По ту сторону

      Красиво, — думает Микаса, смотря на узоры хны.       Безумно красиво.       — Хны почти не видно, — грустным голосом сказала служанка, что вместе с Аккерман рассматривала рисунки на руках невесты.       Не видно. Да, это так. Линии узоров практически одного цвета с кожей девушки, из-за чего нужно присмотреться, чтобы хоть что-то разглядеть. Но даже это не портило красоту.       В голове промелькнула мысль, что предание, которое было рассказано вчера художницей — правда. Хны почти нет, точно также, как и чувств между ней и мужчиной.       Но Микасе все равно. Её это не интересует, не волнует.       Всё равно. Абсолютно.       Закрывает глаза и откидывается на спинку кресла. Девушка что-то говорит про подготовку, иначе опоздают на церемонию, но Аккерман не торопится. Знает, что не имеет значения: придет она на свадьбу вовремя или опоздает, процесс бракосочетания все равно состоится. Поэтому можно и посидеть немного. Идеальный вариант.       По крайней мере для неё.       Не хочет. Честно, не хочет туда идти, готовиться.. и ради чего? Чтобы выйти замуж? Да уж. Замечательно.       — Как тебя зовут? — спрашивает девушку, потому что понимает, что сегодня придётся слишком много и часто с ней взаимодействовать       — Анна, — быстро отвечает служанка, широко улыбаясь, — Ваш наряд уже готов, пожалуйста, давайте поторопимся.       Микаса тяжело вздыхает. Приходит понимание, что за опоздание ей может достаться от Леви. Не хочется подставлять ни в чем не повинную девушку, поэтому Аккерман встает с кресла и подходит к кровати, на которой красиво и аккуратно лежало свадебное платье красного цвета, расшитое золотыми нитями. Платье красивое, безумно красивое, но оно не для неё. Вот, что понимает Микаса.       Наклоняется и проводит рукой по роскошной ткани, проводит пальцами по золотым узорам, а после берёт в руки платок от платья, подносит к лицу и закрывает глаза.       Тяжесть. Боль. Ужас.       Ничего больше она не чувствует. Как там говорят другие девушки? День свадьбы — самый счастливый день в жизни любой невесты? Тогда почему Микаса в свой «счастливый день» готова хоть головой биться об стенку, лишь бы все закончилось? Чтобы оказалось кошмаром?       Микаса хотела выйти замуж. В детстве мечтала об этом, как и все девочки, представляла как это будет. И сейчас хочет. Безумно хочет.       Но за Эрена.       За Эрена, что спас её, дал возможность продолжить жить, впустил в свою семью, стал смыслом для существования.       За Эрена, что предал её, продал, отдал, подарил.       Жалеет ли юноша об этом? Нет, наверное нет. Живёт своей жизнью и радуется, что в одно мгновение стал героем и надеждой людей на спасение, а о названной сестре даже не вспоминает.       Забыл, — понимает девушка, — Забыл и даже не вспоминает.       — Красивое платье, — говорит тихо, почти шепотом. Устала. Безумно устала. Не хочет ничего, только спать. Спать вечным сном. Чтобы этот кошмар, наконец, закончился.       Но не все желания сбываются.       — Оно не сравнится с вашей красотой, — Аккерман усмехнулась, понимая, что Анна пытается втереться в доверие с помощью лести. Может, делает так, чтобы после ей дали денег побольше. А может — говорит правду.       — А где вторая девушка? — только сейчас она заметила, что Анна одна.       — Её наняли другие люди, — неловко улыбается, словно пытается что-то скрыть, но Микаса сразу понимает — к ней приставили рабынь, одну из которых «владелец» перепродал, а это не законно. Служанка врёт не потому, что ей неловко говорить о своём положении, а потому, что в противном случае власти начнут разбираться в этом вопросе, а это не выгодно никому. Аккерман молча кивает, так как ей всё равно. Разумом понимает, почему именно рабыни — им никто, в случае чего, не поверит, они ничего не расскажут, не предадут. Все, что важно для таких людей — деньги и золото, которые им заплатили. Личность Микасы до сих пор скрывают… Или нет? Не после той выходки, которую она устроила. На эмоциях девушка при всех назвала Леви своим будущим супругом. Есть ли шанс того, что кто-то из солдат начнёт пускать слухи в городе? Есть. Есть ли шанс того, что военнослужащих запугают и запретят об этом судачить? Тоже есть.       Бросает платок от платья на кровать, закрывает глаза и вздыхает. Тянет руки к лямкам ночного одеяния, неуверенно стягивая с плеч ткань, что падает комком на пол, обвивая ноги девушки. Стоит абсолютно голая, прикрывает руками грудь и ждёт. Анна помогает надеть ночнушку красного цвета, после подаёт теплые чулки и ленточки к ним, что оказываются привязаны на бедре, тем самым препятствуя скатыванию ткани с кожи. Надевает туфли на небольшом каблуке и чуть не падает — служанка успела подхватить под руку и лишь неловко улыбнулась. Хотела рассмеяться — было видно сразу, но, все же, сдержала себя и ограничилась неловкой улыбкой, а у Микасы в голове пронеслась мысль:       Всё это не для неё.       Молчит и терпит, потому что по-другому уже ничего не будет. Придётся привыкнуть ко всему. К платьям, украшениям, новому образу жизни, новом дому… К Леви.       Анна начинает затягивать корсет, а Микаса лишь посильнее сжимает кулаки, всем сердцем желая, чтобы эта пытка наконец закончилась. Но приходит понимание, что теперь вся её жизнь — сплошная пытка. И закончится она только со смертью самой девушки.       Спустя примерно десять минут Микаса смотрит на своё отражение в зеркале и...       Понимает, нет, окончательно осознаёт, что вся эта цветная обёртка — не для неё и не её.       Её нарядили словно куклу на праздник и сейчас будут хвастаться, но...       Что «но»? Что «но»?       — Закончим уже в свадебном зале, — говорит служанка, складывая украшения и аксессуары для макияжа в сумку, — Мы уже опаздываем, накрашу вас там и украшения там наденете.       Микаса кивает, молча берёт в руки дорожный плащ и, накидывая его на плечи, направляется к выходу из комнаты.

***

      — Не правильно всё это, — в тысячный раз повторяет Конни, сидя на ступенях у входа в свадебный зал.       — Ты это повторяешь уже в сотый раз за сегодня, — уныло проговорил Жан, который сидел рядом с другом, — Смысл от этого? Мы ничего не сможем изменить, как бы нам не хотелось, — Кирштейн опер свои локти о колени и, положив на ладони подбородок, смотрел вперёд, наблюдая, как по дороге проходят люди и проезжают кареты. Интересная картина. Проходят дети с родителями, что просят тех купить им что-нибудь вкусненькое, вдалеке где-то идёт пара, что рассорилась и сейчас пытаются помириться, но, судя по крикам, безуспешно. Небольшая компания подростков — бегают по улице, играют в снежки, а тем, кому все надоело, начинают драться. Все это прекращается в один миг, стоит рядом оказаться военным. Всех разгоняют по домам и на некоторое время на улице становится тихо. Так тихо, что начинает в ушах звенеть, а в голове появляются не самые приятные мысли.       Рядом с ними сидят Саша, Имир и Криста. Девушки точно также опечалены. Даже вечно раздражающая Имир сегодня не особо идёт на контакт, предпочитая молчать, а если уж и разговаривала с кем-то, так это с Кристой, которой время от времени становилось скучно.       Райнер и Бертольд ушли внутрь, сказав, что им холодно. Жан не знает, может правда так, а может и нет. С одной стороны — им выдали зимнюю форму и холодно вроде быть не должно, но с другой — сегодня своеобразный праздник и всех просили нарядиться. Может и вправду в одном платье и куртке холодно? Тогда почему Саша и Криста не жалуются? Сам он — на пару с Конни — надел парадную форму, а в ней довольно комфортно...       — А может все обойдется? — голос Блаус прозвучал так тихо, словно она случайно озвучила свои мысли.       Обойдется? Может, но что? Свадьба сорвётся? Ага, конечно. Здесь столько военных, что даже титаны не решатся в этот день напасть на стены. Кто-то из виновников торжества откажется от бракосочетания? В это верилось с огромным трудом.       Девушке никто не ответил, все сделали вид, что не услышали. В конце концов, все детали уже по несколько раз обсуждались. Что сейчас то может измениться? Их разговоры делу не помогут, а значит и вести их не обязательно.       Это бессмысленно.       — Руки болят? — спросила Имир, обращаясь к Конни и Жану, но не отрывая взгляда от неба.       Парни молчат, явно не желая отвечать на вопрос подруги.       Болят, и очень сильно. Но они сами виноваты. Сами полезли в драку с Эреном. Казалось, что всё начиналось как обычно: Йегер пришёл в казармы к друзьями, чтобы всё объяснить и поговорить, а также просто провести время с ребятами. И по началу так и было. Эрен все рассказал. Рассказал так, словно пытался оправдать себя и попросить прощения за эту ситуацию, за весь этот цирк. И даже, как казалось, все его поняли. Оказалось не все. Жан сидел у себя на кровати и смотрел в окно, пока Эрен общался с ребятами. Сидел в стороне и пытался понять, как этому недотитану самому не противно от своих оправданий? Или реально думает, что сейчас его послушают, посочувствуют и в итоге скажут, что он поступил правильно? Жан не может говорить за всех, но сам он понял только одно: Эрен — чёртов эгоист, который ради собственной безопасности готов пожертвовать всеми, если это потребуется.       После была сказана фраза, на которую не реагировать Кирштейн просто не мог. — Я уверен, Микаса обязательно будет счастлива.       Счастлива она может и будет. Жан очень хочет на это надеяться и будет молиться всем существующим и несуществующим богам, только бы улыбка не сходила с лица Микасы, но решать это явно не Эрену. А если бы этот дурак согласился бы на брак со стариком, который завтра сдохнет, он бы что сказал? Тоже же самое, что и сейчас. Юноша уверен, что да. Говорил бы и пытался убедить в этом всех, в том числе и самого себя. Лишь бы не чувствовать вину. Хотя о чем речь, если он и сейчас её не испытывает и думает, что поступил правильно?       Как началась драка, Кирштейн не помнил. Опомнился лишь тогда, когда случайно ударил Конни, который пытался растащить друзей в разные стороны и прекратить драку, но ничего не вышло. Эрен, находящийся во власти ярости в тот момент, просто отшвырнул Спрингера в сторону, чтобы, так сказать, не мешался.       В итоге, на грохот и крики прибежали старшие офицеры. Все в миг прекратилось. Йегера увели в крыло элитного отряда, чтобы там он находился под «стражей», а Жана и Конни отправили в больничное крыло.       — Всё норм, — отмахивается Спрингер, тяжело вздыхая, — Обычное растяжение связок.       — Извини, — спустя несколько минут молчания тихо проговорил Жан. Ему было безумно стыдно перед другом. В конце концов, получить должен был не он, а недомонстр, — Это я виноват. Сам не знаю зачем затеял это всё…       — Да забей, Жан, — усмехается юноша, здоровой рукой ударяя друга в бок, — Это — мелочь по сравнению с тем, что было в кадетском училище       — Это да, — ухмыляется в ответ, а после улыбка пропадает с его лица, — Сказал бы мне кто, что вместо военной полиции я вступлю в разведку по собственному желанию…       — Но ведь вы вступили, — перебивает Саша, улыбаясь ему, — Значит так нужно было. А вдруг, — девушка резко поднимается с места и садится рядом с Жаном, хватая того за руку и прижимая к себе, — Вы, благодаря своим знаниям, добьётесь какого-нибудь звания?! Или же отличитесь на вылазках?! Убьёте огромное количество титанов?!       — Да с моим везением скорее огромное количество титанов прибьёт меня, — неуверенно проговорил он, а после нескольких минут молчания продолжил, — И если уж я смогу получить высокое звание, то вы — тем более. Представьте: все мы — верхушка разведкорпуса. Ужасно богатые, сильные и влиятельные люди.       — И где же мы найдём это богатство? — иронично спросила Имир, разрушая все мечты Жана, — Солдаты — люди, у которых нет нихуя. Нам всю жизнь жить на то, что выделяет королевская казна.       — Но капитан Леви богат. Ужасно богат, — говорит Криста, — Ходят слухи, что даже Король одалживает у него деньги. У него есть земли по всему королевству. Даже в потерянной Марии.       — Капитан Леви — Аккерман, — говорит Имир обыденным тоном, словно объясняет ребёнку элементарные вещи, — Король готов сам ему в постель прыгнуть, лишь бы задобрить его. Наш правитель одаривает его всем, чем только можно. Те же самые земли. Вы же слышали слухи о том, что несколько лет назад Леви был главой разбойной банды? — девушка дождалась, пока все кивнули и продолжила, — Не знаю, что там приключилось и как военные оказались в подземке, но в итоге капитана схватили и силком отправили служить в разведку. Король прознал об этом, но ничего не делал, так как сомневался, но когда появились слухи о том, что новобранец из разведкорпуса слишком силён и не идёт ни в какое сравнение с самими сильными офицерами, решил держать его поближе к себе. Титулы, земли, дома, фирмы и предприятия — одаривал всем, чем только можно и нельзя. И если верить слухам — то половила королевства принадлежит ему. Он спонсирует разведку и иногда гарнизон. Хотя нет, тем он даёт в долг под процент, а вот военную полицию он не очень любит. Собственно, как и они его. Но, несмотря на это, он довольно редко занимается своим имуществом, отдавая предпочтение военному делу. И это при том, что изначально он не хотел служить.       — И откуда ты всё это знаешь? — с издёвкой спрашивает Конни.       — Вам, мальчики, нужно поменьше спать в выходные и хоть изредка выходить в город или хотя бы в ближайшую деревню, — обращается к Жану, — Будете знать хоть, что в мире творится, или же, — на губах девушки расползается хитрая ухмылка. Смотрит прямо на Жана и продолжает, — Например, научитесь говорить с девушками. Там полным полно учителей с огромным опытом.       — Ты на чё это намекаешь, стерва? — Кирштейн прищуривается, недовольно смотря на подругу.       — Да так, не обращай внимания, — уходит от ответа, отворачивая взгляд в сторону, а на лице каждого появляется улыбка. В конце концов, уже все заметили, что он, Жан Кирштейн, мастер пространственного маневрирования, человек с лошадиной морд… Кхм, с лицом небывалой красоты, теряется рядом с Микасой, заикается и краснеет до такого состояния, что даже двух слов не может связать и вложить с них хоть какой-либо смысл.       Спустя несколько минут они не выдерживают и начинают смеяться. Все. Вот чего им не хватало. Им всем. На самом деле, все бы они отдали что угодно, лишь бы всё вернулось на круги своя. Чтобы снова каждый день лицезреть дурачества Конни и Саши; наблюдать, как Блаус наказывает инструктор; наблюдать за драками Жана и Эрена, которые завязались из-за какой-нибудь ерунды; выводить Энни из себя; тренироваться с Райнером; угадывать погоду по позам Бертольда, пока тот дрыхнет без задних ног; наблюдать за милой Кристой, что пытается всем и вся помочь и оказать поддержку; за вредной Имир, что за словом в карман не лезет… Но всё изменилось.       Они изменились.       Скажи несколько лет назад им, дуракам, которые только и делали, что мечтали вступить в военную полицию, что все перевернётся с головы на голову до такой степени, что все они вступят в разведку… Рассмеялись бы в лицо и не поверили бы. Уж Жан точно так бы и сделал. А ещё бы избил в добавок, чтобы шутить над ним больше так не смели.       Но, к их сожалению, это не шутка, а правда.       Жестокая правда. Но от неё, как и от реальности, никуда не деться.       Молчат. Молчат и не знают, что сказать. Каждый смотрит в сторону и тяжело вздыхает. Понимают, что хотят домой, но у них нет дома. И родных у них нет. И семьи у них нет. От всего отказались, когда приносили присягу. Но они есть друг у друга. Этого достаточно. За годы, проведенные вместе, сблизились настолько, что теперь жизнь не могут представить друг без друга.       — Карета въезжает, — говорит Саша, пустым взглядом наблюдая, как солдаты открывают ворота, отдавая честь. Наверное, какая-то важная шишка, хотя все уже вроде приехали и ждут только… — Карета… Микаса!       Саша, Конни и Жан тут же вскочили и подбежали к карете, что уже остановилась, и стали с нетерпением ждать. Имир и Криста невольно улыбнулись, смотря на эту картину, и тоже поспешили подойти. Ведь соскучились также сильно, а может даже больше. Время словно замедлилось, ведь всё длилось безумно долго. И, как назло, вместо Аккерман вышла какая-то шатенка, что склонила голову, увидев новобранцев, думая, что перед ней стоит кто-то из верхушки.       Неужели ошиблись? — подумали ребята, разочаровываясь. Они ведь специально вызвались сторожить вход, чтобы хоть на мгновение увидеть Микасу и попытаться с ней поговорить.       — Чёрт… — раздосадованно проговорил Конни, — Сколько же можно готовиться? — юноша уже хотел было вернуться и занять свой пост, а именно — нагретую ступеньку, и продолжать ждать, но следом за шатенкой выходит девушка в алом платье и дорожном сером плаще, с короткими волосами…       — Ребята, — удивленно проговорила Микаса, явно не ожидавшая встретить друзей здесь, — Что вы… — не успевает та договорить, как Саша тут же накидывается на подругу и начинает громко плакать, уткнувшись лицом в плечо Аккерман, словно потерявшийся ребёнок, что наконец нашёл свою маму. Все смотрели на них и молчали, только Анна пыталась тихим шлепком поторопить невесту, ведь они и так уже сильно задерживаются, а им ещё нужно сделать макияж… Но Микасе было всё равно. Она нежно улыбалась и гладила Блаус по голове, пытаясь успокоить, говоря всякие глупости. Остальные же смотрели на эту картину с улыбкой. Они словно вернулись в кадетское училище, где происходило все тоже самое, что и сейчас: Саша, которую наказали, лишив ужина, плакалась в плечо азиатке. Только вот Микаса тогда не успокаивала её, а просто и без лишних слов запихала ей в рот свою булку хлеба. Лишь бы не слышать её рева.       — Микаса, — неуверенно начал Жан, — Ты уверена, что хочешь этого? Если нет, то мы…       — Жан, — перебила, не давая продолжить, так как не хотела это слышать. Все уже давно решила и менять ничего не собирается. Раз надо выйти замуж — так выйдет. Надо родить ребёнка — родит.       Лишь бы Эрена не тронули.       — А где Армин и Эрен? — среди всех она не замечает друзей детства и от этого сердце пропускает удар. Становится плохо только от одной мысли, что они оставят её в этот день одну. Без поддержки.       — Эрен где-то в здании с отрядом капитана, — отвечает Конни, отводя взгляд в сторону, — На твою свадьбу все дворяне съехались. Теперь боятся, что он может потерять контроль. Его «охраняет» отряд капитана, а Армин напросился к ним.       — Какое платьице, Микаса, — странным голосом сказала Имир, желая поскорее перевести тему разговора, краем глаза замечая, что невеста расстроилась, — Ох, я даже боюсь представить, что под ним… Ух, жаркая же у тебя будет сегодня ночка.       — Заткнись, дура, — в один голос сказали Жан и Конни, но Имир не обратила внимания и, на удивление всех, даже не ответила им. Видно, что и шутить сейчас она не может, а говорит всё это — чтобы развеять обстановку, отвлечь всех от тревожных мыслей, что, наверняка, засели в голове у каждого.       — Имир, — укоризненно сказала Криста, ущипнув ту за бок.       — Ай! Блять, больно же!..       — Заслужила.       — Госпожа… — вновь неуверенно протянула служанка, — Пожалуйста, пойдёмте внутрь, церемония бракосочетания начнётся через час, а вам ещё нужно нанести макияж.       А идти не хотелось. Ужасно не хотелось. Хотелось остаться здесь, с друзьями, провести с ними весь день, поговорить, рассказать всё, что сейчас творится у неё на душе, выслушать их, дать советы, помочь, подсказать… Делать всё то, что она делала на протяжении трёх лет обучения… Но нужно идти. Иначе, к сожалению, нельзя. Появилась мысль, что эта встреча с друзьями последняя. В конце концов, неизвестно насколько далеко находится дом Леви, где придётся жить Микасе. Если в столице — то точно последняя. Разведчики — редкое явление в пределах стены Сина, а если таковые и встречаются, то только в городах-приманках, но никак не в Митрасе, а значит они не смогут её навещать, а сама она уж тем более не сможет, без разрешения Леви — точно… Не знает, не думала на счет этого, возможно, стоит обсудить это с Леви…       — Можно мы с вами пойдём? — спросила Блаус, отходя немного в сторону, вытирая слёзы с лица, — Я… Я могу вас накрасить. Помните, я как-то раз сделала макияж Кристе? Вышло красиво, пожалуйста, я сделаю всё красиво, очень красиво, пожалуйста…       — Но… — неуверенно протянула Анна, явно недовольная таким раскладом.       — А мы поможем с платьем, — сказала Имир, подходя к невесте ближе, — А то висит так, словно шили не на тебя.       — Вообще-то оно так носится и это очень модно, — обиженно сказала служанка.       — Вообще-то надо делать все не по моде, а так, чтобы Микаса была неотразима, а капитан с первого же взгляда влюбился в неё, — передразнила Анну Имир её же голосом, — Не переживай Микаса, мы сделаем из тебя богиню. Настолько ослепительна будешь, что Леви Аккерман точно не сдержится и ваша первая брачная ночь будет жаркой, настолько жаркой, что…       — Имир! — вновь перебила Криста, подходя к ней и угрожая кулачком, — Замолчи уже.       — А мы… — неуверенно начали парни, пытаясь понять, какую же им найти причину, чтобы пойти вместе с девчушками. Уж макияжем и платьем им точно не стоит заниматься, иначе вместо свадьбы сегодня тут будут похороны и оплакивать будут их…       — А мы будем охранять невесту капитана! — сказал Конни то, что первое пришло в голову. А для чего охранять, от чего, от кого — решил не объяснять. В конце концов, не могут же они, солдаты, разглашать военную тайну какой-то там гражданке!       — Да, ты прав! — тут же подхватил Жан и, как командир их группы, первый прошёл к двери и открыл её, — Прошу вас, проходите, Госпожа Аккерман. Путь от коридора до ваших временных покоев чист и вам ничего не угрожает.       Все, кроме Анны, которой не нравился такой поворот событий, начали смеяться, а после направились вперёд. Саша и Криста подхватили Аккерман под локти, распрашивая ту обо всём. Имир шла рядом, иногда вставляя свои пять копеек в виде пошлых шуток, а служанка и Конни шли в самом конце. Спрингер ради «защиты», а Анна…       Госпожа Аккерман, — вновь пронеслось в голове Микасы, когда девушка начала подниматься на второй этаж здания, где, по всей видимости, и находились её временные покои.       Аккерман — не по потому что она с рождения является Аккерман, а потому что её муж — Аккерман

***

      — Осталось пол часа, — вновь напомнил Эрвин.       Леви тяжело вздохнул. Как же он заебался. Хотя нет, не так. Как же его заебали. Хотя только начало дня, но Аккерман уже все. В частности, это было из-за Смита, который, казалось, переживал так, словно это была его свадьба. Иначе как можно было объяснить то, что мужчина в буквальном смысле отчитывает минуты до прихода невесты? Нет бы посидеть, отдохнуть, удобно устроившись на диванчике, как делают это они с Зое. Да что уж скромничать — женщина и вовсе разлеглась по соседству.       — Вот именно, Эрвин, — Леви вообще не видит смысла переживать. Что в этом такого сложного то? У каждого поголовно, кто проходил через это, церемония вызывает волнение и такой страх, словно они помрут к тому моменту, когда скажут "Да". — Говоришь так, будто мы опаздываем на пол часа, а не имеем ещё столько же в запасе. Да и тем более зал арендован на ближайшие сутки, куда спешить?       — Все у тебя в деньгах измеряется, — недовольно проговорил командующий.       — К чему привык, в том и измеряю, — пожал плечами, — И, к тому же, это из-за тебя. Не скажи ты властям, что я Аккерман — был бы обычным солдатом.       — Да ты и сейчас как обычный солдат, — недовольно проговорила Ханжи, — Нет бы жить отдельно, в своём доме, который, к слову, находится не очень далеко от штаба, но нет же. Надо у меня над душой стоять. Но ладно это. Мне подарить один из своих домов на день рождение — тоже не можешь.       — Очкастая, не еби мозг, я тебе огромную кучу денег подарил на исследования и новое оборудование.       — Тц, копейки, — недовольно проговорила она, поднимаясь с места и смотря прямо на мужчин через цветочный занавес, что отделяет мужскую половину зала от женской.       — То, что ты называешь «копейками» — годовой бюджет гарнизона, разведки и полиции.       — Этого «годового бюджета» не хватает даже на дом.       — Будет хватать, если ты посмотришь в сторону в обычных двухэтажных домиков, а не особняков.       — Мне нужно много места для оборудования и титанов…       — Тогда у меня появляется два вопроса: каким образом ты собираешься привести в город титана и на какие шиши у тебя появится это самое оборудование?       — Ой, всё, Аккерман, не беси, вон поговори лучше с Эрвином, — отмахнулась женщина, обидевшись на друга. Смысл с ним говорить, если он даже элементарные вещи не понимает? Хотя о чём это она. Богатый никогда не сможет понять бедного. Уж лучше повнимательнее рассмотрит интерьер. Он, по край мере, красивее и интереснее.       Женщина взглянула на зону, где будет проводиться свадебная церемония: арка, украшенная белыми розами и цветочными гирляндами того же цвета, свисающими до самого пола и разделяющими женскую половину зала от мужской, не оставляя и шанса «молодожёнам» взглянуть друг на друга до самого конца. Нельзя, плохая примета. Для жениха и невесты с обеих сторон стоят небольшие диванчики, на которых они и будут сидеть, ожидая конца бракосочетания. Рядом стоят разные столики и различные вазы со свечами, которые, честно, были лишними, по мнению Ханжи, но менять что-то уже поздно: стоят ну и пусть. Не её свадьба, почему она должна следить за всем, в конце концов?       — Говорила же: не надевай белый костюм, так нет, кто ж меня слушать то будет, теперь сливается с залом, ну ничего, пусть его все не замечают, словно он — стена, — обиженно пробубнила Зое, возвращаясь на диванчик и удобно на нём устраиваясь, — Ты подарок хоть не забыл? — спросила, перебивая разговор мужчин, что уже начали активно что-то обсуждать.       — Очкастая, ты со всем уже? Все подарки уже давно отправлены.       — Я про свадебный подарок.       — А, — припоминая нечто, о чем ему всю последнюю неделю судачила на ухо четырехглазая, Леви наконец то понял, — Да, все уже подготовили.       — Когда подаришь — поцелуй ей руку, — через некоторое время сказала Зое, немного задумавшись, вспоминая старые свадебные традиции, про которые недавно вычитала в какой-то обветшалой книге из штабной библиотеки разведкорпуса.       — Что сделать? — в один голос переспросили Эрвин и Леви.       — Поцелуй Микасе руку, после того, как…       — С хуя ли я должен ей руку целовать?       — Традиция такая…       — Нет такой традиции, очкастая.       — Есть, — стоит на своём, не желая уступать.       — Нет, — тяжело вздыхает и скрещивает руки на груди. Честно слово, будто маленькому ребёнку объясняет, что можно делать, а что нельзя. — Это я получается побольше тебя знаю о свадебных традициях твоего же рода!? Ты, между прочим, сегодня жених! Мог бы основательнее подготовиться! — на это дерзкое высказывание Леви лишь удивленно изогнул бровь, показывая свое непонимание. — Эх, — Зое многострадально вздохнула и нацепила «умное» выражение лица, готовясь к рассказу, — Вообще-то, издревна на свадебных церемониях рода Аккерман жених приносил невесте в подарок шкатулку, украшенную такими камнями, как травертин, кварцит, акрил или кварцевый агломерат. В шкатулке находились самые красивые и дорогие фамильные украшения, какие имелись только у рода Аккерман и передавались из поколения в поколение. Они символизируют изобилие и богатство внутри брака. А руку ты ей целовать должен, потому что именно женщины управлялись с хозяйством семьи. Так сказать, собственными руками. Смекаешь, дурень? — закончив тираду, она гневно посмотрела на жениха. — Откуда я вообще мог..—       Договорить Леви не успевает: двери открывают и заходят гости, что до этого находились в другом зале, ожидая начала церемонии и беседуя друг с другом.       — Леви! — громко протянул один из вошедших, подходя к жениху и обнимая его, — Не думал я, что доживу до твоей свадьбы! — Аккерман натянуто улыбается, молчит. Нет желания говорить с этим человеком, зная, что он приехал не за тем, чтобы от всей души пожелать ему семейного счастья и порадоваться за него. Нет, это совсем не так. Человек, который стоит перед ним — главный советник короля.       — Господин Одит, — говорит Эрвин, — Не жали мы вас, просим простить, если что-то сделано не так…       — Что ты, Эрвин! — поражённо высказывается мужчина, — В конце концов это — свадьба нашего лучшего друга! Забудьте про то, что я советник короля! Здесь я как родственник жениха! — забыть они не смогут как бы не старались. Особенно, если учитывать то, что приехал он сюда не ради того, чтобы просто поглазеть на свадьбу. Хотя, нет. Именно для этого. Он должен увидеть всё собственными глазами, чтобы у короля не возникло и тени сомнения, что его обманули.       Эрвин переключает внимание Одита на себя, рассказывая ему информацию о титанах, которую они получили в последней вылазке. К этому присоединяется и Ханжи, вводя в курс дела об её исследованиях. Делают они это потому, что знают — Аккерман на дух не переносит этого человека, от которого за несколько миль несёт тщеславием. Он общается с другими гостями, более приятными по его мнению, но понимает, что все они — такие же как и Одит, а может даже хуже. Если он лижет задницу только королю, тем самым оставаясь подле него и имея при этом власть почти над всем государством, то все дворяне — ему. Для чего — Леви не знает, не интересовался. Своих дел с головой хватает, нет времени интересоваться дворцовыми интригами.       — Господин Пиксис, Господин Закклай, — кивает головой старшим по званию, как только те подходят к нему. Видимо, те тоже не рады находиться в одном помещении с аристократами.       — И тебе не хворать, Леви, — отвечает командир горнизона, улыбается, закрывая глаза, а после, спустя несколько мгновений, открывает глаза и говорит, — Не думал, что доживу до твоей свадьбы. Уже двух сыновей женил, внуки появились, дочку уже пора замуж выдавать…       — Мы с вами знакомы всего пять лет, — усмехается, скрещивая руки на груди, — Говорите так, словно мне уже под сорок, а у меня ни двора, ни кола.       — А разве это не так? — смеётся, а после, откашлявшись, достаёт флягу с алкоголем из-под своего мундира.       — К тебе вся нечисть съехалась, — говорит Дариус, кивком головы указывая на дворян, что столпились вокруг Одита, пытаясь светскими беседами получить для себя полезную информацию, завести новых друзей или знакомых, либо же просто выделиться перед советником и привлечь его внимание, чтобы тот после сообщил о них королю.       — Что уж поделать, — пожимает плечами, — Будь моя воля — всего этого представления не было бы, вы же знаете       — Собственно, как и этой свадьбы, — проносится мысль в голове.       — Знаю, ты, как и я, не можешь терпеть этих аристократов, хотя сам им и являешься. Уважаю тебя за то, что твоё богатство не снесло тебе разум и ты всё ещё помнишь про свой истинный долг — защищать человечество. Любой другой на твоём месте даже не выходил бы за пределы своей усадьбы, — Леви молчит. Не знает, что сказать. Кивает на похвалу, если, конечно, это она и есть.       К ним подходит официант, предлагает алкоголь и небольшие закуски. Мужчины отказываются, продолжая свой разговор, стараясь не обращать внимание на громкий смех и разговоры за их спинами. Спустя несколько минут к ним присоединяются Эрвин и Ханжи, которым только сейчас удалось выбраться из лап дворян, что расспрашивали их обо всём, что только можно. Женщина жалуется Леви на то, что он её бросил, оставил ее одну в аду с этими гиенами — леди, что смотрели на неё и её внешний вид насмешливо. Зое это не задело, задело то, что эти «дамы» откровенно начали смеяться над её странной любовью к титанам. Если бы не Смит, что успел вовремя увести Ханжи в сторону, она бы не сдержалась и показала бы на сколько остры её клинки. И не важно, что они остались в корпусе и что их нельзя использовать на людях. Зое всё равно. Никто не смеет смеяться над её любимыми титанами, а особенно эти тупые мымры в корсетах.       — Господин Аккерман, — прерывает разговор военных юноша высокого роста с черными волосами, подходя к ним ближе и чуть кланяясь перед Леви, — Безумно благодарен, что вы пригласили меня на вашу свадьбу. Для меня и моей семьи это огромная честь.       — Господин Айдаро, — отвечает не сразу, пытаясь вспомнить имя парня, — Благодарю, что прибыли… — больше ничего сказать не может. Сейчас он не солдат и не капитан, что может просто взять и послать кого угодно нахуй, сейчас он — прости господи — Лорд. Или Граф. Или Маркиз. Не знает, не помнит свой точный титул. За ним наблюдают буквально все и, в случае чего, сразу донесут королю, а этого нельзя допустить. Только поддержка короля останавливает военную полицию от открытой войны, к которой разведка не готова. Они не знают ничего о силе титана Эрена, не знают как ею пользоваться и смогут ли её вообще контролировать.       — А где же ваша суженая? Как долго нам ещё ждать невесту? — спрашивает парень, мило улыбаясь, — До меня и моего отца доходили слухи о том, что девушку буквально силком отправили под алтарь, ведь она влюблена в другого, — говорит это специально, следя за реакцией Аккермана, — Может стоит сходить и проверить, не сбежала ли она? — Леви усмехается, ведь понимает, что его хотят вывести из себя. Неужели этот мальчишка правда думает, что такие детские провокации подействуют на него? Смотрит ему прямо в глаза и где-то внутри появляется мысль, что очень похожий взгляд он уже где-то видел.       Видел совсем недавно, нет, чёрт, нет. Он точно также, как и сейчас, смотрел в эти глаза, чувствуя при этом небывалую злость и ненависть…       Только где и когда…       — Моя супруга, — отвечает, несмотря на то, что Ханжи и Эрвин пытаются его остановить, заставить замолчать, — Сейчас находится на втором этаже и готовится. Если вы настолько переживаете о ней, то можете сходить и попросить её поторопиться. Только советую быть немного осторожнее. Она у меня дикая, — усмехается своим же словам, — Может ненароком и прибить.       — Супруга? — наигранно удивляется, — Прощу меня простить, но вы ещё не женаты.       — Это вопрос одного часа максимум, можете не переживать, — этот бессмысленный разговор не желает более продолжать, поэтому немного склоняет голову, создавая вид поклона, хотя, на самом деле, хочется послать куда подальше и избить, но опять, ёбанные приличия этого не позволяют. А жаль, — Господин Айдаро.       — Господин Аккерман, — склоняет голову в ответ и уходит. Не настолько тупой, чтобы не понять, что собеседник не желает продолжать разговор. Но для него это не страшно, в этом зале полно людей, которые с огромным удовольствием проведут с ним время и поддержат любую тему разговора. Особенно матери девушек, что ещё не вышли замуж.       — Скользкий тип, — говорит Зое, провожая аристократа взглядом, — К слову, он вообще кто? Ни разу его не видела.       — Ты и не могла его видеть, — отвечает Леви, поворачиваясь к ней, — Он — Эрхан Айдаро, младший сын лорда Айдаро.       — Это ни о чём мне не говорит, можно поподробнее?       — Тебе с ним не детей крестить, а значит и знать не обязательно, — отмахивается, не хочет рассказывать, — Не советую я Вам с ним и его отцом вести дела. Люди они…       — Змеиные, — перебивает Закклай, — Что отец, что сын, что дочери, все змеи…       — Меня одну бесит, что они обо всём знают, а нам не говорят? — спрашивает женщина у Смита и командира гарнизона. Те молчат, переглядываются между собой. Пиксис не выдерживает, достаёт свою флягу и начинает пить, Эрвин же отводит взгляд в сторону, — Стоп, вы тоже в курсе?!       — Нужно просто чаще появляться на собраниях старших офицеров, а не находиться в своём кабинете круглые сутки, — отвечает минуту спустя, и как-то натянуто улыбается.       — И как часто Леви делится с вами сплетнями?       — Очкастая…       — Цыц, — не даёт договорить, перебивает, ей правда интересно и она хочет это узнать. Смотрит на Смита, не обращая внимание на Аккермана, что буравит Зое гневным взглядом. Мужчина хочет ответить ей чем-то колким, чтобы задеть за живое…       — Капитан Леви… — слышит чей-то голос за спиной и оборачивается, видя перед собой взрослого мужчину в мундире гарнизона — блондина с усами. Мужчина смотрит как-то неуверенно, словно жалеет, что пришёл и заговорил с ним, мнётся, прикусывает нижнюю губу и глубоко вздыхает — набирается храбрости видимо, — Можно с вами поговорить… Наедине? — Аккерман кивает и направляется в сторону одной из множества колон.       — Я… Меня зовут Ханнес… — начинает неуверенно и смотрит в пол. Не понимает куда делась вся его решительность, почему он ведёт себя словно мальчишка, которого поймали на воростве хлеба или чего-то в таком роде, — Я из Сигансины, прибыл в Трост во время падения стены Мария… Так сказать, был первым, кто встретил титанов спустя сотню лет… — смеётся нервно, смотря на Леви, — Я…       — Собираетесь всю свою жизнь рассказать? — перебивает резко, не желая слушать рассказ длиною в несколько часов, — Давайте перейдём сразу к делу, у меня нет времени слушать вас весь день. Особенно сегодня.       — Д-да, конечно, — немного кашляет и продолжает, — Вы, наверное, уже в курсе, но… Микаса тоже из Сигансисы. Как и Эрен… В тот день их мать съел титан прямо у них на глазах, а отца до сих пор не нашли… Я их спас, господин Аккерман. Я их спас. Я. Я забыл про свой долг, про полный город людей и побежал к ним, желая спасти всю семью, но не смог, — Ханнес тяжело вздыхает, вспоминая свой страх перед титаном в тот день. Может, если бы у него было больше храбрости, он бы всё же смог спасти Карлу и это бы изменило судьбу всего человечества, — может он бы умер сам, а впоследствии и Эрен с Микасой, — Не знаю, считает ли меня Микаса таковым, но… Я её отец. Я люблю её наравне со своим собственным сыном, возможно, даже сильнее, — говорит это смотря Леви прямо в глаза, — Я не знаю как всё свелось к тому, что вы женитесь. Я обычный солдат, капитан, я совершенно ничего не знаю, но… Я хочу, чтобы Микаса была счастлива, — молчит, не знает, стоит ли продолжать, а если и стоит, то когда стоит остановиться? — Не поймите не правильно, я ничего против вас не имею, но ваш брак... Он неравный. А в не равных браках мнение того, кто стоит ниже по социальной лестнице или же в финансовом плане, не учитываются... Я...       — Вам не стоит переживать, — Леви перебивает мужчину, не желая слушать этот бред дальше. Итак уже всё понял, мозги, благо, имеются, — Я не собираюсь как-то обижать, а тем более унижать Микасу.       Ханнес расслабленно выдыхает. У него словно гора с плеч упала. Страх, который он испытывал до этого — тоже исчез.       — Вы не глупый человек, должны понимать, что я женюсь на ней не из-за большой любви, даже не из-за её красоты. Этот брак — договорённость, — смотрит внимательно на мужчину, следя за его реакцией, — Я не знаю какие сказки Эрен наговорил вам и своим друзьям, не знаю, говорил ли вообще что-нибудь, но если всё же говорил — давайте не будем верить в детский лепет, а для нас он таковым и является. Я испытываю к вашей подопечной только одно чувство — безразличие, — врёт, нагло врёт. Чувствует, но злость и ненависть. Убить хочет, прибить на месте. Она бесит его, вымораживает до белого коленья, — Сами подумайте: какой толк мне как-то вредить ей? Может, до вас дошли слухи, что мне понравилась некая Микаса Аккерман и я сразу же, против её воли, повел её под венец?       — Нет, конечно нет, что вы... — приходит осознание. Понимает, что всё не правильно понял, что не нужно было верить бессмысленной болтовне пьяных товарищей, но... Он не мог. Как только услышал, что Микаса выходит замуж за сильнейшего воина человечества — мозг словно отключился. Он шёл сюда с твёрдым решением поговорить с Аккерманном и, в случае чего, увезти Микасу, похитить, сделать всё, что угодно, лишь бы помочь ей.       — Я не испытываю к ней любовь, симпатию, ненависть, злость, глубокое чувство дружбы, нет, — ложь.       Ложь. ложь. ложь. ложь. ложь. ложь.       — Но это не значит, что я собираюсь её чем-то обделять. Всё, что положено по закону моей жене — будет принадлежать ей. Сами посудите, что лучше — всю жизнь прожить в достатке, с хорошим мужем, не зная горя, или же быть солдатом в разведке? — глупый вопрос. Очень глупый. Итак ясно. Даже думать не нужно, — Надеюсь... — договорить не успевает, ведь на весь зал разносится громкий смех. Поворачивает голову в сторону лестницы: невеста спускается. Рядом с ней идут две девушки, одна блондинка, а вторая рыжая. Обсуждают что-то громко, часто смеются, видимо пытаются отвлечь Микасу от тревожных мыслей. Позади них — брюнетка. Идёт со спокойным лицом, иногда делая замечания двум парням, что идут сзади. Те же, в свою очередь, спорят о чём-то между собой, иногда спрашивая мнения у всех. Сама же невеста идёт, не поднимая головы, смотря в пол. Со стороны можно подумать, что смущается, но Аккерман понимает, что просто не хочет смотреть на этот фарс. Её голова покрыта алым, полупрозрачным, палантином. Через него видно, как дрожат губы девушки, а на щеках текут мокрые дорожки слёз.       Мужчина отходит от Ханнеса, направляясь в сторону мужской половины зала. Садится перед аркой на диванчик и ждёт начала церемонии. Краем глаза замечает как в зал заходит его элитный отряд вместе с Эреном и каким-то новобранцем.       Рядом с ним стоят Эрвин и Одит. Последний выглядит слишком довольным, словно ребёнок, что после долгих уговариваний родителей, всё же получил то, что хотел. Видимо заждался.       Наблюдает, как невеста садится перед ним. Видно плохо из-за цветочной гирлянды, но краем глаза улавливает как к Микасе подходят дамы, желая познакомиться, но та даже головы не поднимает — настолько погружена в свои мысли.       А девушка и вправду ничего не замечает. Или не желает просто. Улавливает, что кто-то пытается с ней заговорить, но молчит. Не хочет говорить с кем-то, особенно сегодня, особенно сейчас. Аккерман хочется всё бросить, встать и уйти, сбежать далеко-далеко, туда, где бы её никто и никогда не нашёл, но понимает, что это невозможно. В этих стенах её найдут. Выхода нет. Разве что...       Умереть.              — Согласна ли ты?... — слышит прямо перед собой. От неожиданности поднимает голову и видит священника, что стоит прямо перед ней. Осматривается и беспокойно облизывает губы.       Началось, — доходит до подсознания. Руки нервно теребят золотую вышивку на платье, отрывая небольшие драгоценные камни, что впоследствии падают на пол. Дышать начинает часто и резко, словно вот-вот начнёт задыхаться. Нет.       Нет. нет. нет. нет. нет. нет. нет. нет. нет. нет.       Гости начинают перешёптываться, обсуждая почему же невеста молчит. Неужели слухи о насильной свадьбе на самом деле являются правдой?       — Микаса Аккерман, — вновь начинает священник, что был явно недоволен тем, что всё идёт не по плану, — Приёмная дочь Гриши Йегера, ты выходишь замуж за Леви Аккермана, названного сына Эрвина Смита, согласна ли ты?       Друзья Микасы обеспокоенно смотря на девушку, не зная, что делать. Им даже страшно представить, что будет, если девушка откажется, но поделать ничего не могут. Это, к сожалению, не в их силах. Всё, что остаётся — стоять в стороне и молча наблюдать.       Не согласна, — но говорит обратное, совершенно противоположное тому, что она хочет.       Делает глубокий вдох, закрывает глаза, слёзы падают на алую ткань, разбиваясь на мелкие-мелкие капли, оставляя темные пятна на дорогой ткани. Говорит тихо, на грани шёпота:       — Согласна.       — Микаса! — говорит маленькой девочке приёмная мать, хватая её за плечи, — Сам он может легко попасть в беду... Поэтому, вам нужно помогать друг другу.       — Согласна ли ты? — спрашивает повторно.       — Согласна.       — Почему ты вечно думаешь только о себе?! Почему ты не можешь хотя бы раз в жизни сделать что-то ради меня?!       — Согласна ли ты? — спрашивает в третий, последний раз.       — Согласна.       — Если ты хотя бы раз меня ослушаешься, — сказал капитан тихо, подходя к Аккерман, немного наклоняясь к её уху, — То я буду избивать Йегера до такого состояния, что он не то что передвигаться, он даже в туалет сам ходить не сможет.       Девушка до белых косточек сжимает кулаки. Вот и всё. Обещание, что когда-то было дано матери Эрена, выполнено. Она помогла ему, спасла жизнь можно сказать, но какой ценой? Ценой собственно жизни? Что теперь её ждёт? Как Микаса теперь будет жить? А тем более с ним? Ответа нет и всё, а даже если и есть, то думать не хочет, устала, всё надоело. Пусть всё идёт как идёт. Она смирилась.       Только вот почему сердце кричит, что всё неправильно?       — Леви Аккерман, — говорит громко мужчина, чтобы на этот раз его точно все услышали. Аккерман, что до этого был погружен в свои мысли, лениво поворачивает голову в его сторону, — Названный сын Эрвина Смита, ты берёшь в законные жёны Микасу Аккерман, приёмную дочь Гриши Йегера, ты согласен? — Леви смотрит на невесту и молчит. Понимает, что нужно согласиться, знает, что это нужно сделать, но почему-то не торопится.       — Согласен, — всё таки произносит через силу.       — Согласен ли ты? — спрашивает повторно, всё записывая в документ, свидетельствующий о заключении брака.       — Согласен.       — Согласен ли ты? — третий и последний вопрос, ответ на который навсегда изменит судьбы двух человек. Ещё есть шанс от всего отказаться, ещё можно сказать нет…       — Согласен, — отдалось эхом.