Странный незнакомец

Желание затуманивало разум, пленяя, охватывая каждую часть тела, сосредотачиваясь только на чужих касаниях. Молчание рядом развязало Джону руки, наглая улыбка сияла на лице, пока руки всё наглели. — Умница — Не замечая сопротивления, тихо произносит Джон, специально дразня мироходца. Обоим повезло, что окна тонированные, было бы неловко, если бы кто-то заметил их, но даже если бы это случилось — Джон не уделил бы этому и капли внимания, а вот Лололошка в точности наоборот, очень пугаясь. Места между водительским и пассажирским сиденьев было немного, из-за чего положение было вполне удобным, хоть и до жути неловким. Ладонь проскользает под брюки, а затем и вовсе под боксёры. С уст срывается приглушённый стон, дыхание сбитое, но Джон дразнит, медленно двигается вверх-вниз, вызывая сладкое мычание. Только вот Лололошка отстраняется, помогая приспустить брюки для большего удобства, а двойник пользуется этим, делает хватку крепче, а движения тягучими, долгими, но слишком желанными. Младший кусает губу, старается заглушить звуки, пока удовольствие не накатывает с каждой секундой, с каждым проклятым движением, но в итоге не сдерживается, пускает тихие стоны в чужую шею, не понимая, как дело дошло до такого. Свободная ладонь ложится на талию, заползает под одежду. Горячие касания сводят с ума, плавя разум всё больше, пока томные движения аккуратно размазывают предэякулят по всей длине. На ухо тихо шепчут пошлый бред, кусая мочку, параллельно оставляя мокрые поцелуи на шее. Грудь младшего вздымалась всё чаще, жар приятно разливался по телу от медленного темпа, из-за чего хотелось большего. Жадных касаний было мало, желание затмевало разум всё больше. Рука на члене дразнит, медленно проходясь по каждой вене, вслушиваясь в протяжное мычание, в мягкие стоны, продолжая задуманное. Касаясь шрамов на грудной клетке, задевая вставшие розовые соски, коротко и размашисто играя и с ними, на что слышится мягкий стон, а рука ускоряется под сладкие звуки. Лололошка тянется за поцелуем - целует желанно, наслаждаясь чужими манящими губами. Оба тяжело дышат от накатившего возбуждения, из-за чего поцелуй получается коротким, но не менее желанным. Джон смотрит хитро, с азартом, наблюдая, как другого немного потряхивает от быстрых движений, как пытается заглушить звуки, но прерывистые стоны всё равно звучат прямо в такт, спина выгибается, а дыхание сбитое. У самого в штанах тесно, хочется снять напряжение, картина перед глазами только ухудшала ситуацию, позволяя пошлым мыслям появиться в голове. — Джон... — На выходе произносит мироходец и выгибается, добивая этим старшего окончательно. Темп ускоряется. Оба не могут думать, лишь пьяное возбуждение играет в воздухе. Короткий размашистый поцелуй плавит разум лишь больше, пока пошлые звуки не разносятся в салоне. Рука вцепляется в чужое предплечье, а стоны приглушённо звучат в такт. Лололошка вот-вот готов был стать лужей от касаний другого, хотелось лишь скулить от накатившего возбуждения с каждым разом. Хотел умолять не останавливаться, но предпочёл молчать, задумываясь о последствиях, и тем, как Джон будет подшучивать над этим. Оба тяжело дышат, оба хотят больше простых ласк, но ситуация вынуждала лишь это. Лололошка чувствовал, как внутри всё горело, а рука приятно скользила по члену, сжимаясь и нагло играясь. Дрожь осыпала его тело, возможность спокойно мыслить и вовсе сошла на нет, оставляя за собой лишь возбуждение.

Джон в это время ускоряется, слышит довольное мычание, а стоны становятся всё громче и слаще. Он кусает мочку уха, не думая говорит разный пьяный бред, пока руки скользят под чужой одеждой, касаются шрамов, что, словно змеи, украшали желанное тело, очерчивает выгибающуюся спину, горячими касаниями обжигая кожу. Кисть быстро скользит вверх-вниз, вызывая громкие прерывистые стоны, а собственное имя вылетает с уст напротив.

Джон осыпал того поцелуями, пока тело не начало дрожать, а стоны не стали прерывистыми, громкими. Лололошка выгибается, тело становится ужасно чувствительным, настолько, что он не знает куда себя деть. Тяжелое дыхание рядом лишь усугубляет ситуацию, вместе с низким голосом возле уха. — Давай, принцесса. — Лукаво произносит тот, кусая мочку уха. Мироходец задирает голову назад, с приглушённым стоном изливаясь другому на руку. Кисть всё ещё двигалась по чувствительному месту, специально дразня, выбивая последние силы после желанного испытанного оргазма. Младшего мелко потряхивало, заставляя тело извиваться от чужих касаний, а тихие стоны срываться с уст. — Заканчивай..— На выдохе произносит мироходец, с трудом поднимая на чужой, хитрый, томный. — Как скажешь. — Лукаво улыбаясь, Джон коротко целует в губы и отстраняется, а затем продолжает, осматривая свои руки: — Можешь в бардачке достать влажные салфетки?

***

Неловкость от внезапной близости быстро выветрилась, принуждая вернуться к изначальной теме незаконченного разговора. Те снова решили прогуляться по уже ночному парку, ведь тот был настолько большим, что они успели пройти только две четверти от общей составляющей парка. Фонтаны завораживающе подсвечивались разными цветами, переливаясь между собой. Лёгкий ветер приятно щекотал кожу, а крону деревьев заставлял несильно перекачиваться из стороны в сторону. Вид приятно радовал глаз, хоть и немного отвлекал от предстоящего продолжения незаконченного разговора. Горела лишь слабая надежда, что Джону снова не станет хуже, а он дослушает рассказ. Лололошка готов принять любой его исход, как бы двойник в конце ужасно не поступил, как бы не уничтожил весь мир, Мироходец всегда будет на стороне Джона. Он понимал, что тот точно такой же человек, и может грусть и обиду держать столетиями, помнить те взоры и слова — Джон полностью имеет на это право. Ругаться с ним по этому поводу невозможно глупо, Лололошка даже сочувствовал больше, чем злился. Понимал до глубины души, словно это произошло с ним, а не с совершенно другим человеком. Понимал, каково это, когда в спину, которую ты доверил самому дорогому человеку, тот лишь грубо вонзает нож. Лололошка догадывался, чем закончится рассказ, и именно от этого осознания становилось ещё хуже. Взгляд устремлён на чужие карие глаза, что смотрели куда-то высоко в небо, на луну, которая частично освещала город, погрузившийся во тьму, в отдалённую пелену снов. Его глаза словно потухшее солнце, но раньше оно светило так ярко, как только могло, из всех сил стараясь сохранить своё существование. Однако сейчас оно только и думало как выжить, осознавая, что больше не выдерживает и вот-вот сгорит. Будто мертвец перед своей казнью, что осознаёт и думает: «Вот он, конец». Лололошка искренне жалеет, что заставляет вновь вспоминать тот ужас, который пришлось испытать Джону. Тот не терпит предательств, лжи, фальшивых улыбок, а тем более, когда всё это продолжалось несколько лет крепких отношений, что переросли в нечто большее. Шатен знает всё это и понимает даже без слов. Джон выдыхает тяжёлый воздух, который скопился в лёгких, отдавая тяжёлым грузом где-то в груди. Мысли путаются. Воспоминая о том самом дне, так и норовят заполнить все мысли, не оставляя ничего кроме себя. Однако снова упасть чуть ли не в обморок не хотелось. Было лишь навязчивое желание, что преследовало всё это время прямо с начала полосы неудач, желание забыть эти кошмары и жить спокойно. Без ночных ужасов и страхов о том, что Лололошка или любой другой из своего окружения окажется таким же, как и другие. Сердце давно стало камнем, неприступным для чужих ласк, но именно этот проклятый мироходец смог с лёгкостью уничтожить барьер, что строился почти всю жизнь. Он смог так легко запасть в душу, заставляя в очередной раз довериться. Для себя Джон медленно понимает, что это будет самый последний раз, когда решит рассказать что-то о себе самое сокровенное. Это будет последним разом, когда он снова решит довериться, и если попытка будет неудачной, Харрис навсегда забудет - что такое любить кого-то жарко и ненасытно.

Как тепло обнимать чужое тело рядом, как беззаботно проводить время рядом с желанным человеком, как говорить самые сокровенные мечты — он забудет всё до последней капли, словно всё, что было до этого — лишь страшный сон, если попытка вновь окажется неудачной.

«Будь что будет» — думает Джон напоследок, собираясь с мыслями и кидая мимолётный взгляд на двойника, который пялился так, словно это он рассказывает самое ужасное воспоминание и вот-вот расплачется. Харрис лишь пускает смешок, берёт его холодную руку в свою — горячую и согретую теплом кармана, а затем снова устремляет взор на тёмное небо, укрытое яркими звёздами. — Как я и говорил, она назначила встречу, как раз в том кафе на небоскребе, куда я тебя водил, помнишь? Тогда я был готов отдать все деньги, лишь бы ей было комфортно, но не сейчас. Сейчас берёт лишь отвращение от тогдашнего себя. — Джон сглатывает ненавистный ком в горле, опускает взгляд вниз, не желая ни на что не смотреть, а голос почти что предательски дрожит. — Я не представлял ничего такого, даже не единой плохой мысли. По началу она вела себя очень даже мило, словно ничего не было. Но только стоило нам подняться, сесть за стол, заказать по паре напитков, как её тон стал ужасно холодным и с нотами отвращения, а сама она даже не смотрела на меня, изредка кидала взгляд, полный насмешки. Джон прерывается, пытается успокоиться, делает нашумевшую практику вдох-выдох, пока тревога так и стучит где-то в груди. В голове ненароком всплывает очередной плохой сон, застрявший в памяти, словно ещё чуть-чуть, и Лололошка скажет тоже самое, что и она в своё время. Скажет, мол, тоже хотел давно рассказать подобное. Скажет, что всё это было ошибкой, поблагодарив за хорошо проведённое время. Тревожные мысли накрывают всё сильнее, но руку сжимает чужая — ставшая тёплой, заставляя посмотреть в мягкую улыбку на лице рядом, в глаза, что выражали лишь то, что он может довериться, снова открыть своё сердце кому-либо. Желание уткнуться в чужую грудь и рассказать всё до остатка — было всё сильнее, но Джон пересиливает себя и лишь слабо кивает. Краешки губ слабо тянутся вверх, а затем рассказ продолжается. Харрис всё так же смотрит на многочисленные звёзды, чувствуя на себе пристальный взгляд, но не обращая внимания. — Сначала, она сказала, что хочет полностью прервать общение, а затем добавила, мол, терпела меня всё это время, никто не захочет быть со мной по-настоящему из-за моей мягкости, терпеть моё нытье. Сказала, что была со мной банально из-за денег, а на меня ей было всегда плевать. Даже когда мы.. нет, точнее я, говорил ей всё самое сокровенное, она только лгала. Сказала, что за всё эти года она ни в один день не была со мной искренна, и ей было хорошо. Деньги — все, что ей нужно было. Джон говорил это безразлично, но на лице читалось только отвращение, то ли к своей наивности, то ли к этой девушке. Он говорил ещё много вещей, что в своё время сказала она, коверкая интонацию, активно жестикулируя и явно приукрашивая слова, но знать об этом Лололошке не обязательно. Тот смотрел с сочувствием, как щенок на человека, без слов умоляя забрать в тёплый дом, так же и мироходец сейчас представлял, сколько лет двойник копил в себе эти чувства. Джон рассказывал о своих кошмарах, связанных с этой неприятной интригой, рассказывал, как клялся себе никогда так привязываться, но каждый раз лгал себе, вновь и вновь совершая ошибки. Мимоходом он рассказал о ещё паре незначительных случаев, но они были настолько не сравнимы, что Джон и сам забыл о своём «горе» спустя пару дней, только сейчас вспомнив, раз уж речь зашла. Сам того не понимая, Харрис отвлёкся от изначальной темы, болтая несвязанные между изначальной и нынешний темой вещи, но это было только на руку. Никто не хотел снова возвращаться к унылой теме разговора, намного лучше были беззаботные шутки, истории от обоих парней, что уже забыли о прошлом разговоре, но несмотря на это, неприятный осадок всё равно оставался на душе, отдавая лёгким неприятным грузом. Оба хотят, чтобы подобные моменты длились как можно дольше, желают никогда не разлучаться, хоть и для Джона это тяжело принять, но он понимает, что несмотря на разум - он хочет, и кто он такой, чтобы запрещать себе что-то? Неосознанно понимает, что хочет обнять, снова ощутить это тело любимого человека. Джон останавливается, заставляя прервать монолог собеседника, пока тот смотрит вопросительно, ждёт ответа на свой немой вопрос «в чём дело?», а старший лишь с яркой-яркой улыбкой притягивает ближе, обнимает со всем теплом, так крепко, как никогда раньше, так крепко, как хотелось всё это время, как не хватало. Лололошка же обнимает в ответ, вдыхая аромат дорогих духов, аромат человека, которого так долго и сильно добивался. Теперь же всё хорошо, и будет только лучше, если, конечно, кто-то снова не закроется в себе, но даже если закроется, мироходец приложит все силы, чтобы помочь выбраться из ловушки в виде собственных мыслей. Тепло друг друга согревало, настолько, что не хотелось отстраняться. Прогулка продолжалась, но уже на более радостной ноте.