумовский. Вдруг там тоже кто-то погиб во время пожара.       — Значит ты этим займешься, — Гром похлопал Диму по спине, — а мы будем заниматься другими версиями, они же у нас есть? — пока что он смутно представлял, как им искать поехавшего на голову предпринимателя, интеллект которого выше, чем у каждого из них, если не у всех вместе взятых.       — Есть, — ответил Олег, — выбить дурь из его лечащего врача. Потому что этот тип мог довести Сергея до побега, чтобы потом сделать его условия пребывания в дурке еще более невыносимыми, — произносит Волков.       Света усмехается. Его версия казалась ей довольно логичной. Про Рубинштейна Гордеева знала немного, только то, что он падок на интересные клинические случаи, а Разумовский как раз был таким. Его расстройство личности имело нетипичные проявления, некоторые из которых не были указаны даже в МКБ (Международная Классификация Болезней). Светлана получила данные о первичной психиатрической экспертизе Сергея Разумовского, которую сделали сразу после его ареста. Сведений там было достаточно, чтобы понимать специфику течения расстройства.       — Рубинштейн использует на своих пациентах гипноз, — сообщила Гордеева, — чтобы заставить их переживать травматичный опыт, который привел к расстройству. Но эта методика не так безопасна, как может показаться, и мы не можем точно знать, что психиатр внушил Разумовскому.       — Думаете, что врач может быть для него опасен? — недовольно уточнил Гром, так как слова профайлера заставили его снова ощутить себя виноватым. Если Рубинштейн пытал Разумовского или просто накачивал его препаратами без особой на то нужды, то следовало найти для Сергея другое место, где ему в самом деле будут помогать.       — Я не могу делать такие выводы, майор, только строить гипотезы, — заверила его женщина, — как только будет получена копия истории болезни Разумовского, я тщательно ее изучу и вынесу необходимые для расследования решения.       Она не хотела клеветать на уважаемого коллегу, который имел куда больший опыт работы, чем Света. Да, у нее были некоторые опасения на счет методов работы Рубинштейна и их безопасности для пациентов, но она сама использовала гипноз во время терапевтических сессий, когда понимала, что пациент не в состоянии говорить о своих травмах прямо. Или когда они были так глубоко, что пациент не осознавал их.       Дубин и Игорь ушли к машине, чтобы забрать какие-то вещи, Света осталась с Олегом, чтобы более подробно расспросить об их с Сергеем детстве. В детском доме ей дали несколько характеристик на Разумовского, когда тому было лет десять — пятнадцать, так что женщина имела некоторое представление о том, как проходил процесс формирования его личности.       — Его вообще возможно вылечить? — с опаской спрашивает Олег. Пока они со Светой говорили о прошлом, то он много думал о том, было ли видно, что с его другом что-то не так.       Чувство вины было готово сожрать Волкова с потрохами. Что если он бросил друга в самый ответственный момент, когда тот в нем нуждался сильнее всего? Олег вспомнил их последний разговор. Это произошло через пару недель после того, как Волкова отчислили с экономического факультета СПбГУ, куда он поступил сразу после окончания школы. С самого начала учеба давалась ему плохо, то ли дело Сергей, который сдавал сессии на одни пятерки и всегда был лучшим студентом на потоке. Олег не смог сдать макроэкономику на зимней сессии второго курса и ему пришла повестка из военкомата. Закон есть закон. Если у тебя не оснований, то ты идешь в армию, у Волкова не было оснований и он собирался на срочную службу. Сергей взбунтовался, считал, что Волков бросает его одного, даже предлагал уладить вопрос — тогда еще было можно заплатить миллион в фонд министерства, чтобы тебя не забрали, но это не считалось взяткой или подкупом, просто возмещением. Олег не хотел брать у друга деньги, так как знал, что Разумовский только начал зарабатывать крупные суммы, да и в другой ситуации тоже бы не стал.       — Это не лечится, — с сожалением сказала Гордеева, — но можно добиться стабильности, личностной целостности и сгладить симптомы. Адекватная психотерапия и препараты.       — Вы уже лечили подобное? — Волков подумал о том, что если они найдут Сергея, то ему все равно будет нужна помощь специалиста. Света, несмотря на то, что она была сотрудницей СК, вызывала у Олега больше доверия, чем ее коллеги из психушки, где уже был Разумовский.       — Да, купировала, — честно сказала женщина, — и я знаю, о чем вы сейчас спросите — могу ли я помочь вашему другу. К сожалению, я не могу ничего обещать. Я не знаю, как сильно зашла субличность Сергея и насколько сильно укоренилась.       — В любом случае, сначала нам надо его найти, — тяжело выдохнул Олег.