Сатана и Змея

Душераздирающий крик раздаётся, сотрясая все стены большой квартиры. Двери распахиваются с грохотом, грозясь слететь с петель. На кровати — бессознательное тело, а в углу — ребёнок. Грудь первого замерла, а глаза закатились в болезненном выражений. «Мёртв», — заключает вошедший мысленно, — «убит ребёнком.»

***

Февраль на удивление дался холодным, снежный покров застилает собой всю столицу за ночь, предоставив расслабившимся работникам ещё одну гору. И пока фонари горят ярко, тяжёлые машины грузом убирают снег против метелей, а работники правоохранительных органов не спят вторые сутки, охраняя и держа людей в своих покоях в тёмную ночь, где не видно дальше вытянутой руки. Некоторые смелые выходят на дорогу в машинах. Вот ещё один такой — серая машина, явно потрёпанная временем, останавливается у старого подъезда, умело паркуясь. Мужчина, с головы до ног укутанный в чёрный, выходит и закрыв на сигнализацию автомобиль, быстрыми шагами удаляется в сторону невзрачного подъезда. Нервно оглядываясь, он взбегает по лестнице на пятый этаж и зажимает пальцем в перчатках звонок. Из-под той стороны железной двери слышится копашения, и вот, дверь открывает хмурый мужик, намного младше гостья. Тот проходит, смотрит большими глазами по сторонам и не может успокоить быстро бьющееся сердце. Невозможно унять эту мелкую дрожь — выбор пути давно лишила покоя. Этот же хмурый амбал помогает стянуть верхнюю одежду, а стоит пройти дальше, встречает женщина, явно не стесняющаяся своего тела, а наоборот — откровенно пользуется им во всю. Платье ципао в вызывающих красных и золотистых тонах точно подходит под интерьер богато украшенной, огромной квартиры с пятью комнатами. Она мягко улыбается и своей походкой подчеркивает глубокие, до бедренных косточек, разрезы, что аж видны тонкие лямки белья. Глубокий вырез треугольником умело подчеркивает пышную грудь. — Господин Хан, давно вас не было, — хитро, точно лисицей улыбается. Голос певучий, ласкающий слух — Много стало патруля, — хмуро замечает мужчина. — Вижу, вы напряжены, — тонкие пальцы ложатся на плечи и водят вглубь апартаментов, — у нас для вас новый товар. Глаза клиента зажигаются огоньком, стоит выйти молодым омегам перед мягким диваном, куда усадили господина Хана. Хан У — новый министр просвещения, что держится на своём посте только первую половину года. Славится своими принципами примерного семьянина и заслугами в области культурной политики. Тот, на кого равняются молодёжь и восхваляет старшее поколение. И тот, чья постель не пустеет ни одну ночь, каждую молодую омегу опорочить пытается. Но только проверенные заведения, одним из которых стала эта квартира, отдаленная от города. Никому нет дела до них, а покровительство правительства точно на руку женщине из страны солнцем любимого. Стакан с дорогим коньяком ставится слепо на журнальный столик из красного дерева, а глаза ловят молодого парня, что чуть дрожит и старается спрятаться за спину «сестрицы». — Лу, комната номер два, — кивает женщина, не теряя вежливое лицо, но точно взглядом опускает парня в лёд. Парень в синем ципао с ужасом мотает головой. Он отходит назад, а женщина только поджимает губы. — Не надо, Мэй, я не первый день здесь, — мерзкая улыбка украшает пухлые губы и он, встав с места, обнимает за талию парня, притягивая к себе, от чего тот морщится, — в отличие от Лу. Парень оглядывается по сторонам и не может успокоить своё сердцебиение, пока его ведут в нужную комнату. Строгий взгляд госпожи Мэй — старшей здесь — не даёт сделать шаг назад и он только тихо плетётся за клиентом. Своим первым. Лу — новый парень в этом борделе, куда его насильно привезли ночью. С утра продиктовали правила, накрасили и переодели к вечеру и вот, уже через двадцать часов он идёт обслуживать клиента. Шатен слегка подрагивает в этих объятиях, мерзкое чувство обхватывает с головы до ног, и заставляет тошнотворный ком подкатить к горлу. Переборов себя, Лу проглатывает все свои чувства и прячет глубоко, улыбаясь, как велено. Он бы не поддавался этому, да только наказание, которое получали другие омеги заставляло ноги идти сами по себе. Не хотелось получать удары кнутом, а тем более быть растерзанным охраной. Возможно, ему повезёт и мужчина пожалеет, возможно, удастся его удовлетворить малым. Прикрыв на секунду веки, он не замечает, как они уже подходят к дверям и грубые, чуть морщинистые ладони подталкивают юное тело вперёд. — Ну, Лу, у тебя ведь первый день, — тянет руками за талию, прижимается губами к плечу, а хрупкая натура парня не сдерживает первые слёзы. — Тише, не плачь, — Хан пальцами стирает капли с щёк, поглаживая по спине и прижимает к себе, аккуратно ведёт в сторону кровати, в мыслях, точно гиена, растерзав это дитё. Кареглазый вспоминает про обучение, стирает слёзы и со страхом смотрит на дверь. Его клиент должен хорошо отозваться, тогда не придётся отрабатывать. А возможно, даже получит пару дней отдыха. Он чуть отстраняется, за что получает хмурый взгляд, и в миг мило улыбаясь, гладит по чужим предплечьям. — Вы, — мнётся, скрывая за робостью страх и потерянность, — мне говорили про порошок… Мужчина громко усмехается и усаживается на мягкую постель. — Ну конечно, Мэй знает мои предпочтения. Доставай виски тоже. Уж с этих бёдер, — занося руку под платье сквозь разрез, мужчина до боли сжимает худую фигуру, — пить это будет намного слаще. Достав из прикроватной тумбы стакан и виски, показательно наливает, после подмешивая с притворно игривым взглядом порошок. Пока тот растворяется, мужчина принимается облегчать свою одежду и снимает слой неудобного костюма, а омега стягивает галстук, как учили, чуть прогибаясь и демонстрируя округлые ягодицы. Мужчина в тот же миг со шлепком опускает тяжёлую ладонь на ягодицы и выдох от боли принимает за другое, вновь громко смеясь. Лу всё ещё тошно. Время идёт, стакан пустеет, а сладкий шёпот более не интересует терпеливого клиента. Его тело медленно охватывает мелкая судорога — скорее всего, действие наркотиков. Обратный эффект не радует, вызывая желание поскорее выплеснуть возбуждение. Когда парень подносит ещё один стакан, Хан ловко притягивает того к себе и заставляет опереться коленом между своих ног. — Крохе не терпится? — скалится, а по чужому телу бегут мурашки. — Господин, — жалостливо пищит и вновь его понимают не так. Гсоподин Хан сжимает чуть больнее, расстёгивает умело ворот, водит рукой по всему телу и раскрывает перед взору невинное тело. В глазах больше не прячутся искры страха, они готовы тут же течь горькими слезами. — Тише, — шепчет министр и сжимает в своих руках. Обнимает крепко, носом водит вверх и целует. Мальчику тошно, ком больно давит на горло, не давая возможности сделать вдох. Голова от этого идёт кругом. Запах альфы в перемешку с другими заставляют напрячься пустой желудок, кровь в венах подскачить к голове и громкий пульс отталкивает клиента за плечи. Он вскрикивает от укуса, прижимая ладонь к шее и тут же большими глазами смотрит на постель. Хан У лежит без сознания, с ужасным выражением лица, откинув голову назад. Его тело более не кажется живым, от чего сердце стучит сильнее. Лу кричит громко, наровясь сорвать голос. Тело охватывает паника. Он мелко дрожит, полными слёз глазами смотрит вперёд, влага туманит картинку, а ноги сами ведут тело к стенке. Он сжимается в углу, а двери распахиваются с силой, заставляя зажмуриться. Сознание висит на волоске, в попытке защитить, хочет отключить измученного парня, но тот не поддаётся. Охрана тут же докладывает в главный офис, громко, неразборчиво крича на английском. Мэй же сидит на диване с чаем, ни одна мышца на лице не дрогнула. — Не боишься? — слышится с боку. — Это его проблемы. С меня только омеги. — Твой омега же грохнул. Женщина изящно уклыдвает чашку на стол и смотрит из-под чёлки лисими глазами. — Уже не мой, — красные губы сами расплываются в улыбке.

***

Через пол часа в квартиру врываются пятеро, начиная от самого главного — Чон Чонгук. Чон Чонгук — молодой рядом со своими союзниками, крайне талантливый предприниматель. JungTech Solutions является крупным финансовым и экономическим монополистом, имеющим влияние не только в своей игре, ну и на мировую экономическую (и не только) политику. В глазах общественности Чонгук был идеальным, но только немногие знали, что его успех был заточен на крови. Возможно именно поэтому кресла в парламенте для него неинтересны. Он уже у власти и правит не одной страной, а целым континентом. Тихие шаги — точно хищника — были услышаны одной женщиной, или она сделала вид, что это вовсе не внезапность. — Что за проблема, Мэй? — голос мужчины, как чистый лист. Одновременно пугающий, острый и без эмоций. — Новенький убил Министра Хана, — отвечает за главную охрана, что позвонил первым делом Алексу — помощнику Чона. Обводя строгим взглядом лысого европейца, хмурит густые брови. Китаянка же поднимает уголки тонких губ и переводит острый взгляд на статного гостя. — Не виделись мы с вами с вашего юбилея, — усмехается игриво, по красоте выгибаясь каждой точкой, — так было хорошо? — В какой комнате? — Номер два. Каблуки опускаются на узорчатый кафель, ведя в сторону одной из комнат глубже. Деревянная дверь открывается теперь тише лишь на шестьдесят градусов, так, чтобы было видно кровать. На мягкой постели распластался мужчина, к которому, уверенно расправив плечи и смотря с высока, подходит монополист. На кровати лежит тело мужчины пятидесяти лет, с лицом, искаженным судорогами, что указывает на отравление. — Обратный эффект наркотиков, — Чон кивает помощнику и собирается к выходу, как спиной чувствует неладное. Закрыв плотно дверь на щелчок, взглядом обводит комнату, поначалу ничего не замечая. А после глаза ловят облик сжавшегося комка в углу между холодной стенок и темной, тяжёлой тумбой. Мужчина подходит ближе к нему, не опуская плечи и не меняя взгляд, готовый одними глазами разорвать предполагаемого убийцу. Но все планы меняются, а в чёрных омутах рисуется удивление от дрожащего тела. Чонгук опускается на одно колено, руками в чёрных перчатках к лицу тянется и лишь кончиками пальцев прикасается к необычно медовой коже. Будто кукла. Воспоминания в голове заставляет ожить. Гладит костяшками по мягкой щеке, а на него смотрят испуганно, слезливо, сквозь вьющиеся волосы. Необычайная красота тут же цепляет взгляд — карие, бездонные глаза переливаются в яркий янтарь, сверкая, как самый настоящий алмаз. Хмурый взгляд старшего проясняется. Он поддаётся вперёд, пытаясь руками обхватить испуганного, только тот отходит ближе к стене, жмётся и глаза зажмуривает. Тонкие запястья с кулаками прикрывают лицо, пряча от внешнего ужаса. Голос хриплый, еле уловимый шёпот и всхлипывания перебивают, донося до слуха лишь невнятные звуки. Чон подходит ближе, наклоняется, почти лоб ко лбу. — Не надо, пожалуйста… — доносится совсем тихо. Что-то заставляет сердца необычно сжаться, почувствовать, что то существует у дьявола. — Встань, — не может лишить голос прирожденной стали. А от этого убегают, как загнанный зверёк, дитё. Тяжело вздохнув, Чонгук сам хватает за плечи, удобнее обеими руками обнимает и поднимается вместе с дрожащей, как осиновый лист, ношей. На удивление та лёгкая, что даже пугает поначалу. Тело совсем юное, ещё не обретшее формы, что не ускользает под зорким взглядом. Глубокие вырезы, расстёгнутое платье ничего не скрывают, больше похоже на красный флаг для извращённого быка. У Чона в груди ярость просыпается, разрывает на части, заставляя глаза блеснуть опасно. Он всегда к малым прикасаться запрещал, а тут на его же территории против правил пошли. Какой же маленький, совсем ребёнок. Мерзавец по заслугам получил. Наконец, выйдя из этой гнетущей комнаты, главный кивает в сторону помощника, что быстро и умело, как это делается в таких ситуациях, командует убрать весь «бардак». Они направляются в машину, а руки на плечах не ослабевают, крепко сжавшись в кулачки. Лицо всё ещё прячут в вороте. То у него всё так же зареванное, красное, но не потерявшая былую привлекательность. Так даже красивее. Машина трогается с места. Спереди водитель, а рядом — Алекс, что с интересом поглядывает на своего господина, а слова выронить не может. Удивительно лицезреть несвойственное. К чему такие действия? Кто этот незнакомый омега, что в руках греться посмел? На сколько он важен для господина и какой план скрывают от главного помощника? До помощника дела нет. Господин занят другим; поглаживает, укрывает и греет несчастного. Понять одного не может — куда церемонится? Когда эта мысль в десятый раз появляется, а громкие всхлипы прекращаются, Чонгук отодвигает его от себя и проводит рукой по щеке. Совсем нежно, по отцовский заботливо. — Тише, — говорит в сотый раз, а нежности в голос добавить не может, — успокойся и ответь на вопросы. — Не дожидаясь ответа, продолжает, — как тебя зовут? Сколько лет? — Лу Сяо, — не медлит, страхом движемый, — семнадцать, — от вмиг опустившихся к переносице густых бровей становится не по себе и блестящие глаза бегают по сторонам, ища, куда бы деться. Но руки на теле сильнее не сжимаются. — Как ты попал к Мэй? — мальчик теряется, размышляя, угодит ли подобный ответ. — Отвечай как есть, — всё равно узнаю. — Вчера, — сглатывает, за каждой мышцей следит, давя заикание внутри, — ночью привезли, сказали, буду работать. — Она рассказала как будешь работать? — в ответ кивок, явно не удовлетворяющий. — Придут мужчины, я с ними посижу в комнате, если согласны — дам порошок. Но деньги будут у неё, пока не оплачу долг. — Какой именно долг? В ответ затянувшаяся тишина, но по растерянному виду и так ясно, что младший знать не знает, о чём речь шла. — Имя у тебя китайское. — Я из Китая. — А как тут оказался? — плечи в миг опускаются, вместе с головой. Вновь тишина. Подобный расклад не устраивает, но дрожащие интенсивнее плечи и поджатые губы говорят прекратить. Сатана подобное не слушает , но сегодня отступает. Он обратно укладывает голову омеги на плечо, наблюдая за серой картиной рассвета. Воспитанный под строгим надзором отца, Чонгук не терпел плохого отношения к ребенку. А этот ребёнок против принципа попал в бордель, что означает одно — персонал ждёт хорошая потрепка. Злость отец срывать на мальчике любил, на сыне одном, что по собственной ошибке в тот дом попал. Помнит, как ненавистной личностью стал, каким разочарованием разило за версть. Чонгук перерос, сам к его возрасту приближается, но не может понять до сих пор, как с детьми так можно. Вот и особое отношение дарит. К тому же тот омега, снова по ошибке Чона судьбу свою чуть не разрушил. Остаётся только прикосновениями прощение просить.

***

— Лу Сяо, 17 лет, родом из города Чжэнчжоу, Китай. Родителей убили в возрасте восьми лет, после попал в детдом. От туда в десятялетнем возрасте усыновила семья Лу Хао и Лу Янь. Переехали через год в Наннин из-за работы отца. Узнавшие, чей это биологически сын, преступная группировка похищает. Какая именно – не известно. Далее его биография прерывается, — взмах руки заставляет Алекса остановится и прерваться на горький напиток. Тёмные глаза ловят опьянённые напротив. — А чей он сын? — Чонгук продолжает дальше глотать коньяк, как воду, не морщась, в отличие от помощника. — Ким Сухёна, того предателя, — усмехается блондин. Знает точно, что главный всех помнит. — И как этот ребёнок попал к нам? — Нао за своего Хан Су выдала, наши парни же в лицо того не знают. Твой план провалился, — ведёт бровью, дразня. Хан Су – 19 лет, внебрачных сын министра Хан У. Именно поэтому новеньких, пусть то и было против правил, выдали перед клиентом. Увидев своего потомка министр должен был прийти как минимум в шок. Но хитрость или везение спасли их от такого позора. Промелькнула мысль, что сама проказница судьба их свести желает. — А я думал У схватил сердечный приступ от вида сына. — Да не, — наливает ещё по одной помощник, — ему дали наркотики, по согласию клиента, — не забывает отметить, — и тот схватил судороги. Просто передозировка, долго терпел, — пьяно мажет уголками губ. Друг не сдерживает того же. Сколько бы мерзко не было, заслуженно. Они вместе опустошают одну бутылку в пол литра и идут под настойчивые стуки метели по разным крылам дома. Главный никогда не любил шум возле себя, от того лишь одна комната не его — гостевая спальня, где сейчас мирно спит дитё.

***

Истощение берёт верх и утро для гостя наступает лишь в полдень. Еле раскрыв прилипшие ресницы, парень поднимает подрагивающие пальцы. Глаза раскрыть не выходит, голову ломит от резкой боли, а во рту будто сахара. Не смотря на непосильность до этого, парень резко раскрывает до этого залитые бетоном веки, от вспыхнувшей боли в области шеи. Более вдох сделать невозможно, слёзы тут же льются из глаз, а перед глазами — главный страх. Он отчётливо видит лицо мужчины, видит каждую морщинку на лице. Бледные глаза смотрят в душу, желваки идут ходуном, сухие губы громко и отчётливо вторят. Разобрать невозможно, только голос доводящий до врат ада прямо у лица рычит «Тэхён». — Тише, тише, — раздаётся откуда-то с боку. Его приподнимают за спину, дают отпить воду, такую сладкую сейчас, гладят успокаивающе. Веки вроде раскрыты, но увидеть что-либо не даёт головокружение. Шатен вновь прикрывает глаза и моргает некоторое время, пока не проясняет зрение. Что с ним случилось? Он ещё жив? Старик сжалился? Чей это был голос? Его положили обратно. Потолок приобретает свой оттенок без размытых краёв. Теперь видны необычайные узоры, интересный оттенок белого по всей комнате, будто всю палитру размешали с белым в разных пропорциях. Кровать явно двухместная — достаточно большая, чтобы лечь в позу звёздочки с его то телосложением. Однако мягкий матрас, на котором можно провалится, создаёт ощущение, будто тонешь. Поэтому, Сяо это не понравилось. Приподнявшись со своего места на локтях, он видит, как с двери напротив выходит девушка, одетая в простую одежду и заходит знакомый мужчина. Они перекинулись несколькими фразами, а после её отпустили. По осунувшимся плечам видно, как давит аура старшего, пускай тот сохраняет безэмоциональный лик. Такая реакция девушки заставляет чуть сжать в ладонях одеяло. Оно расшито китайскими узорами, золотистыми и точно ощутимые на внешней стороне мягкого покрывала. — Как ты себя чувствуешь? — мужчина оказался уже рядом, а парень и не заметил. — Нормально, — хрипло выдаёт, удивляясь собственному голосу, тут же прокашлявшись. Рука в чёрных перчатках учтиво подаёт стакан с водой. Лу снова кивает. — Как твоё имя? — Сяо, я же говорил, — добавляет последнее тише, напрягая плечи. — Ты чистокровный кореец, говори, как тебя звали родители, — хмурится, ведь ему не подчиняются, — Ким…? — Тэ, — ещё тише шепчет, как напуганный ребёнок, — Ким Тэхён. — Чон Чонгук, — ладонь тянется к нему. Растерявшись поначалу, Ким ищет места для стакана, но замирает, стоит кожаным перчаткам зарыться в мягких волосах. Их мягкость Чон отмечает у себя в голове. Приятно, единственное что проносится в голове. Развернувшись, хозяин апартаментов покидает его тихо, более не мучая ещё не до конца пришедшего в себя ребёнка. Именно ребенка, более назвать не выходит. Его тело было маленьким и хрупким рядом с ним. Омега, ещё совсем молодой, по ошибке родителя попал по ту сторону светлого, а он уверен — его мир из радуги и ясности, в тёмную сторону. Злой, что его главный закон нарушен, Чон сжимает кулаки. Снова эта неконтролируемая агрессия доставляет неудобства. Надо избавляться от всего, что мешает. — Приготовь мишени, — Алекс рядом лишь кивает.